скачать книгу бесплатно
Под раскидистой сосной он покурил, прикидывая дальнейшие действия. Сквозь стекла маленького, помещающегося в кулаке, но сильного бинокля ничего подозрительного на прилегающих, круто карабкающихся в гору улочках он не заметил. Все сидят по домам, и прежде всего – обитатели многочисленных пансионатов и санаториев.
До центра города оптика не доставала, мешал туман. Где-то в районе Лермонтовского сквера вдруг вспыхнула жаркая, но короткая перестрелка. В ней участвовало, на слух, около десятка автоматных и винтовочных стволов. В сыром воздухе выстрелы звучали глухо.
Возможно, защитники полицейского управления отбили очередную разведку боем, или, напротив, бандиты пресекли чью-то попытку прорыва за кольцо окружения. А то и не пресекли, и несколько храбрецов пробились, мгновенно растворившись в лабиринте дворов Старого города. Гадать можно бесконечно, но бесполезно, а главное – незачем. На планы Тарханова перипетии уличных боев в центре пока не влияют.
Он наметил несколько рубежей на маршруте, перемещаясь между которыми практически без риска можно добраться до кухонного и хозяйственного дворов гостиницы.
Одет он был сообразно ситуации и так, чтобы не вызывать подозрения, даже попавшись случайно на глаза бандитскому патрулю, ежели он сюда забредет.
Рабочие джинсы, в которых он обычно возился с машиной, рубаха в клетку, серая куртка-ветровка. Через плечо сумка с принадлежностями, необходимыми для осуществления «последующей задачи», когда первая, то есть поиски Татьяны, будет выполнена.
Как обычно, один пистолет в плечевой кобуре под курткой, второй сзади за ремнем брюк. Настоящий финский нож, острый, как опасная бритва, в неприметном кармане под коленом.
Если на него не навалятся внезапно из засады сразу десяток человек с аналогичной подготовкой – пробьется хоть в гостиницу, хоть в любое другое место.
Вначале инстинкт и тревога за судьбу Татьяны подсказывали ему идти по пути наименьшего сопротивления, то есть по-тихому, а уж если не выйдет, то с боем, проникнуть в «Бристоль» и дальше действовать по обстановке. Для егеря с его уровнем подготовки и стажем проблем почти что и не было.
Однако вовремя Тарханов вспомнил и другое. Он же сейчас не просто частное лицо, озабоченное лишь спасением своей подруги. Он офицер управления спецопераций. И не просто офицер даже, а целый начальник отдела. Следовательно, ему более пристала другая линия поведения. И другой взгляд на ситуацию.
Угнетало, конечно, что Татьяна, девушка почти что забытая и вдруг снова встреченная, пусть и в иной роли и качестве, находится сейчас, возможно, в смертельной опасности или уже стала игрушкой остервенелых террористов. Слишком уж хорошо помнилась Тарханову улыбочка, с которой рыжий боевик смотрел на красивую девушку Свету. Предвкушал классное развлечение, на мягких кожаных подушках шикарного «Мерседеса» или прямо на придорожной травке.
Но какой же ты старший командир, если готов изменить долгу ради женщины?
А с другой стороны, в чем твой долг, полковник? Твое ли это занятие – воевать с очередной дикой бандой, ежели все это в прошлом и твоя служба теперь – другая.
Среди в изобилии покрывающих склон плоских камней Тарханов нашел подходящий, приподняв который можно было спрятать сумку с ненужным сейчас имуществом.
А остальное – вот оно.
Такие варианты они в отряде «Печенег» тоже проигрывали.
Короткие белые трубки свинтились в стандартную трость слепого, какие выдаются в соответствующих организациях. Правда, внутри ее рукоятки помещались пять спецпатронов солидного калибра, со страшным останавливающим действием.
Сергей надел очки, снаружи абсолютно черные, а изнутри вполне прозрачные, взял еще и плетеную сумочку-авоську с батоном хлеба, бутылкой молока, банкой рыбных консервов и пакетом корма для собаки. Все это было приготовлено еще в Москве, не на такой вот именно, но на соответствующий случай. Если бы вдруг пришлось выслеживать «Кулибина» не в удобно расположенной вилле, а на городских улицах или в институте.
И внешний вид предметов скромного рациона инвалида отнюдь не соответствовал содержанию. В случае чего пару танков или долговременную огневую точку взорвать можно.
Еще готовясь отправляться на Ближний Восток, Тарханов проштудировал литературу о нравах и обычаях тамошних обитателей.
В том числе и «Постановления Мухамедданского права относительно войны с неверными», составленные средневековым теоретиком ислама Кудури.
Как там было написано: «Неприлично мусульманам нарушать клятву, употреблять хитрость, уродовать людей, убивать женщин, стариков дряхлых, детей, слепых, хромых, если никто из них не будет участвовать в войне своими советами или если женщина не будет царицей. Непозволительно убивать безумных».
В данный момент он в войне не участвовал, даже советами, и, следовательно, вполне подпадал под указанные условия.
Если, конечно, его противники так же хорошо начитаны и считают данные правила сохраняющими силу в текущей исторической обстановке.
От Базарной площади, что было очень естественно, мимо Гостиного Двора, он пошел вниз по Армянской улице, которая выводила к угловому зданию почтово-телеграфной конторы, наверняка захваченной террористами.
Повадки слепых Тарханов тоже осваивал на курсах, поскольку это очень удачная форма маскировки.
Здоровые люди не просто сочувствуют слепым, они их даже немножко боятся. Точнее – не их. Они боятся на них лишний раз посмотреть. Уж очень страшно вообразить себя в подобном положении. Без ног – пожалуйста, переживем. А вот слепым… Почти что как прокаженным.
Сергей шел вниз по улице, вымощенной круглым, отполированным двумя веками булыжником, по которому в свое время наверняка ходили и ездили в экипажах Лермонтов, Бестужев-Марлинский, княжна Мери, доктор Вернер, майор Мартынов, генерал Верзилин со своими дочками и много-много других литературных и исторических персонажей. Да и сам Тарханов, помнится, ранним сентябрьским утром 1993 года катился здесь, притормаживая двигателем дешевенького мотоцикла.
Как тогда волнующе и тревожно пахло сжигаемыми на кострах осенними листьями… И тоже стелился между домами и заборами молочный туман.
Свернув направо, он пошел вдоль Царской улицы, постукивая тростью то по тротуару, то по стенкам домов.
В самый центр заварухи.
Одиночные выстрелы винтовок и карабинов явно звучали от квадрата массивных каменных зданий «Присутствий»: городской управы, госбанка, полиции.
Строились они в середине позапрошлого века и для обороны были приспособлены великолепно.
В этом и заключался просчет террористов. Напали они в самое неподходящее время. За полчаса до развода. Вечерняя смена охраны банка не успела уйти, а утренняя уже пришла. Соответственно и наряды патрульно-постовой, дорожной, городовой и участковой служб оказались на месте в двойном комплекте. И успели занять оборону.
На полчаса бы позже или раньше – начни отдежурившие и сдавшие оружие люди расходиться по домам, все сложилось бы совсем иначе.
А тут вышло так вот.
Кося глазом в сторону интересующих его зданий, Тарханов видел, что положение атакующих безнадежно.
Не более двадцати рассыпанных в цепь людей вяло постреливали по окнам и дверям домов, для штурма которых нужен был, как минимум, тяжелый танк с шестидюймовой пушкой. Танка здесь не было, зато вне зоны досягаемости огня из окон вдоль тротуара вытянулась колонна из семи грузовиков, оборудованных для перевозки людей.
Если они приехали сюда с полной загрузкой…
«Семью тридцать – двести десять, – прикинул Сергей. – Ну, пусть сто пятьдесят, если еще и оружие, и боеприпас везли. Где остальные?»
И тут же понял, что удивляться нечему. Имеет место очередная отвлекающая операция.
Ни один боевой командир не свяжет свои войска бессмысленной осадой, когда единственным вариантом является только штурм.
Значит, цель – не здесь. Одна блокирующая группа заперла все наличные вооруженные силы города в каменном мешке, другая, наверное, также демонстративно и бессмысленно осаждает следственный изолятор номер два, он же тюрьма, он же «Белый лебедь», а основная часть банды может действовать совершенно свободно.
Тогда – где главная цель? Ищут Маштакова? Допустим, тот, кто бросил сюда банду, надеялся, что сможет это сделать. Что его не вывезли стремительно, а спрятали в подвалах МГБ. Через час убедился, допросив того же начальника ГБ, что птичка улетела и местная контрразведка вообще ни при чем.
Дальнейшие действия?
По широкой красивой улице, где хорошо бы гулять летними вечерами с эффектными девушками, с женой и детьми на крайний случай или с приятелями круизить по кабакам, он шел, постукивая тросточкой, совершенно один.
Ни души до самой площади, где расходятся трамвайные пути, к вокзалу и вверх, к Лермонтовскому разъезду.
Первая пуля проныла над головой и ударила в стену на метр выше.
Слепой не понял, что происходит, начал недоуменно вертеть головой.
Но Тарханов видел, кто и откуда стреляет, и мог бы положить их в следующую же секунду. Однако стреляли явно без намерения убить, иначе не промахнулись бы так сильно. Забавлялись скорее всего.
От крыльца почтово-телеграфной конторы и городского радиоузла, которые захватить удалось сразу же, поскольку охрана там всегда была чисто номинальной (вахтер с нечищеным наганом на проходной), отделился совершенно местного вида карачаевец с автоматом «ППД» в руке, пересек трамвайные пути, остановился в трех шагах слева и сзади.
Как и положено, слепой прислушался, наклонив голову.
– Сударь, вы что-нибудь понимаете? Это здесь что, стреляют? Почему?
Лицо Тарханов постарался сделать именно таким – тупо-изумленным. И авоська у него в руках дрожала, позвякивая содержимым.
– Отец, – сказал карачаевец неожиданно мягким голосом, – ты где живешь?
Тарханов не думал, что черные очки настолько его старят. Впрочем, он и не брился со вчерашнего утра, а щетина у него отрастала быстро. Ну, тем лучше.
– Сынок, живу я там, за Казенным садом, за углом. А работаю в скорняжной мастерской, возле Торговых рядов. Вчера немножко выпили на дне рождения у товарища, я и заночевал. Утром проснулся – никого. Вот я и пошел домой. На улицах совсем людей нет, и слышу – стреляют. А почему стреляют?
– Иди, иди, папаша, если дорогу знаешь. Зачем стреляют, не твое дело. Радио сегодня что, не слушал?
– Нет у нас в мастерской радио. Хозяин не поставил. А что передавали? Ученья, да?
– Ученья. Гражданская оборона. Медленно иди, вот так, под стеночкой, потом за угол. Там тихо будет. Понял, нет?
– Понял, понял…
В последний раз оценив позиции захватчиков, Тарханов, выставив перед собой трость, пошел, куда сказано.
Цель рекогносцировки достигнута.
Работать будем в другом месте.
Скрывшись с глаз соблюдающего исламские установления горца, Сергей повернул не влево, а вправо.
В удаленных от центра событий улицах и переулках обыватели уже понемножку начали выходить из домов по своим неотложным делам. Но перемещались торопливо, в любую секунду готовые скрыться во дворах и подъездах. Мнениями обменивались тоже опасливо и только со знакомыми. Неизвестных людей сторонились.
Вообще Пятигорск поражал своим безлюдьем. Жители оказались настолько дисциплинированными или просто напуганными, что не только не появлялись на улицах, но и в окна, кажется, старались не выглядывать, не говоря о том, чтобы на автомобилях разъезжать.
Знакомая Тарханову картина. Но дикая для давно забывших о войнах территорий коренной России.
Сергею приходилось бывать в городах за пределами Периметра, оказавшихся в зоне боевых действий, в том числе и оккупированных каким-нибудь противником. Там было совсем не так – в тех или иных формах жизнь продолжалась. Торговали лавки и базарчики, работали питейные заведения, водители автомобилей и мотоциклов ухитрялись проскакивать через простреливаемые зоны да потом еще гордились друг перед другом пулевыми пробоинами в стеклах и кузовах.
Здесь же город словно парализован страхом или заколдован. Нечто подобное Сергей видел, кажется, только в Джибути, там во время абиссино-сомалийского конфликта практически все население бежало в горы, и две недели патрули мобильных сил Союза контролировали вымерший город, отражая попеременные попытки противоборствующих сторон завладеть спорной территорией.
Но и коренных жителей, и отдыхающих понять можно. Последний раз воевали здесь более восьмидесяти лет назад, когда войска 11-й армии красных заняли Ставропольскую губернию и области Кубанского и Терского казачьих войск, оттеснив Деникина к Нальчику, а потом командарм Сорокин, возмущенный политикой большевиков, поднял мятеж, расстрелял в полном составе Северо-Кавказский ЦИК и перешел на сторону белых, беззастенчиво нацепив на черкеску генеральские погоны. Деникин с этим согласился и утвердил его в чине, хотя в старой армии Иван Лукич был лишь подъесаулом. (Одна из центральных улиц Пятигорска с тех пор носит его имя.)
Даже и в приступе белой горячки вряд ли привиделось бы кому пробуждение в городе, захваченном хорошо вооруженной и тактически грамотно действующей бандой неизвестной принадлежности. И желающих подставлять головы под пули неизвестно ради чего не находилось. Продлись оккупация еще несколько дней, нужда заставит народ, конечно, приспосабливаться, налаживать жизнь хоть под чертом, хоть под дьяволом. И сопротивление кое-какое появится, и коллаборационисты, само собой, а в первый день лучше не высовываться.
В принципе такая ситуация Тарханова устраивала. С одной стороны – он, с другой – бандиты. И никто посторонний не путается под ногами.
Он испытывал некоторую тревогу за судьбу оставленного под камнем имущества. Вдруг кто-нибудь – да те же вездесущие пацаны, которым и война не война, – подсмотрел, как он тут его прятал.
Опасения, к счастью, оказались напрасными.
Снаряжение слепого и еще кое-какой лишний «инструментарий» Сергей прикопал на старом месте, с собой же взял только самое необходимое.
Через десять минут полковник достиг своей цели – темной подворотни ветхого двухэтажного дома, выходящей прямо на ограду заднего двора гостиницы.
На той стороне Елизаветинской улицы – высокие глухие ворота, через которые в обычное время то и дело въезжали и выезжали грузовики и фургоны, обеспечивающие бесперебойное функционирование многочисленных служб отеля и нескольких ресторанов, ежедневно предоставлявших пищу и кров чуть ли не тысяче гостей. Сейчас они были заперты. И по обе их стороны не наблюдалось никаких признаков жизни.
Что могло означать в лучшем случае, что обслуга и проживающие попрятались по номерам и служебным помещениям, где сидят тихо, как мыши, почувствовавшие присутствие кота поблизости, а в худшем – что «кот» уже проник внутрь похожего на французский замок ХVIII века здания.
Впрочем, достоверно судить об обстановке можно будет только на месте.
Напротив глухого четырехэтажного брандмауэра Сергей перемахнул через забор, бесшумно приземлился в неправильной формы тупичке между мусорными контейнерами на вытертые временем до блеска каменные плиты.
Осмотрелся.
Выглянул из-за угла в первый внутренний двор самого старого, постройки еще 1904 года, корпуса. Насколько он представлял себе внутреннюю планировку здания, сюда выходили окна и двери только служебных помещений и, возможно, торцовые окна коридоров с самыми дешевыми и неудобными номерами. Именно в них Тарханов поселялся, когда случалось на пару дней вырваться в Пятигорск в юнкерские еще времена.
С достаточной долей уверенности можно предположить, что его никто не заметит в те секунды, что он будет перебегать до черного хода ресторана.
Гораздо больший тактический выигрыш сулил другой путь – по пожарной лестнице на крышу и чердак, но здесь пришлось бы карабкаться не меньше двух минут, представляя собой в это время идеальную мишень даже для самого посредственного стрелка, окажись он возле одного из окон.
И тут же он увидел первые трупы. Один, в желтовато-зеленой униформе гостиничной охраны, лежал на боку, откинув одну руку и подвернув под себя другую, неподалеку от ворот. Очевидно, надеялся добежать до закрытой на кованый засов калитки. Но не успел, на несколько секунд и метров.
Второй, судя по белой куртке и черным брюкам с лампасами, официант, сидел, уронив голову на грудь, возле кирпичной стенки цокольного этажа. Этого, судя по месту и позе, просто расстреляли. Похоже, в назидание прочим возможным нарушителям приказа.
Сколько же их, захвативших здание, и где они расположились?
«Будем посмотреть».
Теперь по крайней мере начинается настоящая, привычная работа.
С пистолетом в левой, опущенной вдоль тела руке Тарханов проскользнул в дверь, по узкой и темной лестнице взлетел на площадку второго этажа. Отсюда короткий коридорчик вел к ресторанному залу, другой, подлиннее, – на склады и в кухню.
Дорогу через зал он знал, иногда приходилось поздними вечерами забегать сюда, взять в буфете вина или пива, расположения же прочих помещений не представлял.
Зато риск нежелательных и преждевременных встреч там гораздо меньше.
Он свернул налево.
В разделочном зале было пусто, а из-за двери собственно кухни слышались голоса.
Тарханов осторожно потянул на себя до блеска выдраенную сотнями рук дугообразную латунную ручку.
За длинным столом, в сером свете туманного утра, сидели несколько мужчин и женщин. Точнее – трое мужчин и четыре женщины. На столе тарелки с едой, водочные и винные бутылки. Выпивают и закусывают как ни в чем не бывало. Не рановато ли? А что еще делать людям в подобной ситуации? Тем более сотрудникам цеха, где ночь – это самый рабочий день. И наоборот – соответственно.
Сергей по-прежнему бесшумно переместился в центр обширного помещения, предостерегающе поднял пальцы к губам.
– Спокойно. Я – свой. Кто-нибудь еще здесь есть?
Мужчина лет за сорок, судя по одежде – повар, сидевший с краю, поставил на стол налитый до половины стакан, поднялся, избегая резких движений.
