скачать книгу бесплатно
Как и понять, нет, нет, не понять даже, а принять душой факт существования и функционирования компьютеров, биороботов, тех же Держателей Мира.
Ладно, Сашка психиатр, а я психолог.
Следующий ход мой.
– Пусть так. Не надо тебе никуда выступать. Возведи на престол вассала. То есть проводи меня на капитанский мостик, и мы с тобой хоть на десяток миль выйдем в море. Чтобы все было как тогда… А потом пожалуйста. Примечай зачатки событий и оставайся дома…
Кстати, где моя команда? Почему даже Ларсена нет на месте?
Шульгин вдруг улыбнулся как-то облегченно. Гадание на него подействовало или что другое?
– Да все нормально. Запер я их и отключил. Чтобы под ногами не путались. В старом сценарии их ведь не было…
И опять Сашка прав.
Хорошие мы с ним актеры. Самая пора в театр к Станиславскому наниматься. Зерно там образа выращивать, поведение в предложенных обстоятельствах изображать, все мы умеем.
А главное – мы все-таки выйдем в море именно так, как и задумано было двадцать лет назад.
… Специального банкета по случаю нашего отплытия устраивать никто не собирался. Вроде бы не тот повод. Ну, уходят ребята в отпуск, не на войну же.
Решили так, по-товарищески посидеть вечерком, поднять по бокалу-другому, обменяться мнениями. Глядишь, что-нибудь умное придет в головы на прощание, упущенное что-то вспомнится… Может, и не слишком важное на первый взгляд, но способное впоследствии принести ненужные хлопоты. И специально друзей, оказавшихся сего числа вдалеке от «Базы», тоже не приглашали, однако случайно, или влекомые пресловутой интуицией, или по иным причинам к вечеру на «Валгалле» собрались все.
И словно снова вернулось то, уже почти невообразимое, время, когда мы были молоды по-настоящему, не физически, а психологически, наивны, полны слегка глуповатого по нынешним меркам энтузиазма.
Будто прошло с тех пор не два с небольшим года, а десятилетия.
Печально сознавать, но мы уже стали отвыкать друг от друга, а может быть, инстинктивно старались держаться подальше. У всех будто бы и незаметно, а на самом деле вполне закономерно начала образовываться своя, отдельная от прочих жизнь.
Я сознавал неизбежность этого процесса, иногда даже удивлялся, что слишком он затянулся, но все равно видеть, как старая жизнь кончается безвозвратно, было грустно.
Но зато сейчас все на краткий миг стало почти как прежде.
Даже Сильвия решила почтить нас своим присутствием.
Явилась восхищенным мужским взглядам прямо из Парижа к пиршественному столу, непосредственно с очередного светского раута, до которых она была большая охотница. Облаченная в потрясный туалет из коллекции «Осень 1921 работы какого-нибудь сверхмодного кутюрье.
Шелестящее, струящееся, переливающееся произведение портняжного искусства с широченной юбкой (кажется, эта конструкция называется «солнце»), затянутым, как корсет, лифом и обширным декольте. Похоже, это платье, лишенное видимых застежек, дошивали прямо на ней. И, чтобы не терять время на переодевание и дорогу, леди Спенсер, вопреки договоренности, прибыла к нам внепространственным путем.
После нескольких тревожных моментов, вроде нашего с Ириной попадания в 1991 год, искажения синхронности между точками входа и выхода, мы решили прибегать к этому способу перемещений лишь в самом крайнем случае. Очевидно, Сильвия решила, что желание щегольнуть новым нарядом может быть признано таковым.
– Мы счастливы вас видеть, леди Си, – приложил правую руку к сердцу Воронцов, – тем более что как раз у нас возник спор. Насколько успешно воздействуют на европейское общество модернизационные импульсы с Востока…
Здесь Дмитрий не слишком и шутил. Уже целый год Западная Европа подвергалась своеобразной культурно-психологической агрессии со стороны Югороссии, в которой вдруг появилась масса военно-технических и чисто бытовых новинок, совершенно неожиданных, но эффективных, удобных и практичных.
И если у специалистов многое вызывало недоумение, каким образом столь прорывные технологии, на десятилетия опережающие общемировой уровень, появились в достаточно отсталой и разоренной семилетней войной стране, широкая публика принимала их не задумываясь.
Последние полвека стремительного прогресса во всех областях знаний отучили обычных людей удивляться.
Ну не было вчера кинематографа, автомобилей, аэропланов, телефонов, электричества, радиосвязи, граммофонов и патефонов – а со вчерашнего месяца десятого дня они есть, даже в цирке показывали. Носили женщины до самой мировой войны корсеты и ездили верхом только в дамских седлах – и вдруг перестали…
Чего же теперь удивляться тому, что русские самолеты стали летать еще на двести километров в час быстрее и на три километра выше, а неизвестные русские же портной и галантерейщик вдруг ввели в обращение короткие юбки, прозрачные безразмерные чулки и женские брюки. И не такое бывало…
Но были на Западе аналитики, пожалуй, не глупее своих потомков конца века, разве что не владеющие соответствующими приемами вроде мозгового штурма и контент-анализа, которые не один уже месяц трудились над систематизацией фактов, изучением и обобщением разведданных и просто витающей в воздухе информации в надежде понять суть и смысл происходящих процессов.
… Как раз их деятельность интересовала сейчас нас с Шульгиным больше всего. Мы не сомневались, что рано или поздно какая-то (не обязательно верная) концепция происходящего будет выработана, скорее всего – в недрах «Системы», которая была самым здесь опасным для нас врагом, и готовились к моменту, когда это произойдет.
И очень рассчитывали в предстоящей борьбе на Сильвию, поднаторевшую за минувшую сотню лет в «стратегии непрямых действий» аггрианского резидента.
… Мы ели, выпивали понемногу, много шутили, а кое о чем говорили и всерьез, но так, без нажима.
К слову, я спросил Левашова, не собирается ли он порадовать народ новым изобретением, чем-то столь же потрясающим, как установка совмещения пространства-времени или дубликатор.
Спросил совершенно искренне, поскольку знал Олега целую вечность и не помнил момента, чтобы тот не возился с железками, расчетами и чертежами, и всегда у него получалось нечто необыкновенное: от портативного магнитофона собственной конструкции в десятом классе школы и до пресловутого аппарата «СПВ».
– Да нет, не получается как-то. Одно дело, что времени нет, а вообще – нечего больше изобретать. Того, что уже есть, этой реальности еще сто лет не переварить, а самому даже и неинтересно. Положение примерно такое, о чем фантасты когда еще предупреждали…
– Конкретнее, – заинтересовался разговором и Воронцов. Он не так был начитан в фантастике, как прочие, но на охватившее Левашова безразличие к техническому творчеству внимание тоже обратил, и давно.
Еще с дней работы на достройке «Валгаллы» его тогда поразило почти неприкрытое безразличие, которое Олег проявил к интереснейшим чисто техническим проблемам.
Единственное, в чем он напоследок блеснул былой гениальностью, – это способ, которым он обошел наложенное Антоном на биороботов «заклятие» – запрет действовать автономно за пределами корабля.
Дмитрий тогда решил, что причина в Ларисе, в охватившей Олега на четвертом десятке страсти к этой эффектной, но взбалмошной и неуправляемой девице. Такое бывает, мужики и покруче Левашова ставили ради бабы на кон и карьеру, и честь, а то и жизнь.
– А чего тут… Думали мы, думали, старались, а тут пришли какие-то, перед кем мы не первоклашки даже, а так… Все они знают, все умеют, а нам, хоть из штанов выпрыгивай, и через тысячу лет их не догнать. Даже и пытаться не стоит…
– Ну, это ты зря. Нам как раз ничего. Переварили спокойно все их чудеса, не поморщились. Даже наоборот.
Олег засмеялся, по-прежнему невесело.
– Ну, чего или ничего, это пока рано судить. А вот что лично мне неинтересно стало с тех пор, как увидел Замок, Антоновы и Иринины штучки, – медицинский факт. Это как радиолюбительство. Мы отчего им раньше увлекались – оттого, что в отечественные приемники даже диапазонов 13-16-19 не ставили, а из магнитофонов, кроме двухпудового «Гинтараса» или «Кометы» с одной скоростью, купить ничего нельзя было, да и на них деньги два года копить… А если бы в каждом магазине, как на Западе, сто моделей на любой вкус, да за копейки, на кой нужно ночи напролет с паяльником сидеть… Мне теперь политикой интереснее заниматься…
Тут Левашов не кривил душой. Неожиданно для себя по принципу компенсации или под влиянием Ларисы он с головой погрузился в большую политику. Сначала ему хотелось доказать мне и прочим антибольшевистски настроенным личностям, что построение социализма с человеческим лицом все же возможно, стоит лишь устранить чересчур вопиющие перегибы, допущенные Сталиным, Троцким, да и Лениным кое в чем, и идея таки себя оправдает.
Отчего и согласился попробовать свои силы в качестве спецэмиссара Югороссии при советском правительстве, точнее – лично при Троцком.
Роль эта неожиданно его увлекла, и, хотя прежние коммунистические иллюзии улетучивались на глазах, он оставался твердым приверженцем идеи своеобразной конвергенции, сосуществования и положительного взаимовлияния либерально-буржуазной полумонархии Врангеля и нэповской диктатуры пролетариата Троцкого.
– Сейчас, кстати, в Москве происходят интереснейшие процессы. Я в них до конца не разобрался, но, похоже, Лев Давыдович отнюдь не избавился от мыслей активизировать «мировую революцию». После кончины Ильича идея построения социализма в отдельно взятой стране если и не отрицается впрямую, то за генеральную никак не признается. Есть сведения, что ведется работа по подготовке коммунистического восстания в Германии…
– Как прошлый раз в 1923 году? – удивился я. Последнее время, полностью погрузившись в переоборудование и предпоходную подготовку «Призрака», я почти перестал вникать в тонкости тайной дипломатии, тем более – советской.
– Именно, – кивнул Левашов, – только знаешь, что самое странное? Такое впечатление, словно и сам Троцкий, и его коминтерновцы тоже знают будущую историю. И учитывают уроки прежнего поражения.
… Перед десертом, когда общий разговор закончился и разбился по преимуществу на диалоги, мы с Берестиным вышли покурить на крытую галерею между шлюпочной и солнечной палубами, куда выходили двери Кипарисового салона.
Попыхивая своей очередной данхилловской трубкой, которые он с недавних пор увлеченно коллекционировал, пользуясь невиданным расцветом трубочного дела в здешнюю эпоху, Алексей как бы между прочим предложил заглянуть к нему, посмотреть недавно переоборудованный ситуационный кабинет. Благо идти туда было совсем близко – два марша трапа и десять шагов по коридору.
Раньше я часто там бывал, но последние месяцы как-то не приходилось, хватало других забот: переоборудование яхты и ее снаряжение, кое-какие дела в Турции и Европе, да и вообще…
Представлявший собой всего полгода назад нечто среднее между залом игровых автоматов и военно-историческим архивом, нынешний «кабинет» занимал уже три обширных помещения, заставленных вдоль стен всевозможным электронным оборудованием, и более всего походил на центр управления космическими полетами в миниатюре.
Прежде всего – обилием компьютерных мониторов и огромной, три на четыре метра, картой, правда не мира, а Европы, на торцовой стене первого зала. Великолепная карта, много лучше той, что была здесь установлена раньше. Деталировка, цветовая гамма просто потрясающие. Как на картинах гиперреалистов. Примерно в этом смысле я и выразился.
Я знал, что прежняя аппаратура позволяла моделировать на планшетах и картах ход любых военных операций мировой истории, сколь угодно раз переигрывать минувшие сражения за любую из сторон.
При подготовке Каховского сражения эта техника дала Берестину возможность выиграть его с минимальными потерями и потрясающим пропагандистским эффектом. А в результате и всю Гражданскую войну.
– Что карта, карта – просто жидкокристаллическая картинка. Дело в другом, – сказал он, обводя рукой свои владения. – Теперь у меня не старое железо фирмы «Макинтош», а настоящая машина. Двадцать квантовых процессоров, и у каждого оперативка 612, память 7 гигабайт, драйверы с ускорителями, а главное, она использует не только классические нули и единицы, а и любые промежуточные значения. То есть можно обрабатывать задачи с множеством неопределенных ответов. Плюс Сильвия одолжила мне кое-что из своих приборов, в том числе и так называемый «шар»…
– Не утруждайся, не мечи бисера, мне это совершенно ничего не говорит, для меня компьютер не более чем пишущая машинка с памятью и Ленинская библиотека размером с чемодан… (Это я к случаю припомнил цитату из пресловутого романа «Гриада».) Давай сразу к сути. Хотя «шар» – это круто. Неясно только, он-то здесь при чем?
Алексей посмотрел на меня с легким сожалением.
– Азия-с… Ну, выражаясь доступным тебе языком… – Он замялся, подбирая слова.
Вот технократы на мою голову. Ладно Левашов, тот от природы технический гений, нам в его делах с детства ловить было нечего, а теперь еще и Алексей, свой брат, гуманитарий, в мою неграмотность меня же носом тычет.
Впрочем, я не совсем прав, гуманитарием он является лишь в одной, и теперь уже не самой главной для него ипостаси. Живопись он забросил почти окончательно. Да и была она для него, как теперь выяснилось, лишь своеобразной формой эскапизма, уходом в вымышленный мир из реального, где Берестин не имел шансов на реализацию своего главного предназначения. Теперь же он вековую мечту исполнил – стал одним из крупнейших полководцев сразу двух реальностей.
А его компьютеризированный «ситуационный кабинет» – обыкновенный рабочий инструмент, как набор карт для стратега иных времен. И владеть он им, естественно, должен в совершенстве.
– Ну, в общем, теперь это все сразу: «виртуальный Генштаб», Главное разведывательное управление, Госплан и Дельфийский оракул в одном лице. С помощью Олега и Сильвии я загнал ему в память абсолютно всю информацию военной и военно-политической направленности, наличествующую в библиотеках, архивах и музеях Европы, Азии и обеих Америк. Учебники, монографии, отчеты, приказы и прочее. Плюс досье на каждого заслуживающего внимания генерала и даже полковника, их собственные мемуары и все, что о них писано друзьями и врагами.
Кроме того, в режиме реального времени сюда поступает вся текущая, фиксированная на бумаге и иных материальных носителях информация соответствующего рода из военных министерств, штабов, разведорганов большинства цивилизованных стран. Я ее, конечно, контролировать не в состоянии, но она поступает туда, внутрь, – он ткнул пальцем в сторону одного из шкафов, – переваривается и при необходимости используется…
Это я понял.
– То есть, грубо говоря, в любую секунду ты можешь получить не просто оперативную информацию о планах вероятного противника, но постоянно и непрерывно отслеживать перемещение воинских частей, прогнозировать развитие событий на ТВД[2 - Театр военных действий.] и…
– И так же постоянно получать рекомендации по оптимальным мерам противодействия. В масштабе от фронтов до взводов.
Зная Берестина, я догадывался, что к любым рекомендациям, даже и такой сверхумной машины, он отнесется вполне критически и в случае чего примет собственное решение, но все равно… Понятно теперь, и для чего потребовался «шар» Сильвии. От Ирины я знал, что этот аггрианский прибор, имеющий массу функций, предназначен в том числе для считывания любой фиксированной информации, где бы она ни хранилась.
– Здорово, – повторил я из вежливости. – Значит, теперь для тебя нет в мире тайн, и любой агрессор может быть разгромлен превентивным ударом, а также и в любой желаемый момент после начала агрессии. Малой кровью и на чужой территории. Нам бы с тобой в сорок первом году такая штука сугубо бы пригодилась. Глядишь, и прорыв фронта под Смоленском сумели бы парировать вовремя…
– Да уж… – поджал губы Алексей.
Пожалуй, мое замечание было неуместным. Хоть и здорово мы с ним тогда повоевали, я из Кремля, а он непосредственно на передовой, а все же то, что ему так и не удалось удержать немцев на старой границе, он считал своей крупной неудачей.
Тем более что Антон слишком не вовремя нас из сорок первого года выдернул, и мы так и не узнали, чем закончилась осенняя кампания.
Впрочем, кое-какие плюсы есть и в таком незнании. Если вдруг Марков без Берестина сделал то, чего не сумел сделать Алексей, удар по самолюбию был бы тяжелее…
– Однако ты ведь не только для того, чтобы похвастаться, меня сюда пригласил? Еще что-то?
– Разумеется… – По лицу его вдруг скользнула тень некоего смущения.
– При всем своем совершенстве надежд моих машина пока не оправдывает. Если ее использовать как всеобъемлющий справочник – это да. И некоторые локальные задачи решает вполне успешно, например – спрогнозировать действия английского флота при попытке взять реванш за недавнее поражение. Кстати, тут у меня есть интересные данные, тебя впрямую касаются, – заметил он будто невзначай и снова перешел к главному для себя: – А вот если задать ей разработку оптимальной военной доктрины Югороссии или хода войны с наиболее вероятным на сей момент противником, тут начинается такое… Ну полный бред.
Я как-то сразу сообразил, что произошло. Даже и расхохотался, что выглядело несколько бестактно.
– Всю историческую информацию заложил, говоришь? За какой период?
– Я же сказал. Почти за двести лет. Начиная с наполеоновских войн… Чтобы тенденции в развитии военного искусства отслеживать, аналогии находить… И до момента нашего ухода. Когда ты в Замке библиотеки в компьютер перегружал…
– Молодец. Все ты правильно сделал, кроме одного. И в результате вместо «Генштаба» получил больничную палату, набитую генералами-шизофрениками…
Алексей все еще не понимал. Пришлось объяснять.
Базовая информация машины была изначально огромна, пожалуй что исчерпывающа, и все время в оперативную память поступает свежая, текущая. Только вот одну тонкость Берестин с Левашовым упустили, просто не догадались предварительно подумать в нужном направлении. Все, что составляет основу ее «военно-исторического образования», позаимствовано из прошлой реальности…
Но реальность ведь изменилась, и машина столкнулась с неразрешимым даже для ее «интеллекта» противоречием. Многие исторические факты теперь не соответствуют тем, что происходили прошлый раз.
В разведдонесениях то и дело встречаются ссылки на события и сражения, не происходившие в действительности, речь нередко идет об армиях несуществующих стран, а в существующих ключевые посты занимают какие-то другие люди. Ну и так далее.
При этом машина, по определению, принимает любую получаемую информацию за достоверную. Соответственно, ей необходимо либо искать причину несовпадений теории и практики, меняя всю философию причинно-следственных связей, либо начать игнорировать все, что в исходную теорию не укладывается.
Так ведь и еще хуже того. Мои друзья, не подумавши, сделали в своей программе совершенно равноправными и равнозначными всю советскую, на 70 процентов идеологизированную историческую науку и достаточно свободные взгляды немецких, англо-американских, японских и прочих историков.
Точно так же бедная машина должна была совмещать в себе, как в единой личности, позиции и теоретические воззрения Жукова, Тухачевского, Свечина, Троцкого, Манштейна, Кейтеля, Эйзенхауэра, де Голля, Ямамото, Пилсудского и Маннергейма.
И это только так, навскидку. Возможно представить, чтобы эти ребята пришли к единому мнению по поводу какой угодно военной операции XX века?
Умный человек смог бы в этом парадоксе разобраться, а машина, кажется, начала вести себя по принципу «если факты не соответствуют теории, то тем хуже для фактов». Просто исходя из того, что базовая информация для нее заведомо приоритетнее вновь поступающей.
Все это я Алексею популярно и изложил. Пусть с точки зрения человеческого психолога, а не специалиста по компьютерной логике.
– Вообрази себя в ее положении. Ты на фронте разворачиваешь карту Белоруссии, а видишь какую-нибудь Гондвану. Начальник разведотдела докладывает тебе о количестве у неприятеля боевых слонов и реактивных истребителей, а пленный сообщает, что 2-й танковой группой командует не Клейст, как ты был уверен, а Субудай-Багатур. И тут же по прямому проводу Ставка требует к утру доложить о возможности стремительным обходным маневром взять Теночтитлан… Я слегка утрирую, конечно, но суть такова…
Берестин невольно улыбнулся нарисованной мною картине. Действительно, для выпускника академии имени Фрунзе довольно диким было бы увидеть в экзаменационном билете вопрос: «Сделать разбор совместной наступательной операции врангелевско-кемалистских войск по захвату Стамбула в мае 1921 года у англо-греческих агрессоров».
Или – «Роль Предсовнаркома РСФСР тов. Троцкого в обеспечении почетных условий советско-белогвардейского Харьковского договора в 1920 году».
Особенно если бы экзамен происходил годах этак в 1938 – 1953-м.
По этому поводу мы с ним по-солдатски, под сигаретку выпили, вновь испытывая забытое уже чувство воинского братства, обретенное на Отечественной войне, и он меня спросил, как же из этого вполне дурацкого положения выйти.
Не хотелось бы акцентировать внимание на интересном моменте, но…
Чем дальше, тем больше мои друзья становятся самостоятельными и самодостаточными. А вдруг припрет нештатная ситуация, и «выручай, Андрей, подскажи что-нибудь умное».
Нет, я не в обиде. По той же самой причине. Карма у меня такая и профессия. В упорядоченном советском мире поддерживать в друзьях нонконформистски-фантастический тонус, а в мире абсурдной фантастики выступать хранителем реальности.
– Так, а делать что? Подсказать можешь?
– Вот не ценил ты, Леша, замполитов и комиссаров в армии, а зря. Они, может, и не всегда представлялись ангелами небесными, однако в самые безысходные времена подсказывали своим командирам и военспецам, как использовать бесспорные военные знания в далеко не бесспорной ситуации. Поскольку владели какой-никакой, но всеобъемлющей теорией.
