Куда смотрит прокурор?

27 декабря студенты, как всегда на переменах бывает, бежали как бешеные через двор в уборную. А там уже сидели по своим надобностям в кабинках граждане из типографии, некоторые даже инженеры. Ввиду отсутствия крючков, на что я неоднократно предупреждал, указанные граждане сидят на унитазах в кабинах и руками держат двери за ручку. Причем из-за отсутствия сидений сидят орлом, что очень неустойчиво.

А студенты, как обычно бывает, ворвались в туалет, как дикие звери, и стали рвать двери кабинок на себя. В результате этого они стащили гражданина Пирожкова А.П. с унитаза. А так как он держался за ручку изо всех сил, его выволокло из кабинки и бросило вниз под писсуары, где он ушиб колени, разбил в кровь лицо и очки, вымазал и замочил экскрементами до полной негодности свой костюм. Вот в таком обидном виде он при прочих гражданах и студентах находился под писсуарами, пока не пришел в себя…

Прошу урезонить студентов, которые ведут себя недостойно и выволакивают с унитаза уже третьего оправляющегося по надобности гражданина. Крючки к дверям так и не повешены, а ругают меня как коменданта некультурными словами.

К сему,комендант О. Квастушенко»

Убедившись, что бумага совсем свежая, Шкиль на следующий день разыскал гражданина Пирожкова А.П. и с удовлетворением убедился, что следы падения с унитаза и продолжительного лежания под писсуарами налицо. Пирожков оказался свой брат демократ, и они тут же направились в поликлинику, где еще один близкий по духу человек демократических убеждений выдал Пирожкову справку о полученных травмах и при этом чуть сгустил краски. Так что травмы стали, конечно, совместимы с жизнью, но с большим трудом. А потом они направились в прокуратуру, где Пирожков А.П. под руководством своего адвоката Шкиля А.С. потребовал привлечь к ответственности директора техникума Кременюка Г.В. за халатность, ненадлежащее исполнение служебных обязанностей, а также возместить нанесенный ему материальный и моральный ущерб. Пирожков, оказавшийся демократом на все сто, при написании заявления прошептал: «Это вам, коммуняки, за мою погубленную молодость!» По наущению Шкиля он свой изгаженный костюм стирать не стал, а бережно упаковал в целлофан, сохраняя для следствия и суда.

Конечно, прокурор Туз попытался историю замять, старого знакомца Кременюка выручить, но после нескольких инспирированных Шкилем выступлений так называемой демократической прессы сдался и дело дошло до суда.

Ну уж в суде Артур Сигизмундович постарался и развернулся. Красок и подробностей он не жалел. А так как и Кременюк, и прокурор Драмоедов при словах «каловые массы» отводили глаза, суд превратился в его бенефис. Перебил его торжество разве что комендант Квастушенко, когда стал «разъяснять в деталях», как граждан сволакивали с очков, которые они занимали в порядке законной очереди, и как он вел смертный бой с руководством техникума за выделение средств для соответствующего нормативам оборудования туалета.

Очумевшего от стыда Кременюка в результате приговорили к штрафу, а частное определение о недобросовестном исполнении им служебных обязанностей ушло в областное управление образования.

И товарища Кременюка не стало. Он как бы испарился. Сначала от пережитого слег с психическим расстройством, а потом, не перенеся пытки, с придуманным для него Артуром Сигизмундовичем прозвищем Очкодав, и вовсе убыл в неизвестном направлении. Тогда всем в городе стало понятно, что с адвокатом Шкилем связываться – себе же самому «Содом и геморрой», выражаясь словами Шламбаума, наживать.

Да, чисто было сработано, с удовольствием вспомнил Артур Сигизмундович, взбивая пену еще пышнее. И самое приятное, что никто другой не увидел бы в идиотском рапорте коменданта таких перспектив. Между тем настоящий lawyer тем и отличается от обычного адвокатишки, что не ждет, когда кто-нибудь принесет ему на блюдечке выигрышное дело. Он ищет его сам, находит, а потом придает нужное направление работе. Это уже стиль и высокий класс.

Вот и сейчас Артур Сигизмундович думал над триединой задачей, которую поставила перед ним бурно развивающаяся жизнь.

Обладавший чутьем на перемены, он ясно чувствовал, как меняются времена. Эпоха демократического бардака явно заканчивалась, народ в тайных своих мыслях жаждал наведения порядка и установления твердой и понятной власти. Так как демократы за редким исключением для этого не годились, потихоньку на первые места стали возвращаться советские руководители и те, кого их взгляды и подходы к делу не смущали.

Словом, возвращалась властная лестница, иерархия, в которую надо было умело встраиваться. Адвокат Шкиль с репутацией гонителя и опускателя начальников всех мастей в нее явно не вписывался. Значит, надо было исправлять репутацию, подчищать кредитную историю.

И здесь Шкилю пришел на ум гениальный ход.

Дело в том, что у прокурора Туза была дочь Василиса. Давно уже Артур Сигизмундович ощущал некоторое гудение в голове и тесноту в груди при виде ее. Василиса была именно то, что имеется в виду при словах «русская красавица» и «спящая царевна». Она была большая и сильная, как сам Туз, но без всякой грубости, неуклюжести и мужиковатости. Она несла свое дородное тело с ленивой легкостью и расслабленной грацией тигрицы. У Шкиля буквально захватывало дух, когда он ее видел. К тому же он понял, что супружество с Василисой дает ему такие дивиденды, какие в Лихоманске больше ничто обещать не может.

Прежде всего обладание такой красавицей сулило неземные наслаждения, а Шкиль был поклонником женской красоты и ценителем доставляемых ею удовольствий.

К тому же стать зятем легендарного Туза означало вознесение на самую городскую верхушку. А может, и областную… Со всеми вытекающими последствиями.

Разумеется, Артур Сигизмундович знал, как относится к нему Туз. Он не питал никаких иллюзий. Потому что у него был в прокуратуре свой агент-информатор – не кто иной, как заместитель прокурора Драмоедов. Да-да, тот самый Драмоедов, которого Шкиль доводил до слез и судорог в суде. Но зато стоило разок-другой проявить некоторое участие, выручить в нескольких щекотливых ситуациях, пообещать содействие в продвижении по службе, как унижаемый Тузом заместитель Драмоедов тут же превратился в информатора. Причем информатора инициативного, восторженного, опаляемого изнутри задушевной ненавистью и завистью к Тузу. Драмоедов с восторгом передавал Шкилю, что говорит о нем этот грубиян и скотина Туз.

Так что Шкиль не заблуждался, но и не считал ситуацию безвыходной. Хотя, по сведениям Драмоедова, в последнее время Туз всячески пытался посодействовать сближению Василисы и его любимчика следователя Гонсо. И вроде бы даже не без успеха.

Рассуждал Шкиль так. Туз любит свою дочь отчаянно. Если Артур Сигизмундович своими несомненными достоинствами окончательно покорит сердце умной Василисы, с которой они уже не раз встречались и в разговорах поняли несомненную близость своих душ и интересов, то Туз перечить дочери просто не сможет. И никакой Гонсо ему не поможет.

К тому же ничего не стоит «опустить» восторженного Гонсо в глазах как Туза, так и Василисы.

И потом, вполне можно найти мягкую узду и на самого Жана Силовича. Он так давно крутится в руководящей должности, такие передряги прошел, что наверняка у него за спиной грехи, которые он не пожелал бы вытащить на свет. Если эти грехи раскопать да предъявить, то наверняка и грозный Туз станет сговорчивее. Он хоть и грозный, но мужик смекалистый и, если поймет, что иного выхода нет, упрямиться не станет. А грехи, по-нынешнему «компромат», изготовляются сегодня только так.

Оставалось решить, с чего начать. Дело самого Туза было наиболее трудоемким и требовало тщательной подготовки. А вот начать работать с этим правдорубом-романтиком Гонсо можно сразу. Прямо сейчас. Нужен только подходящий материал. Можно было бы, конечно, наехать на него за недавнее незаконное задержание Пирожкова с применением грубой физической силы и нарушением прав человека, но… Во-первых, этот самый свихнувшийся либерал Пирожков давно уже осточертел Шкилю со своим нытьем по поводу возвращения тоталитаризма, так что связываться с ним не было никакого резона. А во-вторых, Гонсо в этой истории выглядит прямо героем без страха и упрека, а Шкилю этого никак не нужно. Так что нужно искать другой повод выставить этого романтика на посмешище.

Глава 5

Дело было…

По месту жительства он характеризуется отрицательно, по месту работы – положительно. Думайте, как вам будет угодно…

Из характеристики, представленной в прокуратуру

Прокурор Туз смотрел в своем кабинете по телевизору новости из столицы. В это время сотрудники прокуратуры старались его не беспокоить, потому что знали – для Жана Силовича это святое время, когда он осмысливает происходящее в стране и мире. Конечно, не столько сами новости интересовали Туза в процессе обдумывания происходящего. Ему, старому опытному следопыту, было любопытно все – порядок освещения новостей, расставляемые дикторами акценты, детали телевизионной картинки, случайно пропущенные в эфир слова, выражение лиц высокого начальства… Все ему было важно, все им учитывалось, бралось на заметку, сопоставлялось с теми сведениями, что поступали из других источников, а потом вписывалось в общую картину творившегося вокруг. И надо признать, Туз редко ошибался в своих умозаключениях.

Герард Гаврилович заглянул в кабинет Туза именно в эти неприкосновенные минуты. Туз недовольно покосился на Гонсо и только рукой махнул на стул – мол, садись да помалкивай.

Новости, судя по всему, шли к концу.

На экране появилось безбрежное поле колосящейся пшеницы, колышущейся под порывами теплого ветра. Просто картина художника Левитана из школьного учебника «Родная речь», подумал Герард Гаврилович. Или та самая картинка в букваре, с которой, как в песне поется, начинается родина.

И тут в кадре возник человек. Он вошел в волнующееся пшеничное море, задумчиво поглядел на далекий горизонт, потом сорвал несколько колосков и стал внимательно их изучать. Такие кадры Гонсо видел по телевизору сотни раз. Теле-корреспонденты не терзали себя муками творчества, выбравшись в сельскую местность. Они загоняли начальство в поле и заставляли теребить колосья. Все это называлось – «Труженики села вырастили богатый урожай зерновых».

Но с этим человеком что-то было не так, и Герард Гаврилович даже не сразу сообразил, что именно. Потом дошло. Человек был негром.

И тут диктор ликующим голосом сообщил, что сей молодой уроженец Африки после окончания института решил остаться в России и теперь работает агрономом в колхозе. А вот что он думает о таком волнующем всех российских граждан вопросе, как частная собственность на землю… Тут же уроженец далекой Африки с заметным еще акцентом и искренним воодушевлением поведал телезрителям о том, что земля не может принадлежать кому-то одному, ибо она божья и принадлежит всему нашему народу. «И священное это право на родную землю надо отстаивать и защищать изо всех сил, – с убеждением сказал африканец, – потому что коварные иноземцы только спят и видят, как бы скупить лучшие земли. И если их коварные планы сбудутся, российский человек сможет попасть на собственные земли только как наемный работник, батрак…»

– Ни хрена себе агроном, – прохрипел на этих словах Туз.

А Герард Гаврилович вздрогнул – Туз просто дословно угадал его мысли.

Но здесь неугомонный диктор сообщил, что телезрителей ждет еще один любопытный сюжет, на сей раз из старинного русского города. И снова на экране на фоне типично российского пейзажа появился совершенно черный человек, веселый и улыбчивый, говорящий уже практически без акцента. И говорил этот африканец удивительные вещи. Когда его, в частности, спросили, чем он намерен заняться в первую очередь, сообщил: больше всего на нынешний день его беспокоит подготовка города к зиме, то есть состояние городских котельных и теплосетей. Беспокойство африканского человека по поводу предстоящей русской зимы было понятно – пальтишко какое-никакое нужно, шапка, обувь подходящая.

– Эх, мама, мама, что мы будем делать, когда настанут зимние холода? – прохрипел Туз, и Герард Гаврилович опять поразился, как похоже они мыслят. – Котельные ему чего дались?

И тогда ликующий диктор сообщил, что котельные и теплосети волнуют молодого человека, работающего в больнице медбратом, вовсе не просто так, а потому, что демократические силы города выдвинули его кандидатом в мэры… А веселый медбрат, продемонстрировав во всем великолепии свою белозубую улыбку, клятвенно заверил уважаемых жителей старинного русского города, что в случае избрания не привезет из Африки на руководящие должности своих родственников и знакомых, а объявит честный конкурс на замещение вакантных должностей среди местных аборигенов…

– А родственников у него, видать, все племя, – пробормотал Туз, выключая телевизор. – Дожили, блин, до светлых дней!

Герард Гаврилович решил успокоить разволновавшееся начальство и примирительно сказал:

– Что делать, Жан Силыч, демографический кризис. Яма, как говорят ученые. Не хотим рожать, вот и приходится надеяться на иммиграцию. Либералы говорят, что нам нужно каждый год по миллиону человек ввозить, иначе экономика встанет.

– Ну, эти, конечно, знают! Эти посоветуют так посоветуют! – хмыкнул Туз. – Это что же – целыми племенами, что ли, из Африки завозить? А что с ними потом тут делать прикажешь?

– Воспитывать помаленьку, Жан Силыч, прививать им, так сказать, нашу культуру, наши ценности.

– Культуру! Иди привей ее миллиону человек, которые по-нашему ни бельмеса не понимают! Знаешь, я думаю, это не мы их Пушкина читать научим, а они нас быстрее обучат мумбу-юмбу на морозе плясать. Тем все и закончится, помяни мое слово! Мумбу-юмбу нам подавай! Пущай она за нас работает. Она наработает!.. Ладно, чего у тебя там? С панагиаром этим как дела? Нарыл что?

Герард Гаврилович, которому давно уже не терпелось поделиться с Тузом своими соображениями по особо важному делу, принялся докладывать.

Помня наказ Туза «Тщательный осмотр места происшествия – прямой путь к раскрытию преступления», Герард Гаврилович старался как мог. С экспертом-криминалистом они облазили всю церковь и окрестности. Но следов, увы, было как кот наплакал. И даже меньше. Удалось найти только отпечаток ботинка какого-то огромного размера. Причем непонятно было, кому он принадлежал. Эксперт сказал, что ботинок такой может принадлежать лишь верзиле-баскетболисту за два метра ростом. А перепуганный своей ошибкой с Пирожковым староста теперь вообще боялся что-либо молвить. Только и молотил про то, что бес попутал и ввел его в соблазн клеветы. К счастью, батюшка, молодой и вполне деловитый, повысил на него голос и сказал, чтобы отвечал на все вопросы господина прокурора как на духу, иначе… Только тогда очумевший от невзгод староста сказал, что злодей был роста вполне нормального, но лысый и с бородкой…

– И тут до меня дошло, Жан Силович! Вспомнил я! Староста говорил, что он застал преступника, когда тот пытался подслушать, нет ли кого в церкви!

– Ну и что? Что нам это дает? – не понял Туз радости Гонсо.

– Как что? Он же ухом прямо к замочной скважине приложился!

– Ну, приложился, – раздраженно сказал Туз. – Тоже событие! А если бы он задницей приложился? Ты бы тоже тут скакал от радости?

Но увлеченный своими соображениями Гонсо раздражения начальства даже не заметил. Не до того было.

– Жан Силович, так ведь доказано уже, что строение ушной раковины человека так же неповторимо и уникально, как и папиллярный узор пальцев! Контуры завитка, противозавитка, козелка отличаются абсолютной индивидуальностью! И почти не изменяются при соприкосновении с какой-либо поверхностью! Независимо от силы придавливания!

– Ну, это, я думаю, зависит от того, как придавить, – не желал сдаваться Туз. – Если по уху дубиной двинуть, так, думаю, изменения там произойдут!

– Ну, у нас-то дубины не было, Жан Силович! А то придавливание, которое наблюдается, когда прикладывают ухо к замочной скважине, индивидуальные характеристики не меняет. Так что эксперт сказал, что отпечаток замечательный! Дайте, говорит, живое ухо – мигом идентифицирую!

– Ну, правильно! Есть у тебя отпечаток со всеми козелками и завитками, а где ты само это ухо возьмешь? В натуральном виде?

– Так ведь у нас не только ухо есть, Жан Силович!

– Ну да? А еще что?

– Зубы!

– Чьи зубы? Откуда зубы? Он что, еще и дверь зубами грыз?

– Он же старосту укусил, Жан Силович! Оттиск зубов оставил – просто загляденье. И тут я вспомнил! Мне же врач зубной сказал, что он по зубам всех своих пациентов помнит.

– Ну, сказать-то он может!

– Там оттиск необычный. Очень характерный!

– Ну, в общем, все ясно. Следов – море. Уши с зубами да сапоги-великаны, неизвестно кому принадлежащие! И что ты со всем этим богатством делать будешь?

– Преступника искать! Для начала надо обойти все зубные кабинеты – кто-то из дантистов может вспомнить.

– Может вспомнить, а может и нет. Только это, Гаврилыч, ты не забывай, что ты прокурорский работник, а не опер начинающий. Я же вижу – сейчас сам побежишь по зубодерам с высунутым языком. Пусть Мурлатов тебе людей выделит для оперативно-розыскных действий.

– Ага, и сам преступника поймает! – проговорился о своих тайных мыслях в азарте Гонсо.

Туз крякнул, но ничего не сказал. Потом поинтересовался:

– Там адвокат этот… Шкиль… Он не возникал? По поводу невинно пострадавшего гражданина Пирожкова?

– Да нет, Жан Силович.

– Ну и хорошо, а то он нам в последнее время столько нервов истрепал… Умеет, собака!

– Ничего, Жан Силыч, на то и адвокаты, чтобы прокуратура лучше работала! – утешил руководство Герард Гаврилович, из которого энтузиазм бил фонтаном. – Будем тщательнее готовить дела, доказательную базу отрабатывать и закреплять по полной программе… Если дело крепкое, никакой адвокат его не развалит!

– Никакой, может, и не развалит, а эта зараза Шкиль в любом деле дырку найдет. Он же не правду ищет, а с какой стороны следствие поддеть, к чему придраться… Ты мне лучше скажи, вы с Василисой вчера встречались?

Гонсо залился краской. Всякое упоминание о Василисе вызывало у него душевный трепет и стеснение в груди. Гонсо, конечно, давно уже не был мальчиком, да и студенческая жизнь много чему его научила по женской части, но в Василисе чувствовалась столь необъятная женская сила, что Герард Гаврилович невольно робел. Глядя на нее, он даже думать боялся, что эту мощную и прекрасную, как античная скульптура, девушку можно освободить от одежд, ласкать ее тело и даже вступить в обладание ее могучими чреслами…

На этом месте фантазии Гонсо обычно и вовсе обрывались.

– Встречались, Жан Силыч, – доложил Герард Гаврилович виноватым голосом.

– Ну и что, встреча прошла в дружественной атмосфере? – усмехнувшись, спросил Туз. Он прекрасно знал, какое впечатление Василиса производит на мужчин.

– В кино ходили, потом в кафе посидели…

– Ладно-ладно, – остановил его Туз, – я от тебя отчета не требую. Посидели – и хорошо. Просто родителям, сам понимаешь, всегда интересно, что там у детей… И потом, Василиса… Она, знаешь, вроде бы такая, что к ней и подойти боязно, а с другой стороны – впечатлительная, как ребенок, нервная ужасно, ее обидеть ничего не стоит.

Туз, как всегда, говоря о дочери, вдруг сбился и потерялся от нахлынувших на него чувств. Герард Гаврилович этот факт давно заметил и потому деликатно молчал.

Жена умерла, когда Василиса училась уже в третьем классе, и для Туза началась муторная и хлопотливая жизнь с дочкой, которую смерть матери страшно переменила. Василиса замкнулась в себе. Жан Силович призывал на помощь многочисленных ее теток, других родственниц, нанимал приходящих нянь, но видел, что дочь никак не может отойти от впечатлений от смерти матери, чувствует себя несправедливо обделенной и непонятно за что жестоко наказанной. И потому Туз постоянно этими обстоятельствами терзался и чувствовал себя рядом с дочкой в чем-то безнадежно виноватым. Ему казалось, что дочь живет только воспоминаниями о прошлом и ничем больше не интересуется.

А потом подошло время всяких женских дел, прокладок и циклов, и он попросил одну из теток Василисы обстоятельно поговорить с ней на эту тему.

Тетка заперлась с Василисой в комнате, а через час вышла из нее с изменившимся лицом.

– Ну, объяснила? – встревоженно спросил Туз, который все никак не мог поверить, что его дочь, вся сотканная из пуха и перьев, должна теперь жить непростой женской жизнью.

– Объяснила? – мотнула удивленно головой тетка. – Это она мне все объяснила да растолковала. Я ничего такого раньше и не знала! Это надо же, сколько лет прожила темная, как корова!

На этом просветительская работа с дочерью была закончена. Тем более что после убытия потрясенной открытиями тетки Василиса насмешливо сказала: «Пап, не надо заботиться о моем просвещении, ладно? Я уже сама все знаю».

А потом последовал звонок от классной руководительницы, которая попросила Туза зайти в школу. Выглядела она взволнованной, хотя Туз ее встревоженности сначала не понял. Подумаешь, Василиса в сочинении на тему «Мой любимый герой» написала, что ее героиня – гимназистка Оля Мещерская из рассказа знаменитого русского писателя Ивана Бунина «Легкое дыхание»… Что из того? Подумаешь, гимназистка! «А вы рассказ-то помните, Жан Силович?» – укоризненно спросила учительница. В ответ Тузу пришлось молоть чепуху про чрезвычайную занятость на работе и рост уровня преступности в районе в связи с историческим переломом, который постиг страну. «Я все понимаю, Жан Силович, – с грустным сочувствием произнесла учительница. – И про уровень преступности, и исторический перелом. Но рассказ вы все-таки почитайте. И тогда мы с вами вернемся к нашему разговору».

Поздно ночью, Василиса уже спала, Туз отыскал оставшуюся от жены книгу Бунина, нашел нужный рассказ и погрузился в чтение, хотя его еще ждала куча бумаг, принесенных с работы.

Чтение его увлекло. Тем более что после всего, что он узнал в школе, в молоденькой гимназистке с радостными, поразительно живыми глазами он так и видел свою Василису. Он с умилением читал про то, как нескладная девочка превращается в прелестную девушку, вызывающую всеобщую любовь и поклонение. Тут Туз совсем расчувствовался, но рассказ развивался дальше и дошел до места, где юная и прелестная девушка легко и чуть ли не радостно признается своей начальнице, что она давно уже не девочка, а женщина… И виноват в этом друг папы и брат начальницы…

На этом месте ошеломленный Туз вынужден был прервать чтение и сходить на кухню попить холодненького компота.

Дальнейшее чтение привело его в еще большее смятение. В небесной красоты и чистоты девушку стреляет на вокзале казачий офицер, некрасивый и плебейского вида, которого она, как выясняется, завлекла и с которым стала близка…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.