скачать книгу бесплатно
Икура дэс ка? Сколько это стоит?
Андрей Абинский
«Всё чего-то стоит, и кусок хлеба, и свобода, и дружба, и даже жизнь, – сказал герой этой повести. – Посмотри человеку в глаза и спроси себя: «Сколько он стоит?»А сколько стоишь ты?» Книга содержит нецензурную брань.
Икура дэс ка?
Сколько это стоит?
Андрей Абинский
© Андрей Абинский, 2023
ISBN 978-5-0060-6316-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 1
Глава 1
Встретить моряка в нашем городе можно не чаще, чем Джину Лоллобриджиду на улицах провинциального Порхова. Городу повезло, ибо в отпуск приехал я, Андрей Абинский, матрос Сахалинского морского пароходства и, к тому же – моряк дальнего плавания.
В свои двадцать лет я посетил шесть портов Японии и два в братской Корее. Знаю вкус саке и умею здороваться на японском: «Соё-нара, каничива, камбанва», – доброе утро, день, вечер.
На мне тропический китель, цвета бразильского мокко с алтайскими сливками. Китель наглажен до шоколадной ломкости и пахнет мужским «Шипром». Погоны в золоте украшают широкие плечи. Галун подобран со вкусом – чуть шире, чем у матроса и чуть уже, чем у старпома. Девушкам это нравится. Красный бисерный галстук сыплет искры на ослепительную белизну нейлоновой рубашки. Она сильно льнёт к телу и бьёт электричеством, но это пустяк. Чёрные тетороновые брюки с умеренным клёшем. Об их острые стрелки можно порезаться. Особая гордость – ширинка на молнии. Всё население страны носит штаны с прорехой на двух-трёх пуговицах. Мои японские брюки грех назвать штанами. Остроносые туфли со вставками из крокодиловой кожи имеют красное нутро и высокий каблук, срезанный под конус. Это позволяет на многих смотреть свысока.
Костюм дополняет загорелая физиономия с крепкими скулами и волевым подбородком. Выше – чуть свёрнутый нос (бокс, чёрт его побери!), стального цвета глаза и шапка кудрявых волос.
В этом обличье я нравился сам себе, маме и многим подружкам.
Я миновал улицу Карла Маркса, с ностальгией взглянул на родную школу и очутился в узком коридоре переулка Фадеева. Здесь жил мой школьный приятель Серж Гладышев. Из его открытого окна звучала колыбельная: «До свиданья наш ласковый Миша, возвращайся в свой сказочный лес…» Только что закончилась летняя олимпиада, в которой наша страна обогнала все другие страны по количеству захваченных медалей.
Я нажал кнопку дверного звонка. Тире, точка, тире – буква «К» азбукой Морзе. Это наш условный сигнал с самого детства. Дверь тут же открылась, будто Серёга стоял рядом.
– Андрюха! А я думал это Светка! – удивился мой друг. – Но, так и быть, заходи!
– Здорово, старик! Неужели меня с кем-то спутал?
Мы обнялись. Серж почти не изменился. Такой же стройный, белокожий, с тонкими чертами лица. Только под носом у него появился лёгкий пушок. Серж нравился моей маме. «Серёжа стройный, как тополёк», – говорила она и всячески поощряла нашу дружбу.
После школы наши пути разошлись. Гладышев одолел дикий конкурс и поступил в Металлургический институт. Я угодил на казённые харчи и выучился на матроса. По Сеньке и шапка.
Из-за бархатных портьер выплыла Зоя Павловна, мама Сергея. Статная дама в пушистом халате из леопарда. Между нами Гладышев называл свою маму ЗоПа. По первым буквам имени и отчества.
– Добрый вечер, Зоя Павловна!
– Здравствуй, Андрей! Как ты повзрослел!
Взглядом ЗоПа просканировала мой костюм, начиная с ботинок, и до адмиралтейского якоря на зажиме галстука. На его лапах горели изумруды из бутылочного стекла. Когда я снял туфли, их заграничный дизайн вызвал у ЗоПы тихий восторг.
Зоя Павловна всегда относилась ко мне с некоторым подозрением. Боялась, что я собью её чадо с правильного пути. И не зря. У меня была репутация местного хулигана, а Серж за всю жизнь не подрался ни разу.
– Давно к нам? Надолго? – спросила ЗоПа.
– Вчера прилетел, Зоя Павловна. Повидаюсь с матушкой и снова в море.
– Вот хорошо, вот радость маме.
Корявой морзянкой пропел звонок в прихожей. Знакомая буква «К». Это уже свинство – подарить кому-то наш конспиративный сигнал.
– Светка! – воскликнул Серж и бросился к двери.
– Это она, – ревниво вздохнула ЗоПа.
Светлана была хороша. Блондинка, высокая и стройная. Чуть широкие скулы, мягкий подбородок и узкие капризные губы. Большие серые глаза смотрели уверенно. Плащ – дефицитная болонья, в каплях дождя. Под ним много чего хорошего.
Я с грустью понял – мой друг пропал. И ещё – быть Серёже под каблуком.
– Вечер добрый, Зоя Павловна, – пропела Света бархатным голосом, – здравствуй Серёжа и…
– Андрей, – я отвесил лёгкий поклон.
– Моряк и друг детства, – сказал Серж.
– Светлана, – девушка протянула мне руку. И потом Серёге: – Ты готов?!
– Почти…
– Сегодня в опере дают «Аиду». У меня два билета.
И мне:
– Не хотите ли с нами?
По её тону я понял – только тебя не хватало!
– Пардон, Светлана, к сожалению, вечер у меня ангажирован, – ответил я. – Если что, Серж напоёт мне по телефону. Марш из оперы «Аида» – моя слабость.
– И марш напою, и напою до потери пульса, – развязно сказал Серёга, – потом созвонимся.
– Ну да, чего петь, если нету выпить…
Я понял, что пора валить. На вопрос: «Валим?» пессимист говорит: «Куда?». Оптимист спрашивает: «Кого?». Я был пессимистом и, попрощавшись, вышел под дождь.
Кто-то сказал: «Не возвращайся туда, где тебе было хорошо». Конечно, меня помнили старые тополя, которые и в детстве, и теперь были большими. Родная школа одета в уродливые леса и её красили гнусным розовым цветом. На центральной улице Карла Маркса редко встречались знакомые лица. Друзья, одноклассники испарились. Серое небо, дождь и Серж Гладышев, променявший старого друга на красивую барышню. Я закурил и, обходя свинцовые лужи, направился к остановке трамвая. И там, под широким зонтом, увидел Ладу Саидову.
Впервые я заметил Саидову в пятом классе. Лада была спортсменкой, занималась гимнастикой, декламировала стихи на школьной сцене и пела лучше Эдиты Пьехи. Когда она читала монолог Кошевого: «Я помню руки твои…», весь зал рыдал.
Как-то устроили вечер иностранных языков. Их у нас было два – английский и немецкий. А меня, как горластого толмача, заставили быть конферансом и объявлять номера на двух языках.
На сцене спортивного зала я орал в публику: «Слип май бэби! Лада Саидова синг!»
Появилась смуглая девочка, с косичками и в алом пионерском галстуке. «Слип май бэби, – запела она колыбельную, – май лавинг дарлинг бэби…» И так далее. Под колыбельную публика не уснула и наградила Ладу аплодисментами.
Потом пели разное: на немецком «И мой сурок со мною» и даже «Мою дорогую Клементину». Но настоящий талант был, конечно, только у Саидовой. И только ей восхищались преподаватели и завидовали приглашённые родители.
На переменках мы встречались с Ладой и улыбались друг другу. Только и всего. К пятнадцати годам Саидова стала восточной красавицей с классической фигурой гимнастки. Её танец с лентами вводил в экстаз преподавательницу физкультуры, Надежду Афанасьевну. Однако к десятому классу Лада забросила спорт и увлеклась театром. И ещё увлеклась Гладышевым.
Из школы я обычно возвращался с Серёгой. Нам было по пути. При этом он кисло жаловался: «Голова гудит, как чугунный рельс!» У меня голова не болела. Я не слишком напрягал её на уроках.
Даже зимой Серж носил чешские модельные туфли с ужасно скользкой платформой. Бывало, я разгонял его по укатанному снегу и направлял в ближайший забор. Затормозить он не мог и врезался в ограду, как хоккеист в бортик ледовой арены.
Потом мы стали ходить втроём. Серёга нёс портфель Лады Саидовой и заранее предупреждал меня: «Только без твоих шуточек!».
Серж говорил Ладе что-то о музыке:
– Ты представляешь, у Баха было двадцать детей!
Я предлагал девушке пострелять из револьвера.
Их дружба продолжалась до выпускных экзаменов. Гладышев зубрил физику на подготовительных курсах в институте, Лада занималась в театральной студии и участвовала в вечерних спектаклях. В общем, обоим было не до того.
Сейчас Лада была в красном плаще, под красным беретом и с красной дамской сумочкой. Чёрные липкие сапоги обтекали её ножки словно змеиная кожа.
– Куда ты идёшь, Красная Шапочка? – зарычал я страшным голосом. – В столь поздний час!
– Ой, ай! Абинский! – воскликнула Лада. – Тебя сразу не узнать. Блестишь, как тульский самовар на выставке!
– Эксклюзивный вариант, – надул я щёки. – Таких в Союзе – человек двадцать пять…
– И?
– Трое из них – лучшие.
– Ого!
– И первый из них – это я!
– От скромности ты не умрёшь! Где столько времени пропадал?
– Да где попало! То Чёрное море, то Белое, то Красное. А ты? Выглядишь потрясающе!
– Судьба моя такая, надо соответствовать. Ты научился говорить комплименты.
– Не покривил душой. И словом тоже.
– Побожись!
– Век воли не видать!
Саидова была прежней и за три года, кажется, не повзрослела.
– Кого-то ждёшь?
– Я не такая, я жду трамвая, – засмеялась Лада. – Сегодня была генеральная репетиция. Завтра премьера и мой выход.
– Ты Анна Каренина на рельсах или Офелия в пруду?
– Надсмотрщица в тюрьме!
– Импосибле, – сказал я, – не тот типаж.
– Ещё как посибле! Мне приходилось играть и зайчика, и даже Бабу-Ягу. После Яги меня и утвердили на роль тюремщицы. Считай, что ты приглашён на премьеру, – Лада открыла сумочку, – держи контрамарку.
– Спасибо, один акт я могу высидеть. Кстати, только что Серж Гладышев звал меня в оперу.
– Серёга? Тебя?!
– Он был не один.
– И как она? – ревниво спросила Лада.
– Тебе в подмётки не годится.
– А-ха, – удовлетворённо пропела девушка. – Было время, Серж мне очень нравился. Правда, он мамся.
– Девушкам нравятся хулиганы. Но Серж с тех пор повзрослел и сильно возмужал, – не покривил я душой.
Со звоном подкатил красный трамвай. В пустом вагоне ярко светились тёплые окна.
– Это мой, – сказала Лада.
– Я с тобой, – говорю, – с корыстной целью – у тебя есть зонтик. За это я угощу тебя ужином. Заглянем в «Горняк»?
Глава 2
«Горняк» – это дорогой ресторан. С музыкой и отдельными кабинетами. Там всегда есть свободные места и вкусно кормят.
– Я тебя не разорю? – спросила Лада. – Я ужасно голодна.
– Судя по твоей фигуре, тебя легко прокормить.
– Не забывай, я ещё в образе тюремщицы.
Под красным плащом Лада носила пёстрое платье с футуристическими кубами и треугольниками. Они делали её ещё тоньше. Медно-рыжие волосы упали на плечи. Увидев Ладу, мужчины в зале чуть не свернули свои шеи.
Мы заняли столик подальше от оркестра. Официант убрал лишние стулья. Лада пожелала отведать греческий салат с маслинами. Я выбрал себе помидорный, с луком и мясом.
– Шампанское, коньяк, водочку? – спросил вышколенный гарсон. – Портвешок, три семёрки.
