
Полная версия:
Сборник Стихов

П У Т Н И К
Посвящается президенту Российской Федерации
Владимиру Владимировичу Путину.
На холме деревянный Перун,
Помню, как его резчик ваял,
Из волхвов престарелый колдун,
За работой следил, наставлял.
Во плоти в мир явился Спаситель,
Не придуманный, вечно живой.
Быль и небыль народ – сочинитель
В виде сказок оставил с собой.
Что за диво сумело остаться,
Что за диво потом уж пришло?
Автор сам бы не смог разобраться,
Я же многих знаю давно.
Те и те меня уважают,
Брод покажет всегда водяной,
И Кощей руку мне пожимает,
Охраняет мой дом домовой.
Малахай мой с пером от Жар-птицы,
От Ивана кушак золотой,
Все русалки мне словно сестрицы,
И кикиморы с Бабой-ягой.
Змей Горыныч огнём не пугает,
Царь Гвидон услужить мне готов,
Князем видеть меня он желает,
На одном из своих островов.
И Емеля шапку снимает,
И подвозит на печке домой.
Во гудочек Вавила сыграет,
И уладит все споры с судьбой.
Я мехами торгую в пучине,
Здесь же перлы князьям продаю,
Будто рыба дышу в море синем,
У Садко я купцом состою.
Все поля, что в нашей округе,
С оратаем Микулой вспахал,
Мне соху и не сдвинуть в натуге,
Потому я свистеть помогал.
Нынче видел живую картину,
Всем известный дозор повстречал,
Я Алёше, Илье и Добрыне
«Гой вы еси!» с поклоном сказал.
Путник я, сквозь время шагая,
Всю широкую Русь прошагал,
И нередко соседа не зная,
Всех великих и знатных я знал.
Шёл в атаку под клич Святослава,
И кумиров с Владимиром гнал,
Поединок я зрел Мстислава,
Ярослава книги читал.
Я, под носом несметной охраны,
Для побега коней подобрал,
В темноте из уснувшего стана
С князем Игорем вместе бежал.
Кабанов диких хана Мамая,
Я с Донским с поля боя прогнал.
Вместе с Невским, лёд презирая,
Псов железных мечом разогнал.
Я с Тимуром преследовал хана,
Что, без боя, Москву поджигал.
В трёх походах лев Тамерлана,
Всю шакалью орду растерзал.
Жил с народом, опричников видел,
Но царя самого не встречал,
Он бояр хоть и сильно обидел,
Но державу свою укреплял.
Толмачом послужил Пугачёву,
В войске Разина был есаул,
Видел Пушкина у Гончаровых,
По пути я в тот век заглянул.
Там, в Тарханах, старушка не знала,
Что уж Мишеньку ангел унёс,
Что я тело поэта – гусара,
С господами на стол перенёс.
И Россия во сне пребывала,
И весь мир узнает потом,
Что сегодня титана не стало,
Он застрелен тупым гордецом.
Побывал я и в Ясной поляне,
И в Пенатах пожил – помню всё,
Если прошлое в памяти, с нами,
Значит, мы проживали его.
При Петре кораблей я строитель,
И французов рогатиной гнал,
Не желая снять юнкерский китель,
Возле Зимнего навзничь упал.
Слышен длинный гудок парохода,
Словно вой безутешной вдовы,
Отплывала часть сердца народа,
С горстью дымом пропахшей земли.
Было муторно, слёз не роняли,
Только в горле какой – то комок,
Нам чужбина не дальние дали,
А туман без обратных дорог.
Также мы от России отплыли,
Мы чужая теперь сторона,
Не вчера ли Рейхстаг решетили,
За сожжённые наши дома?
Мой народ я знаю не хуже,
Жизнь готов за него я отдать,
Только, будто земля стала уже,
И до неба рукою достать.
Запою про леса и раздолье,
Да не будет в обиде Восток,
Про то самое, русское поле,
Где я тоже его колосок. Я не русский, но, Русь, тебя знаю,
Я величие вижу твоё,
Ещё ярче оно засияет,
Не от Бога ли слово моё?
И откуда такое смирение
Перед волей Творца обрела?
Одному лишь народу спасение
Пожелай Бог – спас бы тебя!
Есть в тебе что – то очень святое,
И неведомой грусти печать,
Лишь почувствовать можно такое,
Ведь Россию умом не понять!
* * *
Притча о смирении.
Подальше от людей, от грешных глаз,
Святой жил возле моря, свой намаз
Вечерний совершив, как нужно в срок,
Стоял он над стихией одинок.
И вдруг в лучах последних увидал,
Как под обрывом, возле самых скал,
Где человек живой бы опасался,
На волнах череп медленно качался.
Венца творенья, человека кость,
Приплывший по веленью Бога гость!
Святой молитву прочитал над ним,
Протёр лицо и произнёс: «Аминь!».
И стоило ему чуть помолчать,
Слова от плеска начал различать.
Не через слух, душою он познал,
Что полый череп, чей удел оскал,
Без языка, всей сущностью, без слов,
Усердно, неустанно, вновь и вновь
«Альхамдулиллах!» – мерно повторял.
Хвалу творцу вселенной воздавал.
Смешок раздался тихий мудреца,
Узнавшего, кто славит тут Творца.
Теперь за что, понять не может он,
Последнего пристанища лишён,
Без остальных костей, без рук, без ног,
По воле волн плывущий как челнок,
Сей череп Бога восхвалять бы мог?
И в тот же миг нагрянула волна,
Она улов свой утопив до дна,
С размаху о скалу его разбила -
В осколки целый череп превратила!
Святой от страха камнем тут застыл,
А ветер в море щепки уносил…
Никто теперь в них череп не признает,
Никто теперь до судного конца,
За упокой души того пловца,
Священные слова не прочитает.
МИЛОСТИВЫЙ, МИЛОСЕРДНЫЙ.
Посвящается Ахмаду Кадырову.
Он Тот, Кто видит, наблюдает,
Он Тот, Кто властью обладает,
Он Тот, Кто всё, что есть создал,
И знанием своим объял!
Явил за небом землю Он,
И свой священный занял трон.
Он чередует день и ночь,
И власть святую превозмочь
Не могут солнце и луна,
И звёзд бескрайняя страна.
Он гонит тучи над землёй
Для нас наполненных водой.
Творцом под коркою земли
Всё семя, зёрна сочтены,
Но ни одно не прорастёт,
Коль Он веление не шлёт!
Он знает, где зверей стоянки,
И что несут в себе их самки.
Из света дня Он ночь выводит,
Из ночи тёмной день приводит.
Он жизнь в мёртвое вдыхает,
Велит – и каждый умирает.
Он есть всегда, Он не рождён,
Он не родил, превыше Он.
Он, что захочет созидает,
И Богу равных не бывает!
Прекрасны имена Его,
Его живое славит всё!
И если б камень говорил,
Его в слезах бы восхвалил.
Как это редко средь людей,
Что плачут над бедой своей.
Он третий, где сошлися двое,
Четвёртый, где собрались трое.
Он слышит сказанное вслух,
Он знает, что хранит наш дух.
Всё, что на небе и земле
Его рабы! И Он везде.
Небытиё и бытиё,
И этот свет, и тот Его!
Властитель трона Он один,
Небесной книги Господин!
Он милость принял для себя,
И что б мы делали, когда
Иное б Он себе избрал?!
Он милосердие создал!
Всё лучшее лишь у Него,
В руках властителя всего!
Он, убивая, оживляет,
И, угрожая, Он прощает!
Прощает всё, что хочет, но
Не непризнания Его,
И не придания партнёра,
В чём убедимся очень скоро.
И также все узнаем мы,
Что всё, что нынче видим – сны…
Нужда, болезни, денег звон,
Потеря близких – только сон.
Порой совсем не светлый он,
Страдания нередки в нём.
Творец то милует добром,
То испытает болью, злом.
Зло не Его, самих людей,
А иногда душой своей
Себе кручину созовём,
Хоть и не ведаем о том.
Он власть любому может дать,
И у любого отобрать.
Возвысит Он кого захочет,
И унижает кого хочет.
Богатством грех кому умножит,
То нищетой душе поможет.
Другой же в нищете в свой дом
Вместил Гоморру и Содом.
Иной детей кормить не может,
Имущего бездетность гложет.
Кому соринку даст для глаза,
А этому удел – проказа.
Что испытанием считать,
Что наказанием назвать?
Где горе, что грехи смывает?
Где горе, что с пути сбивает?
Где счастье, с адом на хвосте?
Где рай, взамен какой беде?
Нет толку попусту гадать,
Здесь важно правильно шагать!
И если кто про сон забудет -
Блуждать в истерике он будет.
Лишь тот, кто понял, что он спит
Сумеет мысль сохранить,
Что кратким будет этот сон,
И перед Богом встанет он!
И потому он мерно дышит,
Во сне он краем уха слышит,
Что есть иной, реальный мир,
А этот – призрачный зефир.
Час нам обещанный настанет,
И каждый созданный предстанет
Перед своим Творцом на суд,
Куда трубой всех созовут.
Поднимет быстро и легко,
Кто нас создал из ничего.
Он силой высшей обладает,
Он скажет: «Будь!» и всё бывает!
И человека наделил
Он тем умением, но скрыл.
И только будучи в раю
Узнаешь силу ту свою!
Потребуй – пред тобой тогда
Всё, что душе и телу надо!
Что за огромная награда,
Какой почёт и уважение
За миг смирения и терпения!
Тебе, Всевышнему хвала!
******************************
Закончив данное творение
Строки в конце я сосчитал,
И тут заметил с удивлением,
Число какое насчитал!
Совпало с сурами Корана -
Всевышний Сам мне помогал!
Хоть полный я сосуд изъяна,
Всё ж про святое ведь писал.
Хвала Всевышнему без счёта,
Пророку нашему салам!
Выходит и моя работа
Порой угодна небесам!
Поэты нашей старины,
Стихи высокие свои,
Отменным людям посвящали,
Ценителей плодов души
Среди правителей искали.
Обычай предков соблюдая,
И связь времён не нарушая,
Пусть этот перл зарождённый
В пучине неба, над землёй,
Украсит, мной преподнесённый,
Венец над шахской головой!
Раз жемчуг этот неземной,
Правитель нужен мне такой,
Кто честь имел бы двух миров.
Решил я: шах Ахмад таков!
Его венцом была папаха,
Был горцем истинным, без страха,
И по велению Аллаха,
Того украшу я венец,
Кто шахам был людских сердец.
Могу я с гордостью сказать,
Чтоб слово Бога изучать,
Он, выбирая среди стран,
Избрал себе Узбекистан!
И все дела свои земные,
И смерть он верой освятил,
«Не мёртвые они, живые!» -
Бог о шахидах говорил!
Он в сыне жив, он жив в народе,
Он жив в горах, в родной природе,
В сердцах у тех, кто любит мир,
Ему свой труд я посвятил.
Творец небес, Творец земли,
Аллах, мольбе моей внемли,
Дай мир планете нашей всей!
В сердцах людей любовь посей,
И от Себя дай мудрость нам
Постигнуть истинный ислам.
Благослови, Аллах народ,
Что суть ислама бережёт,
Что чтит Тебя и твой Коран,
Благослови Чеченистан!
«Аллах акбар!» – не клич убийцы,
В священной книге говорится:
«Тот, кто безвинного убил -
Народ земли всей истребил,
Кто одного лишь спас от смерти,
Спас всех людей на этом свете!».
* * *
Р А Н Е Н Ы Й Г Л А Д И А Т О Р
«Во прахе и крови скользят его колена…»
М. Ю. Лермонтов.
Под гул трибуны выступают
Два гладиатора, один
Собою рыбу представляет,
Другой рыбак – трезубец с ним.
Мечом, размахивая смело,
Вот рыба первым наступает,
Вращая сеть свою умело,
Рыбак его не подпускает.
Но вот сошлись, как псы дерутся,
Казалось, уж не разойдутся!
Здесь кто-то должен умереть.
Нет, расступились. Снова бьются,
Но прежний пыл не разглядеть.
Лукаво или страх напал,
Один вдруг быстро побежал,
Другой за ним, вот вновь сойдутся,
Но бег затеявший упал!
Упала рыба – оступилась,
Лежит с коротким он мечом.
Суть зверя в рыбаке явилась:
И в миг изранен раб рабом.
И рыба шепчет: «Что ты медлишь?».
Народ, любитель хлеба, зрелищ,
Судьбу страдальцу выбирает,
Когда тот просит, сделав знак.
Но этот жестом не взывает,
Жестокий мир он отвергает,
Где с детства у него всё так,
Как, может, лишь в аду бывает,
Теперь и эта боль терзает -
Не хочет жизни он никак!
И тут трезубец свой вонзает,
Коварно рассчитав, рыбак,
Чтоб жизнь в рыбе всё же тлела,
Чтобы душа не отлетела
Туда, где вечность и покой,
Когда утащит крюк большой
Уже недвижимое тело…
Так поступила ты со мной.
Перед восторженной толпой,
Которую ты так любила,
Раба плебейской правоты,
Меня, раба любви разила.
И боль истерзанной души,
Мне дав изведать, не добила!
Не ты, я был бы победитель,
Нас только воздух разделял,
Но, твой невидимый спаситель
Мне в поединке помешал.
Казалось, что я оступился,
А я ведь только подыграл.
Мой ангел в голосе явился,
И этот голос мне сказал:
« А чувство истинно твоё?
Зачем, о будущем не зная,
Волнуешь сердце ты её,
Её надеждой укрепляя? »
Вопросы эти задавая,
Тебя мой ангел защищал,
А твой же безмятежно спал,
Тебя доступной оставляя.
Но я, тебя уже теряя,
О страсти у себя узнал.
Когда оракул рассказал бы,
О страже чистоты моей,
Не щит я для защиты взял бы,
А взял бы воск, как Одиссей,
И голос тот я заглушал бы.
И пусть страдал бы от атаки,
Восставшей совести моей,
Помучавшись, как сын Итаки,
Я всё же справился бы с ней,
Во мне сиреною моей.
И за бортом я не страдал бы,
И над тобою я стоял бы,
И ты просила бы: Убей!
Что б стало, было бы с тобой,
Когда бы в юдоли земной,
Куда мы все на миг пришли,
И возвратиться нет пути,
Где нас сама судьба свела,
Тот миг со мной ты провела?
Но нет, ты путь иной нашла.
Мой мир сгорел и рухнул разом,
Когда ты, следуя наказам,
В угоду близким и родне,
Совсем другой предстала мне.
И, ничего не объясняя,
Однажды, даже, убегая,
Реальный мир мой добивая,
Оставила в кошмарном сне.
Тебя Господь творил иначе,
И я никак не мог понять:
Как чувствам предаваясь плача,
Теперь их можешь растоптать?
Я думая, что знаю много,
Признался, что людей не знал,
Когда, вдруг, Януса живого,
В тебе, со страхом, распознал.
Не лицемерка ты, а всё же,
Как перед этим не робеть,
Ты можешь на одно и то же,
Лицом другим уже смотреть.
Ты всю свою сменила личность,
И также истинной была.
Не так всплывает у двуличной,
То сокровенное со дна,
Которое внезапным плеском,
Или в пучине тусклым блеском,
Нет-нет, да выдаёт себя.
Ты появилась предо мной,
Души обратной стороной.
И с каждой стороны твой лик
Притворным не был ни на миг.
Притворщица с тобою рядом,
Дитя лишь, с мишурой в наряде.
Ты можешь жить всё отвергая.
Сняв шкуру ветхую с себя,
Змея живёт, забот не зная.
О нет, ты сутью не змея,
Но всё больное оставляя,
И за былое, не страдая,
Умеешь в настоящем жить.
Но вот вопрос: А как же я?
Как мне с моею болью быть?
Ты, кто, любя, за ум взялась,
Познав святое, отреклась,
И участи боясь, весталки,
Семьёй обзавестись могла,
В мечтах иная, в жизни жалкой,
Во всём, во всём как все была,
Со мной затеяв этот бой,
В веках останешься со мной.
Не Геродот я, всем известный,
Но, на незыблемой орхестре,
Под сводом вечного театра,
Всё ж будешь рядом с Клеопатрой,
Хоть и рабыней бессловесной,
Презренною и безызвестной,
Лишь декорацией живою,
И то, не заслужив собою.
Ничто не вечно под луной,
Не небо райское над нами,
Нам всем отмерен срок земной,
Когда на Форум, вслед за нами, Придёт народ уже другой,
Под этими же небесами
До Божьего святого трона,
Не здравомыслящим умам,
И не таким как ты, матронам, Моим оставшимся стихам,
Как цезаря во славе чтят, Трёхкратно прозвучит «Виват»!
«ХЛЕБА И ЗРЕЛИЩ!» – древнеримский поэт-сатирик Ювенал Децим Юний этим выражением передал современные ему устремления римского народа. ПЛЕБЕИ – Простой народ. В Древнем Риме одно из сословий свободного населения.
ПРАВОТА – Правильность действий и мыслей.
ЯНУС – В Древнем Риме бог входов и выходов, дверей и всех начал. Янус изображался с двумя лицами. В переносном смысле «двуликий Янус» – лицемерный, двуличный человек.
ВЕСТАЛКА – В Др. Риме девственная жрица богини Весты.
ОРХЕСТРА – В Др. Греции и Др. Риме сцена, арена театра.
ФОРУМ – В городах Др. Рима главная городская площадь – рынок и центр политической жизни.
МАТРОНА – В Др. Риме свободорождённая, состоящая в законном браке, уважаемая женщина.
ВИВАТ – Латинское слово Vivat – Да здравствует! 5
* * * *
О, Аполлон, благослови моё перо,
Которое, впервые,
Выводит строки в замысловатом стиле,
Пусть девять муз твоих, настроив лиры,
Душе внушат моей напев Эллады,
Страны, где горы как циклопы,
Стоят на страже памяти о прошлом,
И море величаво раздаётся,
Соперничая с небом в звёздах дальних!
Да буду я достоин сандалии,
Великого и вечного Гомера,
Богоподобного служителя Парнаса,
Как пастушок, пасущий стадо слов,
На флейте, мне подаренной, богами,
Мелодии играя Афродиты.
* * *
Пусть с виду скромный я, но сердцем – царь!
Люблю я украинцев как Кобзарь!
В любви к туркменам я Махтумкули,
К азербайджанцам шейх я, Низами.
Как Кадыри люблю, узбеки, вас,
Киргизам – легендарный я Манас.
Каракалпаков Кунходжой люблю,
Как Пушкин я, без русских не могу.
Казахи, как Абаю, мне близки,
Таджиков вознесу как Рудаки.
Как Руставели воспою грузин,
Мне также дорог каждый осетин!
Арабов я люблю как наш пророк,
Всех тюрков, как лишь Навои бы смог!
Народ ваш я люблю как вы, Муса -
Земли всей больше сердце у меня!
Сольётся с ритмом Африки оно,
В Италии забродит как вино,
Я им же Эминеску молдаван,
Душой писавший Родину Сарьян!
Китайцев, греков, англичан люблю,
Сервантесом, Тагором быть могу!
Я Леонардо, Хокусай, Дега,
Эразм Роттердамский тоже я!
Нил Армстронг, от имени Земли,
Шагнувший на планету я любви,
Оттуда видел шар наш голубой,
На небе новоявленной Луной.
Её прекрасный облик, неземной,
Я словно небо, обнял всей душой!
И если каждый сделал бы глоток
Воды планеты той, где быть я смог,
И сила бы её к потомкам шла,
Исчезла бы с лица земли война!
И вечный мир, чудесную ту сень,
Разрушил бы лишь Божий Судный день!
* * *
Два ангела в раю кружили,
Над садом праведных людей,
И взглядом пастыря следили
Из-за раскидистых ветвей.
Вот юноша от всех далече
В тоске вздыхая уходил.
И оживлённый этой встречей,
Тут ангел ангела спросил:
– С чего сей праведник, порой,
В тоске безмерной всё вздыхает?
Неужто в мирных кущах рая
Тоскует он о жизни той,
Которая в мгновенье ока,
Рекою грязного потока,
Прошла несладкой чередой?
Другой же ангел отвечает:
– То образ девы молодой,
Тоской неясною всплывает.
Но юноша о том не знает -
По воле Бога он забыл,
Ту жизнь, где её любил.
И первый ангел удивлённый,
И сам не зная для чего, спросил:
– Скажи, а как влюблённый
В той жизни называл её?
– Не помню – ангел отвечает -
Ведь странны имена земли,
Коль память мне не изменяет,
Он звал ту девушку … Лейли!
Дела Творца нам не понять,
Быть может здесь, в своём раю,
Решил ещё раз испытать,
Как любит он Лейли свою.
Ведь он, когда в той жизни был,
Однажды к небу возопил:
«Достоин места я в твоём раю?
Дай вместо рая мне Лейлу мою!»
Кто знает, может быть, творец
Соединит их, наконец.
Уж точно так! Аллах сказал,
Что милость для себя избрал!
* * * *
Сегодня видел я тебя во сне,
Во сне тебя иначе чуть назвали.
Ты вновь у нас и я в твоём лице
Знакомые черты найду едва ли.
Но вот ты что-то мне передала,
И наши пальцы вдруг слегка коснулись,
И я душою всей узнал тебя,
И у тебя тут чувства всколыхнулись.
Мы повели безмолвный разговор,
В котором и любовь, и радость, слёзы,
Взаимная обида и укор,
И светлые надежды – наши грёзы.
Давно уж отцвели мои мечты,
Давно реально всё, всё прояснилось,
Пускай я подзабыл твои черты,
Но сердце помнит всё, вот что мне снилось.
Тревожусь я, когда наступит час,
И если смерть приму в своей постели,
Жена услышит, пропустить боясь,
Какое слово я скажу последним.
Наверное, то будет не молитва,
Не слово первое, пусть матери простят,
Со смертью прекращая тихо битву,
Увижу я…О нет, не детства сад,
Не солнце, и не небо с облаками,
Не пыль, что поднял босоногим я,
Когда промолвлю бледными устами,
То имя, что запретно для меня.
* * *
Пусть с болью в сердце,
Пусть издалека,
Пусть без надежды,
Пусть в последний раз,
Хотел бы видеть я тебя сейчас.
Всё проросло травой,
Моё желанье,
Откуда появилось и зачем?
Ужели до последнего дыханья,
Я буду думать, что пришёл за тем,
Я в этот мир, чтобы тебя увидеть,
И потерять, чтоб помнить о тебе?
Что я такое? В вечности – пылинка,
И в вечность же уйду я, как и все.
О если б возродиться хоть былинкой,
Я и тогда бы помнил о тебе.
* * *
Я бы Шекспира превзошёл,
Стихом одним я стал бы вечным,
Когда слова бы я нашел,
Моей любви, столь безупречной,
Столь сильной, чистой, неземной,
Что, даже знаю сам, с тобой
Нельзя быть вместе в быстротечной,
И лживой юдоли земной.
Нет, не придёт поэт такой -
Пусть жизнь будет бесконечной,
Язык останется немой,
Пред этой тайною извечной.
* * *
Два голубя.
Не бей меня крылом, свидетель Бог,
Я не ловец, я сам в плену, о рок!
Я рад бы взмыть подальше от тебя,
Но в сетке хода отыскать не смог!
* * *
Разметала жизнь, разбросала,
От живых, далёких писем нет,
А какого парня вдруг не стало,
С кем дружить хотел я на сто лет.
Я хотел не мало, и не много,
Я хотел, чтобы со мной была,
Та, чей даже взгляд, не то чтоб слово,
Говорил «Навечно я твоя!».
Я хотел… Я не хотел… А кто я?
Даже не паршивенький божок,
Захмелевший от вина и зноя,
И уснувший возле Вакха ног.
Нынче я спокойно озирая,
Всё, что было, есть и предстоит,
Ничего на свете не желая,
Научился наконец-то жить.
* * *
Я вроде бы тебе чуть нравлюсь,
И ты как будто б мне нужна,
С бедой я этой всё ж не справлюсь,
Так много нужно для меня!
Нужна случайная мне встреча,
Вне этих стен и вне знакомых,
Нужна нарочная мне встреча,
В местах, пускай слегка, укромных.
Так много нужно, нет уж слов!
Нужна природа, хоть в ненастье!
Не зарождается любовь
С корректных, коридорных «Здрастье».
* * *
Я вас люблю, но я не буду,
Своей любовью докучать,
Возможно этим вас забуду,
Могу, любя, и потерять.
Кто понял жизнь, разве будет,
Гнать призрак слепо, среди тьмы,
Кто был обманут, не забудет,
Могущество своей судьбы.
Зачем мне хрупкое строенье,
Коль жизни ветряной обман,
Снесёт как бурный ураган,
Его, случайным дуновеньем.
* * *
Давно уж душу не волнует,
Любви наивная игра,
И как бы сердце не бунтует,
Пришла уж зрелости пора.
И всё кругом так ясно, просто,
Как осень желтизной цветёт.
Нет, не бывает мне несносно,
Кругом всё в злате, небосвод
Синеет чуточку прохладно.
И как ни странно, это всё
Порою даже мне отрадно.
А по весне я не тоскую,
Наверно это ждёт зимою,