В сознание…

– Фрай, а здесь есть животные? – спрашивает Виктор.

– Есть речные, – отвечает Фрай и зевает. Он заворачивается в спальный мешок, оставляя снаружи лишь лицо. – Они кормят нашу колонию. Есть ещё наземные виды, которые появляются при холоде. Только они мелкие и быстрые. Их сложно поймать, да и мяса в них очень мало. Летом зверей в лесу нет. Только мелкие и летающие насекомые, они появляются ночью и создают этот ночной фон. Слышишь?

Виктор кивает.

– Прости консул, но я буду спать.

– Конечно, – говорит Виктор и Фрай застёгивает свой спальник до конца.

Малышев тоже забирается в спальник, не сразу закрывая глаза. Он смотрит на костёр, на тени, на звёзды. Он чувствует, что день наконец-то закончился.

Утро врывается холодом в сознание Виктора, растворяя едва слышный рой в голове. Первые лучи светят бледно сквозь дымку облаков, но Виктору этого хватает, чтобы осознать, что долгая ночь оставила в нём свой след. Руки ещё дрожат от усталости, в горле вкус мяса, поджаренного на костре, но ритм мыслей возвращался. Он сразу встаёт, потому что не может дольше лежать без дела. Костёр ещё тлеет, угли отдают последний жар, и кажется, что Виктор видит в нём, как двигаются мысли в его голове, будто собирая вновь своё присутствие в его теле.

Он замечает Диану. Она сидит в тени кустов, укрытая старым пледом, оружие рядом, активен боевой режим. Лицо сосредоточенное, глаза не моргают, следят за горизонтом. Кажется, она действительно не сомкнула глаз за всю ночь. Виктор подходит ближе.

– Ты всю ночь не спала? – он говорит негромко, почти шёпотом, но в тишине утреннего леса слова звучат слишком резко.

От неожиданности Диана вскакивает. Резко разворачивается. Плед, в который она была закутана всю ночь, цепляется за сапог. и едва не сбивает её с ног. Рука тянется к пистолету. Виктор рефлекторно отшатывается. Диана спотыкается о старую тряпку. Теряет опору, почти падает, но Виктор подхватывает её. Ловит за плечи. и удерживает в объятиях. Их тела сталкиваются, дыхания смешиваются. На мгновение они оказываются слишком близко.

Её тёмные глаза, такие настороженные и живые. Он смотрит в них и не может отвести взгляд. В груди не хватает воздуха. Сначала тепло внизу живота, неловкая вспышка возбуждения, от которой ему становится стыдно, а затем осознание: он видит в ней женщину, которую хочется удержать рядом, защитить, понять. Это сильнее случайного желания. Это засасывает глубже.

Диана дёргается, пытается вырваться. Он не то чтобы силой удерживает её, но этот дурацкий плед мешает ей вырваться. Виктор тянется вниз, чтобы помочь освободить её ноги. Всего на секунду их щёки соприкасаются и их глаза застывают друг напротив друга. Этого достаточно, чтобы он ощутил её близость. А Диана его возбуждение. Виктор тянется губами к её лицу, сам не веря, что делает это.

В следующее мгновение резкий удар по голове возвращает его в реальность. Он отшатывается. Диана уже на шаг дальше, пистолет в её руках. Ствол смотрит прямо ему в лицо.

Он стоит неподвижно.

– Извини, я… я… не хотел тебя пугать… – выдыхает он. Извини ещё раз, я не знаю, что на меня нашло. Прости ещё раз.

Она щёлкает ручку предохранителя. В её глазах злость и усталость, но под этим Виктор успевает заметить что-то ещё. Короткий блеск, тень смущения, мгновение, которое она старается скрыть.

– Забей! Не надо извинений, – наотмашь говорит она и осматривает лагерь. – Просто больше так не делай.

– Слушай, может, ты хочешь нормально поспать? Время ещё есть, я думаю…, – Виктор хочет сгладить неловкую ситуацию. – А я бы пока постоял на карауле.

– Нет, спасибо, я высплюсь, когда вернёмся в убежище. – Диана убирает за пояс своё оружие. – Ты вообще понимаешь, что я могла тебя случайно прибить этим старьём?

– Да, да, конечно. Этому оружию, наверное, уже больше двухсот лет…

– Именно.

Виктор уходит к костру. Угли ещё тёплые, он протягивает к ним руки. Сапоги за ночь просохли, и он, кайфуя, обувается. Начинает потихоньку собирать вещи в одну кучу возле скутера, чтобы не стоять без дела. Мысли возвращаются к тому, что только что произошло. Ему стыдно, но вместе со стыдом в груди остаётся напряжённое тепло. Он впервые видит Диану не просто как бойца, а как женщину. В этом есть опасность, но и что-то неизбежное, от чего невозможно отвернуться. Он бросает взгляд на Диану. Она снова сосредоточена, будто ничего не произошло. Но Виктор уже знает: для него всё изменилось.

Фрай по-прежнему спит. Виктор смотрит на неподвижный мешок и не выдерживает:

– Может, его как-то аккуратно стоит разбудить? – говорит Виктор, просто чтобы сказать хоть что-то.

Диана молча подходит к спальнику Фрая и несильно пинает его в районе ног. Спальный мешок, застёгнутый до самой макушки, вздрагивает, поднимается, сгибается пополам и начинает дергаться, как если бы внутри кто-то боролся с невидимыми путами. Фрай вырывается из сна, но явно не может понять, где он, и только беспомощно брыкается в тесной ткани. Диана смеётся. Впервые за всё время. Смех выходит неожиданно, чисто, звонко, и она уже не пытается его сдержать. Виктор смотрит на неё, не отрываясь. Он не видел её такой, даже не представлял, что она может быть такой.

Виктору становится жаль парня. Он подходит ближе, наклоняется и расстёгивает молнию, освобождая голову Фрая. Тот смотрит на них обоих с обидой и злостью, но Диана уже не может остановиться. Её смех накатывает волнами, рвётся наружу. В нём нет веселья, это скорее освобождение. Усталость, напряжение, страх последних дней – всё это выходит вместе со смехом.

Фрай сдаётся первым. Его лицо кривится, но уже не от злости. Теперь он тоже смеётся. Виктор чувствует, как смех захватывает и его. И в этот момент между ними троими исчезает то, что давило, что разделяло. Смех снимает тяжесть. Делает их ближе.

Когда смех стихает, они начинают собирать вещи и укладывают их в багажники аэроскутеров. Диана проверяет заряд. Говорит, что до дома хватит, только если не гнать. Они решают ехать объездной дорогой. Дольше, но безопаснее.

До переправы идут пешком. За рекой заводят моторы. Двигаются в том же порядке. День начинается. Но внутри Виктор, уже другой человек.

Он также едет позади Фрая. Смотрит на спину Дианы. Не думает о протоколах. Не думает о миссии. Он думает о том, что не знает, что будет дальше. Но знает точно, что сможет остаться здесь, если эта девушка будет рядом.

Прохладный утренний воздух врезается в лицо, обжигая щеки и нос. Виктору нравится это ощущение. Оно возвращает телесность, напоминает, что он жив. Ещё пару дней назад, когда он проснулся на борту неисправного корабля, это казалось уже невозможным. Тогда он боялся признаться самому себе, что шансов встретить людей почти не осталось. Но вот он оказался на этой планете, встретил людей, и, возможно, они станут его соратниками, а это место – новым домом на долгие годы. А о том, что правительство Республики отправит новую экспедицию к потерянной миссии, он боится даже мечтать, чтобы не тешить себя пустыми надеждами. За эти пару дней консул практически смирился с новой для себя реальностью. Он больше не ждёт спасения. Он заново учится жить.

Остаётся только до конца разобраться с тем, что именно происходит вокруг. Что это за форма жизни, которая крадёт тела людей, превращая их в других – чужих, непонятных, пугающих. Самое страшное – не сама потеря, а её обратная сторона. Видеть своих родных и близких, тех, кого любил, живыми – хотя сложно назвать их живыми, но мёртвыми их тоже не назовёшь – и не иметь возможности поговорить, даже прикоснуться. Можно ли спокойно жить, зная, что твои мертвецы не упокоены в земле, что они ходят где-то, чем-то занимаются, и не быть уверенным, остались ли они собой. Или это уже совсем чужие существа, инопланетные, полностью поглотившие разум и оставившие только видимую оболочку. Всё это и многое другое ещё предстоит выяснить Виктору. И это не просто личная задача. Это часть его работы. Часть консульской миссии, ради которой Республика отправляет своих представителей в самые отдалённые уголки галактики.

Аэроскутер держит стабильную высоту, мягко скользит над землёй, не задевая ни корней, ни камней. Виктор сидит позади, держится за боковые поручни, стараясь не мешать Фраю, который управляет машиной уверенно, без лишних движений. Двигатель гудит равномерно, вибрация передаётся через корпус, через ноги, через позвоночник. Это не шум – это ритм, к которому он уже привыкает. Они не разговаривают. Не потому, что нечего сказать, а потому что всё сказано. Путь ясен. Направление задано. Осталось только доехать.

Несколько раз Фрай останавливает скутер. Короткие паузы, чтобы справить нужду. Каждый уходит в свою сторону. Делает молча своё дело. Возвращаются. Снова в путь. Лес вокруг постепенно меняется. Свет пробивается сквозь крону, почва под ними становится суше, рельеф ровнее. Он не знает, почему именно этот маршрут выбран, но по поведению Фрая чувствует: напряжение спадает. Значит, они приближаются к зоне, которую местные считают безопасной.

По пути ни одного мутного. Ни подозрительного движения, ни резкого звука. Виктор не знает, как часто они вообще появляются в подобных местах и появляются ли вообще, где именно обитают, но отсутствие тревоги в теле Фрая говорит само за себя. В какой-то момент, не оборачиваясь, Фрай произносит:

– Здесь их не бывает. Слишком близко к северному периметру. Плантации мутные держат с другой стороны гряды, там, где раньше было поселение.

– Осторожно, – восклицает Виктор. – Там кто-то есть. Люди. Смотрите, – он вскидывает руку в сторону неизвестных, в километре от них.

– Свои, – успокаивает его Фрай, обернувшись в пол-оборота. На лице его сияет лёгкая улыбка, означающая, что они вернулись домой и можно расслабиться.

Диана даже не шелохнулась. Она достаёт какую-то маленькую трубочку из кармана куртки и вставляет в рот. И тут же консул слышит высокий, почти раздражающий писк, похожий на ультразвук. Это что-то вроде свистка. Через несколько секунд откуда-то издалека звучит такой же.

– Это позывные, предупреждение, что мы свои, чтоб нас не пристрелили издалека, – поясняет Фрай.

– Своего рода код доступа, ясно. И что теперь?

– Теперь мы в безопасности, мы дома.

Вот они и добираются до последнего пристанища человеческой расы на этой планете. Планете, куда Республика направила отобранных по строгим критериям специалистов, тех, кто прошёл многоступенчатую подготовку, доказал свою пригодность, выдержал испытания и был признан способным не просто выжить, но построить устойчивую колонию, развить инфраструктуру, наладить производство, сформировать общественные связи и обеспечить научную деятельность в условиях полной изоляции. Процесс заселения новых планет никогда не был простым, и даже при наличии ресурсов, оборудования и кадров, не всегда удаётся сразу и безошибочно организовать все области жизни. Именно поэтому Республиканским Консульством Колониальных Поселений и была разработана сопроводительная программа консульских инспекций, утверждённая Международным Космическим Альянсом Земли, а после и Сенатом Республики, уже на Марсе. Эти инспекции призваны не только контролировать адаптацию, но и обеспечивать соблюдение протоколов, отслеживать этапы выполнения миссий, выявлять отклонения, корректировать стратегию развития, а также фиксировать более тонкие процессы, связанные с психологическим состоянием общины, устойчивостью социальных связей и сохранением человеческой идентичности.

За всё время существования программы колонизации новых планет Виктору довелось участвовать в десятках инспекций, каждая из которых оставляла в нём след. Он сталкивался с расколом внутри общин, с конфликтами между комендантами и гражданскими советами, с нарушениями в распределении ресурсов, с провалами в аграрных программах, с техническими сбоями в системах терраформирования, с отказом от следования базовым протоколам и даже с попытками полной автономизации, противоречащей уставу Республики. Но всё это, несмотря на сложность, оставалось в пределах человеческого. Здесь же он впервые сталкивается с чем-то, что выходит за рамки привычного. С чем-то, что не поддаётся классификации. С чем-то, что, возможно, обладает разумом, но не имеет лица, голоса, формы, и не вступает в контакт, а действует по своим законам, не объясняясь, не предупреждая, не оставляя выбора.

Да, следы древних цивилизаций, артефакты, остатки архитектуры и даже фрагменты письменности встречались на разных планетах. Учёные фиксировали их, систематизировали, строили гипотезы, но прямого контакта не было никогда. Ни диалога, ни конфликта, ни попытки взаимопонимания. И теперь, когда можно сказать, что сбылась мечта нескольких поколений исследователей, Виктор боится признаться самому себе, что он не знает, что делать. Он не знает, как интерпретировать происходящее, как реагировать, как действовать. Всю эту ночь и всё утро он задаёт себе один и тот же вопрос, не находя ни одного приемлемого ответа. Что делать с тем, чего он ждал всю свою жизнь, но к чему оказался не готов?

Подножие горы окружено плотными зарослями местной флоры. Растения достигают высоты в полтора человеческих роста, имеют плотные стебли, покрытые волокнистой корой, и широкие листья, способные удерживать влагу. Их нельзя назвать деревьями, но и кустарником они не являются в привычном понимании. Это адаптированная форма жизни, выжившая в условиях нестабильного климата и высокой влажности. Когда скутеры достигают этих зарослей, из-за стеблей выходят люди. Те самые, которых Виктор заметил издалека. Все трое спешиваются. Диана и Фрай обмениваются короткими приветствиями. Виктор стоит в стороне, наблюдая. Из глубины зарослей выходят ещё несколько человек. Затем ещё. Они уже окружают его, не приближаясь вплотную, но формируя кольцо. Люди переглядываются, шепчутся, смотрят на него. Среди них и мужчины и женщины разных возрастов, подростки, даже дети. С каждой минутой их становится всё больше. Колонисты идут, чтобы увидеть его. Чтобы убедиться, что он существует. Что он действительно прибыл. Что он и есть тот, кого они ждали.

Виктор оглядывается. Его окружает толпа. Он не может сосчитать, но чувствует, что их уже больше сотни. Молодые, пожилые, дети. Все смотрят на него. Не с агрессией. Не с подозрением. С ожиданием. С верой. С тем, что нельзя назвать словами. Он чувствует, как внутри поднимается напряжение. Не страх. Не тревога. Ответственность. Он не знает, как сможет помочь этим людям. Он не знает, сможет ли вообще. Он не знает, что они ждут от него. Но он знает, что они ждут.

Взрослые едва сдерживают слёзы. Их лица напряжены. Они смотрят на него, не отводя взгляда. Дети стоят ближе к краю, переглядываются, не понимая, что происходит, но чувствуя, что это важно. Они ждут объяснений. Они ждут реакции. Они ждут слов.

Толпа начинает расступаться. Из глубины выходит старик. Его походка медленная, но уверенная. Его сопровождает, уже хорошо знакомый ему Фрай. Они подходят к Виктору. Остальные затихают. Никто не даёт команд. Никто не вмешивается. Все просто ждут.

Фрай останавливается, смотрит на Виктора, затем поворачивается к старику.

– Дедушка, познакомься. Это консул из Республики. Виктор Малышев.

Виктор кивает, протягивает руку. Старик отвечает. Его рука дрожит, но он сжимает ладонь Виктора крепко. По щеке течёт слеза. Он не вытирает её.

– Комендант поселения. Председатель совета. Артур Крафт.

Он смотрит прямо в глаза Виктора. Его голос ровный. Его лицо открыто.

– Добро пожаловать на Деметру. Мы ждали вас почти двести лет.

6.

Почти весь путь до кабинета коменданта они идут по узкому тоннелю, уходящему вглубь массивного подземного комплекса, вырубленного в теле горы и под ней. Стены здесь сложены из грубо обработанных плит, местами укреплены металлическими листами, на которых видны давние следы коррозии. Свет дают редкие потолочные панели, излучающие ровное, но тусклое сияние. Воздух прохладный, с лёгким запахом каменной пыли и старого машинного масла. За ними, не отставая, стайкой бежит и переговаривается между собой детвора разного возраста. Их голоса разносятся по тоннелю, отражаются от стен и гулко уходят в глубину.

Виктор замечает, что бункер устроен сложно: от главного коридора в стороны уходит множество проходов, ведущих в помещения разного назначения. Старик, сопровождающий его, не торопится и, словно проводя экскурсию, останавливается у некоторых дверей, поясняя, что за ними находится. Тут небольшой склад с инструментами, там мастерская и помещение для очистки воды, жилые отсеки внизу, медпункт маленький, столовая, она же зал заседаний совета старейшин, прямо под центральным холлом. Он говорит обстоятельно, с подробностями, которые, возможно, интересны местным, но для Виктора становятся испытанием его терпения. Однако он не смеет перебивать, не даёт ни малейшего повода подумать, что ему это в тягость.

Кабинет коменданта оказывается крохотной комнатой, не более двух с половиной метров в ширину и трёх в длину. Из-за обилия мебели и вещей, аккуратно, но плотно расставленных вдоль стен, пространство кажется ещё меньше. Сразу слева, у стены, стоит старый диван с потёртой обивкой, на котором, как выясняется, Артур спит с тех пор, как умерла его жена. Виктору приходит в голову, что этот диван, возможно, был привезён сюда с Марса вместе с первыми поселенцами. Здесь есть и письменный стол, на котором ровной стопкой лежат журналы учёта и серые папки, уложенные точно по центру. Рядом два стула. На стене над диваном закреплена карта убежища, испещрённая пометками. Воздух в помещении тяжёлый, с запахом сырости и лёгким привкусом плесени, что неудивительно для сооружения, скрытого в глубине горы.

– Присаживайтесь, мистер Малышев, очень волнительно принимать столь высокого гостя. Прошу прощения за беспорядок, я постарался немного прибраться… Всё-таки надеялся, что у ребят получится вас привести.

Старик взволнован. Это выдаёт голос и дрожащие руки.

– Да уж, они постарались, – Виктор улыбается и садится на старый диван.

– Уверен, у вас много вопросов, – сразу к делу ведёт Артур.

– Как, наверно, и у вас ко мне, – у консула действительно много вопросов, на часть из которых, скорее всего, у коменданта даже нет ответов, но он не может решить, с чего стоит начать.

– О да, мистер Малышев… – говорит комендант.

– Виктор. Прошу вас, зовите меня Виктор.

– Виктор… Конечно же, первый вопрос о корабле, – комендант поднимает руку над головой, словно указывая в сторону невидимого объекта. – О этот корабль! Уже несколько поколений мы наблюдаем за ним отсюда, снизу, и не можем понять, что же произошло и почему первая инспекция так и не прибыла к нам в положенный срок… Ни первая, ни вторая, ни какая-то другая…

Виктору кажется, что он слышит нотки отчаяния и даже злости в голосе коменданта, но и это он игнорирует.

– Наша миссия стартовала в утверждённый срок, в рамках тогда ещё новой программы адаптации, – начинает Виктор, чуть замедлив речь, чтобы собеседник успевал следить за ходом мысли. – За то время, пока ваши предки, первые поселенцы, добирались до этой планеты, многое успело измениться.

Артур слегка кивает, не перебивая.

– Во‑первых, был упразднён Международный Космический Альянс. Его полномочия разделили между Республиканским Консульством Колониальных Поселений и Сенатом Республики – новым органом законодательной власти. РККП тогда, помимо исполнительной власти, полностью взяло на себя работу с колониями, включая инспекции, снабжение и координацию научных миссий.

– Сенат… – тихо повторяет комендант, словно примеряя слово на вес.

– Столицу перенесли с Нова‑Терры в Нью‑Сеул. Это всё ещё на Марсе, но политический центр сместился, и вместе с ним изменились приоритеты. И, наконец, учёные из Института Прикладной Астроинженерии имени Лиан Чжоу внедрили новые технологии гипердвигателей. Благодаря этому мы должны были прибыть к вам значительно раньше, чем рассчитывалось изначально.

Виктор на мгновение замолкает, давая собеседнику переварить сказанное.

– Но произошло нечто непредвиденное. Я пока не понимаю, что именно, но надеюсь выяснить это с помощью вашего оборудования и, возможно, IT специалистов. Я уверен, что корабль достиг цели, как и планировалось, но по какой‑то причине компьютер не вывел экипаж из криосна. Я проснулся три дня назад в своей капсуле. Остальные… – он запинается, перед глазами возникает образ улыбающейся и подмигивающей ему Тамары, прямо перед погружением в крио-капсулу. – Остальные члены экипажа были мертвы и оставались в своих…

– Всё в порядке? Виктор?

– Да-да, я в порядке.

Малышев рассказывает всё, что произошло после пробуждения: как отправил капсулы с телами экипажа, как сам оказался на планете. Артур в ответ описывает, как их старая система наблюдения зафиксировала приземление нескольких капсул. Первые упали далеко на западе, и добраться до них раньше мутных было невозможно. Последняя же вошла в атмосферу по траектории, приведшей её ближе к поселению, и комендант отправил людей, надеясь, что они успеют первыми. На месте Диана и её новый напарник Фрай просканировали капсулу и определили позывные консула Республики. Но, заметив приближение транспорта мутных, они укрылись и наблюдали. Не будучи уверенными, что это не ловушка, они ждали. Когда же увидели, что прибывший из поселения мутных недочеловек, как называет его комендант, запускает процедуру пробуждения, а затем и само пробуждение, решили попытаться вырвать Виктора из рук врага. Сделать это не удалось, и всё, что произошло дальше, Виктор уже знает.

Виктор спрашивает, что известно об этих существах и каким образом они появились. Артур глубоко вдыхает, на мгновение задерживает воздух в себе, словно собирая в памяти последовательность событий, и только потом начинает говорить.

– Как я понял, вы уже видели эти растения, – произносит он.

– Душеглоты… – Виктор подтверждает кивком.

– Эти цветы у нас называют по-разному. Душник, душеглот, пыльник. Кто на что горазд. Комендант Ри в своих записях называл их мертвец-трава. Он писал, что сначала их было немного, отдельные экземпляры встречались в лесу, и никто не придавал им особого значения. Их даже пробовали в пищу, но вкус оказался… говорят, у него практически нет вкуса, а питательная ценность – нулевая. Позже кто-то заметил над ними свечение и пыльцу, которая поднималась в воздух по ночам. Те, кто вдыхал её, начинали задыхаться. Решили, что растение ядовито, и стали его избегать. Но с каждым годом оно распространялось всё шире, занимая новые участки. А потом начали пропадать люди. Сначала редко, и это списывали на несчастные случаи. Потом чаще, и страх стал нарастать.

Закипела вода. Артур встаёт, подходит к чайнику, снимает его с подставки и предлагает Виктору чашку. Тот отказывается, и старик наливает себе, продолжая рассказ.

– Однажды ночью кто-то увидел, как пыльца окутала человека и проникла в него через рот и нос. Она не вышла обратно. Все решили, что он умер, и доставили тело в поселение. Но через несколько часов, уже на столе у патологоанатома, он поднялся. Это был уже не тот человек, которого знали. Его изолировали, пытались понять, что с ним произошло. Первое время он говорил невнятно, словно проходил внутренний процесс перестройки. Потом начал говорить без остановки, выдавая себя то за одного, то за другого из пропавших ранее. Позже он замолчал, а ещё спустя время попытался бежать. При побеге его убили. Самооборона. Вот смотрите.

– Значит эксгумацию делали, – заключает Виктор.

Комендант, поставив чашку с чаем на край своего стола, начинает искать что-то под кучей бумаг. Наконец достаёт старый планшет.

– Насколько я знаю, делали, – ворчит Артур, пока пытается включить оборудование. – Как и многим другим, которых вылавливали позже, но ничего аномального найдено не было. Будто они были обычными людьми. Подробнее вам позже расскажет наш главврач Сэм.

С облегчением вздохнув, что тот включился, старик, нервничая начинает что-то искать. Повторяет всё это время:

– Минутку, минутку.

Наконец находит.

– Вот оно! Это написано в рабочем дневнике тогдашнего коменданта, – Артур читает: – «Двадцать три. Ноль семь. Две тысячи четыреста двадцать девять. Вчера, когда…» А нет, не то. Это про цветы… Вот. «Семнадцать. Одиннадцать. Две тысячи четыреста тридцать. Когда он поднялся на столе у патологоанатома, глаза его были мутными, как у трупа, но при этом зрачки реагировали на свет, хоть и с задержкой, словно сигнал до мозга доходил не сразу…» и «Движения были резкими и неестественными, суставы работали в непривычной амплитуде, как у человека, который никогда не учился ходить, но знает как». Вот еще: «Тридцать. Двенадцать… Он не узнаёт никого, кто к нему подходит, даже свою дочь Клару. Реагирует только на резкие звуки, бросаясь в их сторону с такой скоростью, что кажется, мышцы порвутся изнутри. Мы держим его взаперти, но даже через стены слышно, как он царапает ногтями металл, пока не сотрёт их до крови. Иногда он замирает на долгие минуты, стоя лицом к стене, и тихо шевелит губами, будто разговаривает с кем-то, кого мы не видим».