скачать книгу бесплатно
– Почему же она не берет? – бормотал, приплясывая от нетерпения, Павел. – Почему не берет?
А когда ответили, горячий пот хлынул со лба, ноги сделались ватными, и рот непроизвольно расплылся до ушей.
– Здравствуй, родная, это я... – прошептал он. Голос срывался.
– Паша! – Голос Динки в далеком Шветтере тоже срывался. – О, господи! Ты так давно не звонил...
– Надеюсь, ты не вышла замуж? – пошутил он.
– Вот теперь узнаю. – Она засмеялась. – Все в порядке, родной?
– Конечно.
– Говорить можешь?
– М-мм... – он замялся, – желательно лирику.
– Отлично, дорогой. Судя по голосу, у тебя не так уж шоколадно?
– Да нет, все в порядке, – Туманов сделал над собой усилие. – Просто разговариваю с тобой за счет российских налогоплательщиков. Не сказать, что чувствую при этом угрызения совести... В общем, не молчи, хочу слышать твой голос. Говори, рассказывай. Чем занимаешься?
– Как обычно. Блюду свою нравственность, вышиваю мальтийским крестиком.
– Получается?
– Крестом – да. Шучу. Ты когда приедешь? – Похоже, она зажала трубку ладонью. – Месяц назад ты обещал, что приедешь через месяц.
– Скоро. Через месяц. – Он заволновался: – Ты не одна?
– Это соседка – мадам Розмари, ты ее знаешь. Она тут через ограду свешивается, я в саду... Я так и знала, что ты не приедешь, Туманов! Черт, это когда-нибудь закончится? Подожди, она о чем-то спрашивает... – В трубке сделалось глухо, Динка что-то тараторила по-французски. Пока он до нее доберется, она не только французский выучит, но и немецкий и половину итальянского. – Она ушла, Паша. Спрашивала, не зайдем ли мы сегодня с Антошей к ней вечером на яблочный пирог. У мадам Розмари дочь – примерно возраста Антошки, она страстно хочет их познакомить. Ведь она считает, что Алиса – сестра Антошки.
– Ребенок Розмари? – пробормотал Туманов, – Не вздумай их сводить вместе – от греха подальше... Рассказывай, Динка, рассказывай – как дела, как дети? Ходят в школу?
– Ты спятил. Они уже окончили школу...
– Ну и ну, – засмеялся Туманов. – А в России так медленно идет время...
– Старею я, Пашенька, – скорбно призналась Дина. – Свойство у нас, у баб, такое – активно подвергаться старению. Толстой стала. Представляешь, я уже такая толстая, меня скоро «Боинг» не поднимет. А вот Алиса красавицей растет. Я должна быть бдительной – когда Антошка проходит мимо ее спальни, с ним что-то происходит. Я, конечно, далека от мысли, что он чувствует то же, что чувствует любой мужчина в его возрасте...
– Гомо эректус? – засмеялся Туманов.
– Фу, как пошло. К сожалению, ты прав – пубертатный период. А в целом жизнь как жизнь. На днях приходили из опекунской службы – я прогнала их вилами. Зимы почти не было – уже листочки зеленеют. Половину Швейцарии в декабре смыло половодьем, но это была не наша половина. Цены опупенные, даже не знаю, удастся ли безбедно дожить до твоего приезда... Да, чуть не забыла, вчера я наконец-то попала в аварию. Ехала по перекрестку, на свой красный – ну, подумаешь, немного скорость превысила и дальний свет забыла выключить, когда из тоннеля выехала. Но ведь трезвая была! И на встречную почти не выезжала. А этот гад – видит же, что женщина едет, мог бы пропустить, так нет, бросился на меня на своем «хорьке», как на амбразуру. Не волнуйся, я даже не ушиблась, капот немного помяла. Дорожная полиция слетелась аж на трех машинах, права отобрали, машину тоже, да еще и таких обидных вещей наговорили. Придираются, в общем.
– Придираются, – вздохнул Туманов. – Знаешь, Динка, когда ты рядом, меня всегда преследует необъяснимое чувство тревоги. А когда тебя нет, я просто в панике. Особенно после таких заявлений. Скажу честно, я очень рад, что тебя лишили прав и машины.
Он скомкал беседу, попрощался – человек за дверью начал выказывать признаки нетерпения. Удалил из телефона информацию о последнем разговоре, вернул аппарат, провалился в беспокойный сон.
Вечером по холлу кто-то сновал, стучали шары, смеялись люди. Туманов выбрался из убежища, побрел знакомиться. Прибывшие сбрасывали рюкзаки, сумки, оживленно переговаривались. Каждый считал своим долгом схватить кий и красиво промазать по шару.
– Долголетов, – сунул мозолистую ладонь улыбчивый крепыш в засаленной штормовке, – спецназ ГРУ. Из-под Коломны. И еще двое таких же – представляю с удовольствием: Рудик Газарян, Саня Могильный.
Он пожимал протянутые руки, что-то говорил, а сам витал над солнечной Швейцарией. Каждый раз после разговора с Диной он мучительно долго приходил в себя, проклинал эту страну с ее порядками, грезил о каком-то мифическом, пусть даже СЕМЕЙНОМ, счастье. И не мог понять, что творится вокруг. Жилистый чернявый Газарян долго тряс ему руку, издевался над молчуном Могильным, который террористу в глаз с километра попадает, а по шару бьет хуже бабы. На предложение самому ударить Газарян смутился, заявил, что душа обязана лениться, и ушел спать. Так же поступили еще двое прибывших – Ольшан и Кащеев из-под Можайска.
– Если что, свистите, мужики, – и разбрелись по комнатам, заявив, что не спали больше суток – потому что, в отличие от некоторых, не бездельничали, а занимались настоящим мужским делом. К полуночи все опять собрались в холле, рачительный Кащеев извлек из рюкзака литр азербайджанского коньяка, и народ оживился. Потом все вопросительно посмотрели на Шальнова. Майор снисходительно махнул рукой.
– Ладно, гуляем сегодня. Все равно с этого литра не упьемся.
– А мы еще нарисуем, майор, если мало будет, – хитровато ухмыльнулся Кащеев и покосился на свой рюкзачок.
Сидели хорошо, душевно. Газарян, воровато озираясь, отжал буфетную дверь и вскоре вывалил на бильярдный стол гору съестного.
– Ну, не посадят же, – виновато развел он руками. – Должны догадываться, что по ночам мы тоже люди. Уроды какие-то – холодильники запирают на висячие замки.
Выпили обе бутылки коньяка, потом еще виски, хитроумное пойло, обозванное австрийской самогонкой, – знакомый Ольшана ездил по коммерческим делам в Вену и купил другу на тамошнем «колхозном» рынке. Потом Кащеев заявил, что праздник без водки – что паспорт без фотки, и извлек из волшебного рюкзачка бутылку вполне съедобной «Столичной». Поговорили о работе, о политике, сошлись во мнении, что политика – дерьмо, и заниматься ею могут только жалкие и ничтожные личности. Кащеев и Ольшан рассказали, как на днях в Можайске ликвидировали банду отморозков, промышлявших грабежами и убийствами на дорогах. Тридцать покойников за несколько месяцев. А шевелиться начали, когда убили племянника тамошнего градоначальника. Предрассветный штурм спецназом заброшенной фермы – яростное сопротивление, в итоге двенадцать убитых бандитов, трое раненых своих, из которых один скончался, не доехав до госпиталя. Это нормально, дружно сошлись во мнении, один «двухсотый» в такой заварухе – хороший показатель. Долголетов и Могильный рассказали о последней операции на Кавказе. Чеченское село в горах, приютившее крупную банду, взяли в кольцо (лазить по горам российские военные, слава богу, научились), предложили тем, кто не считает себя врагом России, с миром уйти, а потом задумчиво смотрели, как авиация разносит деревню на мелкие кусочки. Вести солдат на штурм было бы чистым свинством – все подходы к селу были плотно заминированы. Газарян похвастался, как в прошлом году получил ранение в ногу, и, пока однополчане геройствовали, склеил супругу зама комчасти по воспитательной работе. «Какой душевный бабец, мужики, – тоскливо бормотал Газарян, – вот кому бы я отдал сердце со всей грудной клеткой...» Туманов тоже не ударил в грязь лицом, поведал, как при его посильном участии покончили с бандой наркоторговцев в окрестностях Северной Пальмиры. О том, какой «наркотик» гоняли за бугор, скромно умолчал.
– Майор, а вы где служили? – спросил Долголетов у Шальнова.
– Двадцать лет служу, – скривился Шальнов, явственно намекая, что мозоль больная, – еще при коммунистах начал. Нагорный Карабах, Абхазия, Цхинвал. Кем только не был – и инструктором, и миротворцем... Ну, вы это знаете: у кого армия сильнее – тот и миротворец.
Компания дружно засмеялась.
– В девяносто пятом – в Чечню на «белом» танке. Командовал разведвзводом. Давил эту нечисть в горах, на равнинах. В Грозном телестанцию держали – наши уже откатились, а мои ребята три дня в разрушенном здании оборонялись – в окружении, без жрачки. Еще шутили: Дом Павлова в Сталинграде. Под сотню бородатых рыл уложили. А когда совсем невмоготу стало, взорвали пол в подвале и ушли к своим по канализации, да еще и трубу заминировали... А когда в 2000-м власть сменилась, националы из щелей вылезли, уехал в Приморье, партизанил немного – но так, без фанатизма. В 2004-м снова власть сменилась, вспомнили про меня, «парламентариев» прислали. Возглавил роту спецназа, и снова на Кавказ – ох, как тяжело тогда было... Все помнят, реальная угроза висела над Ростовом и Ставрополем. В Буденовске эмир Казлаев хозяйничал. На осадном положении жили, теракты каждый день – то автобусы взрывали, то дома, то остановки с людьми. Сейчас потише вроде стало, загнали эту мразь обратно в горы, но все равно неспокойно...
– Майор, а что мы здесь делаем? – спросил Ольшан. – Толком не объяснили – мол, Родина знает, а вам не положено. Откомандировали на несколько дней в распоряжение хрен знает кого, для проведения хрен знает чего...
– Мы тоже ни черта не знаем, – поддержал Могильный. – Нет, приятно, конечно, сидеть тут, пить с вами, разговаривать...
Майор помрачнел.
– Узнаете в свое время, мужики. Операция секретная, велено до срока не болтать. Думаете, мне это в радость? Замучили уже со своей секретностью.
– А вы намекните, Роман Андреевич, – подмигнул Газарян. – Мы никому, честное пионерское.
«А мне рассказали, – недоуменно подумал Туманов. – Ах, ну да, я же типа заместителя при Шальнове».
Майор задумчиво вертел стакан – видно, грани пересчитывал. Въехала машина во двор, кого-то выгрузила. Полку неинформированных прибыло: в холл ввалились еще трое.
– Надо же, – восхитился Газарян. – С корабля – и прямо на бал.
Двое из Приморья – прибыли, как «попутный груз», на транспортной авиации. Один из Иркутска. Некие Прудников, Ивлев, Федоренко. Пока знакомились и распечатывали вискарь (откуда взялся?), компания снова пополнилась. Распахнулась дверь, и на пороге возникли... две молодые женщины. Черненькая и светленькая. Не сказать, что красавицы, и одеты не на выпускной бал, но и не какие-нибудь уродины. Мужская компания одобрительно загудела.
– Вот это да, – отвесил челюсть Газарян. – А вроде не заказывали девчат. Или это начальство решило нам приятное сделать?
– А кто-то сейчас по шее получит, – выразительно сообщила светленькая. А темненькая показала, как это будет выглядеть, и вся компания покатилась от хохота. Мнение, что женщинам в спецназе не место, предпочли не озвучивать. Девчонок окружили, посадили на почетное место. Кто-то завыл, шутливо заламывая руки, сожалел, что нет шампанского с апельсинами. Девчата попались компанейские. Светленькую звали Оксаной Штурм, темненькую – Надей Величко. Обе трудились по линии Министерства чрезвычайных ситуаций (чрезвычайно грустных ситуаций – пошутил Газарян), обеих привезли из Мурома, где стоял их базовый лагерь; обе были подругами. Оксана трудилась при штабе в службе анализа и технической информации (что не мешало ей сносить тяготы и знать пару приемов), Надя – в засекреченном подразделении, имеющем отношение к шифрованию и прочему «утаиванию» данных. «Специалисты по анализу и разбору информации, – сделал мысленную зарубку Туманов. – Ну что ж, пока это не противоречит версии, изложенной троицей в ангаре». И все же появление девиц ему не понравилось – он предпочитал традиционную роль женщин в обществе.
Но другие так не считали. Веселье вспыхнуло с новой силой. Новоприбывшие из Приморья рассказали пару сальных анекдотов – девицы покатились от смеха. Обе были неплохо сложены – это стало заметно, когда они скинули с себя штормовки, Оксана вздула челку, а Надежда распустила волосы, и они, под сдавленные стоны мужиков, рассыпались по плечам.
– Никаких вольностей, господа офицеры, никаких вольностей, – сглатывая слюнки, бормотал майор Шальнов, – это наши боевые товарищи.
– И вообще мы с Оксаной будем спать в одной комнате, – поставила в известность Надя.
– Только не говорите, что вы лесбиянки! – театрально взвыл охочий до слабого пола Газарян.
– Мы не лесбиянки, – сунула ему под нос кулак Оксана, – мы лучшие подруги.
– А разве женщины могут дружить? – озадаченно спросил Долголетов.
– Могут, – просветил Газарян. – Если молча завидуют друг дружке, значит, дружат.
Чуть не получив по челюсти, он перебрался на другой конец бильярдного стола.
Чем закончилась гулянка, Туманов не знал – извинился за проявленное свинство и побрел спать. Публика серьезная, перегнуть с алкоголем не должна.
Наутро он беседовал с майором Шальновым. Собеседник был собран, сосредоточен и совсем не похож на вчерашнего компанейского «батю».
– Вечером выступаем, Павел Игоревич. Из всей компании вы единственный, кто знаком с предстоящей операцией.
– Практически ничего не знаю, – пожал плечами Туманов.
– Узнаете. Работа ожидается муторная и неприятная. Постарайтесь днем хорошо выспаться. В семь вечера едем на базу в Бурово. Не болтать. Будет борт до острова Рыбачий. Там получим инструкции и распишем «пульку» – кто и чем будет заниматься. Нас двенадцать человек, а фактически десять. Девчонок следует прикрыть – пострадать могут кто угодно, только не они. Начальство решило, что проводить операцию лучше малыми силами – так меньше шума. Начальству виднее. С одной стороны, и понятно – территория другого государства, наглеть не стоит. Так что идите отдыхать, Павел Игоревич, а я побеседую с каждым бойцом индивидуально. Посмотрим, на что способны эти «малопьющие»...
Туманов старался абстрагироваться от реальности – очень действенно, когда не хочешь в ней участвовать. Автобус с задраенными окнами, шумная база ВВС, где и без них, в связи с «высокой» проверкой, царил переполох. Три часа в воздухе, общежитие казарменного типа, где им рекомендовали не распаковываться. Столовая, склад с амуницией, местный арсенал глубоко под землей, первый и последний инструктажи. Павел понял, что прошлое осталось за бортом подлодки, когда почувствовал нехватку воздуха и открыл глаза. Душное пространство, напичканное техническими приспособлениями (по большей части ржавыми), мерно подрагивало. В ушах гудело. Тусклый свет то гас, то загорался. Пахло соляркой, чем-то разъедающим, гнилым.
– Куда мы денемся с этой подводной лодки? – несмешно шутил Долголетов, зажатый между стальной штуковиной «вентильного типа» и сомкнутыми рычагами задраенного люка. Свет замигал, потом стабилизировался, но стал совсем мерклым. Лица спецназовцев выплывали из мрака, как лица мертвецов из фильма ужасов Джорджа Ромеро. «А ведь действительно подводная лодка, – недоуменно думал Туманов. – Надо же такому случиться». Наваждение не отпускало. Он начал подмечать за собой такие странности (возможно, алкогольного происхождения) – взрыв, провал, недоуменно озираешься, куда же ты попал, а потом озарение – ну, конечно, ты прекрасно об этом знаешь! И где носило твое воображение? Туманов скосил глаза, повел плечами, насколько позволяло пространство. На теле термическое белье, комбинезон из прорезиненной ткани, сверху куртка из более плотного непромокаемого материала. Короткие сапоги – стоптать невозможно, гидростойкие, возможно, не горящие. Запястья и лодыжки плотно стянуты, на голове шапка, легко переходящая в маску – вроде бы шерсть, но с добавками, отталкивающими воду. На куртке множество карманов – в том числе на рукавах и даже на спине. Вес амуниции и снаряжения равномерно распределен: в подреберных карманах магазины для автомата, пара наступательных гранат РГ-42, на поясе НРС (нож разведчика специальный), в плечевых карманах пара ножей для метания. В кобуре «стечкин» с ударно-спусковым механизмом на базе немецкого «зауэра», двухрядным магазином на двадцать патронов. На коленях десантный «калашников» со сложенным прикладом. Решили не мудрить, выбрали самое надежное и не капризное. Рейдовый рюкзак за спиной. Обвешан с ног до головы. Ходячее армированное недоразумение. Смерть неверным собакам.
Он, кажется, уснул. Как долго они уже плыли? Начал исподлобья рассматривать людей. Спецназовцы не роптали, не жаловались на духоту и условия перевозки. Им, по крупному счету, было без разницы, на чем ехать – на подводной лодке, на верблюде, на фаустпатроне. Молчали, отрешенно смотрели перед собой. В одинаковых униформах, в шапках, надвинутых на глаза, они казались какими-то «унифицированными» – даже женщины.
– Твою-то мать, в гробу удобнее, – не выдержал Долголетов и попытался сменить позу. Взвыл от боли, насадив позвоночник на какой-то винт.
– Эти подлодки не предназначены для перевозки личного состава, – невозмутимо заметил худощавый усач Федоренко.
– А для чего они предназначены? – фыркнул Газарян. – Для перевозки водки?
– А помните «Особенности национальной рыбалки»? – встрепенулся молодой Прудников. – Там водку возили на такой же подлодке. Может, это она и есть?
– Дурья башка, – постучал по лбу угрюмый Ольшан. – Ту подлодку снимали в студии. Она вообще не существует. Не знаешь, как киношники дурят нашего брата?
Спецназовцы оживились. Не было в стране человека, не смотревшего «Особенностей национальной рыбалки», снятой в 98-м году. А также предыдущих «особенностей охоты». У создателей фильмов были планы на продолжение, но разразилось бедствие под названием «приход к власти патриотов», и молодая российская киноиндустрия быстро померла. Кино в смутное время практически не снимали, а если и снимали, то исключительно тупые агитки, оплаченные из бюджета. Финансирование киностудий не просто урезали, а буквально прекратили.
– Эх, прикольное было кино, – вздохнул Могильный, – жизненное такое. Ну, не без перехлестов, конечно...
– А я вообще не пью водку, – проворчал седой, как снежная вершина (хотя и не старый), Ивлев, – организм не принимает. Пиво могу, коньяк могу, вино, мартини, джин, ликер – в любых сочетаниях, а стоит водки выпить – происходит... мгновенная чистка организма.
– Я тоже не любитель белой, – поддержал Газарян. – Вот коньячок армянский – это вещь. Правда, дорогуша? – толкнул он локтем надувшуюся Оксану Штурм. – Как наша «бьютифул лайф»? Чего недотрога такая?
– Да иди ты, – огрызнулась девушка.
– Наша принцесса превратилась в тыкву, – заржал Газарян.
Туманов перехватил быстрый взгляд Надежды. Мазнула его украдкой и уткнулась в пол. «Самое время», – подумал Туманов. Впрочем, против брюнеток он ничего не имел. Тему можно было развить – при возвращении, разумеется, на базу после удачно завершенной операции. Он закрыл глаза – так проще было сдерживать в рамках приличия закрепившуюся в горле тошноту.
– А где тут, интересно, перископ? – донесся приглушенный голос молодого Прудникова.
– Сейчас принесут, – отозвался под общий хохот хохмач Газарян.
Туманов погружался в полудрему. Говорливый Ольшан где-то за кадром повествовал, как пару лет назад участвовал в похожей морской высадке. Власть НПФ на Дальнем Востоке рухнула одновременно с центральной. Почему так было, никто не задумывался. В краевом партийном комитете трое бонз застрелились в один день. Без всяких переживаний, предсмертных записок. Каждый в своем кабинете. Знающие люди понимали, что сработала установка. Проект «Лаборатория», откуда еще росли уши? Четвертый из местного «ареопага» зомбирован был поверхностно, а то и вовсе не был. И пулю в собственной голове считал неприемлемой. Бросился в находкинский порт, прихватив важную документацию и кругленькую сумму из партийной кассы. Яхта уже ждала на «VIP-парковке». Команду подобрал заранее – знать, чувствовал, чем кончится синекура. Завели моторы – и полный вперед в открытое море. Пока чесался местный «Бастион», он уже до нейтральных вод добрался. Куда хотел – в Японию, Корею, Китай, – сам, поди, не понимал. Хорошо, что яхта сломалась. Пока команда возилась с ремонтом, догнал их пограничный катер. Националы ударили кинжальным огнем – у них, оказывается, имелся на мостике крупногабаритный пулемет «браунинг». Ольшан участвовал в операции. Туговато пришлось спецназу. Чуть на дно не отправились – кормить местные морепродукты. Корпус катера получил неустранимые повреждения, капитанский мостик разнесло, половина группы пала под свинцовым ливнем. Только злость помогла раздавить гадов. Прижали тонущий катер к борту яхты, подавили огневую точку, десантировались на борт. Убивали изуверов без жалости, и только беглого бюрократа пощадили – как кладезь ценной информации. Пришлось на яхте возвращаться в порт – от катера одни пузыри остались...
– Ничего и не похоже, – проворчал Могильный. – Подумаешь, с борта на борт. А при чем тут подводная лодка?
– Эй, Павел, чего такой злой? – толкнул Туманова в бок Долголетов.
– Я не злой, – вздохнул Павел, открывая глаза и делая доброжелательную физиономию, – я задумчивый...
Заскрипела дверь соседнего отсека. Высунулся майор Шальнов. Он что-то торопливо дожевывал.
– Эй, земляне! – провозгласил командир трубным басом, – на горизонте Марс! Готовы к десантированию? Погодка за бортом, должен предупредить, так себе...
Спецназовцы зашевелились. Кто-то стал приподниматься, оправлять амуницию. Покатилась по полу граната. Прудников ахнул, кинулся ее ловить – поймал, сунул в подсумок и покраснел, как девица, случайно обнажившая грудь.
– Олень тунгусский, – покачал головой Шальнов и исчез в головном отсеке.
– Не бойся гранаты, она ручная, – крякнул Газарян.
Лодку тряхнуло. Кто не успел присесть, повалился на соседей.
– Кстати, о катастрофах, – сказал Ивлев, неохотно убирая руку с груди Оксаны, которая смотрела на него с любопытством (вряд ли под семью одежками он мог там что-то почувствовать), – на АПЛ «Киров» во Владике в ноябре в отсеках душевно рвануло. Сам не видел, но разрушения, говорят, были колоссальные. Реактор, слава богу, не задело – а то перепуганные власти уже собрались город эвакуировать. Вроде бы кто-то гранату пронес – то ли намеренно, то ли по дури. Трое погибли, но в целом ситуацию спасли. Кстати, леди и джентльмены, у вас нет такого ощущения, что мы всплываем?
Субмарина явно поднималась. Работали гидропланы – горизонтальные рули, вытеснялась вода из балластных цистерн. Придавило к жесткому сиденью, и желание излить под себя рвоту стало просто неприличным. Что-то заскрипело, хлопали люки, над головой раздался топот. Заскрежетал штурвал, отъехала крышка люка. В нутро отсека ворвалось завывание ветра. Возникла небритая физиономия члена команды.
– Эй, покойнички, готовы? Всем надеть спасательные жилеты!
– Надеюсь, мы не вплавь до берега? – проворчал Долголетов.
Матрос гоготнул.
– Да нет, ваши лодки уже готовят – поплывете, как белые люди. Под люком рычаг, можете нажать – получится лестница. Выбирайся по одному!
– А я с дамой, – заволновался Газарян, хватая под локоток Оксану. – Настоящий я мужик, вывез бабу в Геленджик... – Он стал подмигивать всем желающим посмеяться. – Нас так и не представили, мэм. Рудольф Рубенович, характер стойкий, в порочных связях незаменим. Эх, родная, стащить бы с нас эти презренные одежды.
– Боже, как ты мне уже надоел, – без особой злости сказала Оксана. Туманов снова перехватил взгляд Нади – в этом взгляде было что-то не от этой обстановки.
Лодка всплыла в ночной темноте. Над головой висела плотная, темно-свинцовая масса облаков, как закопченный потолок. Море волновалось, волны захлестывали всплывшую палубу, похожую на спину кита. Ветер свирепствовал яростными порывами – буквально сразу омертвело лицо. Дождя вроде не было, но надолго ли? Как в анекдоте – «невероятность осадков будет небольшой». Разговоры отставили в сторону – взялись за дело. Члены команды уже закончили накачку резиновых шлюпок, вставляли весла, устанавливали подвесные моторы.
– Моторами не пользоваться! – пытался перекричать шум ветра Шальнов. – Идем на веслах! Моторы – на всякий пожарный! Делимся на группы! Надеюсь, каждый помнит, что надо делать? Туманов, командуйте своими людьми!
Шлюпки на канатах стравляли в море. Их подбрасывало на волнах, пересаживаться с покатой поверхности в резиновые суденышки было крайне неудобно. Держались за руки, страховали, поддерживали, члены команды помогали навьюченным спецназовцам. Оказаться в ледяной воде было равным самоубийству. Прудников не удержался, заскользил. Страхующий сзади тоже поскользнулся.
– Семен Семеныч... – стоящий на коленях в шлюпке Федоренко сцапал парня за грудки, броском через бедро швырнул на дно лодки. – Помереть не терпится, парень? В твои-то неполные двадцать с небольшим...
