скачать книгу бесплатно
– А Фронтенак, стало быть, заступался за д’Артаньяна?
– Неизменно, государь. Господин де Фронтенак боготворит маршала.
– Похвальное дружеское чувство…
– О, маркизу не выпала честь дружить с господином д’Артаньяном, иначе, возможно, де Вард возненавидел бы и его. Тогда у нас уже было бы смертоубийство!
– Как?! Он, что же, нападает и на друзей моего гасконца?
– Вспомните, государь: он дрался с Бражелоном, а тот был всего только сыном его друга.
– Да, я припоминаю, – раздражённо отозвался Людовик, слегка помрачнев при упоминании Рауля.
Де Сент Эньян мысленно обругал себя за то, что нечаянно вызвал неудовольствие повелителя. Он поспешил направить беседу в более безопасное русло:
– Жаль, что никого из четырёх мушкетёров не осталось в живых. Кто-нибудь из них непременно убил бы графа.
– Ещё жив Арамис, – глухо сказал король, всё больше мрачнея.
– Разве, государь? Но ведь он всё равно что мёртв: никто не знает, что с ним сталось.
– Я-то знаю, Сент-Эньян.
Граф поклонился, признавая превосходство монарха, и застыл в ожидании новостей, чувствуя себя при этом вполне по-королевски. Сам король тем временем, видимо, пришёл к какому-то решению, поскольку увлечённо начал:
– Послушай-ка меня… Этого самого Арамиса, ставшего аббатом д’Эрбле, а впоследствии – ваннским епископом и правой рукой Фуке, сейчас зовут герцогом д’Аламеда. Ты запоминаешь?
– Судите сами, государь: Арамис, д’Эрбле, д’Аламеда…
– Молодец! Знаешь, завтра он прибывает в Версаль в качестве испанского посла. Не удивляйся, прошу: хватит и того, что удивляюсь я сам.
– Слушаю, государь.
– Нужно, чтобы всем стало известно прошлое господина д’Аламеда. Ведь это, клянусь Богом, славное прошлое славного рыцаря. Следует воздать послу почести, как по-твоему?
– Я понял, государь, однако…
– Ты колеблешься?!
– Да нет же. Просто думаю, что для выполнения такой миссии мне не мешало бы самому прежде узнать что-нибудь из его прошлого.
– Ты прав. Ну, что ж… Да взять хотя бы бастион Сен-Жерве. Тебе известна его история?
– Я дворянин, ваше величество.
– Что с того?
– Подвиг на бастионе Сен-Жерве – честь и слава дворянства шпаги. О да, мне известна эта история.
– Вот и хорошо. Далее: под Шарантоном шевалье д’Эрбле застрелил герцога Шатильона.
– О-о!
– Из пистолета, запомни. А чуть позже на дуэли проколол плечо коадъютору.
– Господину де Гонди?.. Кардиналу де Рецу?!
– Ему. Думаю, этого тебе будет достаточно. Прочие его подвиги – не для широкой огласки. Справишься?
– Будет в точности исполнено.
– Дело как раз по тебе, а?
– Сущая правда, государь.
– Значит, завтра утром это будут знать все?
– Все, имеющие уши, ваше величество.
– Не сомневаюсь. И прежде всего – де Вард, не так ли?
– Прежде всего, государь?
– Непременно. Он должен стать главной твоей целью. И к тому же…
– К тому же?..
– Если у всех прочих ты волен вызвать простое любопытство, то у де Варда должен разжечь ненависть.
– К герцогу д’Аламеда?
– Как можно? Нет, не к господину д’Аламеда, не к послу, что ты! К Арамису. К тому самому Арамису, что помогал д’Артаньяну изводить его почтенного родителя.
– Я понял, государь.
– Тогда ступай, да хорошенько всё обдумай. Посол Карла Второго будет здесь завтра около полудня: его карету поручено сопровождать мушкетёрам де Лозена.
– Я не ошибусь, ваше величество, – поклонился де Сент-Эньян, удаляясь.
Оставшись один, Людовик XIV прошёлся по комнате; затем, усевшись на табурет, задумчиво произнёс:
– Быть может, де Вард справится с тем, что не сделала на Бель-Иле моя армия. Ясно одно: Арамис должен умереть…
А фаворит, спускаясь по лестнице, втихомолку рассуждал: «Чёрт меня побери, если я только что не взялся организовать банальное убийство! Хотя состряпать за сутки нового Витри не так-то просто в наше время. Будь что будет…»
XIII. Сделка
Мы уже видели, что Сент-Эньян с честью выполнил возложенное на него бесчестное поручение. В самом деле: двор оживлённо обсуждал загадочную личность герцога-мушкетёра. Что до графа де Варда, то он дрожал от едва сдерживаемой ненависти к человеку, на котором сосредоточилась вся его неутолимая злоба, делившаяся им ранее на пятерых. План Людовика XIV, таким образом, начал успешно претворяться в жизнь, но дальнейшее его развитие зависело от ловкости де Варда и воли Провидения.
Главное действующее лицо пьесы, разыгрываемой под сводами Версаля, отсутствовало во время сомнительного своего триумфа, никоим образом не входившего в его планы. Зато свидетелем его стал преподобный д’Олива, хорошо помнивший наказ начальника и ловивший поэтому каждое слово. От него, впрочем, и не требовалось особых усилий, чтобы раз десять услыхать повторяемое на все лады имя Арамиса. Это обстоятельство сильно взволновало иезуита, однако он был бессилен предпринять что-либо до встречи с генералом: двери посольских покоев охранялись швейцарцами.
Теперь, пожалуй, самое время вернуться к герцогу д’Аламеда, покинутому нами в кабинете суперинтенданта как раз в то время, когда он счёл нужным начать разговор по душам. «Давайте поговорим», – предложил он собеседнику, но эти простые слова, а в особенности – тон, которым они были произнесены, обещал больше, чем то, в чём заключалось спасение дюжины министров. Холодное, как лягушка, сердце Кольбера забилось сильнее, и он с трудом подыскал слова для начала этой жизненно важной для него беседы:
– Монсеньёр, теперь, когда основное дело улажено или почти улажено к обоюдному удовольствию обеих держав, я считаю возможным обсудить проблемы иного характера.
Арамис хранил молчание, руководствуясь поровну деликатностью и осторожностью. Кольбер, расценив молчание как признак участия и заинтересованности, продолжал с нарастающим воодушевлением:
– Военные действия, как это хорошо известно вашей светлости, сопряжены с чрезвычайными расходами. И расходы эти, случается, бывают не вполне оправданы даже при благоприятном исходе кампании: политические выгоды редко выражаются в звоне монет, но они, естественно, куда более желанны, чем многомиллионные контрибуции, которые могут быть и не под силу столь же истощённому войною противнику.
– Противнику, который, в дополнение ко всем убыткам, был ещё и побеждён, а в вашем случае наголову разгромлен, – вежливо уточнил посол.
– Да-да, – поспешно согласился Кольбер, опасаясь упустить нить разговора, – одним словом, эти деньги исчезают бесследно, как порох.
– Позвольте возразить, господин Кольбер. Как солдат, хочу указать вам на то, что порох, сгорая, производит выстрел. А как дипломат, напоминаю: любой выстрел имеет цель, не говоря уж о возможных жертвах.
– Я, верно, обмолвился, – нервно усмехнулся министр, сознавая, что генерал иезуитов играет с ним, как кошка с мечущейся мышью. – Другими словами, средства, вложенные в войну, не скоро вновь обращаются в наличные. С этим вы согласны?
– Бесспорно, господин Кольбер. Хочу только выразить надежду, да что там – полную уверенность в том, что эти расходы никоим образом не могут сказаться на состоянии французской казны. Слава Богу, финансы Франции в надёжных руках.
Каждое слово герцога д’Аламеда кинжалом ранило сердце суперинтенданта. Однако тот нашёл в себе силы поклониться в ответ на изречённую любезность:
– Это могло быть и впрямь так, монсеньёр, если бы не сопутствующие войне обстоятельства…
– Понимаю, – сочувственно кивнул Арамис, – вы изволите говорить о банкротстве Ост-Индской компании?
Министр скрипнул зубами, но при этом откинулся в кресле, рассчитывая, что зубовный скрежет сойдёт за звук потревоженной мебели.
– Я убеждён, что это – временный дефицит. Мадагаскар покорится, кредит вернётся, а с ним и деньги. Ведь вы по-прежнему верны своему принципу, изложенному вами в Блуа: всегда иметь в запасе пять миллионов для преодоления подобных неожиданностей?
– Ах, господин д’Аламеда! – воскликнул слегка выведенный из равновесия суперинтендант. – Все эти неожиданности хоть и неприятны, однако всё же не губительны, а знаете почему?
– С нетерпением жду разъяснения.
– Так слушайте, монсеньёр. И война, и разорения, и кораблекрушения – производные жизнедеятельности государства, а значит – вещи предсказуемые.
– Следовательно?..
– Следовательно, на них всегда можно найти деньги, и верьте – они у меня находятся. Только не поймите меня превратно: говоря «у меня», я подразумеваю «у короля».
– Будьте покойны.
– Но есть в нашем бюджете расходная статья, которая никогда не может быть определена заранее.
– Даже вами?
– Даже мною.
– Полноте, сударь. Вы пугаете меня, что до вас удавалось, поверьте, немногим… В сущности, одному только д’Артаньяну и удавалось.
– Тем не менее это так.
– Что же это за статья, не подлежащая предварительной оценке? Уж не создание ли этого великолепия? – и Арамис выразительным жестом обвёл пространство вокруг.
– О нет. Строительство Версаля поглощает немало золота, это верно, но редко выходит за рамки сметы. Это всё – заведомо оговоренные суммы.
– Я, право, теряюсь в догадках.
– Оно и понятно, монсеньёр. Видно, что вы не были частым гостем при французском дворе.
– Если вы разумеете двор ныне царствующего короля, то не далеки от истины. Что до двора Людовика Тринадцатого, смею вас уверить: я знал его лучше многих других.
– Это другое, совсем другое.
– Да уж, – горько усмехнулся прелат, – наверное, вы правы: сын не слишком похож на отца. Естественно, что и окружение должно быть иным.
– Я говорю не о персонах.
– Значит, об этикете – этом полурелигиозном догмате современности?
«Ну всё, довольно водить его за нос, – подумал Арамис, – а то он в двух шагах от обморока».
Действительно, пот со щёк Кольбера можно было собирать стаканами.
– Нет, монсеньёр. Дворцовые приличия не оплачиваются из государственной казны и, следовательно, мало трогают меня. Я не придворный.
– Видимо, речь идёт о королевских забавах, – милостиво обронил посол давно ожидаемую собеседником фразу.
Вздох облегчения, вырвавшийся из птичьей груди Кольбера, напомнил Арамису шумное дыхание Портоса.
– О да, ваша светлость, вы попали в точку. Но… смею ли быть с вами вполне откровенным?
– Прошу вас всецело положиться на мою скромность, дорогой господин Кольбер.
– Благодарю вас, монсеньёр. В таком случае я сообщу вам, что эти забавы поглощают львиную долю доходов.
– В самом деле?
– Судите сами: за текущий военный год на празднества, балы и приёмы истрачено свыше девяти миллионов ливров.
Сумма не произвела впечатления на генерала ордена, однако она заставила внутренне содрогнуться бывшего ваннского епископа, помнившего крестный путь Фуке. Арамис понял, что пора брать дело в свои руки. Пристально глядя на суперинтенданта, он сказал:
– Будьте же откровенны до конца, господин Кольбер: эти расходы весьма обременительны?
– Да, монсеньёр.
– И в настоящее время они совершенно непосильны для казны, а значит – и для вас?
– Да, монсеньёр.
