скачать книгу бесплатно
Гедер отдал честь и, не дожидаясь ответа Клинна, направился прочь.
Серый мерин – лучшее, на что могла раскошелиться семья, – уже стоял наготове. Взобравшись в седло, Гедер дернул поводья, и мерин резко мотнул головой, удивленный злостью хозяина. Юноша тут же устыдился: животное-то не виновато! Он пообещал себе, что на привале скормит коню лишний кусок сахарного тростника – если привал когда-нибудь случится. Если этот треклятый поход не затянется до конца времен и второго пришествия драконов.
Армия свернула на широкую дорогу из драконьего нефрита и теперь двигалась размеренной поступью, сберегая силы для долгого пути. Гедер из чистого упорства и ярости восседал в седле прямо и гордо. Его унижали и прежде. И нынешний раз наверняка не последний. Однако сэр Алан Клинн сжег его книгу!.. И в лучах утреннего солнца, прогнавшего ночной холод и тронувшего золотым светом осенние листья, Гедер понял, что уже дал обет мщения. В тот самый миг, когда стоял лицом к лицу с новым – смертельным – врагом.
«Такого больше не случится», – сказал он тогда.
Китрин Бель-Саркур, сирота на попечении медеанского банка
Китрин помнила о родителях одно – как ей принесли весть об их смерти. Из более ранних дней теснились в памяти лишь обрывки, словно призраки живых людей: отец – теплые ладони, обнимающие ее под дождем, и запах табака, мать – вкус хлеба с медом и тонкая изящная рука циннийки, касающаяся колена Китрин. Память не сохранила ни лиц, ни голосов – только боль потери.
Китрин тогда было четыре года. За чаем в бело-лиловой детской она играла с куклой-тралгуткой из бурой мешковины, набитой сушеными бобами, как вдруг вошла няня. Китрин так и не успела расправить тралгутке уши. Бледная больше обычного, няня объявила, что господин и госпожа погибли от чумы и девочке пора готовиться в дорогу. Теперь она будет жить в другом месте.
Китрин ничего не поняла – подумаешь, смерть! Все равно что не получить красивую ленточку или лишиться сладкого: стоит заплакать погромче – и ей уступят. Поэтому она не столько горевала, сколько обижалась на то, что привычный уклад должен смениться.
И лишь на новом месте, в сумрачных комнатах под самой крышей банка, она поняла, что ни крики, ни слезы не помогут: родители не придут. Умерших слезами не проймешь.
***
– Тебе-то что за дело? – беспечно отмахнулся Безель.
Небрежно откинувшийся на побитые деревянные ступени, он выглядел живописнее некуда. Как обычно. Ему двадцать один, он старше Китрин на четыре года; черные волнистые волосы обрамляют широкое лицо, которое так красит улыбка, и хотя в плечах он широк, как простой работяга, ладони у него мягкие. Рубаха, выкрашенная в цвета банка – красный и коричневый, – несказанно ему идет, на зависть Китрин, одетой в те же цвета. У него полдесятка любовниц, Китрин тайно ревнует его к каждой.
Сидя на деревянной скамье над Арочной площадью, они смотрели вниз на суетливую толпу в базарный день. На площади теснились сотни торговых палаток с яркими навесами, стены окружающих домов щетинились тонкими жердями, как дряхлые деревья – молодой порослью. Справа изгибался у пристани главный канал Ванайев, по зеленой воде которого сновали узкие лодки и баржи. Рынок гудел голосами рыботорговцев, зеленщиков и мясников, расхваливающих товар последних летних дней.
Среди толпы первокровных и черночешуйчатых тимзинов то и дело мелькали тонкие и бледные цинны, широколобые тралгуты с подвижными, как у собак, ушами и двигающиеся вразвалку йеммуты. За годы, прожитые в Ванайях, Китрин успела хотя бы по разу увидеть почти все расы людей. Однажды ей встретился даже утопленец – он глядел на нее из канала, не отводя печальных черных глаз.
– Не понимаю, с чего вдруг банку поддерживать Антейскую империю, – сказала она.
– А мы ее и не поддерживаем, – ответил Безель.
– Это герцога мы не поддерживаем. А на носу война.
Безель засмеялся своим лучшим в мире смехом, и Китрин было обиделась, однако тут же его простила, лишь только он коснулся ее руки.
– Здесь просто разыгрывают пьесу, как в театре, – объяснил Безель. – Главные заправилы сойдутся на поле за городом, помашут дубинками и мечами, потопчут пыль ради приличия, а потом мы впустим антейцев в город и дадим поуправлять нами год-другой.
– А наш герцог…
– В изгнании. Может, и в тюрьме, но скорее в изгнании. Да чему удивляться? Небось, в Астерилхолде какой-нибудь местный герцог женился на гилейской баронессе, и король Симеон решил, что в противовес надо бы учинить что-нибудь в Вольноградье. И нашел причину объявить Ванайям войну.
Китрин сдвинула брови – Безель открыто веселился, его ничего не трогало. Наверняка он считает ее опасения наивными, а то и глупыми. Она решила не сдаваться:
– Я много читала про войны. Учитель истории рассказывает совсем не так.
– Может, настоящие войны и другие, – пожал плечами Безель. – Если Антея вдруг пойдет на Биранкур или Кешет, ни за что не поручусь. А здесь – не волнуйся, пташка. Все схлынет, как весенняя гроза.
Женский голос окликнул Безеля – внизу стояла дочка торговца, в темно-коричневом корсаже и длинных юбках из небеленого льна. Безель поднялся, его глаза заблестели.
– Работа зовет. А ты беги домой, пока старуха Кэм не разволновалась. И можешь мне поверить: магистр Иманиэль знает, что делает. Опыта у него больше, чем у любого из нас, он своего не упустит.
Китрин, не сводя глаз с Безеля, кивнула, а тот уже мчался вниз, прыгая разом через две ступеньки. Замерев перед темноволосой девушкой, он поклонился, та присела в реверансе – Китрин видела, что они не всерьез: формальности для них лишь прелюдия к другой игре. Наверняка Безель даже не задумывался, много ли знает Китрин о таких играх. Она лишь сокрушенно смотрела, как он берет девушку под локоток и ведет прочь, через бледные городские улицы и мосты. Китрин вцепилась пальцами в рукава и прокляла – в который уж раз – цвета Медеанского банка. Нет бы им выбрать что-нибудь более подходящее! Зеленый, например, ей к лицу…
Будь ее родители оба первокровные или оба цинны, ее взяла бы на воспитание чья-нибудь семья. А так – отцовские поместья в Биранкуре отошли короне и уже переданы кому-то вместе с титулом, а материнский клан в Принсип-с’Аннальдэ в учтивых выражениях отказался принять полукровку.
Скитаться бы ей по улицам и задворкам Ванайев, когда бы не банк. Ее отец, к счастью, держал часть золота у магистра Иманиэля, и Китрин как наследницу здесь приняли под опеку до совершеннолетия – тогда ей будет позволено заключать контракты от своего имени и удостоверять их оттиском надрезанного до крови большого пальца. Оставалось немного. Через два лета, после девятнадцатого в своей жизни солнцеворота, она станет владелицей состояния и, как она надеялась, навсегда съедет из тесных комнат у главной городской площади, где располагался ванайский филиал Медеанского банка.
Если, конечно, вражеская армия не разрушит город.
Бредя через рынок, Китрин вглядывалась в обыденные спокойные лица – ни страха, ни опасений. Может, Безель и прав. Он говорил так уверенно… Впрочем, он всегда уверен.
Интересно, переменится ли он к ней, когда она станет самостоятельной? Китрин задержала шаг у лотка, где женщина из первокровных торговала духами, притираниями и цветными головными покрывалами. Здесь же на грубом деревянном шесте висело зеркало для покупательниц, и Китрин, глядя в него, вздернула подбородок, как другие, – будто она и не сирота вовсе.
– Ах, бедняжка, – тут же запричитала торговка. – Долго болела, да? Тебе краску для губ?
Китрин помотала головой и отступила, но торговка вцепилась ей в рукав.
– Не убегай, я не боюсь! Знаешь, сколько ко мне после болезни-то приходят? Уберем твою бледность, не стесняйся.
– Я не болела, – выдавила Китрин.
– Как так? – переспросила торговка, уже ведя ее к табурету в дальнем углу палатки. Густой запах розового масла от глиняных плошек был почти невыносим.
– Не болела. У меня мать циннийка. Поэтому… поэтому я такая.
Торговка окинула девушку жалостливым взглядом: в Китрин и вправду не было ни тонко-хрустальной циннийской красоты, ни теплого живого обаяния первокровных. Что-то среднее. Соседские дети звали ее «белый мул» – нелепая помесь, не делающая чести обеим породам.
– Ну, тогда тем более, – утешительно проворковала торговка. – Сядь, сейчас что-нибудь придумаем.
В конце концов Китрин купила у нее краску для губ, лишь бы сбежать.
***
– Лучше б вы дали ему денег. Хоть чуть, – проворчала Кэм. – Он же герцог. Будто не знаете, где его искать, если что.
Магистр Иманиэль, оторвавшись от тарелки, поднял любезное, но непроницаемое лицо. Невысокий, с жесткой кожей и редкими волосами, он по желанию мог казаться то кротким и мягким, как котенок, то холодно-яростным, как демон. За все годы, что Китрин его знала, она так и не поняла, что из этого маска, а что подлинная натура.
– Китрин, – позвал он мягким, под стать взгляду, голосом. – Почему я не ссужаю герцога деньгами?
– Если он откажется вернуть долг, вы не сможете его принудить.
Магистр Иманиэль взглянул на Кэм и пожал плечами.
– Видишь? Девчонка соображает. Таково банковское правило – не давать денег тем, кто считает зазорным возвращать долги. И, кроме того, разве у нас есть свободные средства?
Кэм помотала головой, изображая отчаяние, и потянулась через стол за солью. Магистр Иманиэль откусил еще кусок баранины.
– Почему он не идет занимать денег у баронов и герцогов?
– Не может, – ответила Китрин.
– Почему?
– Да оставьте в покое бедную девочку! – возмутилась Кэм. – Каждый раз не разговор, а экзамен!
– Все их золото – у нас, – объяснила Китрин. – Здесь, в банке.
– Да что ты говоришь? – картинно изумился магистр Иманиэль. – Неужели правда?
– К нам идут который месяц. Мы выдали векселя половине знатных семей в городе. Сначала брали от них золото, потом в ход пошли драгоценности, шелка, табак – все, с чего можно получить выгоду.
– Откуда ты взяла?
Китрин закатила глаза:
– Все об этом знают, на углах шепчутся. Знать удирает со всех ног, как крысы с горящего корабля, и банки наживаются как могут. В Карсе, Киарии или Столлборне за наши аккредитивы дадут полцены, не больше.
– Да, цену сейчас диктует покупатель, – кивнул магистр Иманиэль с удовлетворением. – Зато товар учитывать замучишься.
После ужина Китрин поднялась к себе в комнату и открыла окна. От каналов поднимался туман, в воздухе пахло льняным маслом – по осени им покрывали деревянные стены домов, чтобы уберечь от дождей и снега. Поверх всего разносился густой запах водорослей из каналов. Китрин порой воображала, будто все здания – корабли, которые плывут по огромной реке, а где-то глубоко под землей каналы незримо для глаз соединяются в один широкий поток.
Железная калитка в конце улицы, видимо, ослабла на петлях и теперь скрипела, покачиваясь под ветром. Китрин поежилась, закрыла ставни и, переодевшись ко сну, задула свечу.
Ее разбудили крики. Потом в дверь стукнула окованная свинцом дубина.
Китрин отворила ставни и выглянула наружу. В поредевшем тумане маячили больше десятка мужчин – судя по мундирам, герцогские гвардейцы; пятеро держали в руках смоляные факелы. Столпившись у двери, они орали что-то весело и безжалостно. Один, вскинув глаза, наткнулся взглядом на Китрин и довольно осклабился. Не зная, что происходит, девушка неловко улыбнулась в ответ и отступила вглубь комнаты, чуя недоброе. Тут же послышались голоса – настороженные слова магистра Иманиэля, хохот предводителя отряда и горестный вопль Кэм.
Китрин сбежала по лестнице. Летя по темному, освещенному лишь дальним светильником коридору, она краем сознания понимала, что мчаться к дверям – безумие, нужно спешить прочь. Однако голос Кэм не давал ей покоя: нужно узнать, что стряслось.
Гвардейцы уже успели уйти. Магистр Иманиэль недвижно застыл у двери с поднятым в руке светильником, лицо его словно окаменело. Рухнувшая на колени Кэм замерла рядом, закусив кулак. А Безель, несравненный красавец Безель лежал на каменном полу весь в крови – и кровь больше не текла. Крик, готовый вырваться наружу, замер у Китрин в горле.
– Позови ведуна, – велел магистр Иманиэль.
– Слишком поздно, – сдавленно прошептала Кэм сквозь слезы.
– Я не прошу совета. Позови ведуна. А ты, Китрин, помоги перенести тело.
Надежды не было, но обе женщины повиновались. Кэм, накинув шерстяной плащ, поспешила прочь; Китрин вцепилась в ноги Безеля, магистр Иманиэль подхватил его за плечи, и вдвоем они дотащили тело до столовой. Там Безеля уложили на широкий деревянный стол, и Китрин разглядела раны на лице и руках. Сквозь распоротый клинком рукав виднелся порез, тянущийся от запястья к локтю. Безель не дышал, кровь не сочилась – словно уснул и мирно спит.
Пришедший ведун втер какие-то порошки в пустые глаза Безеля, надавил ладонями на недвижную грудную клетку и призвал духов и ангелов. Безель испустил долгий судорожный вздох, но магия оказалась бессильна. Магистр Иманиэль дал ведуну три тяжелые серебряные монеты и отпустил. Кэм развела огонь в жаровне; блики заплясали по телу Безеля, и стало похоже, будто он дышит.
Магистр Иманиэль стоял в головах, глядя на тело. Китрин выступила вперед и тронула холодеющую руку Безеля. Рыдания подступали к горлу, но слез не было – страх, боль и неверие сплетались в душе, не находя выхода. Она подняла глаза и встретила взгляд магистра Иманиэля.
– Зачем было сопротивляться… – заговорила Кэм. – Лучше б отдали герцогу все, что требовал. Всего лишь деньги…
– Принеси его одежду, – велел магистр Иманиэль. – Чистую рубаху. И ту красную куртку, что он не любил.
Глаза его метались с места на место, как будто он читал слова, написанные в воздухе. Кэм и Китрин переглянулись – Китрин было заподозрила, что хозяин хочет обмыть и одеть тело для погребения, но тут же отбросила нелепую мысль.
– Кэм! – нетерпелив повторил магистр Иманиэль. – Не слышишь, что ли? Ступай!
Старуха тяжело поднялась от камина и неверными шагами двинулась по коридору. Магистр Иманиэль повернулся к воспитаннице, его щеки пылали – то ли от ярости, то ли от стыда, то ли от чего-то еще, чего Китрин не знала.
– Управлять повозкой можешь? – спросил он. – С упряжкой из двух мулов справишься?
– Не знаю. Наверное.
– Раздевайся, – велел опекун.
У Китрин дрогнули ресницы.
– Раздевайся, – повторил магистр Иманиэль. – Ночная рубашка, что там есть – снимай. Посмотрим, с чем имеем дело.
Китрин робко подняла руки к плечам и распустила шнуры – полотно соскользнуло на пол, по коже тут же пошли мурашки от холода. Магистр Иманиэль, обойдя вокруг нее, несколько раз хмыкнул, будто делал какие-то расчеты. Тело Безеля лежало недвижно. Китрин кольнуло стыдом – она никогда прежде не раздевалась перед мужчиной.
Кэм, войдя в комнату, вытаращила от удивления глаза – и тут же решительно нахмурилась.
– Нет! – заявила она.
– Давай рубаху, – велел магистр Иманиэль.
Взглянув на застывшую Кэм, он обошел вокруг стола и взял у нее рубаху и куртку Безеля; старуха не сопротивлялась. Хозяин молча накинул рубаху на Китрин, подол хоть как-то прикрыл наготу. Теплая мягкая ткань еще хранила запах прежнего владельца. Магистр Иманиэль, отступив на шаг, удовлетворенно прищурился и бросил девушке куртку, знаком приказав надеть.
– Подшить кое-где, – заметил он. – И сойдет.
– Не надо, хозяин, – взмолилась Кэм. – Она ведь почти ребенок!
Магистр Иманиэль, не обращая на нее внимания, отвел волосы от лица Китрин и пощелкал пальцами, словно что-то припоминая. Затем наклонился к каминной решетке, окунул палец в сажу и провел им по щекам и подбородку девушки – теперь она стояла с вымазанным лицом, от сажи пахло старым дымом.
– Придумаем что-нибудь получше, а пока… – пробормотал хозяин себе под нос. – Что ж… как тебя зовут?
– Китрин…
Магистр Иманиэль резко хохотнул.
– Что за имя для ладного взрослого парня? Тебя зовут Таг. Ясно? Повтори.
– Меня зовут Таг, – послушно выговорила девушка.
Хозяин презрительно скривился:
– Не пищи, как девчонка!
Китрин попыталась сделать голос пониже и погрубее:
– Меня зовут Таг.
– Неплохо. Для первого раза неплохо. Но надо поработать.
