Седьмое Солнце: игры с вниманием

А вот случай временных искажений. Когда сильно устаешь физически, отключаешься, как только голова коснется подушки. Часто тело непроизвольно дергается. Это специальный механизм, способствующий более быстрому расслаблению мышц. Но, внимание! При этом снится, будто резко куда-то падаешь. Получается, картинка падения подбрасывается в сон уже после вздрагивания, а спящему кажется, что до. Или все же наоборот? Да, в целом, и не важно. Понятно, что ее видения сегодня из той же оперы. Долго ехали, потом брели куда-то ночью, а она ведь после аварии еще не отошла. А тут – темнота, круг, свечи… Вот и задремала слегка – впала в транс, а разум наложил элементы сна на реальную картинку.

Собственные выводы успокоили девушку. Хотя очевидно теперь, что вступать в группу не стоило – психика и так трещит по швам.

Прибежав домой далеко за полночь, едва успела прошмыгнуть к себе, как вернулась мама. Сунула коричневый конверт с практиками под подушку. Его напоследок всучил Нил со словами: «Приступай сразу».

– Интересно, что там… – вспыхнула последняя мысль, и Катя камнем нырнула в сон.

Глава 11. Собрание группы

Следующий день принес головную боль и сомнения в реальности вчерашнего посвящения. Благо, они длились недолго – из-под подушки красноречиво торчал угол коричневого конверта. Да и ноги неслабо ныли, будто накануне марафон пробежала.

Распечатала, прочла и разочаровалась. С досадой швырнула обратно. Тут же спохватилась и спрятала под матрас. Нужно будет подрать на части и выбросить в мусорку на улице, а то, чего доброго, родительница доберется. И, наказав себе сделать это сегодня, отправилась умываться. По пути проверила телефон – от Нила поступила одно сообщение: «Собрание группы в 7 вечера и адрес».

– Это же на Западный тащиться! – пожаловалась девушка своему отражению в зеркале. И принялась остервенело начищать зубы. Они со щеткой пребывали в разных мирах: пока рука с нажимом двигала ею вперед и назад, заставляя белую пасту капать на подбородок, голова была занята мыслями о практиках. А в них не оказалось ничего нового. Ну совсем. Это все в том или ином виде ей где-то встречалось и ранее. Она чувствовала сейчас… Да, да, то самое, когда грудью кидаешься на амбразуру и добиваешься смены власти, а по факту ничего не меняется. Надеялась на что-то серьезное и эффективное, а подсунули откровенное старье. И хотя, собственно, в магию она не верила, внутри жила глупая надежда, что ей повезет. Выдадут волшебную палочку. Ну или таблеточку по блату, как медику. На худой конец – определенную последовательность волшебных слов или хитрую медитацию. И… – вуаля! Она обретет способности, в крайнем случае – просветление. Эх, мечтать не вредно! Сплюнула белую пену и прополоскала рот.

Первая практика описывала медитацию на сердечной чакре. Предлагалось вечером вызывать у себя состояние благости и любви, запоминать его, а в течение дня стараться в нем удерживаться. Будто оно – твоя точка опоры, эталонное состояние. Ниже была приписка, что-то типа: «Нужно смотреть из него, как черепашка смотрит из своего панциря. Можно голову, лапки высовывать, но полностью не выбираться в наружность. Иначе окружающая реальность в виде событий, людей и срочных дел выманит тебя, опутает переживаниями и заботами, а затем, голенького и безоружного, привяжет за ногу и протянет по всем кочкам. Да за тридевять земель забросит. Выжмет, как лимон. И счастье, если к вечеру еще останутся силы найти дорогу домой, а то и вовсе позабудешь, что таковой имеется. Уснешь на долгие годы. Себя потеряешь. Хотя люди-то в основном не теряют… они проживают жизнь так ни разу и не обретя».

«Красивые слова, не более», – вынесла Катя вердикт и, сделав воду похолоднее, взялась надраивать лицо. Бррр… прикосновение холода к коже бодрило.

Вторая практика касалась контроля над мыслями. Необходимо было отслеживать приходящие в голову мысли, их эмоциональный окрас и то, как они разворачиваются в сознании, как сменяются, выстраиваются в цепочки. Затем, прочувствовав механизм и натренировав внимание, требовалось научиться переключаться с одних мыслей на другие, обрывать негативные, не додумывая, и вовсе не пускать их в свой разум.

Мда. Если, как написано, делать их не в свободное время в тишине, а в течение всего дня, то, скажите на милость, как и когда учиться? Вот спрашивают что-то на занятиях, а ты подвис, анализируя свое внутреннее состояние. Мысль за хвост поймал. Либо описанное невозможно, либо это практики для бездельников, сидящих в пещере.

– Ауч! – Катя сморщилась. Забывшись, задела синяк на лбу. От резкой боли приоткрыла веки. – Блин!!! – мыло не преминуло этим воспользоваться, вгрызаясь в глаза едкой щелочью. Торопясь, ополоснула лицо водой и уткнулась в махровое полотенце. Пахло оно не очень.

Но если первые два упражнения вызывали у девушки негодование, то третье, тайное, вгоняло в откровенную тоску. Там было только одно слово – «перепросмотр». Да, этот термин уже был знаком. Кажется, у кастанедчиков слышала. Данная практика – просто чемпион по убийству времени. Сначала нужно составить список всех (!) людей и событий в жизни. А потом их подробненько вспомнить. Тут даже логически ясно, что это нереально сделать. Ох, зря она примкнула к группе. Повелась на видимость способностей. И чего так вдохновилась – непонятно. Ведь особого ума не нужно, чтобы угадать: пропавших девушек убили, а средний возраст маньяков как раз за сорок. А по поводу головы – так не сказала же Мила ничего конкретного, просто «голова… голова…» и всхлипы. Чтобы на сто процентов убедиться в наличие чудес нужны факты! Голые факты и только.

Она прошлепала на кухню и поставила на плиту чайник. Взгляд рассеянно скользнул по металлическому боку, заляпанному каплями жира, и ухватился за размытый образ. В шестом классе она так гадала на святки, вглядываясь в свое отражение… только там сквозь свечу нужно было смотреть… а знакомая недавно рассказывала, как один товарищ досмотрелся… хотел третий глаз открыть, а в итоге в психушку угодил… у них на пятом курсе там практика, кстати, будет; главное, самой туда не попасть… внепланово… вон уже, твари всякие по углам мерещатся… и что это староста к ней так прикопался? … и, вообще, он выглядит слишком серьезным и обеспеченным, чтобы такой фигней, как саморазвитие, заниматься… ни единого успешного эзотерика еще не встречала… кстати… если человек занял свое место под солнцем – приобрел богатство и власть, ему нет нужды ковыряться в самом себе, чтобы что-то исправить… зачем? Ты ведь уже добился успеха. Самому хорошо, а другие пусть теперь восхищаются, завидуют и наизнанку выворачиваются, подражая… а таким, как она, без денег и связей, остается одна дорожка – забыться в приятной медитации… и не дай Бог с катушек окончательно слететь; психиатрический диагноз – это клеймо на всю жизнь – ни нормальной работы, ни водительских прав… у Нила, кстати, классный внедорожник… сколько лет нужно пахать, чтобы на такой заработать? … какая же она неудачница…

– Ссссзззз!!! – пронзительный свист закипающей воды вторгся в сознание.

Девушка вздрогнула, сфокусировала зрение на источнике звука и перекрыла газ. Вот так время и теряется – сидишь да смотришь перед собой отсутствующим взглядом. И пять минут сидишь, и десять. Только чайник поставил – уже выключать пора. А между первым и вторым действием пустота, плотная стена тумана. И поди вспомни, о чем ты думал и думал ли вообще. Замечаешь только, что настроение на ноль упало, а почему – неведомо, да и тревога смутная душу гложет.

Нет, не стоит на собрание ехать – и чего она там забыла? Да еще и черт знает где, больше часа на двух маршрутках.

Но к вечеру любопытство пересилило – и она-таки прибыла по указанному адресу. Дверь открыла вчерашняя Ольга.

– Проходи, – натянуто улыбнулась и с напускной вежливостью предложила: – Тебе чай или кофе?

– Э … чай! – Катя присела, расстегивая босоножки и бросая косые взгляды из-под ресниц. После зрелищного посвящения она уже внутренне подготовилась к чему-то эдакому. Да и вообще, эзотерическую среду легко опознать: приглушенный свет, медитативная музыка, пирамидки, мандалы на стенах, амулеты и прочие «предметы силы», запах благовоний, специфическая одежда, фанатично светящиеся глаза адептов и бесконечные разговоры о собственной исключительности.

Но в квартире Ольги царила банальная бытовуха. Восьмой этаж панельной девятиэтажки, однушка по типу хрущевки. Старые выцветшие обои в прихожей отслаивались и были обезображены чьими-то острыми когтями. Приготовилась наткнуться на кошачий лоток, когда сходу заскочила в санузел по нужде. Напрасно – ни он, ни сам питомец на глаза не попались.

В туалете было душно и сыро, а на стыках стен водилась плесень. Кое-где поотвалилась плитка, «радуя» глаз шершавой серой поверхностью. Такую только в Союзе лепили. Ужасная сине-зеленая расцветка, бледная и тоскливая, так и просилась ободрать ее до конца. Сидячая стальная ванна пожелтела на дне, а из-под брюха кишками торчали почерневшие шланги слива. Унитаз, похоже, подтекал давно: вокруг ободка тремя дорожками сбегали вниз размытые ржавые полосы. Мда, ну и разруха.

Оставив за спиной грохочущий рокот смыва, девушка прошла на маленькую кухоньку. Очевидно, хозяйка затеяла ремонт отсюда: лишила стены одежды и поклеила на потолок пенопластовые квадратики. Но, судя по тому, что некоторые уже провисли по краям, а штукатурка у плиты заляпалась и поменяла цвет, – ремонт затеяли для отвода глаз, и он растянется на долгие годы. Это тот случай, когда жить в такой квартире стыдно, менять что-то лень, а видимость активных действий притупляет неловкость. Скользнула взглядом по обшарпанным чугунным батареям, уперлась глазами в желтый треугольник стрингов и тут же смущенно уткнулась в пол. Подобравшись, подняла взгляд, переключив зрение на их обладательницу. На табурете у окна, бесстыже задрав ноги и положив на колени голову, сидела молодая барышня.

– Привет! Я Саша. Целитель, – поведала с такой радостью, словно выиграла миллион, и задорно тряхнула черными локонами. Она была в меру красива, воздушна и юна, но, как оказалось позже, больна неразделенной любовью. Притягивала к себе открытостью, пробуждая ответное доверие и желание подружиться. Открытость быстро переходила в излишнюю откровенность, вызывая удивление и легкий шок. Но эта легкомысленность ей прощалась, учитывая возраст, гуляющий в голове ветер и некоторую недостачу ума. Сашин язык воистину не имел костей и без устали молол все подряд. Минут за десять она выложила всю подноготную.

Ей недавно исполнилось 19 лет, и она жила с папой и «его женщиной» в частном особняке в пригороде. У отца было свое дело – не то, чтобы приносило золотые горы, но с деньгами проблем не было. Няни, репетиторы, коммерческий институт – из которого, правда, слиняла на первом же курсе. Она была всем обеспечена – дорогая косметика, шмотки, развлечения и другие «мелкие» графы расходов, новенькая иномарка на совершеннолетие.

Что касается способностей – это семейное, досталось от прабабушки. Та жила в небольшом Сибирском поселке и слыла известной на всю округу шаманкой. Страждущие стекались со всего Союза. Саша очень ее любила и приезжала каждое лето; но со временем это чувство покрылось наростами другого – страхом. Старая женщина стала заставлять внучку присутствовать на сеансах целительства, они лишали девочку сил и наполняли ночи липкими кошмарами.

Шаманка заводила больного в небольшую комнату, где укладывала на длинную деревянную лавку. Здесь горели свечи, пахло жженой травой, а шторы были плотно задернуты. Она долго водила над лежащим руками, что-то шептала, качала седой головой. А потом говорила, с чем тот пришел – и всегда оказывалась права. Лечила также – ладонями рук, присовокупляя в конце заговоры и пучки трав.

В особо трудных случаях садилась в изголовье, раскачивалась и бормотала под нос слова на непонятном наречии. Могла долго-долго так просидеть. Затем вставала и, пошатываясь, совершала над больным странные движения – то медленные и плавные, то резкие, торопливые, с пугающими хлопками и вскриками. При этом в глазах проступало нечто несвойственное ей, чужеродное, иное… И девочке, затаившейся на стуле в углу, становилось по-особенному жутко. В эти моменты старуха напротив больше не являлась ее бабушкой.

Иногда Саше разрешалось участвовать в лечении: она прикладывала руки к больному месту и чувствовала струящееся сквозь них тепло – и человеку непременно становилось лучше.

Прабабка работала почти без выходных и до последнего больного. Ближе к ночи, наконец, выпроводив последнего посетителя, принималась обессиленно шуршать заработанными бумажками. Целительница плотно утрамбовывала их в трехлитровые банки, закатывала крышками и уносила в подвал под домом. Саша наткнулась на этот схрон совершенно случайно – когда играла с соседкой в прятки.

Шаманка померла внезапно, когда девочке исполнилось девять лет. В ту ночь за окном стояла морозная зима, но казалось, отопление в квартире греет слишком сильно. Девочка ворочалась и задыхалась в своей кровати. Стоило лишь немного прикрыть веки – и бабка тенью нависала над ней, злобно шипя из темноты сна и пытаясь затянуть поглубже своими длинными скрюченными пальцами. Саша кричала и просыпалась, множество раз за долгую ночь, снова и снова…

То, что целительница отошла в иной мир, она узнала только через несколько дней, подслушав разговор отца с каким-то пожилым мужчиной. Умирала та тяжело: в бреду по кровати металась, выла, билась в конвульсиях. А когда уже смерть констатировали, да начали тело к земле готовить, вдруг села и невидящими глазами перед собой уставилась. Забормотала: «Он идет! … Он идет!» – а изо рта пена запузырилась. Старуха попыталась вскочить, будто спасаясь от кого-то, но непослушное тело лишь с кровати свалилось и окончательно испустило дух. Присутствующие со страху в обмороки попадали, иные же поседели, а священник и вовсе заикой сделался. А потом дом загорелся – то ли сам, то ли помог кто. При жизни шаманку боялись и слова дурного сказать не смели, знали, что она и порчу и сглаз навести способна, а как померла недруги головы-то и поподнимали. Из целительницы слухами в ведьму превратили – да так, что люди пепелище стороной обходить начали. Так все и закончилось, но только не для Саши. Прабабка просочилась в ее сны, преследуя и пугая, а иногда наоборот, плача, и будто умоляя о чем-то.

Теперь девочка часто просыпалась в мокрой постели, стала замкнутой и беспокойной. Отец обратился к лучшему в городе психотерапевту – тот назначил лекарства, вел долгие беседы, но энурез не проходил, а душевное состояние оставалось прежним.

Лишь только через год, когда Саша начала исцелять людей наложением рук, все внезапно прошло само по себе. И теперь она чувствовала в этом постоянную потребность, словно сильный внутренний зуд, ослабевающий лишь при лечении других.

– А куда подевалось бабкино добро? – вклинилась Катя в рассказ. Сама история ее зацепила мало. Просто знала: людям свойственно преувеличивать и придумывать небылицы, заполняя пробелы в знаниях разного рода ерундой. А вот про баллоны с банкнотами – это интересно.

– Сгорели наверно, – пожала плечами Саша. Встала и, взяв у Оли заварочный чайник, разделила коричневую жидкость на три кружки и разбавила кипятком. – Уже неважно, те деньги еще старые были, неденоминированные. – И она, морщась, отхлебнула свой несладкий чай.

– Мда… вроде как клад, а по факту – сплошные нули. – Катя потянулась ложкой за сахаром. Потолстеть она не боялась.

И тут Саша внезапно задала вопрос:

– А что темная тварь от тебя хотела?

– Что? – в первый момент девушка решила, будто ослышалась.

– Ну вчера, на посвящении… – уточнила целительница.

Рука с ложкой дрогнула и просыпала содержимое вниз. Она… Она тоже видела тень! Катины глаза расширились, в ушах зазвенело, а сердце застучало как бешеное. Значит… Тварь была реальной! Крупицы сахара на полу превратились в зыбучие пески под ногами. Они стремительно увлекали на дно.

Ольга взяла свою кружку и неодобрительно поджала губы:

– Я же по-секрету, а ты… – и вышла с кухни.

– Постой-постой, – внизу вновь проступил участок твердой земли, – так тебе… Ольга сболтнула… что я видела темное существо?

– Ага! – бесхитростно кивнула собеседница. – Но я тоже там нехорошее чувствовала. И глаза у тебя под конец такие страшные стали. Прям мерцали в темноте.

Ступни вновь покоились на полу – родном и прочном. Катя выдохнула. Ага, как же, почувствовала она. Знаем-знаем таких.

– Ты побледнела, – не понимая причины, целительница встала и принялась водить руками вокруг девушки. – Я тебя просканирую. – И быстро остановила движение напротив больной лодыжки. – Здесь! … Сейчас подлечу.

От ее ладоней действительно исходило тепло. Что, впрочем, неудивительно – ведь она только что держала горячую кружку. А фокус с больным местом Катя просекла сразу: после вчерашнего посвящения ныла травмированная лодыжка, и она теперь заметно прихрамывала.

Щелкнул замок входной двери, и через минуту в комнату заглянул Нил. Прокаркал со злорадством:

– Александра! Кончай пудрить мозги новенькой. Твои способности – обычное внушение, – его акцент выбешивал наравне со словами, – вон Пашку нашего вылечи, тогда поверю, а то который год мальчик горбатым ходит. А тут такой талантище пропадает. – И он захихикал.

Саша покраснела, как помидор. Маска веселой беззаботности треснула, пропуская сквозь себя ненависть. Глаза загорелись и почернели. Пальцы затряслись и невольно сжались в кулаки. Казалось, она готова броситься и растерзать обидчика.

– Павел подхватил простуду и его не будет, – продолжил Нил как ни в чем не бывало. Он уже развернулся, чтобы покинуть кухню, но на мгновение притормозил, чтобы ехидно добавить: – Кстааати! А Антона тоже не будет – у него дела. – И дверь со стуком захлопнулась.

Лицо Саши сделалось мертвенно бледным. Из нее сразу будто жизнь ушла. Будто ей приговор зачитали и на эшафот повели. Тело обмякло, глаза выцвели и опустели.

– Что с тобой? – встревожилась девушка, схватив холодные как лед руки в свои.

– Я люблю его… – чуть слышно прошептала несчастная, – Антона… а он меня игнорирует.

– Ясно. – Катя переключилась на кружку и продолжила пить чай. Она не умела успокаивать и не питала сочувствия к таким вот наивным дурочкам. Наоборот, внутри клокотал смех. Ну какая, скажите на милость, тут может быть любовь?! Повелась девочка на красивую моську и сладкие речи. Не первая и не последняя. Повзрослеет и перерастет эти глупости. И попыталась перевести разговор:

– И что с этим Нилом не так…

– Понятно, что! – выплюнула собеседница, разом ожив. – Мила ему не дает!

– Что не дает? – не сразу въехала девушка.

– В койку не пускает, – на лице целительницы зацвела язвительная улыбка, – он ее охаживает, охаживает… а ей все по боку!

– А… Почему?

– Ну она же сектантка, – возмущенно выдала Саша, – ты разве по одежде этого не заметила?! Старушечьи платочки, длинные юбки… У них замуж только девственницей и за своего можно, и это проповедник решает, кому и с кем. – Не сдержав эмоции, она повысила голос: – Прикинь?! Чтобы мне какой-то хрен в рясе указывал, с кем и когда спать! – тут она спохватилась и умолкла, услышав за дверью голос Милены.

А потом они впятером сидели в зале и общались. Помедитировали вместе, пообсуждали практики, почитали разные книжки… они этим обычно и занимались на собраниях. Болтовней! Ничего необычного Катя для себя не открыла. Пока ехала с Сашей домой – та вызвалась ее подбросить, подкинула идею поступить в медицинский колледж. И, Саша, на удивление, согласилась. Все-таки целителю, помимо дара, нужно хорошо знать человеческое тело и происходящие в нем процессы.

Как подкошенная падая на кровать и соскальзывая в объятья Морфея, она краем внимания отметила, что больше не чувствует боли в лодыжке.

Глава 12. Недостаток любой практики в том, что ее нужно делать

Через несколько дней девушка вновь гуляла по заброшенным тропкам парка. Разговор начался с напутствий Антона, порождающих в Катиной голове вопли несогласия:

– Мне нужно уехать, но я опасаюсь, как бы брат Влада чего не выкинул, ведь две недели еще не прошли… хотя сам Влад намного опаснее – постарайся не пересекаться с ним до моего возвращения. И больше доверяй Нилу – он хороший. Подружитесь, тем более, вы очень похожи.

Девушка скептически подняла брови. Чем это интересно? Серый ком недовольства разбухал внутри и грозился окончательно завладеть разумом. И тогда ее понесет – все начнется с банального спора, а закончится тем, что они разругаются в хлам. Катя сдерживалась из последних сил, молча сжимая зубы и переставляя ноги.

Парень, не получив ответа, нашел себе другое развлечение. Он подбирал камушек, подбрасывал и пытался поймать его во время ходьбы. А камень хотел оказаться на земле снова. Пока что последний выигрывал всухую.

В конце концов девушка не устояла – подняла, подкинула и ловко поймала свой. Показала Антону как надо. Он восхищенно присвистнул и попробовал еще – но снова неудачно. Спутница снисходительно улыбнулась, и неприязнь подтаяла по бокам. Ну что с него взять! Ясное дело – белоручка, небось и в спортзале никогда не был. Пусть он и красивее, но она точно в лучшей физической форме, разными приемчиками владеет… На душе потеплело еще больше. Она открыла рот и принялась жаловаться:

– Первые две практики абсолютно невозможно выполнить…

Сверху донесся шум винта вертолета. Задрала голову, всматриваясь. И тут же споткнулась о лежащую на пути корягу. Пока терла ушибленное место, звук сместился левее и постепенно затих.

– Так вот, – продолжила, когда внимание вернулось назад, – я все время забываю, что нужно удерживать эталонное состояние и следить за мыслями. Просто, если это делать качественно, то когда жить?!

Антон резко остановился.

– Жить?! – переспросил с каким-то странным выражением. – Эти две практики даются каждому ученику для контроля над собственным вниманием. Ведь человек, не способный на это, не может считаться живым. У него нет права выбора. Оглянись, люди в большинстве своем ежедневно занимаются самоедством, накручивают внутри негатив, переживают из-за каждой мелочи. Но если спросить их, желают ли они себе плохого настроения, ответят – конечно нет! А может, секрет в том, уточнишь ты, что если будешь глубоко переживать, проблемы разрешатся сами? И тоже нет. Но тогда зачем вредить самому себе?! И они скажут, что не могут ничего поделать… не могут это контролировать… Здесь дело в том, что их внимание не принадлежит им, такие люди, к сожалению, просто программы реагирования. Им не рассказывали, что можно по-другому, а кому говорили – те не услышали. И нет у них времени на «ерунду», о которой мы с тобой толкуем. Они заняты, вовлечены и на всю катушку используются Системой, а вся энергия ежедневно утекает на быт или бесцельные развлечения…

Катя засопела и покосилась недобро. Может, это и относится к другим, но при чем тут она? Ведь студент-медик просто обязан хорошо учиться… поэтому и приходится тратить на это почти все свое время.

– Ой! – Антон внезапно присел и схватился за носок кроссовка. Это только что подброшенный камушек шлепнул его по ступне. Парень поморщился и сдавленно просипел: – Ты поняла, что я хотел сказать?

– Больно?! – Катя участливо проигнорировала его вопрос.

– Н-нет… – разогнулся и продолжил движение вперед, но уже прихрамывая. И вновь заговорил: – Нужно всегда ставить практики на первое место, прикладывать максимум усилий – тогда они начнут получаться, и ты обретешь то, что невозможно выразить словами. Ведь все вокруг – пустое. Жизнь пролетит как одно мгновение и лишь в конце поймешь, что спустила ее в никуда, гоняясь за призрачными миражами.

– Красиво заворачиваешь, – пробурчала девушка. А ведь действительно – ценности, к коим сейчас тяготеет человечество, после смерти «туда» не взять. Но есть ли вообще что-то там, за чертой? Душа и все такое… Это, пожалуй, был главный вопрос и камень преткновения. Ведь можно всю жизнь так зазря спустить, разыскивая внутри то, чего нет. А в это время другие, более предприимчивые, реализуют свой шанс: заработают деньги и доберутся до власти. И под конец, пока ты, жалкий неудачник, будешь на одну пенсию лапу сосать, эти дальновидные люди окажутся в шоколаде. Сядут и примутся в потолок поплевывать, наслаждаясь возможностями и могуществом. Ох, знать бы точно, где истина, а где ложь, чтобы не прогадать… а то всю жизнь сплошные колебания и сомнения. И снова на душе сделалось тоскливо и муторно.

Дальше они шли молча. Антон глазами выискивал подходящий объект для тренировки. Девушка обдумывала свое, все сильнее мрачнела и тоже косилась вниз. Но камни больше не встречались – только трещины на земле, бегущие в стороны паучьими сетками. Возникла странная мысль, что это они и попроглатывали камни. Слишком давно не было живительных дождей, чтобы затянуть разломы. А те покорно закатились и погрязли на дне. Ведь что с этих камней взять, сколько ни кидай – не полетят, только по макушке приложат, да еще глубже в грязи увязнут.