Отпуск

–У меня нога затекла. Пора спускаться.

Он смотрел себе под ноги, а она пыталась успеть насмотреться на всё вокруг. От предложения – теперь уже официально переставшего быть шуткой – не слишком хотелось отказываться, но согласиться было невыносимо. Постепенно приходила ясность, и мысли, которыми Алиса обычно подпитывала отчаяние и жалость к себе, слышались по-новому. Просыпались давно забытые мечты и желания, зудя, словно старые раны, с которых так приятно сдирать засохшую кровь, обнажая свежую, ярко-алую и такую сладкую, что тянет на поиски новых способов выпустить накопившуюся в жилах энергию. Хотелось наконец дать себе волю делать то, что всегда казалось неуместным лишь потому, что этого никто больше не делал – словом, близость смерти пробудила погибающую жажду жизни.

Они вышли с территории Байона не с той стороны, откуда пришли. Прямо напротив них, через дорогу, стоял маленький храм-беседка с большой статуей Будды внутри. Вокруг него лежали гирлянды из оранжевых и красных цветов, стояла ваза с бело-зелёными нераскрывшимися кувшинками лотосов, дымились палочки с благовониями.

Справа, скрытый от посторонних взглядов колоннами и статуей, на выцветшей потёртой циновке сидел старый монах и плёл тонкие браслеты из тёмно-жёлтых ниток. Алиса запнулась о взявшиеся из ниоткуда ступеньки и чуть не оторвала рукав от пиджака Люка, пытаясь удержаться на ногах. Сам он, похоже, ничуть не удивился, лишь ускорил шаг. Монах, заметив их, отложил своё занятие, широко улыбнулся и пригласил их сесть перед собой.

Люк тихонько толкнул Алису под ребро и улыбнулся. Она в состоянии лёгкого шока скинула кеды, подошла к монаху, опустилась перед ним на колени и вытянула вперёд руки ладонями вверх. Монах, дёрнув за повязанную им же красную верёвку на Алисином запястье, щёлкнул языком и покачал головой. Взяв в руки одну из свежих ниток, он, напевая что-то на санскрите, завязывал узлы – сначала два, потом ещё по одному на каждом из концов. Затем, растянув довольную улыбку ещё шире, он сложил руки лотосом, коснулся указательными пальцами кончика носа и чуть поклонился. Алиса машинально ответила, встала и, круглыми как блюдца глазами глядя на ухмыляющегося Люка, села на ступеньки завязывать шнурки. Он же легко взбежал наверх, на ходу скинув туфли и расстегнув пуговку на пиджаке, и тоже опустился на колени перед монахом. Тот ловко, легко проникая тонкими пальцами под узкую манжету, вытащил на свет бывшую когда-то давно такой же красной, как и у Алисы, верёвочку, и от радости закрыл улыбкой глаза: браслет развязался буквально у него в руках. Люк тоже улыбнулся, бросил еле заметный косой взгляд на повернувшуюся к ним боком Алису, и поклонился монаху, приложив сложенные вместе пальцы к носу. Монах в ответ коснулся ладонями лба и снова вернулся к своим браслетам.

Люк легко, почти пританцовывая, спустился, одним движением изящно надел туфли, сунул руки в карманы и едва не начал насвистывать. Алиса, вконец перестав понимать, откуда всё это взялось, не нашлась, что сказать; но и без чтения мыслей по её недовольно-испуганному лицу всё было понятно.

–Я над ним не властен, – Люк широко улыбался, а в глазах у него сверкали золотисто-красные искорки, -и никогда не задумывался, почему. Не все вопросы нуждаются в ответах, особенно если от ответа может разрушиться магия.

Алиса была в полном замешательстве, но тоже решила не копаться в ответах: там было слишком много мусора. Вместо этого она спросила:

–Почему ты не повязал новую верёвочку?

Его глаза блеснули чернотой.

–Потому что я уже получил всё, чего хотел.

Они шли по дороге молча: Люк – с неестественно широкой улыбкой на лице, радостно вдыхая тяжёлый, пропитанный цветами воздух, и Алиса – ссутулившись, грустно глядя на возвышающиеся по сторонам деревья, которым выпал счастливый билет – родиться здесь повелителями своих земель. Она хотела остаться – отчаянно, и неважно было, какие будут последствия; в то же время её съедало желание вернуться и тихонько, незаметно передать накопившийся свет самым близким: не произнося ничего вслух, чтобы ничего не потерялось и не обесцветилось. Когда выставляешь самое яркое напоказ, оно скоро становится плоским и ненужным, быстро отмирает, не оставляя ничего ни тебе, ни тем, кто так жаждал у тебя это позаимствовать. Ей было грустно уходить, и из-за грусти она упускала последние и самые сладкие мгновения. Как всегда.

–У нас осталась всего пара часов, – Люк тоже был расстроен и, может быть, слегка раздосадован. Давай, ускоримся немного. Я знаю, куда ты направляешься.

Он протянул руку. Алиса взглянула на неё с недоверием, помня о недавнем предложении, которое никто не отменял.

–Не бойся. Я дьявол, а не бог; я всегда говорю то, что имею в виду.

*а, какого чёрта*

Люк усмехнулся, а Алиса закрыла глаза и взяла его за руку.

Они оказались на верхушке центральной башни города-храма. Люк явно был не в ладах с определением времени по солнцу: до заката вряд ли оставалось больше получаса. Вокруг них был колоссальный труд тысяч вдохновлённых неземными силами человек – пруды отражали стены, лестницы и уходящие в бесконечность башни, тяжёлое жёлтое солнце, тёмно-голубое небо, создавая на своём дне мир более реалистичный, чем тот, в котором они находились. Алиса, окружённая источающими покой камнями, не замечая высоты, наклонялась вперёд всё сильнее, и, наверное, упала бы, если бы не осознала, что всё ещё держит Люка за руку.

Его ладонь была тёплой, как окружающие их песчаные блоки, с тонкими ломкими пальцами, такими на удивление сильными и твёрдыми. Он знал, что она специально не отпускает его руку, притворяясь, что это бессознательный жест. Сознавая, что ещё чуть-чуть – и смущение сдастся под напором накрывающего её такого приятного, но абсолютно неуместного в их случае чувства, он осторожно освободил руку, сжав Алисину ладошку на прощание, и дрогнувшим голосом попросил её:

–Закрой глаза.

Алиса сжала руку в слабый кулак и зажмурилась. В глубине души она, конечно, ожидала кое-чего… Но не смела даже отголосок такой мысли пустить в голову – кажется, у всех в мире выражение искренних чувств требует слишком много мужества, которого хватает только на признание в любви маме и коту.

Вокруг будто ничего не происходило, но Алиса чувствовала странные, резкие и неравномерные порывы неожиданно холодного влажного ветра. Высунув наружу кончик языка, она почувствовала в каплях соль.

–Можешь открывать.

Люк отошёл в сторону настолько, насколько это позволял крошечный уступ, заложил руки за спину и выжидающе наклонил голову. Алисе пришлось сначала зажмуриться, потому что в глаза ударил свет гораздо ярче солнечного. Когда она немного привыкла к сиянию, то не смогла удержать рот закрытым.

Перед её глазами развернулся величественный древний город, почему-то покинутый обитателями; чувствовалось присутствие человека, но не было видно его следов. Идеальный город сиял в оранжевых лучах: позолоченные фигуры башен, серебряные хвосты каменных львов, драгоценные камни их глаз – встречаясь, лучи рождали мириады маленьких радуг, причиняя глазам нестерпимую боль, но оторвать взгляд не получалось. Пруды больше не манили вглубь: умножая сияние, они выталкивали из себя второй город, не смевший встать рядом с первым. Стены отливали розовым, исчезли все следы времени, и внизу, внутри башни, вместо покрытой сусальным золотом статуи Будды стоял невозмутимый и безмолвный каменный Вишну.

Лучи вдруг стали темнее, насыщеннее, и картинка на мгновение померкла; но тут же блеск вернулся, принеся ещё больше острых, словно хрусталь, зайцев в глаза. Алиса поняла, что плачет. Повернув сияющее лицо к Люку, она улыбнулась, а он сунул руку в карман и достал бумажку, которую она дала ему, казалось, в прошлой жизни.

–Теперь можно?

Алиса уже забыла про эту крошечную фразу, которая пришла ей в голову ещё когда Люк начал рассказывать обо всей этой системе сценарист-художник. Но, как человеку, который всегда делал так, как ему было сказано, она понимала, чего так недостаёт всемогущему дьяволу.

Там было всего пять слов: «Сделай так, как тебе нравится».

Он опустил улыбающиеся глаза в помятый листочек, и его лицо вытянулось. Он долго вчитывался, будто пытаясь увидеть там что-то кроме очевидного. Алиса улыбнулась.

–Я тоже не бог. Я не утаиваю правду от дьявола.

Он больше не видел смысла себя контролировать. Едва не сбив её с ног, он подлетел, обвил пальцами её руки чуть выше локтя и мягкими, сладкими, как солёная карамель, губами закрыл от неё весь мир. Алиса почувствовала, что падает вниз. Ей всегда представлялось, что поцелуй уносит вверх, впуская в голову холодную вьюгу, уносящую всё, что было раньше; сейчас же она чувствовала в животе кусок плавящегося золота, тянувший её всё ниже и ближе к Люку. Соль слёз, дождя и сладости не помогала прийти в себя, а лишь усиливала ощущение нереальности происходящего. Когда выдерживать это уже не было сил, Люк отпустил её и встревоженно посмотрел ей в глаза. Неожиданно нахлынувший холод после жары привёл Алису в чувство и породил не удержавшийся за зубами вопрос:

–И что нам делать дальше?

Горько блеснул последний луч ставшего вдруг кроваво-красным солнца, отразившись в глазах Люка. Алиса закрыла глаза и сглотнула. Когда она снова открыла их, сквозь мутную плёнку просочились сначала фиолетовые сумерки, потом внезапно почерневшие камни, а потом осознание того, что она осталась одна на вершине вновь постаревшего храма. Алиса опустилась на пол и свесила вниз одну ногу. Глядя на просыпающиеся джунгли, она думала о том, что сейчас ей не нужно никакого одиночества, никакой свободы творчества или свободы действий. Ей просто хотелось оказаться дома и уютно закутаться в одеяло, хотелось вернуться в свою теплицу и никогда не покидать её так надолго. Часть её ненавидела остальной разум за такие мысли, но остальному разуму было всё равно. Она вытерла рукой сухие горячие щёки, встала, повернулась к пропасти спиной и сделала шаг назад.

Послышался жуткий грохот. Алиса, сражаясь с неведомым противником, опутавшим её с ног до головы какой-то плотной сетью, распахнула глаза и обнаружила, что борется с одеялом.

*ну, этого врага мне точно не победить*

Она сонно откинулась обратно на подушку и накрыла лицо ладонями. Со стороны стола послышалось громкое и вопрошающее «мяу?». Кот, до этого внимательно наблюдавший за сброшенной на пол расчёской, обнаружил, что его человек проснулся, и направился в разведывательно-выпрашивательный рейд. По-охотничьи мягко и почти неслышно, крадучись, он добрался до своей цели: видневшихся из-под одеяла ступней. Ловко просунув лапу с наполовину выпущенными когтями, он упустил добычу, но добился, чего хотел: на него смотрели недовольные, но уже явно не собирающиеся засыпать обратно глаза. Он деловито, уже не скрываясь, направился к этим глазам.

Алиса тем временем успела включить телефон. Он показывал субботу, пропущенный будильник и оставшиеся до звонка ничтожные двадцать минут. Алиса, прекрасно осознавая, что уже опоздала, с чувством «минутой больше, минутой меньше – какая разница?» подтащила к себе не особо упирающегося кота, собираясь повспоминать подробности странного сна, и обнаружила на своём запястье, рядом со старой красной, новую, свежую, с ещё не распушившимися концами, тёмно-жёлтую верёвочку.