скачать книгу бесплатно
– А ты знаешь, как это официально называется, а? Слово есть такое – «мародерство». И за него, между прочим, судят!..
– Не, ето не мародерство, а… как ево… слово-то такое… контрабация… аль контратрибуция… – Митяев испытующе смотрит мне в глаза, затем отвечает: – Командир, а ежели б мы енти деньги не взяли, думаешь, они бы тама так и лежали? Холуи графские тут же бы стащили, а все одно – нас бы повинили. А так – на дело пойдут. Тута слыхал, што ты едешь новые оружия заказывать, дык возьми, пригодятся… Я станичникам сказал, што на благое дело пойдут, мож, кому и жисть спасут когда-нить.
– «Контрибуция» называется слово… А сразу сказать не мог? Теперь твои же станичники знают, что я могу разрешить мародерку… Спасибо, Михалыч, удружил!
– Да не, командир! Я им сказал, что ты по должности своей не маешь правов разрешать такое, мол, надо делать так, что ты вроде и не знаешь ни о чем. Есть, мол, такое, што ты не можешь в громкую сказать.
Ну, в принципе, доля правды в его словах есть. Во всём в любом случае крайними сделали бы нас. Или уже давно сделали… А и хрен с ним!.. Обратно по-любому не побежим отдавать…
– Ладно, проехали… Только ты, Григорий Михалыч, на будущее предупреждай меня сразу, что твои хлопцы натворят, чтобы неприятных сюрпризов не было…
* * *
Рано утром пробираюсь через толпу, штурмующую вагоны всех поездов во всех направлениях, пытаясь отыскать свой «экспресс» на Гомель. После недолгих мучений нахожу, старый дядька-проводник с вежливым достоинством подтверждает, что его желто-синий вагон следует именно в Гомель, и проявляет непривычную мне либеральность:
– Так что, вашбродь, по коридорчику пойдете, в седьмом купе любое место займайте. Тама ешо нихто не едеть, окромя вас. Трогаемся по графику, у восемь часов четырнадцать минуток. Как отъедем от Минска, я вам чайку принесу. Папироской побаловаться, ежели пожелаете, можно свободно, пока других пассажиров нету, в окошке фрамуга аккурат для ентого открывается и пепельница имеется в наличии.
– Скажи-ка мне, любезный, до Гомеля сколько ехать?
– Ну, часиков восемь будет, коль литерные ешелоны путя не займуть. Но в последние рейсы свободно доезжали…
В невысоком коридоре неярко горят лампы, окошки задернуты шторами, считаю седьмую по ходу дверь, которая открывается наружу, а не привычно съезжает вбок. Купе выглядит почти так же, как и в будущем, только откинутых верхних полок не наблюдается, и материалы – не пластик с кожзамом, а довольно приличный бархат на диванах и дубовые панели на стенах. Так, закидываем чемодан на антресоли и с трепетом ждем отправления… Сквозь шум толпы доносится перезвон станционного колокола, несильный рывок вперед, сопровождающийся лязгом буферов, в окошке перрон с вокзалом потихоньку проплывают мимо…
Минут через сорок, после ароматного горячего и очень вкусного чая с припасенными пирожками и утренней папиросы, достаю папку с чертежами и, чтобы убить время, начинаю в очередной раз просматривать и продумывать нарисованные на бумаге мысли и фантазии. Не хочется перед господами путейцами, если, конечно, договоримся, выглядеть неучем, неспособным ответить на простые вопросы. И очень скоро в голову приходит очень занимательная и интересная по своему содержанию мысль… Ёжик ушастый, как можно было такое забыть!.. Ворона, блин, брезентовая!.. Выклянчивал у Валерия Антоновича гранаты Миллза, а что сделать с французскими лимонками, только сейчас дотумкал!.. Их же, по достоверным данным, на складах – как у дурака махорки! Никто не берет из-за сложностей с активацией. Союзнички тоже молодцы, придумать такое! Снять колпачок с запала, стукнуть по какому-нибудь твердому предмету, типа камню, прикладу, доске, и кидать. А если рядом этих предметов не наблюдается, что делать? О свой лоб колотить?.. Сама граната – нормальная, а вот взрыватель… А взрыватель ты, Денис Анатольевич, сам в прошлом будущем сколько раз переснаряжал? Тот самый, который УЗРГМ называется. И устройство его знаешь, так почему только сейчас в голову гениальная мысль залетела? По ошибке или просто заблудилась? Берем чистый лист бумаги и начинаем срочно вспоминать и рисовать… Металлическая трубка, толстый короткий гвоздь, две шайбы, пружинка, прижимная скоба, чека… Вот вроде и все, что надо. Запал можно оставить родной, или озадачить своих студентов на изобретение нового, а вдруг да получится…
В Бобруйске в купе подсели две дамочки бальзаковского возраста, одна – в платье сестры милосердия, другая – в цивильном, но с синим крестиком знака Императорского женского патриотического общества, оказавшиеся попутчицами до самого Гомеля, поскольку работали в одном из госпиталей. Озадачив проводника на предмет чая, они вывалили на стол кучу всяких вкусняшек, как фабричной, так и явно домашней выделки, после чего пришлось поддержать компанию, внеся в качестве своей доли оставшиеся пирожки, каковые, несмотря на вчерашний срок изготовления, получили высочайшую оценку. Кокетливо постреливая глазками, дамочки «восхитились» мастерством моей жены, умеющей готовить такие шедевры. Тайные мотивы были насквозь видны, поскольку перед этим в прицел попала моя рука без какого-либо намека на кольцо. Когда подтвердил их подозрения в своей холостяцкой сущности, милые улыбки вызвали ассоциацию с торжествующим оскалом хищника перед решающим броском. Наверное, на примете у каждой из них есть племянница, младшая сестра, золовка или какая-нибудь другая родственница, готовая осчастливить в качестве законной супруги еще неженатого, но уже геройского подпоручика.
Почему-то очень неуютно чувствовать себя жертвой, поэтому меняю тему и развлекаю собеседниц байками из «мемуаров» широко известного в узких кругах полководца и военачальника Анатолия Ивановича Дольского до самого Жлобина, оставляя на потом свои мозговые штурмы. Иногда возникает хулиганистая мысль протравить пару «горяченьких» анекдотов про поручика Ржевского, но в последний момент еле сдерживаюсь. Воспользовавшись остановкой, выскакиваю на перрон размять ноги и перекурить, а когда возвращаюсь, в нашем купе уже сидит четвертый пассажир. Достаточно объемный, бородатый а-ля Александр III и громогласный представитель Корпуса инженеров путей сообщения в черной тужурке с двумя рядами серебряных пуговиц, вовсю забалтывающий дам, которые внимают ему чуть ли не с благоговением. Вот умеет же человек светскую беседу поддержать. Дамочки хихикают, не переставая. Мне до него со своими казарменными шутками как до генерала. От инфантерии. Завидев нового попутчика, путеец из вежливости привстает и, не чинясь, рокочет басом:
– Михаил Семенович Прозоров… С кем имею честь?..
– Денис Анатольевич Гуров. Очень приятно!..
Ого, а лапа у него тоже в Царя-Миротворца, чувствуется силушка немереная.
– К нам в Гомель по какой надобности, если не секрет? Или вы проездом?.. – Какой, однако, любознательный дядечка.
– Да нет, Михаил Семенович, в Гомель по казенной надобности, в командировку… И вполне возможно, именно к вам, если, конечно, имеете отношение к железнодорожным мастерским.
Какая-то веселая искорка вспыхивает в глазах инженера и тут же моментально гаснет.
– Имею, и самое непосредственное. Заведую котельным отделением. – Уловив непонимание, расплывается в улыбке и поясняет: – Не путать с флотскими кочегарами! Мы ремонтируем паровозные котлы, да и вообще, делаем все, что связано с котельным железом и рессорами. А в чем ваша нужда будет?
– Да мы тут с товарищами кое-какие усовершенствования понапридумывали. – Пытаюсь поделикатней, без конкретики, съехать с опасной темы. – Хотим воплотить их в железе, а у вас, по слухам, очень хорошая база.
– Это – да, к нам эвакуировали завод Варшавского округа путей сообщения, да и мастерские из других городов тоже. Так что тут не обманули. Можем почти все! Но лично я вряд ли буду вам полезен, скорее всего, это – к Николаю Ефремовичу, он за механическую мастерскую отвечает, или к Александру Михайловичу, инструменталка – его епархия. Но все работы только с личного разрешения начальника Либаво-Роменских мастерских. Завтра утром подъезжайте в контору, поговорим. – Михаил Семенович хитро подмигивает. – А сейчас давайте развлекать наших дам, а то обидятся за невнимание к их прекрасным персонам…
Глава 7
В Гомель, как и было обещано, поезд прибывает в начале шестого. Михаил Семенович в ответ на мой наивный вопрос, как добраться до «Савоя», громогласно отвечает, что приличным людям вовсе незачем появляться в рассаднике пошлости и разврата, где вольготно чувствуют себя только коммерсанты, жулики и гешефтмахеры, хотя, конечно, эти слова обозначают одно и то же. К услугам же нормальных homo sapiens есть множество хороших гостиниц, первую из которых – под названием «Золотой якорь» – я увижу, как только обернусь и посмотрю на противоположную сторону привокзальной площади. Затем, еще раз повторив для не совсем понятливых приезжих, как добраться до мастерских, и напомнив, что завтра утром непременно будет ждать, отбывает на извозчике домой.
Так, оформляемся в гостинице, сдаем наган в сейф управляющему на всякий случай, малыша-браунинга берем с собой и возвращаемся на вокзал к скучающему дежурному в отделении транспортной жандармерии. Там оставляем подробные инструкции на случай… ну, если не конца света, то срочного желания отыскать мою персону в этом «огромном» городе. Визит к коменданту гарнизона оставляем на завтра, а пока, с дрожью в коленках и бешено бьющимся сердцем, иду совершать прогулку по городу, в котором я появлюсь на свет через хрен его знает сколько лет. И в тщетной надежде совершенно случайно встретить на улице Самую Прекрасную Девушку На Свете. Которую Зовут Даша…
Вот что означает армейское мышление, если, конечно, таковое существует, как понятие, а не как следствие прикола про единственную извилину, да и ту – от фуражки. Пока занимался конкретными делами, типа добраться, расположиться, встать на учет, все было нормально. Но как только все сделано, логика отключается и верх берут эмоции…
Мама моя родная!.. Если меня слышишь!.. Куда я попал и что мне делать?! Привокзальная площадь, до боли знакомая по прошлым воспоминаниям из будущего… Блин, хорошо звучит, почти, как в английской грамматике «future in past», или наоборот… Площадь выглядит почти незнакомой. Здание вокзала – в один этаж, крыша по центру совсем другая, без купола… А ведь водили когда-то сопливую малышню по местам революционной славы, ездили по ушам, мол, в здании этого вокзала сам товарищ Калинин выступал перед народом, почему и не перестраивают… Слева должен быть монументальный Дом культуры железнодорожников, справа – высотка отеля «Гомель», сейчас же тут какие-то халупообразные постройки… На месте магазина «Старт» – гостиница «Золотой якорь», где некий подпоручик Гуров снял номер на несколько дней…
Так, Денис Анатольевич, даем себе мысленно пару оплеух, чтобы прийти в чувство, глубоко дышим, чтобы провентилировать легкие и насытить кровь кислородом, а еще лучше… Вот, правильное решение!.. Достаем из портсигара папироску и закуриваем, может быть, никотин перебьет этот адреналиновый, или какой там еще, шок… Вот, хорошо… Панические мысли куда-то порскнули, как мыши, увидавшие кота, вышедшего на тропу войны. Руки уже не заходятся в мелкой и противной нервной дрожи. В голове прояснилось… И сидит там только одна ехидная мысля – имеем то, что имеем на данный момент. Одна тысяча девятьсот пятнадцатый год от Рождества Христова, город Гомель Гомельского же уезда Могилевской губернии. Вот отсюда и будем плясать… Двигаемся очень старым, испытанным еще в детстве, маршрутом. От вокзала по проспекту Ленина к одноименной площади. В смысле, по улице Замковой к… Как сейчас называется кусочек земли, примыкающий к дворцово-парковому ансамблю Паскевичей, не знаю. Но горю желанием это узнать…
Битым стеклом режет глаза несоответствие между детскими воспоминаниями, проснувшимися вдруг, и тем, что вижу наяву. Нет, если бы это был бы какой-нибудь другой город, наверняка все было бы иначе. Воспринималось бы как должное. В конце концов, в Минске освоился и не кошмарил ни секунды. Но ведь это – Гомель… Мой Гомель, мой самый зеленый город Беларуси, место, где я вырос, где восторженным первоклашкой потопал в школу, где были изведаны-истоптаны все дорожки и тропинки и на крутом правом берегу, и за мостом вплоть до самого поворота Сожа у Мельникова Луга… И откуда в восемьдесят шестом пришлось срочно уезжать из-за ублюдков от науки, которые доэкспериментировались и рванули четвертый энергоблок Чернобыля, с-суки!..
Не торопясь шагаю по тротуару, огражденному от булыжной мостовой невысокими деревьями, мимо нарядных, в большинстве своем двухэтажных зданий с высокими стрельчатыми окнами и красивой лепниной на фасадах, украшенных различными вывесками. Из головы не идет ощущение того, что бреду по какому-то сказочному Зазеркалью, где все одновременно и знакомо, и неузнаваемо. Люди тоже кажутся какими-то нереальными, сказочными персонажами. Вот тот то ли хозяин магазинчика, то ли приказчик, закрывший дверь на массивный замок и с чувством выполненного долга пошлепавший домой… И этот пожилой капитан с «осиной» талией пятьдесят, наверное, восьмого размера и мясистым носом, цвет которого выдает принадлежность владельца к Всепланетному сообществу уничтожителей крепких спиртных напитков. Вяло отвечает на мое козыряние и провожает меня неприязненным взглядом, думая, что не замечу… И идущая навстречу семейная пара очень интеллигентной наружности в возрасте элегантности, совершающая променад перед вечерним чаем, с вежливыми улыбками кивающая подпоручику приятной, надеюсь, наружности. Улыбаюсь в ответ и снова бросаю руку к козырьку… Хотя они-то и есть настоящие обитатели этого мира, а вот я – точно пришелец неизвестно откуда и когда…
Так, а вот здесь что-то новенькое, в смысле – старенькое… Которого на моей «будущей» памяти не было… Там, где по моим прикидкам должен находиться Вечный огонь и неизвестно чего строительный техникум, стоит большое каменное здание. Высокие окна, вход с колоннами и огромный могендовид вверху арки. Наверное, синагога. Несколько колоритных фигур в традиционных длиннополых пальто и шляпах радикального черного цвета спорят о чем-то у входа, подтверждая мои догадки…
Впереди из-за крыш домов виднеется верх непонятного сооружения. Какая-то красная труба, что ли, со смотровой площадкой под крышей, чуть поодаль – еще одно культовое сооружение почти кубической формы. Виден красный купол и вроде как звонница рядом – какой-нибудь собор или церковь.
Площадь открывается неожиданно… Привычного ориентира в виде «свечки» Дома связи нет. Как раз на этом месте и стоит загадочная постройка, скорее всего, являющаяся пожарным депо. Красивое двухэтажное здание красного кирпича, внизу – гараж, судя по воротам, на шесть экипажей. А труба – не что иное как каланча. Для своевременного углядывания дыма в городе.
Собор так собором и являлся, правда, – католическим. С двумя звонницами, лицом обращенными на Советс… нет, сейчас она называется по-другому… А вообще, площадь узнать можно с большим трудом. И с помощью гида, роль которого выполняет усатый, в летах, городовой. Почуяв во мне приезжего, на вопросы отвечает не торопясь, с уважением к офицеру и с ревнивой гордостью за свой город. Я б тебе, старина, тоже мог бы такого про него рассказать, только б ахал!.. Если бы до этого не сдал меня в психушку…
Вместо драмтеатра стоит Гостиный двор с торговыми рядами, чем-то напоминающий древнюю крепость. Добротные каменные стены, выбеленные известкой, арочные ворота, закрывающиеся наглухо. Если бы не лавки и магазинчики в стенах – вылитый детинец какого-нибудь князя или воеводы.
А вот примерно на месте памятника самому хитрому из коммунистов сейчас красуется часовня Александра II, из-за деревьев виднеются купола собора Петра и Павла в дворцовом парке, их золотые кресты сверкают в начинающем садиться солнце… Страж правопорядка советует прогуляться налево по Румянцевской улице. Ага, вот как Советская называлась… Называется… Тьфу, совсем запутался!.. Действуем по-военному. Сказано что?.. Румянцевская?.. Вот так и есть, и никаких больше глупых сомнений!.. Типа, командир сказал – хорек, значит, – никаких сусликов!.. А вот вправо, дальше за костел, со слов блюстителя порядка, ходить приличной публике не нужно. Грязь, нищета, да и Кагальный ров с его уголовной шпаной неподалеку…
Благодарю старого служаку, который принимает маленький бумажный полтинник без малейшего признака подобострастия и желает удачно провести время. Иду по самой главной и самой родной улице города, оставляя справа здание Городской Думы, в которое потом сдуру запихнут типографию. Еще один квартал… Сапоги как будто прирастают к тротуару… Перекресток Румянцевской с улицей барона Нолькена, слева – тот самый знаменитый «Савой» с небольшим столпотворением у входа, справа – очень-очень знакомое здание Русско-Азиатского банка. А через улицу – трехэтажный красивый дом… Предшественник того, в который через каких-то шестьдесят лет меня привезут из роддома, что напротив Пионерского сквера, и поднимут на четвертый уже этаж… Дом, который я вижу сейчас, не переживет этих лет, вместо него пленные немцы в сорок седьмом отстроят новый… Да, черт возьми, что же это такое?! Какая-то дикая фантасмагория и дежавю в одном флаконе, то бишь голове!.. Хватит!..
Стараясь убежать от сводящих с ума видений, проскакиваю вниз к теперь уже городскому бульвару, прохожу еще немного, и меня вместо тридцатьчетверки на постаменте встречает небольшой парк. Благоустроенный, аккуратный, имеющий в наличии даже велотрек и летний театр, где сейчас идет какой-то спектакль, естественно, на патриотическую тему. Впечатлений – выше крыши, пора двигать обратно… Добравшись до своего номера, для более адекватного и полного восприятия полученных впечатлений принимаю из незаменимой фляжки сто граммов противошокового и вскоре заваливаюсь спать…
Утром, как ни странно, от вчерашнего настроения не осталось и следа. Проснувшись, как-то сразу почувствовал себя дома. Гомель принял меня, узнал во мне своего. И даже не стал замечать нестыковку во времени, а может, подобная мелочь на фоне его собственного возраста кажется ему смешной и незначительной. А то, что пропали уродливые хрущобы и безликие, портящие весь вид однотипно бетонные девятиэтажки, так это еще и лучше. Как будто красавица смыла с лица дешевую вульгарную косметику и от этого стала еще прекрасней…
Так, лирика – это, конечно, хорошо! Но надо и делами заниматься… Подъем, пять минут на мини-разминку, затем мыться-бриться и в небольшую кафешку при гостинице на завтрак. А затем, собрав всю силу воли в кулак, – быстренько в мастерские. Вчера, хоть и бродил в расстроенных чувствах, никого, подпадающего под определение «стройная, рыжеволосая, очень-очень красивая», не наблюдал. Невзирая на то, что на автопилоте следил за всеми, кто находился в пределах досягаемости. И с утра было огромное желание кинуть все к общеизвестной матери и сломя голову лететь на поиски своего ненаглядного медноволосого чуда. Тем более что адрес я запомнил навсегда, и найти Павловскую улицу никакого труда не составит…
Но, как говорят, noblesse oblige. А это значит, что господин подпоручик сейчас же берет свою суперсекретную папочку с чертежами и уматывает к начальнику аж всех Либаво-Роменских мастерских, имея цель не только добиться аудиенции, но и получить добро на производство работ. Блин, кажется, легче пару десятков гансов в одиночку покрошить, чем убедить расейского чиновника сделать что-нибудь полезное… Ладно, будем посмотреть!..
Михаил Семенович уже ожидает у входа в контору, дымя папиросой и чему-то улыбаясь в свою роскошную бороду.
– Ну-с, молодой человек, пойдемте, коль не передумали. Сначала покажите свои придумки Николаю Ефремовичу, чтобы он со своими механиками оценил, так сказать, реальность замысла. Ежели он возражать не будет, тогда, считайте, дело сделано.
Главмех, в смысле начальник механических мастерских, оказался тощим и долговязым брюнетом лет тридцати. В чертежи врубился быстро, позвал пару своих мастеров и после недолгой дискуссии, взяв в руки первый лист, вынес вердикт:
– Здесь задача несложная, справимся. Только вот ума не приложу, зачем вам, Денис Анатольевич, эти трубки с крылышками?
– Мы каждую такую трубку будем приклепывать к снаряду… в смысле – к обрезанной юбкой гильзе. И получим мину, которую можно выстреливать из… специального устройства.
Механик копается в чертежах, затем достает нужный лист.
– А это и есть ваше «специальное устройство»? – Карандаш в руке указывает на эскиз стержневого миномета. – Интересная задумка… Кстати, как вы его себе представляете?
– Самое простое – обрез охотничьего ружья, только без приклада и рукояти. Угол наведения фиксируется на вот этих секторах с помощью винта и барашковой гайки…
– Скажите, все это вы сами придумали?.. У вас, простите великодушно, какое образование?
Ну вы и вопросики задаете, господин хороший!.. Рассказать тебе про третий факультет Можайки или отделаться общими фразами?
– По образованию – инженер-технолог, закончил прямо перед войной. Придумывал не один, у нас сложился… творческий коллектив: несколько офицеров и три студента-вольноопределяющихся. Вот, вместе и сподобились.
– Коллега, значит, в некотором роде. Ну, хорошо… А вот это что, не подскажете?..
– А это – взрыватели к этим же минам. Снарядные не подходят, на них усилие должно быть гораздо больше.
– Тут – точная работа потребуется. Это скорее не ко мне, а к Александру Михайловичу. Он инструментальной мастерской заведует, со всякими прецизионными механизмами имеет дело.
Михаил Семенович выглядывает за дверь, отлавливает кого-то в коридоре и командует:
– Васька, смотайся живенько к Александру Михалычу, скажи, что я с Николаем Ефремовичем его в контору зовем. Срочно!..
Вскоре в дверях появляется невысокий, крепенький, как боровичок, дядька лет сорока пяти – пятидесяти с рыжей шевелюрой, уже тронутой сединой.
– Вот, Александр Михалыч, знакомься. Денис Анатольевич Гуров. Оч-чень интересный молодой человек! – Михаил Семенович широким жестом обводит мою персону, затем объявляет уже мне. – Александр Михайлович Филатов, заведующий инструментальной мастерской.
Обмениваемся рукопожатиями и дежурными фразами о том, что нам всем «очень приятно». Затем просмотр чертежей и задавание вопросов начинается по второму кругу. Чуть позже к любознательной парочке присоединяется Михаил Семенович, и мне приходится отбиваться уже от троих. Возникает чувство, что дипломный проект защищаю, блин!.. Но тема интересная, и заканчиваем научный диспут на тему «На фига оно нам надо и могём ли мы это сделать» уже ближе к обеду. И то только потому, что господам путейцам нужно проверить работы, порученные с утра.
Все технические вопросы оговорены с теми или иными поправками, режим секретности, насколько мог, не нарушил. Во весь рост встает вопрос об оплате. Сначала идем к бухгалтеру, который со слов инженеров считает объем работ по пробным образцам. Затем мне предлагаются два варианта: либо платить с коэффициентом за сверхурочные, так как основную работу с мастерских никто не снимет, либо брать штурмом Гомельское отделение Земгора и принуждать его к безоговорочному изменению своих планов в мою пользу. Можно и поштурмовать, но дал ведь Валерию Антоновичу слово, что никого трогать не буду. Поэтому выбираем первый и, судя по довольным лицам собеседников, наиболее для них и для меня удачный.
Сделку закрепляем абсолютно трезвым дружеским обедом в той же гостиничной кафешке, где, как узнал по дороге, путейцы обычно и питаются. Едем туда на извозчике, по пути Александр Михайлович с сожалением сетует на реквизицию для нужд армии своего «Бенчика», в котором души не чаял и на котором домчались бы гораздо быстрее. Ага, оказывается, товарищ принадлежит к первому поколению стритрейсеров. Продолжая разговор, нечаянно хвастаюсь, что «одолжил» у гансов в вечное пользование грузовичок, затевается оживленный разговор двух фанатов-автоманьяков, на который остальные смотрят со снисхождением, а господин Прозоров еще и многозначительно улыбается.
После обеда едем обратно, веселая троица представляет меня самому большому начальнику, который, накоротке выслушав своих подчиненных, дает зеленый свет моим прожектам. Не забыв, между делом, напомнить об оплате. Наверное, ему тоже хорошая копеечка накапает со сверхурочных работ. Ну да ладно. В сумму, обозначенную Валерием Антоновичем, укладываемся, остальное – мелочи жизни. Договариваемся о встрече завтра утром, чтобы обсудить кое-какие детали, а затем мчусь в гостиницу, очень быстро и судорожно привожу себя в еще больший порядок и лечу искать извозчика, знающего все госпитали и лазареты Гомеля…
* * *
Ближайший, по мнению «таксиста», госпиталь находился на углу Замковой и Ирининской – в здании глазной лечебницы. Красивое двухэтажное здание, обнесенное невысоким заборчиком, массивная двустворчатая дверь, за которой меня ждет… «Большой Облом» в виде старого солдата-отставника, служащего здесь привратником, сторожем, дворником и, по совместительству, справочным бюро. Ни по внешнему виду, ни по имени-отчеству такой сестры милосердия здесь не наблюдается. Провожаемый его снисходительным взглядом, я возвращаюсь к пролетке. Хозяин транспортного средства, пытаясь меня утешить, выдает глубокомысленную тираду о том, что осталось объехать еще целых восемь госпиталей… Ему-то хорошо, копейки капают, так бы возил и возил пассажира, а мне каково?..
Ну что ж, восемь – не восемьдесят, двигаем дальше. Добираемся до базарной площади, поворачиваем направо, на Фельдмаршальскую. Проезжаем тот самый Кагальный ров, представляющий собой овраг, до отказа забитый лачугами, построенными по принципу «я его слепила из того, что было». Возница опасливо поглядывает направо, но ничего криминального не происходит. К счастью для обитателей здешних мест. Поворачиваем налево к реке и останавливаемся возле красивого здания, напоминающего боковыми флигелями-«башнями» сказочный замок. Здание по старому русскому обычаю огорожено забором. На воротах стоит почти такой же «секьюрити», как и тот, с которым недавно распрощались. Но вот информацией делиться не желает ни в какую. Максимум, чего от него добиваюсь, – разрешения нанести визит дежурному доктору. Шагаю к корпусу, краем глаза замечаю нескольких солдат в больничных халатах, спрятавшихся в укромном уголке и курящих исподтишка в кулак. Один из них, глядя на меня, улыбается, как будто суперприз в лотерею выиграл или клад нашел. Да и мордочка знакомая, только пока не припомню, где я его видел. Да и не важно сейчас это… Сейчас абсолютно ничего не важно!.. Потому что из бокового входа появляется тоненькая фигурка сестры милосердия, которая задерживается на секунду, ожидая чуть отставшую подругу, затем обе быстро исчезают среди кустарника, окружающего узенькую тропинку… Волосы закрыты белыми платками, но движения, походка!.. В голове появляется ниоткуда какое-то потаенное знание, что первая барышня – именно ОНА!..
Ноги моментально становятся ватными, сердце выдает, наверное, под сто двадцать ударов в минуту… Иду вслед, до холодящего ужаса боясь ошибиться… Мало ли что почудилось… Возле самого здания встречаю очень пожилую даму в черном платье и белом платке сестры милосердия. Вопросительно смотрит на меня через толстые стекла очков, держится спокойно и величественно, ни дать ни взять хозяйка этого «замка»… Блин, придется нарушить все правила приличия!.. Но другого выхода нет!
– Добрый вечер, сударыня! Прошу простить великодушно!.. Не могли бы вы подсказать, есть ли у вас в госпитале… Сестра милосердия, ее зовут… Дарья Александровна… – Чувствую, что начиная с ушей покрываюсь свекольно-бордовым цветом. – Она к вам должна была недавно перевестись…
Дама, щурясь сквозь очки, оглядывает меня с ног до головы достаточно суровым взглядом, затем требует:
– Подойдите ближе! Представьтесь, молодой человек!
Блин, тормоз стояночный!.. Обращаться к незнакомой даме и не назваться?.. Ужас!..
– Подпоручик Гуров, мадам… Денис Анатольевич… К вашим услугам… Простите еще раз мое невежество…
Дама по-прежнему пронзительно смотрит на меня, затем вдруг улыбается:
– Дарья Александровна?.. Есть у нас такая. Только что, кажется, в Девичью беседку побежала… – Пытаясь как-то вывести меня из ступора, объясняет: – Тут недалеко беседка построена, где сестры в свободную минутку отдыхают… Хотите ее увидеть?..
В горле ком, который абсолютно не хочет проглатываться, не могу выдавить из себя ни звука, поэтому, сгорая от неловкости, только и могу, что утвердительно кивнуть. Дама подзывает пожилую санитарку, что-то шепчет ей на ухо, та семенит по тропинке и исчезает в зеленых ветвях. Тем временем, насилу прокашлявшись, сипло выдаю:
– Премного благодарю вас, сударыня!..
Слышатся легкие торопливые шажки по утоптанной земле, поворачиваюсь… Даша!.. Моя Дашенька стоит на тропке и огромными глазищами, не отрываясь, смотрит на меня… Делает два нетвердых шага вперед, бросаюсь ей навстречу… Ее руки уже на моих плечах, глаза совсем-совсем близко, светятся радостью, обнимаю ее, отрываю легкую, как пушинку, от земли… Самые вкусные в мире губы касаются моих… И время останавливается!.. Чтобы возобновить свой ход после негромкого нарочитого покашливания старой дамы… Окружающая действительность врывается в сознание, опускаю свою милую на землю. Смущенная и застеснявшаяся, в сверкающем медью ореоле рассыпавшихся из-под упавшей косынки непослушных локонов, она кажется еще прекраснее!..
– Извините, ваша светлость! – Виновато и счастливо звучит ее голос…
И только потом до меня доходит!.. Ваша светлость!.. Обращение к светлейшему князю или княгине!.. Которых в городе может быть… только одна! Княгиня Паскевич!.. Вот это влип!.. Надо как-то выкручиваться…
– Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, ваша светлость! – Теперь уже я, не знаю в какой раз покраснев, спешу извиниться. – Я не предполагал…
– Дашенька, ты выглядишь восхитительно, но, пожалуйста, приведи в порядок прическу… А вам, молодой человек, следует запомнить, что русскому офицеру не пристало краснеть по таким пустякам. Хотя… Вы напоминаете мне одного персонажа романа господина Готье «Капитан Фракасс», барона де Сигоньяка, про которого говорили, что он был храбр с мужчинами и робок с женщинами, как все отважные люди.
Светлейшая княгиня улыбается, глядя на нас, затем выдает окончательный вердикт:
– Дарья Александровна, будьте добры, передайте доктору, что я попросила отпустить вас на сегодня. – Ага, такая просьба равносильна приказу главнокомандующего, попробуй не выполнить. Княгиня тем временем обращается ко мне. – Ваши извинения приняты, молодой человек. Более того, я благодарна за то, что вы меня позабавили. Не каждый день увидишь георгиевского кавалера, смущенного как гимназистка… Простите, мне пора.
Кивнув на прощанье, светлейшая княгиня Ирина Ивановна Паскевич-Эриванская удаляется по своим делам, оставляя нас вдвоем. И снова мое сокровище в моих объятиях, и я забываю обо всем на свете… Потом маленькие ладошки упираются в грудь.
– Милый, подожди… Ну, Денис… Ну… Денис!.. Ну, подожди минуточку! – Даша выскальзывает из рук, глядя на меня сияющими от радости глазами, быстро убирает волосы под косынку. – Я только скажу Петру Никодимовичу, что ее светлость меня отпустила!.. Я – быстро! Я – сейчас!..
Совершенно по-детски чмокнув меня в щеку, она скрывается за дверью… Ну что ж, стоим, ждем! А проснувшаяся наблюдательность замечает как минимум две пары любопытных глаз в кустах и столько же – в окне второго этажа. Им что, заняться больше нечем? Страдают тут, блин, вуайеризмом. Типа сопереживают… Разогнать вас всех, что ли?..
Видимо, поняв, что ничего интересного больше не подсмотрится, на тропинке появляются две медсестрички. Ха, а одну я уже знаю! Дашина неразлучная подруга…
– Здравствуйте, Мария Егоровна!
– Добрый день, Денис Анатольевич! – «Мадемуазель Мари» одновременно со мной замечает появившуюся Дашу и начинает работать на публику. – Как хорошо, что вы к нам пожаловали! А то одна барышня тут у нас постоянно пребывает в меланхолии, все плачет у подружки на плече, мол, и когда ж это я милого увижу?.. Весь запас валерьянки извела!..
– Маша!.. Что ты говоришь?! Перестань сейчас же!..
– Она своим мрачным видом всех женихов тут перепугала, к нам-то они теперь и не заходят…
– Маша!!!
– Что – Маша?.. У тебя вон какой замечательный георгиевский кавалер, аж завидки берут!.. Кстати, Денис Анатольевич, расскажите, за что получили орден! Ну прям жутко интересно!..
Нет, понятно, что тут комедию вовсю ломают. Типа – театр одного актера. Вот мы вам и подыграем маленько.
– Да, был тут случай… Иду я со своими станичниками как-то по германскому тылу. Иду, значит, иду, и вдруг чувствую, из кустов за мной кто-то наблюдает. Ну почти как только что две любопытные барышни… Запрыгиваю в кусты, хвать колбасника, в мешок его, дай, думаю, в ближайшем болоте утоплю. Там же речки поблизости, как здесь, не было. Да только он как заверещит на немецком, мол, не убивайте, сдаюсь, лопочет еще что-то. Тут мои казаки и говорят, надо, мол, его начальству показать, может, сгодится на что-нибудь. Вот и потащили мы его обратно. А потом уже оказалось, что это – б-а-альшой кайзеровский генерал с целым портфелем секретов. Вот так все и было…
Девушки хихикают, Даша награждает смешливым взглядом и почетным прозвищем:
– Скоморох!
– Ну да, есть немного. Хорошо, хоть не клоун. – Подыгрываю в меру сил, затем обращаюсь к зрительницам: – Покорнейше прошу простить, барышни, но мы с Дарьей Александровной сейчас совершим небольшую прогулку, во время которой она, надеюсь, объяснит, что именно в моем поведении ей не понравилось. А то только из окопов вылез, уже в работники кафешантанов записывают… Прошу вас, мадемуазель!..
