banner banner banner
И слух ласкает сабель звон
И слух ласкает сабель звон
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

И слух ласкает сабель звон

скачать книгу бесплатно

– Так точно, господин генерал, – кивнул офицер. – Ждет.

Мольтке откинулся на спинку кресла, прищурившись и глубоко вздохнув. Задуматься было о чем: война, ставшая позиционной и затяжной, похоже, не предвещала быстрой победы.

Вновь открывшиеся двери кабинета явили офицерам посетителя.

– Гельмут Эккенер, – представил адъютант гостя.

– Здравствуйте, господа, – осклабился плюгавый мужчина в потертом сюртуке.

Посетитель оказался химиком со стажем, несколько «повернутым» на своем деле. В чем-то он даже походил на Штрассера – в своей фанатичности и энергии. Чего-чего, а этого у Эккенера оказалось с избытком. Горя желанием применить на практике свои измышления, он с ходу взялся за дело. Предложение химика с лисьей мордочкой сводилось к следующему: если бомбы, которые будут сбрасываться с дирижаблей, наполнять не взрывчатым веществом, а ипритом, уже успешно использовавшимся против французов, то результаты могут превзойти все ожидания.

Офицеры кое-что знали об этом веществе, но Эккенер прочел им подробную лекцию. Впервые иприт был применен Германией в июле 1915 года против англо-французских войск у бельгийского города Ипр, откуда и произошло его название. Вещество обладает поражающим действием при любых путях проникновения в организм. Поражения слизистых оболочек глаз, носоглотки и верхних дыхательных путей проявляются даже при незначительных концентрациях иприта. При более высоких концентрациях наряду с местными поражениями происходит общее отравление организма. В тяжелых случаях развивается воспаление легких, смерть наступает от удушья. Особенно чувствительны к парам иприта глаза. Попадание в глаза иприта в капельно-жидком состоянии может привести к слепоте. Антидота при отравлении ипритом нет.

– Вот это другое дело, – удовлетворенно произнес начштаба и, потрещав арифмометром, сделал подсчет. – Дешево выходит. Особенно, если использовать начиненные ипритом бомбы против массового скопления войск.

– Вот и я о том же, – хихикнул Эккенер.

Штрассер, слушая разговор, кивал, всем видом демонстрируя, что готов сбрасывать бомбы туда, куда прикажут – будь то школа, казарма или больница.

– Недавно на французские позиции прибыли русские бригады – помогать лягушатникам, – задумчиво сказал Мольтке. – Но пока нам неизвестно точное место их дислокации. Я думаю, иприт наверняка отобьет у русских желание тут воевать. А если нам удастся с помощью иприта пробить брешь в Западном фронте, то возможно и наступление... А то ведь как-то странно получается: мало того, что мы этих русских вынуждены видеть и, так сказать, осязаемо ощущать на наших восточных границах, так извольте – и во Франции они присутствуют. Нет, это уж слишком, – монотонным, скрипучим голосом вещал Мольтке. – А так двух зайцев убьем: деморализуем и отобьем у русских всякую охоту выполнять свои союзнические обязательства. Ну, и поубиваем этих свиней как можно больше, а в результате прорвем фронт и переломим ход войны на западном направлении. Так что очень даже неплохой расклад вырисовывается.

– Согласен, господин генерал, – поддержал его посетитель. – Чего их жалеть? Быдло. Скоты, одним словом.

– Я готов вылететь хоть завтра! – пылко заверил Штрассер начальство.

– Пока нам мало известно о планах русских, – осадил нетерпеливого кайзеровского сокола Мольтке. – Ничего, в Париже у нас есть свой человек! Вот он-то и займется решением вопроса.

– Как скажете, господин генерал, – развел руками Штрассер.

– Не стоит так спешить, капитан, – усмехнулся начштаба, поглядывая на чересчур рьяного посетителя. – Я ценю вашу настойчивость и исполнительность. Это похвально, но всему свое время.

– Чем прикажете заниматься?

– Я думаю, у вас есть чем заняться. Продумайте в деталях все, усовершенствуйте, что потребуется. Напоминаю, что у нас все должно быть идеально.

ГЛАВА 3

– Впечатляет... – говорил премьер-министр Великобритании, осторожно ступая вокруг очередной воронки, безжалостно изувечившей идеально ровный газон, который планомерно подстригали уже лет, наверное, двести. – Подобного мне еще не доводилось видеть.

– Так ведь подобного никому видеть не доводилось, сэр, – сыронизировал руководитель знаменитой британской разведки Ми-6 Альберт Райт. – Оружие новое, не опробованное в деле.

– Вы прекрасно понимаете, генерал, о чем я говорю, – раздраженно ответил Ллойд Джордж. Его холеное умное лицо исказила досадливая гримаса. – Обстреливать Букингемский дворец – такого ведь и представить себе до этого момента было невозможно! Ведь что получается: если на мгновение отбросить все условности: мы, то есть Британская империя, мощнейшая держава в мире. Задачи Британии сегодня – это мировое господство. Последние десятилетия были к нам весьма милостивы. Но не потому, что удача падала с небес – совсем нет! Поколения британцев делали все возможное для того, чтобы их родина стала той самой страной, которая будет определять события, происходящие на Земле. Бывали тяжелые моменты, но чтобы враг бросал, понимаете ли, бомбы в Букингемский дворец, в сердце Британии – такого еще не бывало. Это пощечина всем нам, это пощечина империи. И одно дело, что это понимаем мы с вами, а другое – как произошедшее будет оценено во всем мире! Выглядеть это будет так, что Британия не способна сама себя защитить. Да-да, именно так, генерал!

Премьер был прав – резонанс оказался немалым. Выходило так, что гордость Британии, ее гордость – мощный флот, надежно прикрывавший морские границы метрополии, в этой ситуации оказывался абсолютно беспомощным.

Британские газеты в один голос призывали доблестные войска «покарать наглых агрессоров, подвергших варварской бомбардировке городской парк, центр Лондона и склады и предприятия». Среди убитых и раненых во время налета основную массу составляли мирные жители столицы. Собор Святого Павла, один из главных храмов страны, уцелел просто чудом, так как самая тяжелая бомба разорвалась буквально на соседней улице. Наибольшее количество жертв оказалось в двух омнибусах, разбитых во время воздушной атаки на Ливерпульский вокзал.

Страсти разгорались, грозя обрушить волну народного гнева на головы британских генералов и политиков. Для того чтобы успокоить общественное мнение, требовались решительные действия по укреплению системы ПВО столицы Великобритании и ее крупных политических и экономических центров. Но наличных сил и средств для реализации этой задачи было явно недостаточно.

Питер Штрассер оказался прав в своих зловещих прогнозах: не говоря уже о непосредственном разрушении военных и промышленных объектов, нельзя забывать о силе морального воздействия на население, которое испытывало неописуемый страх, вглядываясь в ночное небо, где гигантские воздушные корабли противника, освещенные лучами прожекторов, зловеще плыли к своей цели. Вся эта жуткая картина сопровождалась оглушительными взрывами бомб и ураганным огнем противовоздушных средств. Причем последние, в отличие от первых, своей задачи явно не выполняли. Широкие слои английского населения охватило постоянно растущее беспокойство, что влекло запустение местности, расположенной на восточном побережье Англии. Рейд вызвал панические настроения среди населения. Поползли слухи, что в скором времени следует ожидать массированных налетов на промышленные центры Англии.

Британское командование было крайне озабочено нехваткой средств ПВО, и в первую очередь прожекторов и зенитных орудий. Эффективность вражеской разведки удручала их не меньше. Как оказалось, вражеские цеппелины ловко лавировали между зенитными батареями, оставаясь вне дальности эффективного огня. Если же позиции артиллерии обойти было невозможно, дирижабли просто поднимались выше, по-прежнему оставаясь неуязвимыми.

Премьер-министр, увлекшись своей речью, вдруг оступился и едва не упал в одну из ям.

– Вот, пожалуйста! Разве я мог себе вообразить, что здесь, в месте, являющемся образцом английского стиля и вкуса, будут зиять воронки от бомб?

В целом разрушения здесь были невелики. Последствия ночной бомбежки заключались в воронках на газонах, одна из бомб попала в хозяйственное помещение, но, конечно, основным здесь был аспект престижа империи. Альберт Райт прекрасно понимал это, но в данном случае ему только и оставалось, что выслушивать раздраженные тирады премьера.

Действительно, для жителей туманного Альбиона Букингемский дворец – святая святых. Этот комплекс – самый большой королевский дворец в мире – поражает своей величиной и роскошью. Количество комнат в официальной лондонской резиденции британских монархов насчитывает шесть сотен. Это целый город. Дворец имеет бассейн, почту, а также собственный кинотеатр. Залы, покои, переходы, коллекции предметов искусства... За порядком присматривают в общей сложности 450 человек под руководством лорда-камергера.

Нынешняя королевская резиденция возникла на том месте, где гордо возвышался загородный особняк, принадлежавший герцогам Букингемским. В 1762 году его приобрел король Георг III. Особняк был расширен и перестроен под руководством знаменитого архитектора Джона Нэша, а в 1820 году был переименован в Букингемский дворец. Новая резиденция должна была служить символом национального величия после побед, одержанных в войнах с Наполеоном, в том числе в битве при Ватерлоо.

Премьер и Райт, пройдя через впечатляющий роскошью отделки Голубой зал с колоннами коринфского ордера, окрашенными под оникс, и некоторые другие, не менее внушительные помещения дворца, спускались по лестнице из каррарского мрамора и балюстрадой из кованой бронзы. Генералу приходилось бывать не только здесь, но и в главных покоях – Зеленом зале, где ожидают аудиенции, в Тронном зале – выдержанном в бело-багряно-золотой гамме, со строгим стилем и сказочной отделкой. Он вспоминал свое восхищение, когда впервые увидел под балдахином, на трехступенчатом возвышении тронные кресла королевы Елизаветы II и герцога Эдинбургского с шитыми золотом личными вензелями.

Многие из гостей обязательно старались попасть в жемчужину дворца – картинную галерею. Там, на стенах, затянутых золотисто-розовым шелком, размещены шедевры Рубенса, Рембрандта, Ван Дейка и других всемирно известных мастеров. Это собрание считалось самой дорогой частной коллекцией в мире.

Собеседники, пройдя долгий путь, оказались на противоположной стороне королевской резиденции. По широким ступеням они вышли на просторную лужайку парка, по праву называемого «оазисом в центре Лондона», где гнездятся десятки видов птиц, а в летнее время произрастают сотни видов цветов. Разговор продолжался в саду среди уникальных деревьев и кустарников, часть из которых в разное время была посажена членами королевской семьи, о чем свидетельствовали прикрепленные к ним таблички. Здесь, на лужайке, проводились различные мероприятия, в том числе с традиционными английскими чаепитиями приемы гостей. Сейчас и здесь зияло несколько воронок, явно не украшавших парк. Огромное дерево, лежавшее поперек дорожки, было выворочено с корнем бомбой.

– Вот, полюбуйтесь, генерал. Каждая из таких воронок – плевок нам в лицо, – заметил Ллойд Джордж. – Плевок в лицо Англии.

Генерал среди всего прочего сообщил, что согласно директиве германского командования дирижабли должны начинать бомбардировку с Букингемского дворца и правительственных резиденций, затем идет очередь военных фабрик и жилых кварталов.

– Чудесно! Просто великолепно! Хотя бы это нам стало известно, – язвительно произнес Ллойд Джордж. Премьер был настроен явно саркастически, стараясь скрыть свою растерянность и раздражение. – Ну, что же, я думаю, можно подвести итоги. В данной области, как это ни прискорбно признать, мы находимся на голову ниже германцев.

– Нет, я бы так не сказал... – начал руководитель разведки, но был тут же перебит премьером:

– А я так говорю! И ошибки свои надо признавать для того, чтобы их исправить. Раньше мы все считали, что можем отсидеться за Ла-Маншем. Оказывается, нет. А если боши построят несколько тысяч цеппелинов и начнут бомбить не только Букингем, но и промышленные центры наподобие Манчестера, Глазго или Ливерпуля?

– М-да, – процедил разведчик. – Перспектива...

– Поэтому наша задача – решить эту проблему, генерал, – твердо сказал Ллойд Джордж.

Чиновники минуту шли молча. Под ногами похрустывал гравий, которым была высыпана дорожка.

– Посмотрим фактам в лицо: наши самолеты не долетят до Берлина даже из Шампани, – произнес Райт, дымя сигарой. – Их дальность куда меньше, чем у дирижаблей... Проклятые германцы действительно изобрели чудо-оружие!

– Вы хотите сказать, что если бы у нас были свои цеппелины, мы могли бы нанести удар возмездия?

– Именно это я и хочу сказать, сэр!

В процессе дальнейшего обсуждения оба пришли к выводу, что существует два способа заполучить цеппелины. Первый – это захватить дирижабль, угнать его в Англию и скопировать. Второй – захватить конструктора, графа фон Цеппелина, доставить его в Англию и заставить работать на корону. Экономика Британской империи была посильней германской, так что цеппелинов можно было построить намного больше. Отсюда следовало, что в будущей гонке вооружений британцы наверняка возьмут верх, а это позволит не только вывести Германию из войны...

– Занятно, – Ллойд Джордж находился в приятном возбуждении. – И у вас есть человек, который может этим заняться? Конечно, я понимаю, что все ваши предложения касаются более отдаленного будущего. Для начала мы должны хотя бы знать о планах Германии в смысле бомбежек королевства.

– У меня есть такой человек. Более того: у нас уже есть план, – прищурился Райт, глядя на озеро, где плавала пара грациозных лебедей.

ГЛАВА 4

Несмотря на ночное время, парижский театр блистал огнями. Роскошные фасады, исполненные еще полтора столетия назад в стиле барокко, ярко освещались фонарями. Храм искусства должен выглядеть роскошно, и в данном случае все именно так и было. Многочисленные лепные украшения, завитушки, фигуры античных богов – вся эта пышная феерия форм словно зазывала посетить театр каждого прохожего. Сегодня в этом не было особой необходимости, поскольку все билеты уже давно раскупили.

Война войной, но Париж всегда считал себя, и надо сказать, совсем небезосновательно, центром мировой культуры. Этот город с незапамятных времен был центром притяжения всех гастролирующих коллективов и отдельных артистов. Фраза «увидеть Париж и умереть» больше всего относилась к людям искусства, полагавших, что без хотя бы одного выступления в столице Франции считать свою творческую задачу выполненной никоим образом нельзя. Поэтому, несмотря на то, что орудия войны гремели вовсю, что столица находилась не так уж далеко от линии фронта, артистическая жизнь, пускай и несколько притихшая, и в эти суровые годы не затихала. Что, собственно говоря, и подтверждал сегодняшний аншлаг.

У главного входа в театр было многолюдно. Из подъезжавших авто выходили мужчины во фраках, женщины в роскошных нарядах. Цокали копытами по мостовой кони, привозившие в колясках ценителей искусства.

Среди десятков других сюда подъехал фиакр, из которого вышли поручик Голицын и капитан Дидье Гамелен. Для них вечер все еще продолжался. После событий, познакомивших двух господ таким странным образом, посещение театра стало второй частью программы этого вечера. В театр пара новых друзей прибыла после ужина.

Ужин в ресторане с названием «Чаша» прошел великолепно. Превосходные блюда, отличные вина, приятная атмосфера – Гамелен постарался, чтобы русский гость чувствовал себя комфортно и уютно, пускай и оказавшись вдалеке от Родины. Не последнюю роль в положительных впечатлениях Голицына сыграло присутствие рядом Элен. Вечер, проведенный в обществе элегантной парижанки, оказался весьма приятным. Поручик, вдохновленный присутствием девушки, был воплощением галантности, он источал очаровательной спутнице пышные комплименты. Она и правда заслуживала наивысшей похвалы, ибо была не только красавицей, милой в общении, но и оказалась весьма умной собеседницей.

Бывшие в ресторане французские офицеры тоже старались не отставать от коллеги-союзника, но где же тут было равняться французам, пускай и рафинированным ухажерам, с российским поручиком, известным всему Петербургу тем, что производил на представительниц прекрасного пола поистине неотразимое впечатление. Как говорили многие, это впечатление приводило к тому, что дамы укладывались штабелями... в постель.

В этот вечер, естественно, до постели дело не дошло, но Голицын, как обычно в подобных случаях, был в ударе и в завершении вечера исполнил старинные русские романсы. Романтичный офицер с гитарой, великолепным голосом и взглядом, заставлявшим трепетать сердце, сразил Элен наповал. В театр офицеры, однако, отправились уже вдвоем. Парижанка, как и положено порядочной французской девушке, отправилась домой – и отцу надо было помочь, и за домом присмотреть. Дела у людей занятых всегда находятся, тем более в военное время. Поручик прилагал все мыслимые и немыслимые усилия, но примерная дочь в этот раз не составила им компанию.

Надо сказать, что Голицын и Гамелен, несмотря на весьма, скажем так, недавнее знакомство, уже успели подружиться. Выпитое за ужином шампанское помогло найти массу общих тем. Вполне может быть, что причиной симпатии стала и Элен, вызывавшая у поручика жгучий интерес.

Гамелен пригласил Голицына на ночное представление, пообещав, что тот не будет разочарован.

...Свет в зале погас, и все погрузилось в мистическую тьму. Царила мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая чьим-то покашливанием. Постепенно, понемногу сцена стала освещаться. Поручик увидел там брахманский алтарь индийского храма под сенью цветущего дерева. Дымящиеся курительницы создавали почти реальную атмосферу святилища. Негромко заиграла восточная музыка. Все ждали. И вот на сцене появилась экзотическая танцовщица в трико телесного цвета, покрытая белым покрывалом. Покрывало соскользнуло на пол...

Восемь колонн алтаря украшали цветы, достигавшие круглого балкона третьего этажа. С каждой колонны на танцовщицу, выглядевшую в облегающем трико словно обнаженной, с завистью нимф смотрели статуи с неприкрытыми бюстами. Свет свечей усиливал таинственность атмосферы. Одна из самых впечатляющих статуй из восточного пантеона, присутствующих на сцене – четырехрукий Шива трех футов высотой, окруженный кольцом из горящих свечей, – топтал своей бронзовой пяткой карлика. Разглядывать остальные детали убранства этого «святилища» можно было долго, однако взоры всех приковала хозяйка сцены.

Теперь она была окутана живописным светом, создаваемым лучами прожекторов, установленных на потолке. Благодаря искусной работе осветителей, поработавших над этим, зрители могли видеть восточную танцовщицу хорошо с любого направления. В перерывах невидимый оркестр играл музыку с индусскими и яванскими мотивами.

– Уступая настойчивым протестам церкви, она вынуждена надевать облегающее трико, – шепнул, наклоняясь к Голицыну, Гамелен. – А мне приходилось бывать на ранних представлениях, где из одежды у нее были только украшения.

– Неужели?

– Да-да, именно так. Она появилась перед зрителями в роскошном восточном одеянии, – вполголоса рассказывал француз. – Видите, сегодня танцовщица выглядит иначе, а тогда она была одета в костюм из коллекции мсье Гиме. Ее окружали четыре девушки в черных тогах, на ней самой был белый хлопковый бюстгальтер с орнаментом на груди, вызывающим ассоциации с Индией. Руки украшались подходящими по стилю браслетами. На голове была индийская диадема, охватывающая завязанные в косы «по-испански» черные волосы. Блестящие ленты обхватывали ее талию. Они придерживали саронг, который скрывал ее тело ниже пупка и спускался чуть ниже середины бедер. Все остальное было открытым. Этот костюм весьма возбуждал, но во время танца она постепенно сбросила с себя и эту одежду, оставив лишь нитки жемчуга и сверкающие браслеты. В конце, как апогей простоты, она стояла перед Шивой в гордой наготе. Такова идея: чтобы умилосердить бога, она предоставляет себя ему. Это очень впечатляюще, очень смело и вместе с тем очень целомудренно.

Голицын кивнул, хотя и сегодняшний вид танцовщицы захватывал и очаровывал.

– Согласитесь, такого вам еще не приходилось видеть? – усмехнулся Гамелен.

– Соглашусь, – лаконично ответил поручик. – Хотя, естественно, наслышан о ней очень много. Кстати, все-таки кто она – европейка или индианка?

– Это сложный вопрос, – ответил капитан. – Видите ли, она и голландка, и шотландка, и яванка одновременно. От северных рас по происхождению у нее высокий рост, сильное тело, а на Яве, где она выросла, она приобрела гибкость пантеры, движения змеи. Она воздействует на зрителя не только движениями своих ног, рук, глаз, губ.

После завершения программы зал просто захлебывался аплодисментами. Поручик посмотрел по сторонам. Похоже, что не он один был впечатлен этой удивительной женщиной. Публика неистовствовала.

– Понравилось? – поинтересовался Гамелен.

– Весьма.

– А хотите, я вас познакомлю? – лукаво спросил француз.

– А разве это возможно? – удивился поручик.

– Да. Открою вам секрет, мы с ней уже давно знакомы.

– Черт побери, Дидье, вам можно позавидовать!

Вскоре танцовщица появилась в ложе, где сидели два офицера. Крайне разговорчивый Гамелен представил ей русского союзника в самом лучшем свете, рассказав и о подвиге с бомбой, и даже о секретном пакете.

Танцовщица, с которой Голицын и не мечтал познакомиться, вблизи оказалась эффектной женщиной с отличной фигурой, большими глазами и черными волосами. Поручик приосанился, увидев перед собой элегантную, очень высокую, хорошо сложенную смуглую брюнетку с выразительными чертами лица и бархатистыми глазами, непринужденно и почти вызывающе расположившуюся на диване. Она с интересом взирала на русского офицера, как-то загадочно улыбаясь.

В ответ на расспросы Голицына танцовщица рассказала поручику, что ее матерью была четырнадцатилетняя индианка, танцовщица в храме, умершая при родах. После этого ее саму якобы воспитывали жрицы в храме, научившие ее священным индуистским танцам, посвященным Шиве. Она поведала, что впервые танцевала обнаженной еще в тринадцать лет перед алтарем индуистского храма.

– Там, на Востоке, эти танцы хранятся в тайне, – сообщила танцовщица. – В глубине храмов за ними могут наблюдать только брахманы и девадаши, так что до меня никто не мог продемонстрировать их не только широкой, но и какой бы то ни было вообще европейской публике.

– Как говорится на Востоке, к нашей большой радости и к наслаждению для глаз, мадам станцевала для нас танцы принцессы и волшебного цветка, призыва Шивы и танец «Субрамайен», – сказал Гамелен. – Я не ошибся?

– Да, именно так, – кивнула танцовщица. – Вы стали настоящим знатоком моего искусства.

– О да! Разве можно остаться в стороне, видя такой безграничный талант?

– А что же вы, Дидье, с бумагами ходите? – кивнула смуглянка на пакет Гамелена. – Неужели нельзя забыть хоть на какое-то время о работе? Я бы на вашем месте выбросила эти бумажки к черту.

– Что вы, мадам, – это слишком важные документы, – усмехнулся француз.

В полутемной ложе появился официант с шампанским, фруктами. Женщина, как бы между прочим, расспрашивала поручика о всякой всячине, в том числе и о том, где дислоцируется его часть. Голицын так же аккуратно перевел разговор на другую тему.

– Извините, мсье, мне пора, – неожиданно поднялась собеседница. – На этом я вас оставлю.

– Как, неужели так скоро, мадам? – развел руками поручик. – Быть может, мне удалось бы уговорить вас задержаться еще немного?

Действительно, эта известная, красивая и необычная женщина не могла не вызвать у него интереса. В ней ощущалась какая-то тайна, завораживающая, притягивающая и пугающая одновременно. Правда, последнее к поручику явно не имело отношения.

– К сожалению, мсье, – наклонила голову женщина. – Надеюсь, мы еще встретимся...

Занавеси колыхнулись, пряча гостью.

– Ну, как? – усмехнулся Гамелен. – Что скажете, поручик?

– Экзотическая особа, – заключил поручик. – Неужели все то, что она рассказывала, – правда?

– Трудно сказать... В ее жизни реальность так перемешана с легендами и вымыслами, что трудно подчас отличить одно от другого.

– Ну, хорошо, – потянулся Голицын. – А не выпить ли нам еще по бокалу?

ГЛАВА 5

Ночная площадь перед театром, притихшая было, снова наполнилась шумом и гамом. Представление закончилось, и зрители, валом выходившие на улицу, шумно обменивались впечатлениями от увиденного. Надо сказать, что и тех, кто был впервые на таком представлении, и тех, кто уже побывал на нем ранее, увиденное не оставило равнодушным, о чем свидетельствовали возгласы, комментарии и рассуждения.

Один за другим уезжали фиакры, увозившие по домам переполненных впечатлениями «любителей культурных развлечений». С урчанием скрывались за поворотами машины. Все покинувшие храм искусства были довольны – вечер действительно оказался чудесным.

– Это было великолепно, я бы сказал, просто божественно. Который раз убеждаешься в том, что она не останавливается в своем развитии. Я присутствовал на ее выступлении три года назад и смело могу утверждать, что она не желает почивать на лаврах. К тому, что у нее было в наличии тогда, добавляются все новые и новые элементы. И это прекрасно: человек искусства должен искать новые пути развития своего таланта, – тряся козлиной бородкой, восторженно говорил седоватый субъект, по виду театральный критик, своему коллеге. – Я нисколько не жалею потраченного времени. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что представления не видела моя жена.

– Ничего, после того, как вы с вашим талантом расскажете обо всем увиденном, думаю, что те, кто еще не побывал, ринутся сюда бегом! – ответил ему собеседник.