Частные случаи

Выйдя из банка, он сел в свой автомобиль. Он всегда ездил в Киев только сам за рулём, не признавая других видов транспорта, потому что по Киеву тоже хотелось перемещаться с удобствами, а не ловить такси. Некоторые областные руководители, Андрей это знал, поступали круче, они отправляли машину гружённую презентами и прочим барахлом с вечера, а сами утренним рейсом вылетали самолётом, чтобы их же служебка с уставшим за ночь водителем встречала в Жулянах и везла в гостиницу или куда им надо. Но Андрей до таких высот не дорос, поэтому приходилось самому крутить баранку собственного автомобиля. Показываться в Киеве на фоне банковских служебных автомобилей Андрей считал для себя стрёмным. В столице, демонстрируя свой уровень,.он мог фигурировать только рядом с люксом.

Отъехав от города километров на сто, он остановил машину, откинул сидение и заснул на полтора часа, даже не доезжая до всех этих приятных гостиниц в районе Полтавы. Голова заметно кружилась, то ли от усталости, то ли от суеты последних дней. Всё же он уже очень долго для себя что называется держал улыбку, стремясь манерами и поведением полностью соответствовать ожиданиям своих оппонентов, ничем не разрушить игру, а это очень утомляло, всё же он по жизни не привык напрягаться.

Когда Андрей вернулся домой, то придя на работу на стоянке во дворе банка обнаружил новенький Хюндай без номеров. Не поняв, что это за незнакомая машина здесь внезапно появилась, он спросил об этом начальника юридического отдела. Оказалось – это залог, а номера забрала себе в кабинет Элла Николаевна.

Андрей не стал уточнять детали и уткнулся в собранную секретаршей для него стопку новых полученных от продавцов факсов в ответ на его запросы о продаже типографского оборудования. Он уже вполне освоился с названиями и неплохо стал ориентироваться во всех этих длиннотах. Картина подлинной цены всё больше прояснялась. Осталось собрать услуги наладки и монтажа. Эти специалисты тоже должны будут приехать из за границы. Тут с таким точно никто не знаком, но в цену входит и обучение персонала.

– Как всё сложно, – вздохнул он листая прайсы.

Вечером Андрей смог, наконец, полноценно расслабиться – отмашка из Киева ещё не поступала, со своей стороны он уже всё что мог сделал. И он отправился в любимый клуб, где очень плотно напился. По дороге домой он заметно превысил скорость, очевидно забыл, что он уже не на трассе Киев- Борисполь, а едет по ухабистому провинциальному городу. Случилось то, что обычно и происходит в самый неподходящий для жизни момент, на повороте его занесло и машина с грохотом врезалась в акацию, которая будучи достаточно ломкой и трухлявой грохнулась на крышу одноэтажного мергельного флигеля. Был второй час ночи. Во флигеле включили свет, раздались крики. Пока Андрей приходил в себя в машине, то приехала постовая служба и его попробовали извлечь из машины. Он, придя в некоторое сознание, попробовал завести автомобиль, и его тогда силой стали вытягивать из машины. Оказавшись на асфальте, слегка покачиваясь, он стал рассказывать постовым, какой значимой в городе фигурой является, но те никак не реагировали. Со двора вышли наспех одетые жильцы флигеля, начался шум. У Андрея в голове окончательно перещёлкнуло, он был, что называется "человек раненый" – до этого уже несколько раз, будучи отъявленным лихачом, попадал в тяжёлые аварии, и он начал активно сопротивляться ментам. Те доложили в дежурку. Минут через пятнадцать подъехала ещё одна машина, на этот раз – дежурка облГАИ.

Супруг главного бухгалтера банка – Зинаиды Петровны в эту лунную ночь дежурил от руководства. Услышав о происходящем, он тут же сел в машину и приехал в больницу, куда вот-вот должны были подвезти на освидетельствование Андрея Васильевича. Василий Иванович, как и говорила Элла, был человек в городе и узнаваемый и уважаемый, обладал огромным авторитетом и продержался на должности больше десяти лет, далеко миновав пенсионный для милиции возраст, поэтому моментально приготовиться к происходящему ему не составило труда.

При появлении Андрея, Василий Иванович отправил сопровождавших его сотрудников, и оставшись наедине с местной медициной сдал анализы за Андрея. И со словами: "Будешь должен. Автомобиль завтра заберёшь во дворе ГАИ", отвёз того домой.

На завтра автомобиль Андрея с капитальной вмятиной и сбитой правой фарой уже красовался на станции техобслуживания. Сам Андрей на работу только заглянул, попил минералку, а вступать в неприятные для себя разговоры ни с кем не стал. Но Элла от Зинаиды Петровны была абсолютно в курсе произошедшего.

– Хорошо, что хоть человека не сбил, – вздыхали женщины.

Ожидаемый Андреем звонок из Киева застал того дома с примочкой на голове только на следующее утро.

==========

На следующий день за Андреем домой с работы подъехал тот самый Хюндай, который он уже видел на парковке во дворе банка, на это раз номера на нём уже были установлены.

Водитель был новенький, но водил лихо, поэтому придирчивый к чужому вождению Андрей ехал без комментариев. А может ещё не отошёл от позавчерашнего приключения, голова всё же гудела, но в больницу он не пошёл.

Придя на работу, он захватил начальника юридического отдела, и они вдвоём поехали к Антону Исаевичу вершить свои дела.

Вечером, сидя в кабинете у порядком за ним соскучившейся Эллы Николаевны, Андрей наконец полюбопытствовал, что это за новый автомобиль появился у банка.

– Ах, этот, – слегка смутилась Элла. – Это мы тут с Зинаидой Петровной решили…

Слово за слово, из сбивчивого рассказа своей начальницы Андрей узнал, что этот Хюндай официально принадлежит Госавтоинспекции, но передан банку в залог за наличный валютный кредит.

Андрей крайне удивился, поскольку даже аналогов подобным операциям ему на ум не попадало, но вот же…

Всё было так: пока Василий Иванович временно руководил Областной госавтоинспекцией в период смены очередного начальника, то одни богатые коммерсанты ему крайне задолжали за услуги, но их уровень был достаточно высок, чтобы просить у них взятки наличными (не комильфо), а вот поплакаться, что нужен служебный автомобиль – вполне достойный вариант. Автомобиль из салона коммерсанты оплатили, но конечно же – сразу оформляли получателем ГАИ. После этого, действуя на правах начальника Василий Иванович "забыл" занести в свою бухгалтерию накладные на "небольшое приобретение", а оформив через нотариуса залог, получил в банке долларовый кредит на стоимость автомобиля.

Авантюра? Ну, да. А кто пьёт шампанское? Только тот, кто рискует. И чтобы впредь к нему не возникло никаких серьёзных претензий, Василий Иванович подготовил пакет документов о заграничном выезде делегации ГАИ в служебную командировку. Сложил он документы у себя дома и стал ждать – всплывёт или нет история с залогом, но поскольку автомобиль на учёт в бухгалтерию никто и никогда не ставил и доверенностей на его получение не брал, то никакая проверка недостачу не обнаруживала, а всплыла она только спустя лет шесть, когда в государственном реестре судебных решений появилась информация, что банк подал в суд на изъятие залогового имущества в свою пользу за невозврат кредита, требуя перерегистрации Хюндая в свою пользу. Но это уже мы в своём рассказе забежали сильно вперёд, для любопытствующих. А сейчас катался Андрей Васильевич на новеньком автомобиле, пока его собственный очередной раз рихтовали на СТО.

Как же обстояли дела у Антона Исаевича, ведь не шуточное дело – заложить всё предприятие как комплекс недвижимости, все здания за кредит на покупку оборудования для цветной печати. Предприятие – не частное, и подлежит приватизации трудовым коллективом, хоть всё ещё только в планах, в процессе.

Антон Исаевич, будучи опытным мошенником, без бумажки и шага не ступал. Поэтому было собрано большое собрание трудового коллектива, где он красиво рассказал о могучих планах обновить Типографию, превратить её в идущую в ногу со временем и способную выполнять актуальные на рынке услуг заказы: "Ушли чёрно- белые времена, пора и нам двигаться дальше, иначе так и будем два дня в неделю работать без копейки на ремонт."

Трудовой коллектив, а вернее то, что от него осталось после нескольких лет простоев и не выплат зарплаты – предпенсионеры и пенсионеры с мнением своего руководителя полностью согласился. Заручившись Протоколом решением общего собрания сотрудников, письмами из Облисполкома и прочими полезными свидетельствами коллективности решения, Антон Исаевич подписал договор о предоставлении кредита под залог всех зданий

Типографии. У нотариуса оценочные и все прочие документы подписали, и деньги согласно комплекту документов двинулись из банка, минуя давно арестованные за долги по налогам и зарплате счета предприятия, сразу на внешнеэкономический контракт – на закупку оборудования.

Сотрудники Типографии с большим интересом ждали своё новое оборудование. И однажды ближе к вечеру пришёл большой грузовик с опечатанными ящиками. Их и выгрузили частично в боксе, а частично – во дворе. Не распечатывая груз так и оставили, в ожидании специалистов по наладке.

Прошло несколько месяцев, деревянные контейнеры много раз накрыл ливень, в боксе ящики тоже заметно намокли – не ремонтированная крыша неимоверно текла, наладчики всё не ехали.

Банк стал требовать проценты по кредиту, но денег взять было абсолютно неоткуда. И Типографию из зданий попросили. Нет, станки в залоге не были. Кому нужны старинные станки. И найдя на краю города полу заброшенное обанкротившимся заводом здание, станки стали перетаскивать туда.

Типография переехала. А освобождённый в центре города комплекс недвижимости перешёл в собственность банка.

Эти непонятные контейнеры с непонятным оборудованием продолжали кваситься под дождём и снегом, ящики постепенно открывались, но что в них- разобрать было сложно даже желающим пограбить.

Андрей Васильевич с Эллой Николаевной покинули стены банка, с иностранными хозяевами им работать было бы сложно. Эллочке перевестись пусть на должность и поменьше помогла Зинаида Петровна, а Андрей – он никогда бы не пропал. Жить Элла продолжила в этом самом доме, теперь она платила банку за аренду нескольких комнат, пока здание всё равно не реконструировалось. Выселить её пару раз попробовали, но вопрос застревал в суде, у неё был очень хороший договор аренды, подписанный буквально за пару дней до смены владельца.

Уважаемые в городе люди вежливо подали заявку на приобретение у банка комплекса Типографской недвижимости – уже заметно разрушенного и разворованного объекта – система отопления почему-то оказалась кем-то вырезана, наверное – украли в металлолом, крыши все текли. Не надо и упоминать, что цена была уже значительно ниже, чем та за которую банк принял её в залог. Ветер гулял через выбитые стёкла, и всё что можно было бы сделать из реального с этими зданиями – только снести путём взрыва. Но это опять же стоило очень больших денег и приняться за такой проект далеко не всем по силам.

В это же время, где-то совершенно в другом месте выгружалось и постепенно настраивалось оборудование для цветной печати. Пусть не большая, но вполне оснащённая и уже не маленькая частная типография начала принимать заказы. Первый был Леонид Михайлович:

– Напечатай, сынок, мои мемуары, но чтоб было красиво, по современному и с суперобложкой.

Чего-то не хватает

Надя почему-то переживала всё больше. Казалось бы – у неё наконец-то уже всё хорошо, никто не беспокоит, муж добрый и семью содержит, две дочки – школьницы, появилось и время на себя. Почему же её так штормит? Она смотрит в зеркало и видит лицо женщины на грани нервного срыва. И это не считая того, что веки провисают, складка на лбу начинает вырисовываться, губы опять сдулись… Всё не так. Когда же будет лучше? Что для этого сделать? Из реального что сделать, чтоб стало хорошо на душе, чем её успокоить?

Надежда ходил из комнаты в комнату в ожидании времени выхода, чтобы прийти в салон и не ждать очереди – только бы поменьше видеть этих порхающих молодух. Она даже запаха их не выносила, как-то особенно по другому от них на неё веяло.

Ей завидуют… Такой вот последний рубеж удовлетворения. Она точно знала: соседки завидуют. Как же, в их затхлом промышленном городке, где всё закрывается и валится, на сером фоне – у мужа слесарная мастерская с приличной вывеской, в доме всё есть, девочки хорошо одеты, автомобиль – не гниль какая-то…

"Но почему же мне так всё равно постоянно плохо? Что мне не так?" – спрашивала себя Надя. "Ничего уже с этой внешностью не поделать,"– вздохнула она очередной раз посмотрев на себя в зеркало.

Самое печальное, что хоть они с мужем и жили мирно да хлебосольно, но подруг у неё закадычных со временем не стало совсем. Как-то все близкие подружки растерялись, расползлись по городам да странам. Остались поверхностные знакомые, даже и в кафе выйти посидеть – не с кем, и это-то в тридцать пять. А раньше заваливали гурьбой в кафешку и веселились, были планы, надежды… А сейчас какие у неё планы и надежды? Ровный след по кругу. Дочки? Ещё несколько лет и они начнут вырываться из этой полуразрушенной затхлости. Пусть дома – полный холодильник, но за дверьми – стальной мир. Сдохнуть можно. И скажи им после этого, чтоб не уезжали…

С мужем и дочками в выходной в пиццерию в областной центр смотать – пожалуйста, а вот в будний день, пока все в школе да на работе, завалить куда-то в уютное место по соседству с домом и от души поболтать – не с кем… На кухне своей новенькой за кофе/ чаем посплетничать, выплакаться… Не с кем!

Надя вспомнила, как однажды на пару дней ездила в другой город и остановилась у одноклассницы, в это же время у той гостила мама. Завидно стало невыносимо, такие Надя увидела между ними отношения, что-то они обсуждали, спорили… А она? Совсем одна в этом взрослом мире. Да, есть муж, он – добрый и верный, даже наверное вообще никогда не изменял. Но так он по этому делу и дома еле-еле справляется раз в неделю… Впрочем, её Стасик и ест/пьёт мало, да и весь тщедушный, хоть и работящий, добросовестный.

Для него секс как обуза, вечно он без сил, она же – женщина в теле, яркая и рослая – из казачьего рода, кровь с молоком. А Стасик всё с блокнотиком носится – дела записывает, чтоб ничего не упустить. Но ему, конечно, сложно – надо помнить точные названия запчастей, чтоб модели не попутать, на деньги не попасть, он же для всей семьи единственный добытчик.

Завтра, наконец, в кои-то веки приятное событие, на побывку приехала старинная подруга – Алёна. Она раз в год из Италии к своим родителям выбирается типа в отпуск на пару недель. И завтра Алёна к Надюхе в гости придёт, поэтому надо привести себя в полный боевой порядок, это же как перед смотром. Надя засобиралась – время за раздумьями уже поджимало.

Женщины сначала планировали встретиться в кафе, но потом решили – дома лучше, чтобы уже по времени не быть связанными, девочки забегут со школы переодеться на занятия, у них – танцы. Клуб – недалеко и старшая младшую водит самостоятельно. Только обратно надо забирать, потому что сейчас ещё рано темнеет, а идиотов праздношатающихся вокруг полно. Хоть чего другого ожидать от полуживого шахтёрского городка?

Алёна в Италии жила уже лет десять, если не больше. Только раз – несколько лет назад надолго задержалась дома, даже хотела остаться и больше не ехать. У неё случился бешеный роман. Вот так живёшь- живёшь невесть где, а потом приезжаешь домой, и тебя накрывает. Но ухажёр через полгода резко пошёл на попятную. Толику было около тридцати пяти, у него был успешный строительный бизнес, магазины… И жена- немка, сухая высокая женщина, вся такая правильная, властная и тоже, как у Надюхи, две дочки.

Толик с Алёной познакомился очень давно, где-то в Италии в командировке обувь закупал. И они несколько лет после этого переписывались, весело общались. А потом она взяла всё бросила и приехала к нему. Сначала вроде всё было замечательно, он ей тут же и квартиру купил, она её теперь сдаёт, а потом – через полгода всё резко оборвал: "Женат, прости, не могу. Останемся друзьями". Так вот у них даже тайного романа не получалось. Он совершенно не умел врать, не то что ясно видно было, что он лжёт, а даже произнести неправду не мог, только молчал и отказывался отвечать если не хотел что-то говорить…

Алёна, конечно, переживала, несколько раз пробовала вернуть отношения, Толик был вежлив, делал ей подарки, но – нет. Его правильная немецкая жена вошла с Алёной в дружбу, наверное чтобы контролировать ситуацию. Алёне же хотелось другого, семьи, детей, но у её ухажёра всё это уже и без Алёны было и менять свою хорошую состоявшуюся семью на просто другую он не стал. Зато помог своей несостоявшейся возлюбленной вернуться в Италию, на том и кончилось.

Надежда наблюдала это всё со стороны, очень подруге сопереживала, но помочь не могла. Кто тут поможет? Никто. Только утешала и уговаривала: "Уезжай ты уже. Тут – глухие места, время упустишь только". Алёна походила – пострадала и уехала обратно.

Самое любопытное – Алёна по образованию психолог, и вроде всё так глубоко знает и понимает, все эти "экзистенциалист", и другие страшные слова, а свою собственную личную жизнь построить не может. И девчонка вроде симпатичная, и характер добрый.

В Италии она последний год с ребёнком- инвалидом сидит, в развивающие игры с ним играет. К ней и других таких же аутичных детей приводят, она с ними контакт находит, каналы связи развивает.

Платят, конечно, по итальянским меркам- мелочь, а по нашим- целый капитал, квартиру легко можно в городке купить, но только зачем бы ей тут ещё одна квартира понадобилась. Она даже не знает где жить в будущем собирается, но вроде бы уже новый итальянский кавалер нарисовался более – менее постоянный, так что может там всё же и приживётся, там ведь намного солнечнее, чем в умирающем шахтёрском городке, по крайней мере погода приятнее, чем в этой продуваемой степи с терриконами. Но пока родители живы – к ним в гости раз в год ездит.

На следующий день прямо с утра Надежда вся при косметическом параде ждала Алёну у себя дома. Фрукты, нарезка, конфеты – на столе, а бутылку чего-то там интересного Алёна из Италии должна была традиционно в гостинец принести.

Девушки встретились, и долгожданный расслабон наконец окутал Надю. Она слушала Алёнины рассказы и думала о своём: "Вот зачем я только тут застряла со своим Стасиком. Ну, негожий он. Теперь ещё дети. Считай, жизнь даром прошла. Даже не натрахалась, хожу тут по комнатам, пыль собираю".

Алёна рассказала, что со своим неудавшимся мужем она так и состоит в постоянной переписке, он ей и на последний день рождения что-то прислал.

– И ты понимаешь, Надя, у меня такое ощущение, что ему только того и надо, что на дистанции общаться. Чтоб на глазах не мельтешила. Виртуальная я ему больше нравлюсь. Где-то даже нужна именно такая. А семью свою он в жизни не бросит, это же зачем ему шило на мыло менять, новых детей заводить… Зачем ему другая семья? Лучше от этого не будет, только бегать сюда- туда. Он такой, что без контроля своих дочек не оставит. А по переписке общаться – фантазии предела нет. Он может даже и ку-ку где-то. Я теперь вспоминаю некоторые моменты… А его бессонница! Он говорил: заснуть боится – вроде что-то стережёт. Короче, ну его.

– И нафик ты с ним переписываешься? Только раны бередишь.

– Даже и не знаю. Но с другой стороны – вроде как и рвать совсем не хочется. Хорошо же было.

Наде тоже было что рассказать. За тот год, что они не виделись у неё умер старший брат Саша. Алёна его хорошо знала, даже вздыхала пока школьницами были. Но он рано женился, так что из категории женихов быстро испарился. Брат был красавец – спортсмен, кучерявый брюнет, рослый, здоровяк, и вот его нет. Ещё в юности ему пару раз на тренировках хорошо по голове свезли, один раз – просто упал и об радиатор ударился, даже не во время боя, а на тренировке. А потом, уже когда в ментовке работал, ещё раз стукнулся – и всё. Сначала с пистолетом по базару бегать начал, что-то кричал, потом и не мог вспомнить, как туда попал и почему. Его тут же по собственному со службы и уволили. Так что когда он алкоголем свою болезнь хорошенько заполировал, и опять в психушку угодил, то даже без милицейской пенсии остался.

Подруги стали его вспоминать, выпили, помянули и тут Надю понесло:

– Я перед ним так виновата, так виновата, и рассказать некому. А сама всё время вспоминаю как я брата обидела, – и она пустилась в подробности. – Саша когда лежал в психушке, то позвонил – попросил передачи. Проведывать же надо, а жена от него сразу как из ментовки уволили ушла и куда-то уехала.

– А мы как раз с мужем сильно по деньгам попали, – продолжила она сдавлено, – На какие-то запчасти. Короче, было совсем хреновенько – у меня же денег своих нет, я же не работаю, живём – что Стасик принесёт. Короче, помню, что котлеты нажарила, а потом думаю: "Я сейчас заберу эти котлеты, а муж придёт и скажет: "Вот она со своим братом. Теперь всё будет туда таскать". Ладно, взяла я тогда клубники с грядки, пирожков, ещё салата наделала, и поехали мы со Стасиком его проведывать. И вот я отдаю эти пирожки, клубнику, ещё что-то, а Стас: "Слушай, что ты это принесла? А ты хоть кусок мяса принесла на передачу?" И мне так стыдно стало за свои эти мысли…

Надя пока рассказывала, стала белая, видно было, что из души рассказ тянется.

– Но это была последняя встреча, что я так потом ничего не исправила, брат там потом повесился, – продолжила она уже совсем никакая. – И вот эти шесть котлет, что я тогда дома оставила – так у меня теперь в памяти и сидят. Да, дальше он повесился и ничего не исправить было. Это мы в последний раз виделись.

Тут Алёна понимающе покачала головой и быстро встала:

– Сейчас мы это сразу исправим. Это исправимо. У тебя дома фарш есть?

– Есть.

– Давай сковородку.

Надя открыла духовку и вытащила сковороду, из морозилки достала фарш. Алёна поставила его в микроволновку на разморозку.

– Тут всё просто, – начала объяснять Алёна. – Подумай сама – у тебя чувство вины постоянное. Как исправить по поводу котлет?

– Не знаю. На кладбище отнести?

– Можно и на кладбище. Можно соседям, нищим, в церковь, без разницы. Можно не шесть, а больше. Сейчас больше наделаем и раздадим, и тебя попустит.

Через полчаса возвращаясь от часовни Алёна спросила:

– Всё? Попустило? На этом религия держится: я чего-то не доделала? Я хотела сделать? Да, какая разница кому? Действие! Завершённое действие! Завершённое действие есть хорошо. Хорошо сделать умершему брату уже невозможно, но можно сделать хорошо кому-то рядом. И чёрное компенсировалось. Всё ушло. Нет хуже незавершённого действия, Надя. Если ещё когда найдёт на тебя это воспоминание, то сразу собирай передачку – и к церкви, тут всегда есть кому раздать. Тебя и попустит.

Алёна конечно же понимала, что так сразу сейчас может и попустило, но найдёт ещё, и не раз. Пусть и не с такой силой, но душевная боль – штука долгоиграющая. Подобных историй лучше не допускать, лучше ошибиться отдавая, чем придерживая. И далеко не всё равно: отдать было тогда – голодному, измученному, несчастному, одинокому в своей страшной болезни брату или сейчас, спешащим по своим делам соседям, или вот этим чужим людям – жителям церковных пристенок, которых неизвестно какая судьба туда загнала.

Женщины быстро шли по улицам родного городка, улицам на которых выросли, которые оставались вроде бы и те же, но превращались в совершенно чужие, на них не хотелось задерживаться, тут не хотелось прогуливаться, как они в юности толпой "прошвыривались" от клуба до парка. Раньше здесь был свет и жизнь, а теперь ни света уже не виделось, ни жизни не чувствовалось. Всё поглощал свинец в его многочисленных оттенках.

– Ты, Надя не представляешь, как всё здесь отличается от Италии. Вот к примеру, иду я сегодня утром на рынок – родители попросили именно прямо с утра кое что купить, а мимо все бегут такие озабоченные, одинаково скучно одетые, с застывшим скучным выражением лиц… В Италии такого нет, там утро наступает степенно. Итальянцы бы на своих улицах на наших смотрели как на бешеных сумасшедших: "Куда они всей стаей скукоженные, серые, с такими угрюмыми лицами бегут спозаранок??" Там в девять только из дому выходят, идут в кафе, завтракают… Я к этому уже так привыкла, что мне каждый раз когда я сюда приезжаю поначалу диковато становится.

Надя после такого описания даже другими глазами посмотрела на редких в этот час прохожих. А действительно, есть в них эта похожесть, метка одностайности.

Тут Алёна вдруг встрепенулась:

– Забыла! Я тебе рассказывала как в прошлый раз в Киев на поезде уезжала?

– Ты такая расстроенная была тогда со своим ухажёром, что наверное нет, – ничего не смогла вспомнить Надя.