скачать книгу бесплатно
Рай со свистом пуль
Сергей Иванович Зверев
Морской спецназ
В Юго-Восточной Азии затонула яхта «Виктория», принадлежащая проворовавшемуся российскому олигарху Каренину. Трюм судна был забит слитками золота, и теперь все это сокровище покоится на морском дне. Группе морских пехотинцев майора Дымова поручено поднять и переправить в Россию золото, а заодно и задержать самого олигарха. Но едва спецназовцы приступили к выполнению задания, как стало известно, что затонувшей яхтой и ее грузом интересуются весьма опасные типы…
Сергей Зверев
Рай со свистом пуль
«Умереть легко, трудно остаться в живых».
Р. Сервис
23 февраля, 22.30.
Где-то в восточной части моря Сулавеси
После тихого дня и сытного ужина разразился адский шторм. Волны вставали, как земляные валы, – страшные, черные, высотой под три метра. Дождь хлестал, как из брандспойта, лопались набухшие тучи, обрушивая в море потоки осадков. Шквалистый ветер гнал их на юг, разбрасывал, но уже подходили другие, теснились, толкались. Небо расчерчивали сполохи молний, угрожающе рокотал гром – словно запертый в клетке монстр, в которого тычут кольями. Парусно-моторная яхта среднего водоизмещения с удлиненным бушпритом моталась по волнам, как спичечный коробок. Рулевой хрипел от натуги, удерживая нос навстречу волне, – потоки воды заливали палубу, казалось, еще немного, и яхта зачерпнет так, что уже не всплывет. Но снова вырисовывался из пучины прогнувшийся бушприт, судно перекатывалось по горке, энергия стихии работала на отрыв, и снова рулевому приходилось делать невозможное, чтобы не подставить борт убийственной волне…
Из кают-компании на заднюю палубу вывалился человек, закутанный в водоотталкивающую накидку. Вцепился в перекладину над головой, когда порыв ветра чуть не вышвырнул его в море. Хватаясь за борта, он добрался до лестницы, ведущей на капитанский мостик, полез наверх – при этом ветер чуть не сорвал с него накидку – и камнем ввалился в рубку, стащил с головы капюшон. Судно угрожающе накренилось, он схватился за подвернувшийся крюк. Мужчина был сравнительно молод, правильное, отчасти интеллигентное лицо покрыла смертельная бледность, вода текла по лицу, смешиваясь с потом, страх метался в глазах.
– Кэп, что происходит? – хрипел он по-русски, затравленно шаря глазами. – Когда это кончится?! Какого хрена мы оказались посреди моря в этот шторм?! Тебе руки сидеть не мешают, идиот?!
Капитан Джанджин, пожилой китаец из Сингапура, был испуган не меньше пассажира. Он гортанно покрикивал на плечистого рулевого, который и без ценных указаний знал, что ему делать. По-русски капитан не понимал ни слова, но ситуация в переводе не нуждалась. Джанджин залопотал по-английски, испуганно метались прищуренные глазки, и мужчина в накидке со злости чуть не треснул его по уху – от капитана безбожно разило спиртным! Страх врачуем, подонок?! Что он там мямлит?.. Дорогие пассажиры могут не волноваться, все в порядке, скоро буря закончится… Да, он осознает всю меру ответственности, прекрасно помнит, что ему заплатили в тройном размере, и он обязан довести «Викторию» до конечного пункта в целости и сохранности и, по возможности, без приключений. Но это море, в разгаре сезон дождей – время, когда погода непредсказуема! Хватаясь за приборную панель, перепуганный капитан добрался до микрофона интеркома, стал в него что-то визгливо выкрикивать, перемежая китайские слова английскими, – вызывал своих людей, попрятавшихся в закутках судна.
– Ни хрена себе сезон дождей… – проворчал мужчина. – Да это сезон конца света какой-то…
Сквозь мрак и потеки воды на стекле было видно, как с нижней палубы выбираются члены экипажа. Хватаются за леера, за выступающие части надстройки, чтобы добраться до палубы, где трещала и раскачивалась мачта, с которой отрывались, словно нитки, оцинкованные вантовые тросы. Давно пора перерубить эту чертову штангу, о чем он раньше думал! Кто-то из матросов оказался сообразительным – натянул на себя спасательный круг. Но не все до этого додумались. Судно безжалостно повело – девятый вал, страшный, как божья немилость, захлестнул яхту. Прочертилась фигурка с растопыренными конечностями – визжащего матроса унесло в бушующее море! Наперебой заголосили живые, кто-то швырнул за борт спасательный круг, да куда там! Схватился за голову капитан Джанджин, завыл, как волк в полнолуние. Потом он снова начал лебезить, подобострастно заглядывая в глаза потрясенному пассажиру. Да, возможно, это не самый удачный рейс в жизни капитана Джанджина, который уже тридцать лет бороздит моря Юго-Восточной Азии, но видят все боги – морские и сухопутные, – что он ни капельки не виноват! И пусть мистер передаст хозяину, что это всего лишь роковое стечение обстоятельств! Шторм начался внезапно, он просто не успел убраться под защиту архипелага Бампанг, где собирался переждать ненастье, – там защищенные бухты, волнорезы, надежные причалы. Да он в любом случае не успел бы туда убраться! Дефект в моторной части вскрылся внезапно, еще до того, как разверзлись хляби небесные, моторист до последнего не докладывал об обнаруженной неисправности, рассчитывая ликвидировать ее самостоятельно (и за это Джанджин непременно накажет разгильдяя!). В итоге двигатель, прошедший в прошлом тысячелетии капитальный ремонт, то работает, то не работает, но это уже не играет никакой роли. Он понятия не имеет, где этот чертов архипелаг! Приборы отказали! Судно отклонилось от маршрута, его уносит стихией бог знает куда! Сейчас единственная задача – удержаться на плаву. Хорошо хоть не додумались парус поднять! Радист отправил сигнал бедствия, маяк работает, но кто придет на выручку в такой шторм? Он подавился собственным воем, когда очередная волна подбросила яхту, швырнула обратно в пучину. Вода на палубе стояла по колено. Судно качалось, как на американских горках. Свистел ураганный ветер. Отчаянные матросы, страхуя друг дружку от «подъема-переворота», безуспешно пытались срубить мачту – она трещала, содрогалась, но не падала и из потенциального источника опасности превращалась в вопиющий! Было видно сквозь марево ливня, как группа людей водит хоровод вокруг рангоутного дерева, взлетают и опускаются топоры. Флегматичные люди на нервной работе – как-то машинально отметил пассажир.
– Спасибо, Джанджин, мать твою… – пробормотал он. – Умеешь же ты преподнести добрую весть…
Он ногой распахнул дребезжащую дверь и вывалился наружу, пока порыв ветра ее не захлопнул и не размозжил ему голову. Он съехал по лестнице, вцепившись в перила… и чуть от страха не окочурился, когда ураганный ветер оторвал его от перил, и он покатился по палубе, подпрыгивая, как квадратное колесо! Не ухватись он за леер, возвышающийся над фальшбортом, его бы смыло в открытое море! Стуча зубами от ужаса, он куда-то полз, упираясь в спасительные выступы всеми конечностями, добрался до лестницы, скатился вниз, облегченно перевел дыхание. Молиться нужно, господа, молиться, пока не все еще потеряно… Пол уходил из-под ног, он пытался пройти по коридору нижней палубы, но его отшвыривало обратно. Дизель-генератор пока еще работал – мерцали и подмигивали лампочки под плафонами. Под ногами хлюпала вода – она стекала с кормовой палубы. Все пассажиры в этот судьбоносный час собрались в каюте, облюбованной главой почтенного семейства. Телохранители Олег и Максим подпрыгивали на откидных сиденьях – бледные, как зомби, лица перекошены. Физиономии и так без излишней интеллектуальности, а страх перед высшей силой их и вовсе изувечил. Кого-то из парней недавно стошнило – характерная лужица на полу, и запашок характерный.
– Занос – полтора метра, Адам Станиславович… – рискнул пошутить Максим, делая карикатурную гримасу.
– Вас там не смыло? – подал голос Олег. – Разобрались в ситуации – что там творится? Нас уже полтора часа болтает…
– Пипец, парни… – пробормотал мужчина в накидке, нацеливаясь на дверь в конце коридора. – Причем полный, и уже не крадется, а встал в полный рост и бежит…
До охранников, похоже, не доходила вся пикантность положения. Как она дойдет – с такой-то толщиной лобной кости?
– Скорее бы уж эта хрень заканчивалась… – тужась, как роженица, выдавил Максим.
– Ага, и другая начиналась, – согласился Олег.
В прилично декорированной каюте царило беспросветное уныние. Щуплый молодой человек с трагической миной на лице пытался добраться до вмурованного в стену бара, но его швыряло по «траверсу», и он никак не мог пройти нужное расстояние. Морщинистому седовласому господину повезло больше, он уже откупорил увесистый штоф «Jack Daniels» и жадно пил, закатывая глаза. Стекло стучало по зубам, золотистая жидкость стекала с подбородка. В углу кровати, придвинутой (и, слава богу, прикрученной) к стене, жались двое благообразных господ – основательно в годах, похоже, связанных узами брака, – маленькую миловидную женщину с огромными кричащими глазами обнимал обрюзгший мужчина с двойным подбородком и элегантной стрижкой с проблесками седины. Свободной рукой он прижимал к переносице золоченую оправу очков, которые постоянно падали. В глазах, опутанных морщинами, поблескивал тоскливый огонек.
– Адамчик, что там? – жалобно протянула женщина.
– Все в порядке, Людмила Борисовна, – кривя душой, пробормотал Адам Станиславович. – Капитан уверен, что этот шторм – не последний в его жизни, он скоро кончится…
– Господи, не зря я молилась…
– Да черта с два он кончится, – пробормотала взлохмаченная брюнетка, как-то странно поглядывая на вошедшего. Так поглядывают на человека, с которым спишь, но это уже не радует. – Все еще только начинается, дорогие родные и близкие… Что, папуля и мамуля, – злобно выхаркнула брюнетка, – не ожидали, что все так плохо кончится? Сколько опасностей в жизни – и все мимо. А тут – откуда не ждали – бац!
– Ева, прекрати! – раздраженно выкрикнул благообразный очкастый господин. – Не уважаешь отца, так уважай хотя бы мать! Могла бы быть и повежливее – сколько мы с матерью для тебя сделали… Адам, нечего мотаться по судну! – прикрикнул господин на вошедшего. – Не хватало еще, чтобы тебя куда-нибудь смыло! Сядь и никуда не выходи!
– Как скажете, Александр Наумович, – пожал плечами Адам Станиславович, пристраиваясь неподалеку от обливающегося потом толстячка – тот сидел на пятой точке, вжавшись в угол, и каждый раз, когда его отрывало от пола, он вцеплялся обеими руками в боковину дивана и шептал слова молитвы.
– Народ, все будет нормально! – преувеличенно бодро возвестил господин с двойным подбородком – глава семейства и, без сомнения, самый важный пассажир на яхте. – Перестаньте трястись, это всего лишь небольшая качка! Мы доверили свои жизни опытному морскому волку, у Джанджина колоссальный опыт!
– Не хотелось бы снова вмешиваться, папуль, – ехидно заметила брюнетка, – но у Джанджина колоссальный опыт по части потребления горячительных напитков – боюсь, это увлечение не всегда способствует принятию правильных решений в критических си…
Судно неудержимо повело, и все «незакрепленные» покатились по наклонной! Морщинистый господин у раскрытого бара выронил бутылку, повалился на «блуждающее» кресло, закричал от боли в ушибленной ноге. Из бара вываливались сосуды с интересными этикетками – один разбился вдребезги, другие куда-то запрыгали.
– Водка разбегается, достукались, – прокомментировала Ева. – Герман Германович, Айболит вы наш, как же вы так не убереглись?
Щуплый молодой человек, уже практически добравшийся до бара, завертелся на месте, хватаясь за воздух, повалился на красивый резной стул, который треснул под ним и развалился.
– Расстройство стула, Ленчик? – нервно захохотала бледная блондинка – она сидела под прикрученным к полу письменным столом и, похоже, не ощущала особенных неудобств. – Слушай, прекращал бы ты это, а? Ну, не судьба, согласись. Ступай сюда, обними свою законную жену, когда еще удастся?
– Да пошли вы все! – истошно завыл молодой человек, выбираясь из обломков и отползая к кровати. Он сходил с ума от страха, растирал замороченную голову, усиленно моргал. – Да что же это такое творится… да что же это за бред такой…
– Мы должны молиться, Александр Наумович, – глубокомысленно изрек потный толстяк. – Неважно, верим мы в Бога или нет, все равно мы должны молиться – иначе, я чувствую, добром это путешествие не кончится…
– Да ну вас в зад, Константин Михайлович. – Блондинка изменилась в лице и превратилась в злобную валькирию. – И без ваших молитв наша светлая грусть превращается в какую-то беспросветную тоску…
– Анна, заткнись! – рявкнул глава семейства. – Сколько можно говорить, что нам нечего опасаться?
– Точно, папуля, нечего, – кивнула Ева. – Раньше надо было опасаться. Кстати, тебе не приходит в голову, что боженька таким вот интересным способом решил наказать тебя за твои грехи, которые нет сейчас смысла перечислять, поскольку ты и так о них знаешь?
Глава семейства собрался возмутиться, покрепче обнял рыдающую жену. Нависла тоскливая тишина, нарушаемая лишь ревом бури за иллюминатором и треском ломающейся мебели. Только лысый толстячок продолжал что-то тягостно бормотать – дребезжащий голос напоминал блеяние овцы.
– Да заткнетесь вы когда-нибудь, Константин Михайлович? – обозленно выкрикнул молодой человек по имени Адам. И покрутил кулаком перед бледным лицом визави, покрытым толстым слоем жира.
– Сами заткнитесь, Адам Станиславович! – взвился толстяк. – А если я вас напрягаю или раздражаю, то вы всегда можете пойти на хрен!
– Подождите… – прохрипел, поднимаясь с пола и растирая пострадавшую ногу, семейный доктор Герман Германович. – Мне одному из присутствующих кажется, что качка начинает уменьшаться?
– И мне кажется… – перестала плакать и сглотнула слюну супруга главы семейства и начала выпутываться из объятий Александра Наумовича.
– Слава богу! – обрадовался толстяк.
– А мне вот, боюсь, не кажется, – проворчала блондинка Анна.
– Да, собственно, и мне, – фыркнула брюнетка Ева. – Мало того что нас по-прежнему трясет, как Японию, так мы еще куда-то понеслись…
– Вот черт… – встрепенулся Адам Станиславович и на четвереньках засеменил к иллюминатору. Он отдернул штору, сплющил нос о толстое стекло. Потоки воды хлестали по иллюминатору, но какая-то видимость сквозь него сохранялась. Он напряженно всматривался в ночную серость. Там явно что-то происходило – из темноты выплывало что-то невнятное, угловатое, раздробленное, разбросанное по волнам. А за этой россыпью на «Викторию» надвигалось что-то внушительное, массивное, неумолимое…
Он в ужасе отшатнулся от иллюминатора – его трясло, зуб на зуб не попадал…
– Нас на скалы несет! Они уже рядом…
– Как мило… – вымолвила блондинка. – И что же делать?
Где-то сверху прозвучал истошный вопль – впередсмотрящий слишком поздно обнаружил, что на пути неуправляемого судна возникла неодолимая преграда. Впрочем, обнаружь он это раньше, что бы изменилось – ведь судно НЕУПРАВЛЯЕМОЕ! Кто-то затопал по верхней палубе, нестройный хор голосов исполнял тоскливую предсмертную песнь. В изысканно обставленной каюте воцарился гвалт. Рыдала в полный голос, утопив лицо в ладони, миниатюрная мать семейства. Муж смотрел на нее с ужасом, не мог поверить – при этом упитанная физиономия поочередно обретала все цвета спектра. Глупо хихикал семейный доктор. Взывал к Всевышнему плешивый Константин Михайлович. Подпрыгнул и с воплем «Нет, не хочу, пошли вы все на хрен!!!» забился в истерике щуплый Леонид. Натянуто хихикала брюнетка Ева – похоже, все, что она чувствовала в эту минуту, имело прямое отношение к злорадству.
– Папуля, не поверишь! – вдруг сказала она. – Но я была почти беременна! И как ты думаешь, от кого? От твоего любезного Адама! Адам и Ева – бывает же такое! Адамчик, ты не против, что я это рассказываю? Все в порядке, мы ведь уже избавились от этого сомнительного счастья!
– Как же меня тошнит от вашей семейки с ее высокими отношениями! – внезапно выкрикнула, сжимая кулачки, блондинка, выкатилась из-под стола и с криком: – Какого хрена я с вами поехала?! Какого хрена я вышла за этого урода?! – подлетела к железному шкафу, стыдливо спрятанному за шторкой, распахнула его и принялась вышвыривать оттуда покрытые слоем пыли спасательные круги и плавательные жилеты. – Надевайте, идиоты, пока не поздно! Жить надоело?!
Кто-то успевал облачиться, другие мешкали. Удар был страшен и шансов практически не оставлял. Яхта с «победным» названием не успела разбиться о нависающую над морем скалу – все произошло значительно раньше. Морское дно у этого странного побережья, возникшего невесть откуда, было усеяно подводными скалами и коралловыми рифами. На один из этих зубчатых гребней и налетела яхта. Раздался оглушительный треск, днище судна, летящего на скалы со скоростью урагана, пропороло полностью, по всей длине! Складывался корпус, рушились переборки, пол под ногами вдруг стал куда-то проваливаться! Воцарился хаос. Кричали и метались люди. В каюту ворвались телохранители, бросились выполнять свои прямые обязанности – один метнулся к Александру Наумовичу, другой к его жене. Но вместе с охранниками в каюту вошла большая вода! Хлынул сокрушающий поток, подхватил тела, заглушил крики и стоны, завертелись в водовороте конечности, головы, захлебывающиеся рты, предметы обстановки, и через мгновение уже невозможно было разобраться, где тут что. Теряя фрагменты обшивки, «Виктория» оседала на подводные скалы, вода неудержимо заполняла доступные полости…
28 февраля.
Восточная часть моря Сулавеси, сто пятьдесят миль к югу от места кораблекрушения…
– Человек за бортом! Человек за бортом! – горланил молоденький дневальный на носу потрепанного рыболовецкого вельбота. Капитан – пожилой индонезиец в засаленной куртке на голое тело – оторвался от скрипучего топчана, широко зевнул. Дошло – покрутил головой, выбивая из нее остатки сна, и побрел наружу из пропахшей специфическими ароматами каюты.
Вельбот был приписан к небольшому порту острова Сулавеси и, случалось, уходил на сотню миль от берега – и возвращался, набитый рыбой. Мог вернуться через неделю или через две – зависело от погодных условий. Команда практически не менялась – двенадцать человек из народности мори, хорошо сработавшиеся, отлично знающие друг друга, дружащие семьями. Сезон дождей пошел на спад, последняя буря в этом районе отгремела несколько дней назад, дул освежающий ветерок – погодные условия способствовали работе. Практически вся команда в этот час столпилась по левому борту. Пропотевшие, засаленные, пропахшие треской и ставридой мужики стояли у фальшборта, тыкали пальцами в море и галдели, как воробьи. Бинокль капитану не понадобился – примерно в кабельтове от судна на слабой волне покачивалась резиновая лодка без весел. В лодке, судя по всему, лежал человек. Капитан проорал рулевому, чтобы брал лево на борт. Плечистый малый с приплющенным носом и сигаретой в зубах послушно закрутил штурвал. Вельбот разворачивался и через пару минут подошел вплотную к лодке. Люди перегибались через борт, с любопытством вытягивали шеи. На дне резиновой посудины, раскинув руки, лежал изнуренный обезвоженный мужчина лет сорока – в застегнутой прорезиненной штормовке, расклеившихся бутсах. Скуластое лицо покрывала серебристая щетина. Крючковатый изогнутый нос, сомкнутые тонкие губы, слипшиеся волосы. Глаза его были закрыты. Но человек еще не умер – дрогнули пальцы, вибрация пробежала по плечу, шевельнулись губы. Зашумели члены экипажа рыболовецкого судна – возбужденно загалдели, засуетились. В указаниях не нуждались – люди знали, что делать. Двое спрыгнули в воду, подогнали лодку к юту. Кто-то притащил ржавую лестницу с изогнутыми концами – спустили ее к воде, зацепив за фальшборт. Когда мужчину вытаскивали из лодки, глаза его открылись. Он смотрел на своих спасителей мутным взором, бормотал по-английски слова благодарности, снова уронил голову. Похоже, он провел без воды и пропитания не один день. Когда его перетаскивали через борт, голова безжизненно висела, ноги болтались, как макаронины. Его положили на палубу, замусоренную рыбьей чешуей, вокруг столпились люди.
– Нечего любоваться, парни, – проворчал капитан, выбрасывая окурок за борт. – Не русалку поймали. Тащите его к Ваньянгу, пусть приводит парня в чувство.
Специального медицинского образования у судового медика не было, но с обязанностями он справлялся, больные не жаловались. Когда выловленный из моря человек очнулся, обшарил пространство тусклым взором, он обнаружил, что лежит на какой-то подгнивающей тумбе – наподобие разделочного стола мясника, и над ним склонился индонезиец средних лет в относительно свежей рубашке под жилеткой и тяжелых очках. Затрапезное помещение в кормовой части судна, облезлая краска на стенах, открытый иллюминатор, не способный подавить пронзительную «компиляцию» запахов – сырой штукатурки, лекарств, рыбьей чешуи.
– Где я, Иисусе?.. – Глаза спасенного блуждали, он пытался приподняться.
– Лежите, голубчик, лежите, – проворковал индонезиец, немного знакомый с английским языком. – Вы у друзей, я врач, меня зовут Ваньянг, сейчас мы вас осмотрим, и вы отдохнете – вы слишком истощены. А потом расскажете, что случилось с вами и вашими товарищами, – если, конечно, захотите…
– Хорошо, доктор… – Пришелец из моря откинул голову, начал тяжело и сдавленно дышать. – Только я почти ничего не помню, все мои товарищи погибли…
В каюту просовывались любопытные носы. Лекарь Ваньянг поманил двоих – те вошли, польщенные честью, – а остальных он небрежным жестом спровадил прочь, приказал закрыть дверь.
– Снимите с него одежду, – распорядился медик, отходя к ржавому рукомойнику.
Он закатал рукава, пустил тонкой струйкой воду. Матросы склонились над мужчиной, один расстегивал отяжелевшую от соли брезентовую куртку, другой расшнуровывал массивные бутсы. Пришлось помучиться, одежда вклеилась в страдальца, не желала сниматься. Матросы пыхтели – раздевать мужчин было не самым благодарным занятием для порядочных семьянинов. Распахнулись полы тяжелой накидки, матрос издал удивленный возглас, увидев то, что было за поясом. А пострадавший вдруг резко распахнул глаза. Они уже не блуждали – смотрели хмуро, строго и принципиально. И не таким уж он оказался больным и обезвоженным. Осталась еще силушка молодецкая! Правая рука сжалась в кулак – расстояние до цели минимальное, не замахнешься, но ему хватило. Он ударил в кадык склонившегося над ним матроса. Кулак перебил трахею, смял аорту. Матрос скончался, не успев сообразить, ПОЧЕМУ? Что он сделал?! Мужчина придержал его за шиворот, чтобы не свалился на него, отбросил в сторону. Привстал второй – безуспешно пытавшийся стащить с «больного» ботинок. Физиономия парнишки вытянулась от изумления. Он получил тяжелой подошвой под нос – и снова без шансов. Отлетел к иллюминатору, всплеснув руками, грохнулся оземь. Кровь хлестала из раздавленных хрящей и раскрошившейся верхней челюсти.
Мужчина привстал, перебросил ноги и спрыгнул с тумбы. Пол держал, хотя и ощутимо покачивался под ногами, сказывалось истощение. Ничего, ему не привыкать, и не такое выдерживал. Имеются вопросы, господа? У матросов не было вопросов – два безжизненных тела валялись в неловких позах. Лекарь Ваньянг обернулся на шум, подслеповато щурился, что-то шамкал перекосившимся ртом, в котором не хватало половины зубов. Незнакомец выхватил из-за пояса два тяжелых австрийских «глока» – в обойме каждого по восемнадцать патронов. Он был уверен и уравновешен – уж можно быть уравновешенным с двумя-то «глоками»! Небритые щеки перекосила гримаса.
– Прости, приятель, – пробормотал он. – Так уж звезды сошлись, вся ваша братия ни в чем не виновата.
– Не надо, боже, что вы делаете… – залопотал Ваньянг, отступая к стене и закрываясь вымытыми руками. – Прекратите, что вы себе позволя…
Мужчина выпустил по пуле из каждого пистолета. Грохот наполнил пространство. Пороховые газы шибанули в нос. Медик рухнул как подкошенный – пули раскололи череп, выплеснув содержимое на стену. Зачесался застарелый шрам на правом виске – «древнее» проклятье, когда-то пуля прошла по касательной, он всегда начинал зудеть, когда приходилось нервничать и хотя бы мало-мальски напрягаться. Мужчина положил один из «глоков» на тумбу, отбросил слипшиеся волосы, принялся расчесывать продолговатую припухлость четырьмя ногтями. С этой напастью невозможно сладить, врачи уверяют, что пройдет, и все никак не проходит, так он никогда не станет невозмутимым Буддой…
Распахнулась дверь, на звуки выстрелов явился матрос с куцей серебристой бороденкой. Пикнуть не успел – пуля продырявила грудную клетку, швырнула бедолагу обратно в коридор. Стрелок забрал с тумбы второй «глок», шаткой поступью направился к выходу, глянув по дороге в мутное зеркало – надо же, пока отражается. По узкому проходу кто-то убегал, хватаясь за стены. Он озирался, выл от страха. Мужчина выстрелил, практически не целясь, – бедняга споткнулся в шаге от лестницы, растянулся, кровь потекла из раны в спине. Мужчина ускорился, зашагал по коридору, он не мог тут развлекаться бесконечно, перешагнул через мертвого и вывалился на корму. Приятный ветерок вскружил голову, дышать стало легче, сил прибавилось. Все в порядке, коробка-автомат в голове – «скорости» переключаются по мере необходимости! Капитан рыболовной колымаги трясся в двух шагах от него, пытался передернуть затвор проржавевшего гладкоствольного ружья. Единственное оружие на судне, и тем практически не пользуются – никто не покушается в здешних водах на бедных рыбаков, что с них взять?! Сообразив, что занимается какой-то глупостью, капитан опустил ружье, угрюмо уставился на спаренный ствол, смотрящий ему в грудь. Глубоко вздохнул, мол, ну и дела, за что?! Два выстрела слились в один, капитана отбросило, он покатился по палубе. Разворот на сто восемьдесят, обе «пушки» в небо, дважды пролаяло – и безусый паренек, зависший от страха в корзине на мачте, болтая конечностями, полетел вниз, ударился головой о леер, срикошетил в море и всплыл с разбросанными руками. Вода вокруг него окрасилась кровью. Стрелок развернулся – остатки команды, оглашая пространство испуганными криками, убегали на бак. Ну, просто тир какой-то… Он выпустил несколько пуль, и еще одного несчастного, задирающего пятки выше головы, разорвало свинцом. Мужчина неторопливо побрел по правому борту на бак, не спуская взгляда с рулевой рубки над кособокой надстройкой. Все, кто уцелел, собрались на баке – им просто некуда было податься. Мирные люди, не помышлявшие о сопротивлении. Трое перепуганных матросов – двое молодых, один серьезно в годах – скорчились под фальшбортом, жались друг к дружке и что-то бессвязно лопотали, обливались потом. Стрелок приблизился – они смотрели на него с мольбой, упрашивали на своем «птичьем» языке – не надо стрелять, мистер, не надо… В паре метров от места действия в лебедочном приспособлении крепилась спасательная шлюпка – хватило бы пары минут, чтобы спустить ее на воду. Мужчина скептически покосился на нее, покорябал зудящий шрам. И несчастные уловили его колебание, вернулась надежда, закричали вразнобой, тыча пальцами в шлюпку – мол, они сами ее спустят, они уплывут, они не будут докучать уважаемому мистеру и никому не расскажут, что тут случилось! Мужчина кивнул, отступая на шаг, и матросы заулыбались, раскраснелись, стали суетливо подниматься. Он открыл огонь в упор, нажимая попеременно на спусковые крючки – обе руки работали одинаково. Пули кромсали орущих моряков, выбивали из них фонтаны крови, и это было приятно – он чувствовал, глядя на эти «танцы», как возвращаются силы. Они тряслись, кричали, и когда он резко оборвал стрельбу, они упали – дружно, словно ждали, когда же он наконец прекратит стрелять.
Несколько мгновений он со спортивным интересом разглядывал неподвижные тела. Потом кивнул, по-армейски четко повернулся и направился к рубке. Остановился, опираясь на поручень. Голова уже кружилась, как колесо обозрения на набережной Темзы, – он ведь не железный! В рубке было тихо, но кто-то там, без сомнения, окопался.
– Эй, дружище, выходи! – хрипло выкрикнул мужчина. – Не убью я тебя, не нужен ты мне! – Помолчал, дожидаясь эффекта, и снова выкрикнул: – Выходи, выходи, не бойся, не шучу! А будешь там сидеть, тогда точно убью! Не зли меня, договорились, дружище?
Ошалевший от страха рулевой о чем-то, видимо, размышлял. Принятое им решение было не самым взвешенным. Скрипнул отодвигаемый засов, отомкнулась дверь, и показался бледный индонезиец в застиранной клетчатой рубашке. Он со страхом смотрел на незнакомца и немного успокоился, обнаружив, что незнакомец встречает его широкой дружелюбной улыбкой.
– Выходи, выходи, не бойся, – повел стволом мужчина. – Звать тебя как, приятель?
– Амхтонг… – разорвал посиневшие губы матрос.
– Хрен выговоришь, – посетовал стрелок, нажимая на спусковой крючок. Отодвинулся, чтобы не придавило падающим с лестницы телом, убедился, что все закончилось, глубоко вздохнул, уставившись на пронзительно-голубое море, пробормотал, цинично ухмыльнувшись: – Что-то я чувствую себя немного нездоровым…
За несколько минут он убедился, что на вельботе не осталось живых существ. Пошатываясь от усталости, поднялся в освободившуюся рубку. Разобраться с примитивными устройствами не составило труда – в Особой Лодочной Службе (подразделении специальных операций Королевского флота) учат и не такому. Двигатель работал на холостом ходу. Он опустил рычаг – и закряхтел, забился в старческом припадке гребной вал, передавая вращение винту. Вельбот, поскрипывая, начал маневрировать и вскоре развернулся баком на юг. Калоша тихоходная, максимальная скорость двенадцать узлов – и то еще надо постараться, чтобы ее выжать. Ничего, он может не спешить, лишь бы выбраться из этой чертовой дыры…
Он знал, что справится – для того и выжил в этой свистопляске. Только он, Гарри Чаплин, никто другой! Капитан Королевского флота Ее Величества, глава особого тактического подразделения «Special Boat Service», бывалый коммандо, тертый перец, человек, обладающий колоссальным опытом и интуицией. Или БЫВШИЙ командир особого тактического подразделения? Он ведь, ходят слухи, скончался… Мужчина усмехнулся – тут есть над чем подумать. Калоша начинала разгоняться, он стоял у штурвала и испытывал мучительное желание сесть, а еще лучше лечь, заснуть – тупо отключиться на пару суток, и чтобы никакая тварь тому не препятствовала! Но он держался – из последних сил, слипались и слезились глаза, голова носилась, как разогнавшееся колесо над Темзой. Ноги отнимались, но это чушь собачья, он должен держаться! Подумаешь, немного устал. Он яростно расчесывал отросшими ногтями зудящий шрам – свою верную «лакмусовую бумажку». В голове – примерные координаты: северное побережье острова Сулавеси, сто миль на запад от шумного Манадо, где в заштатном Толучи у него имеются полезные связи. И пусть только старый Юанджун откажет в помощи – должен догадываться, чем чреват отказ подсобить суровым парням из морского спецназа Великобритании! Не дурак этот хитрый лис Юанджун, не откажет – особенно узнав про свои комиссионные, которые, как ни крути, придется выплачивать… События последней сумасшедшей недели вставали перед глазами Гарри Чаплина. Пора прощаться с Королевским флотом – покойники, как правило, в нем не служат! Последняя операция – с привлечением всех связей и возможностей, – и можно на дно (естественно, не океана). И пусть озадаченно чешут затылки коллеги из Особой Лодочной Службы, пусть тоскуют конкуренты из SAS, не откусившие от чужого пирога, пусть грызут локти умники из МИ-6 – ведь даже не поймут, что на самом деле произошло! Информация была сугубо конфиденциальная – объект идет из Сингапура на «Виктории». Конечный пункт – какой-то островок в Микронезии, плевать какой, никто не собирался вести его на поводке до Микронезии! Плевать, что русские добились экстрадиции, к черту русских, здесь не их юрисдикция! Все должно быть тихо, кулуарно. Объект в неведении, что его ведут со спутника – мимо островов Анамбас, архипелага Бунгуран, вдоль северного побережья острова Калимантан, принадлежащего Малайзии. Береговые службы объект не трогают, у него все куплено. Объект входит в пролив Балабак между Малайзией и Филиппинами, минует архипелаг Сулу. И только в море Сулавеси, где воды Тихого океана перекачиваются в Индийский, к нему приклеивается сверхмалая субмарина «Mark & Mod» с парнями на службе Ее Величества. Раньше не могли приклеиться, база имелась только в Таракане на востоке Калимантана, – и то пришлось вприпрыжку догонять «Викторию». Догнали, фак ее…
События злополучного дня намертво врезались в память. «Мистер Чаплин, сэр… – бормочет Найджел, припадая к окулярам перископа. – Мы можем перебить им винт прямо сейчас, вы только прикажите… Перебиваем, всплываем, и через пять минут вся эта публика – наша. Перегружаем на лодку – и ищи ветра в поле. Чего мы ждем, мистер Чаплин?» Эх, Найджел… Возможно, парень был прав, но он не мог решиться – вблизи архипелаг, там люди, там шныряют парусные и моторные суда. И за пять минут – ну, никак не успеть. Только перегрузка содержимого трюма займет не меньше часа. А о том, что перевозит в трюме «Виктория», знает из команды только Гарри, остальные не в курсе, для них существует лишь единственный объект – русский олигарх, мать его… Он тянет время, архипелаг остается позади, до островов Сангихе, тянущихся поперек моря с севера на юг, уже какие-то сто миль. Подкрадывается темнота. Полный вперед! – субмарина сокращает расстояние, Найджел уже собирается пальнуть торпедой по винту, потирает с довольным видом ладошки – не уйдет этот денежный мешок, не уйдет! А на «Виктории», похоже, проблемы с двигателем – яхта замедляет ход. Буря стартует внезапно. Чертово межсезонье, вроде кончилась зима (или нет?), все такое неустойчивое, непредсказуемое, зыбкое, погода горазда на внезапные сюрпризы. Встают огромные волны, дует свирепый ветер, «Викторию» куда-то уносит. Субмарина движется за ней – ей приходится идти у самой поверхности, чтобы не потерять объект. А дальше… Ну, полный непрофессионализм, хоть не вспоминай! «Виктория» пропадает из вида, на ней гаснут последние сигнальные огни. Капитан Руперт Харрис – олух царя небесного! – дает приказ на всплытие – перископ уже не актуален. Идиот, ведь могли отсидеться на глубине, переждать шторм, а потом уж отправляться на поиски «Виктории». Субмарина клюет носом, ее швыряет на глубину, а там скалы! Разрушительный удар, пробоина, и смысла нет блокировать отсек, если их всего два, и оба пробиты! Вода наполняет безжизненную субмарину, люди в панике, у Найджела застревает нога в перехлестах труб, он умоляет помочь, но некогда, дружище, прости, да и вряд ли этот Боливар унесет двоих… Он кого-то отталкивает, первым оказывается в спасательной капсуле. Гудит насос, его выбрасывает на поверхность, под задницей надувается резиновая лодка. Он качается на волнах, голова кругом, отплевывается – наглотался соленой воды. Тошнит, рвет – декомпрессии, конечно, не было, да ладно, глубина была не очень большая… Шторм, тучи, дождь, под лодкой расплывается масляное пятно… Просто чудо, что он не перевернулся в этом резиновом корыте. Потеря сознания, пробуждение, волны уже не так страшны, как раньше, гром отдаляется, к внутренней части лодки прикреплен «тревожный» рюкзачок – в помощь терпящим кораблекрушение. Три литра пресной воды, галеты, сушеные фрукты, оружие, набор для оказания первой медицинской помощи. И сто часов – совсем один, над головой распахнутое небо, то ясное, то дождливое, то черное, то голубое… Можно сесть, можно лечь на живот, можно рычать от злости… Содержимое «тревожного рюкзачка» спасло от полного уныния и обезвоживания. Он потреблял воду мелкими глотками, грыз фрукты, терпеливо ждал своего часа. И дождался! Когда возникло рыбачье корыто с индонезийскими простофилями, он был уже голым нервом. Но собрался, сыграл роль полутрупа. Не мог он поступить иначе! Прибытие с командой в порт означает общение с береговой охраной, любопытные глаза и уши, а он не может этого себе позволить. Он не потерял еще надежду добраться до содержимого трюма «Виктории». Она затонула, в этом можно не сомневаться – суденышко так себе, со сломанным мотором. Уж если разбуянился Посейдон, то обязательно призовет такую к себе. Но где? Он должен знать координаты – он имеет желание, возможности, он может опередить другие структуры – или он не Гарри Чаплин?! А если учитывать, что с некоторых пор Гарри Чаплина в родной стране считают мертвым…
25 мая, почти три месяца спустя.
Где-то в восточной части моря Сулавеси…
Третий день в раю выдался знойным, ярким и безветренным. На материке в такую жару была бы полная душегубка, но на море, в двух шагах от красивого необитаемого острова, – очень мило и приятно. Одномачтовый шлюп «Гамбринус» – старенькая десятиметровая посудина, оснащенная помимо паруса относительно тихим двигателем, покачивалась на легкой волне в двадцати метрах от разорванной коралловой гряды, на которой бурно скандалили птицы. Парус был спущен, якорь погружен клыком в илистое дно, на судне царили мир и ленивый курортный покой, не нарушаемый НИЧЕМ. Глеб Дымов – 34-летний подтянутый крепыш с «рискованно» короткой стрижкой – промокнул остатки пены полотенцем и перебросил его через плечо. Еще раз покосился в зеркало – неплохо отлитый торс понемногу покрывался золотистым загаром. Он стянул трико, натянул купальные шорты и, как был, с полотенцем на плече, по шаткой деревянной лестнице поднялся на палубу.
А там царила курортная идиллия. Российские туристы предпочитали отдых на собственном транспорте, вдали от официальных туристских зон. Отполированную до блеска палубу заливал солнечный свет. В небе – ослепительная лазурь, в море – сияющая бирюза. Не далее чем в кабельтове – небольшой необитаемый остров. Короткая полоса намывного пляжа с горками губчатых окатышей, изрезанные каменистые бухты, баррикады из сияющих на солнце валунов, густые джунгли, ползущие в гору. Смотреть на это великолепие без защемления сердца было невозможно. Это была не просто идиллия – это была Идиллия с большой буквы! Кусочек Эдема, сказочный рай – недосягаемая мечта для среднестатистического жителя средней полосы…
Впрочем, за последние дни все это великолепие уже слегка поднадоело.
Татьяна Соколова в недорогом желто-голубом купальнике сидела в шезлонге и лениво перелистывала рекламный буклет, живописующий красоты Юго-Восточной Азии. Татьяна не так давно отметила тридцатилетие, у нее была прекрасная фигура и роскошные каштановые волосы, которые она имела вредную привычку стягивать в конский хвост (но не сейчас). Одни называли ее симпатичной, другие – нет, лично Глебу Танюша напоминала лошадку – впрочем, симпатичную и обаятельную, даже если по какой-то причине лошадка начинала ржать.
Павел Гурьянов – крепко сбитый субъект с мрачноватым лицом и безжалостным чувством юмора – удил с кормы на спиннинг. Купальные плавки он не любил – фигуру «тяжелого» атлета упрощали мешковатые шорты до колен. Он вытащил блесну, пробормотал что-то о несбывшихся надеждах, забросил ее подальше и начал неторопливо сматывать катушку. Эти двое снова спорили – они всегда только тем и занимались, когда оказывались вдвоем.
– Соколова, ты тундра, – беззлобно ворчал Гурьянов, – «Гамбринус» – это название баскетбольного клуба из чешского города Брно. А еще существует «Гамбринус Лига» – так называют в Чехии чемпионаты профессиональных футбольных клубов.
– Нет, Гурьянов, мне стыдно за твою невежественность, – в том же духе отзывалась Татьяна. – Не знаю, с чего ты это выдумал, но «Гамбринус» – это чешское пиво, названное по имени сказочного фламандского персонажа, которому приписывают изобретение пивоварения. Ты можешь со мной не спорить, потому что я об этом ЧИТАЛА!
Глеб не стал вмешиваться в интеллектуальный спор, хотя точно знал, что «Гамбринус» – это пивной ресторан в городе Снежинск Челябинской области, куда он однажды ездил в командировку.
Но его заметили.
– Боже мой, – сказала Татьяна, роняя от неожиданности проспект, – солнышко второе засияло. Это что-то новенькое, господи…
– Хорошо побритое старенькое, – проворчал смутившийся Глеб. – Чего и Гурьянову, кстати, желаю.
– Боги античные на землю спускаются, – продолжала издеваться Татьяна. – Скажи, Глеб, ты сам еще не охреневаешь от своей красоты?
– А чего такого? – ревниво проворчал Гурьянов, покосившись на Дымова. – Мужик как мужик. Подумаешь, побрился. А вот для тебя, Татьяна, будет гораздо лучше, если ты станешь загорать топлес. Ну, не для тебя, конечно, – а для нас с Глебом. Хоть какое-то развлечение. Чего тебе стесняться?
– Действительно, – пожал плечами Глеб. – Ты подумай, Татьяна, нормальное предложение.
– У вас, мужиков, одно на уме, – фыркнула Татьяна, поднимая буклет и невольно прикрывая им самое ценное.
