Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

– Всех навалом. Сам посмотришь. Не трусь, трахаться не придётся.

– За ради семьи я и это смогу, – мрачно ответил парень, натягивая глубже ушанку. – Ладно, бывай.

– Бывай, – кивнул Эркин.

И уже разойдясь с парнем, подумал, что имён они друг другу так и не спросили, и не назвали. Ну, да ладно, не так уж велико Загорье, встретятся. А здоровско будет, если малец на завод попадёт.

Перешагивая через две ступеньки, Эркин поднялся на свой этаж, поздоровался с семенившей куда-то по своим старушечьим делам Бабой Тосей из правой башни – интересно, чего это её в наше крыло занесло? – тщательно обтёр бурки о коврик и открыл дверь.

– Э-эри-ик! – привычно встретил его радостный визг Алисы. – Ты пришёл!

– Ага, – согласился Эркин, раздеваясь и развешивая полушубок, ушанку, шарф, бурки – пусть обтаивают – и понёс на кухню сумку с покупками.

– А ты чего купил? – суетилась Алиса. – Вкусненькое? Да?

Суетилась Алиса неспроста. Вчера между ними вышел очень серьёзный инцидент. Эрик, правда, маме ничего не сказал, но ведь он может и сегодня это сделать.

Вчерашнее происшествие царапало и Эркина, он и домой поэтому не торопился, сидел с этим парнем в пельменной. Жене он ничего не сказал: язык не повернулся. Женя хоть и говорит, чтобы он Алису перестал баловать, но вчера… вчера он всё границы перешёл…

…Вчера Женя предупредила, что задержится на работе и придёт не раньше десяти вечера, что-то у них там срочное в машбюро, и он с Алисой весь вечер были вдвоём. Сначала всё шло нормально. Он пришёл с работы, они пообедали, и Алиса отправилась спать, а он стал заниматься уборкой в квартире. Потом пополдничали, и Алиса пошла в коридор играть. И вышел он в коридор случайно, просто так, да нет, решил придверный коврик обмыть, и надо же такому! Как раз малыши из-за чего-то поссорились. И он услышал звонкий голос Алисы, бодро частивший ругательства сразу на двух языках. В первый момент он даже особого внимания не обратил: ну, поссорились, ну, бывает, дети же. А тут как раз шла по коридору эта… Норма Джонс из квартиры напротив, и, увидев выражение брезгливого ужаса на её лице, он ринулся в гущу ребятни, молча рывком выдернул оттуда Алису, так же бегом, почти пинком вкинул её в квартиру и захлопнул дверь.

– Э-эрик?! – изумилась Алиса. – Ты чего?!

По-прежнему молча – говорить он не мог, вернее, боялся, чувствуя, что сам сейчас загнёт похлеще Андрея, – он втащил Алису в ванную, открыл в раковине воду и взял кусок коричневого мыла для стирки. Притихшая от непонимания и страха – таким стало его лицо – Алиса молча подчинялась ему.

– Открой рот и высунь язык, – натужно выдавил Эркин.

И… и намылил покорно высунувшийся розовый язычок.

– А теперь смывай.

Глотая слёзы, Алиса прополоскала язык от едкой пены. Он уже спокойно дал ей полотенце, помог вытереть залитое водой пальто на груди, раздел, повесил её пальтишко сушиться. Так же молча Алиса переобулась, понимая, что о продолжении прогулки не может быть и речи. Он отвёл её на кухню, чайник был ещё тёплый, и он налил ей чаю и дал конфету, чтобы она отбила едкий вкус мыла. И когда Алиса, исподлобья глядя на него, приканчивала чашку, тихо сказал:

– Это очень плохие… грязные слова. Ты не должна их говорить.

Алиса молча кивнула…

…Больше они об этом не говорили. И оба не хотели, чтобы об этом узнала Женя. Алиса была уверена, что мама добавит, ведь сколько раз говорила, что ругаться нельзя. А Эркин… Эркин не хотел объяснять, что, увидев и услышав дерущихся и ругающихся малышей, сразу вспомнил своё. Питомник. Как надзиратели стравливали их и покатывались со смеху, глядя на их драки, и заставляли ругаться за кусок хлеба, и потом, уже в учебке, учебном Паласе, их заставляли с белыми говорить правильно, а друг с другом только руганью, и били, когда они путались. Незачем это Жене знать.

Он уже заканчивал разборку покупок, и суп на плите уже закипал, когда Алиса решила рискнуть:

– Эрик, а… а я больше не буду этих слов говорить, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Эркин, ставя на стол тарелки.

– А ты маме не говори об этом, ладно? – Алиса чинно заняла своё место и вздохнула: – Чего её волновать, ладно?

Эркин с интересом посмотрел на неё и улыбнулся.

– Ладно.

– Чур-чура, уговор без передела, – быстро сказала Алиса.

Эркин кивнул и поинтересовался:

– И что я должен сказать?

К его странностям – ну, что он не знает простейших вещей: считалок, сказок, игр с их правилами – Алиса уже давно привыкла и потому деловито объяснила:

– А ничего, всё уже сказано.

– Тогда хорошо.

Эркин разлил по тарелкам суп, нарезал хлеба. Алиса, совершенно удовлетворённая исходом конфликта, ела с аппетитом и почти аккуратно.

– Эрик, а ты какой суп больше любишь?

Эркин пожал плечами.

– Я всё люблю, – и встал, собирая тарелки.

На второе картофельное пюре и мясной обжаренный фарш. Про огурцы Женя говорила… он достал из-под окна миску с солёными огурцами.

– Эрик, ты мне один нарежь, а другой так дай. Похрупать.

– Держи, – не стал спорить Эркин.

Он тоже любил маленькие солёные огурцы, твёрдые и весело хрустящие на зубах. Поэтому, выбрав большой огурец, нарезал его ломтиками и поделил себе и Алисе поровну, а два маленьких выложил целыми.

– Ага, спасибо.

– На здоровье.

Алиса старательно орудовала вилкой, подражая Эркину. Интересно, как это получается, что, когда они едят вдвоём, Эрик ей столько кладёт, что и добавки не хочется, и на тарелке ничего не остаётся.

– А на третье компот?

– Кисель, – заглянул в кастрюлю Эркин. – Сейчас молоко достану.

Кисель был такой густой, что его не пили, а ели ложкой. Алиса очень старалась есть аккуратно, но почему-то щёки оказались в киселе, и на платье… пятно.

– Иди умывайся и ложись спать, – улыбнулся Эркин. – Это молоко, я замою.

– Я сама, – возразила, вылезая из-за стола, Алиса.

– Хорошо, – согласился Эркин. – Поможешь мне.

Вдвоём они замыли пятно, и Алиса отправилась спать с чувством выполненного долга. Эркин вымыл и расставил на сушке посуду, оставил на плите суп, пюре и фарш, чтобы всё быстро разогреть, когда придёт Женя. Все эти хлопоты были ему теперь так же привычны и приятны, как возня с дровами и водой в Джексонвилле. Только теперь он понимал, насколько это приятно. А теперь что? Теперь цветы. Полить фиалку и хризантемы. Женя даже лейку купила, маленькую жестяную приятного зелёного цвета. Эркин полил цветы и снова наполнил лейку водой из-под крана, чтобы до завтра отстоялась. Ну вот, всё вроде сделано.

Он вышел в прихожую, взял лежавшую на полочке у зеркала газету и прислушался. Шагов Жени не слышно, хотя… рано ещё. Могли бы и пораньше сегодня отпустить. Ну, за вчерашнюю переработку.

На кухне Эркин включил свет: за окном уже смеркалось – и сел к столу с газетой. Ряха уже не ехидничает, что он с газетой ходит. И чего Ряха цепляется? Заладил своё: «Во-ождь», – и вот с первого дня так. А… а плевать ему на Ряху трижды и четырежды. И в общем-то Ряха безобидный, шакалит, конечно, но не подличает. Эркин досадливо тряхнул головой и стал читать.

К приходу Жени он почти осилил заметку, что давно пора пустить автобус до Сосняков, а то… но тут послышалось, как поворачивается в замке ключ, и, забыв сразу обо всём, Эркин кинулся в прихожую.

– Женя!

– Ага, я, – Женя с ходу чмокнула его в щёку, пока он помогал ей снять пальто. – У меня столько новостей! Как вы тут? Обедали?

И ещё куча вопросов. Эркин даже не пытался отвечать. Женя дома, она весёлая, довольная, ну, так всё остальное побоку. А главной новостью было то, что у Жени в пятницу отгул. За вчерашнее.

– Представляешь, как хорошо!

Женя сидела за столом, а он ухаживал за ней, выставляя на стол тарелки.

– Конечно, хорошо. Женя, а в субботу мы в гости идём.

– Да-а?! – радостно изумилась Женя. – И к кому?

– К старшому моему. К Медведеву, – Эркин присел к столу, восхищённо глядя, как Женя ест. – Ты его по нашему новоселью помнишь. У него день рождения, и он всю бригаду зовёт. С чадами и домочадцами, – старательно выговорил он и пояснил: – Это значит, всей семьёй. Мне так объяснили.

– Правильно объяснили, – кивнула Женя. – Но день рождения – это подарок надо купить.

– Мы по трёшке скинулись, а Саныч купит. Женя, тебе ещё положить?

– Нет, спасибо. А ещё я, наверное, скоро в КБ перейду. В конструкторское бюро!

– Это хорошо? – уточнил Эркин.

– Там зарплата выше. Но и работа ответственнее. Ой, кисель, ага, спасибо, Эркин. А у тебя какие новости?

– Да я всё тебе сказал, – улыбнулся Эркин. – У меня всё хорошо. Женя, ещё киселя?

– Нет, – Женя, совсем как Алиса, мотнула головой. – А я вот ещё о чём подумала. Раз в пятницу у меня отгул, мы с Алиской с утра по магазинам пройдёмся, купим чего-нибудь.

– Вкусненького? – улыбнулся Эркин, расставляя вымытые тарелки на сушке.

– Нет, – засмеялась Женя. – полезного. Ну, в квартиру, мы давно в дом ничего не покупали.

– Ладно, – согласился Эркин. – Ты устала, пойди поспи.

– Нет, что ты, у меня стирки полно.

Но Женя медлила, обводя кухню и стоящего напротив Эркина счастливо блестевшими глазами.

– Как хорошо, – наконец вздохнула она и легко вскочила на ноги. – Ну, за дело.

И вылетела из кухни. Эркин задёрнул шторы на окне. Миняй сегодня опять говорил, что если на кухонной лоджии поставить ларь, то будет вроде погреба, но его высмеяли. И то погреб, то подпол говорят, всё время по-разному. Напроситься, что ли, завтра к Кольке, у него посмотреть. Когда тебе говорят – это одно, а самому посмотреть и руками пощупать – так совсем другое. Надо только Жене сказать.

Он пошёл в ванную.

– Женя, я завтра после работы к Кольке зайду.

– Ага, конечно, – ответила, не оборачиваясь, Женя. – Алиса молоком облилась или киселём?

– Молоком. Я замыл.

– Ага, вижу. Алиска, ты когда аккуратно есть будешь?

Алиса в ночной рубашке стояла в дверях ванной.

– Я стараюсь.

– Вижу, как ты стараешься. Давай быстренько умывайся.

Вечер катился своим чередом в домашних хлопотах и разговорах. Играть в коридор Алиса не пошла, потому что мама обещала дочитать сказку про Снежную Королеву.

Книга Андерсена была ещё из Джексонвилла, на английском, и потому читать её могла только Женя. Она видела уже в книжном магазине сказки Андерсена на русском, но вполне сознательно не купила. Зачем забывать то, что знаешь? Ни Эркин, ни Алиса читать по-английски не умеют, но язык забывать нельзя. А когда откроют Культурный Центр… там наверняка будут занятия по английскому языку. Джинни так и сказала, что будет там работать, а для чего же ещё нужны учителя английского.

И заканчивался вечер обычно. Поужинали, уложили спать Алису, поцеловали её на ночь и сели за вторую, «разговорную» чашку.

– Говорят, больших морозов уже не будет.

– Да, я тоже слышала. А прогноз ты читал?

– Нет, сейчас.

Эркин взял газету и нашёл нужную колонку.

– Вот.

– Прочитай, – попросила Женя.

Эркин кивнул и начал читать, старательно выговаривая слова. Прогноз обещал погоду в рамках средних значений. Эркин и Женя совместно решили, что это может значить одно: больших морозов не будет. А что снег и ветер… ну, так на то и зима, чтобы снег шёл.

– Февраль – это ещё зима, так, Женя?

– Ну да. А в марте начнётся весна, – улыбнулась Женя. – По календарю.

Эркин сразу подхватил шутку:

– Бумага – это одно, а жизнь – другое.

Календарь Женя купила, и он теперь висел в кухне на стене у двери. Женя сама оторвала все листки за прошедшие дни, и теперь Эркин утром или днём обрывал вчерашний листок и оставлял на столе, чтобы Женя решила: выбросить или сохранить в специально купленном для этого конверте.

Эркин допил свой чай и встал, собирая чашки. Женя кивнула.

– Да, поздно уже.

– Ты иди, Женя, ложись, я мигом, – Эркин лукаво улыбнулся и даже подмигнул.

– Буду ждать, – ответно улыбнулась Женя и поцеловала его в щёку, прежде чем выйти из кухни.

Эркин вымыл и расставил на сушке чашки, блюдца и ложки, залил в чайник воды, чтобы завтра его сразу только на огонь поставить, вылил остатки заварки из маленького чайничка и вымыл его. Ну вот… здесь – всё. Женя уже легла, наверное. Он оглядел ещё раз убранную кухню и вышел, погасив свет. В ванной быстро разделся, запихнув трусы в ящик с грязным бельём. Занавес в душе ещё влажный после Жени и пахнет её любимым розовым мылом. А на бортике приготовлены его мочалка и мыло. Давно, ещё в Джексонвилле, он показал Жене обёртку от мыла, купленного у Роулинга, и теперь Женя покупает такое для него. Здесь оно называется «Консул», а обёртка такая же – бордовая с золотыми буквами. Эркин с наслаждением вымылся, выключил воду и вышел из душа. А насколько полотенце лучше паласной сушки, особенно вот такое, мохнатое, да, правильно, махровое. Расправив полотенце на сушке, Эркин взял с полочки у зеркала флакон с лосьоном, слегка смочил ладони и протёр лицо, шею, плечи и грудь. Вот так. Алиса спит, но всё равно голым ходить не стоит. Он натянул старые джинсы, ставшие уже только домашней одеждой, и пошёл в спальню.

Женя его ждала, стоя у трюмо в ночной рубашке, и, видимо, не могла решит: оставить волосы распущенными или заплести косу. Розовый свет лампы делал её кожу чуть смуглой и даже слегка красноватой.

– Как-кая ты красивая, Женя! – выдохнул, стоя в дверях, Эркин.

Женя обернулась к нему так резко, что её волосы взметнулись волной и рассыпались по плечам, окутав их, как шалью.

– Да?! Тебе так больше нравится?

Эркин на мгновение испугался, что обидел Женю.

– Женя, тебе… ты всегда красивая.

Женя засмеялась и снова, уже нарочно рассыпая волосы, мотнула головой. Эркин засмеялся в ответ, нашаривая за спиной задвижку на двери. В два шага пересёк спальню и обнял Женю, зарывшись лицом в её волосы.

– Женя, ты… ты необыкновенная…

Руки Жени обвились вокруг его шеи.

– Эркин, господи, Эркин…

Эркин очень осторожно гладящими движениями сдвигал бретельки с плеч Жени.

– А я тебя, да? – смеялась Женя, кладя руки на его бёдра.

– Ага! – счастливо выдохнул Эркин.

Женя уже уверенно нашарила застёжку на его джинсах, потянула вниз язычок молнии.

– Ага, Женя, сейчас, дай руку.

Эркин помог ей выпутать руки из оборок ночнушки, и качнув бёдрами, сам сдвинул вниз джинсы. Чтобы рубашка и джинсы легли на пол одновременно. Теперь Эркин обнимал Женю за талию, прижимая её к себе. Женя мотнула головой, отбрасывая волосы назад, погладила Эркина по груди, по плечам.

– Какой ты красивый, Эркин. Слушай, зачем я покупаю ночные рубашки, если ты их всё время с меня снимаешь?

– А… а тебе хочется в одежде? – удивился Эркин.

Женя засмеялась.

– Ты что, шуток не понимаешь? Зачем же в одежде?

Эркин хотел было ответить, что некоторым нравится, бывало у него такое, одна, помнится, прямо в манто хотела, но предусмотрительно воздержался и сказал другое, но тоже правду:

– Я… мне смотреть на тебя нравится. Ты такая красивая, Женя, что я себя не помню.

– Ты тоже красивый, Эркин, ты очень красивый.

Она потянулась наверх, к его лицу, и он склонился к ней, коснулся своими губами её лица и не сразу, оттягивая этот миг, прижался губами к губам. И теперь Женя отвечала ему. Она по-прежнему не любила игр языком, вернее, он по старой памяти и не предлагал ей этого. Да и… да и к чему им это? Он почувствовал, что Женя сейчас начнёт задыхаться и оторвался от неё, поцеловал в шею, возле уха, в горло, в ямку между ключицами.

Женя запрокинула голову, выгнулась, подставляя его губам грудь, раскрываясь перед ним, и он вошёл точным сразу и сильным, и мягким ударом.

С той ночи, когда Женя объяснила ему, что он прощён, и разрешила ему опять ощущать её, он ни на секунду не забывал, что Женю надо беречь, ловил её малейшие движения, подстраиваясь под её желания. И боялся, что накатывающая каждый раз, поглощающая его волна заставит его сделать что-то не так, он же теряет себя в волне. Но пока всё обходилось. Женя… Жене нравилось.

Волна уже подступала, и он крепче обхватил Женю, прижал её бёдра к своим… руки Жени на его шее… частое прерывистое дыхание… сохнут губы, кружится голова… и ещё… и ещё… и ещё…!

Он стоял, прижимая к себе мягкое тёплое тело Жени, её голова лежала у него на плече, а её волосы окутывали их обоих. Эркин ощущал их прохладу на своих руках и спине. Осторожно, чтобы не потревожить Женю, перевёл дыхание.

– Ой, Эркин, – вздохнула Женя, не открывая глаз.

– Да, Женя, – сразу откликнулся он, беря её на руки.

Женя, по-прежнему закрыв глаза, плотнее обхватила его за шею, прижалась к нему.

Постель была уже разобрана, и Эркин уложил Женю, укрыл одеялом и поцеловал в щёку.

– Я сейчас, только уберу всё.

И, не ожидая ответа, мягко высвободился из её объятий. Убирать, кстати, особо и нечего. Джинсы на пуф, шлёпанцы к кровати, рубашка Жени…

– Женя… одеть тебя? – нерешительно предложил он.

– Не-а, – вздохнула Женя и тихо засмеялась. – Спасибо, милый.

Эркин бросил её рубашку на другой пуф, вернулся к кровати и лёг. Женя потянулась укрыть его, а он погасить лампу, и они обнялись. И одновременно засмеялись этому.

– Хорошо, когда лампа одна, да?

– Ага, – согласился Эркин, прижимая к себе Женю. – Какая ты… – он запнулся, подбирая слово.

– Какая? – хитро спросила Женя.

– Сладкая, – выпалил Эркин между поцелуями.

Женя фыркнула.

– Ты что, съесть меня хочешь?

– А можно? – деловито поинтересовался Эркин.

Целуя Женю, он уже целиком скрылся под одеялом.

– Если ты меня съешь, – Женя не переставала смеяться: так щекотно он целовал её. – Я завтра не пойду на работу, а у меня текст не допечатан.

Проложив дорожку из поцелуев по телу Жени до лобка, Эркин двинулся обратно.

– Тогда… конечно… работа… должна… быть… закончена… – говорил он между поцелуями.

Наконец он вернулся к лицу Жени, поцеловал её в углы губ, щёки, закрытые глаза. Женя уже засыпала, и Эркин целовал её всё мягче и нежнее, пока она не заснула окончательно, обняв его за шею. И, ощутив её ровное сонное дыхание, он заснул сам.

Только теперь он по-настоящему понял, о чём говорила Женя в Джексонвилле. Засыпать и просыпаться вместе, ничего и никого не боясь, не прячась ни от кого. А что они запираются, так это от Алисы, это нормально, детям и знать об этом не надо. Сейчас если вспомнить, как они тогда, в одной комнате… хорошо, что всё кончилось. Теперь-то всё хорошо, лучше не бывает, не может быть…

Звонок будильника разбудил их, заставив разорвать объятия. И, хотя Эркин уже не раз говорил Жене, что ей незачем вставать так рано, он сам управится, она упрямо каждый вечер заводила будильник. И как всегда Эркин просыпался за минуту до звонка и эту минуту лежал неподвижно, любуясь Женей и наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Звенит будильник, подлетает кверху одеяло, Женя, на бегу запахивая халатик, исчезает из спальни, Эркин бросается к комоду за чистыми трусами, влезает в джинсы и выбегает следом за Женей. А на кухне уже греется чайник, Женя быстро накладывает ему на тарелку картошку и мясо.

– Садись, поешь.

– Ага, спасибо, Женя, – Эркин ест быстро, с удовольствием. – Женя, я сегодня к Кольке зайду.

– Да, ты говорил, иди, конечно.

И вот уже Эркин бегом возвращается в спальню, быстро натягивает тёплое бельё, джинсы, ковбойку, носки. В прихожей он всё так же быстро обувается, шарф, полушубок, ушанка. И быстрый, скользящий по щеке поцелуй Жени.

– Счастливо, Эркин, удачи.

– Спасибо, и тебе удачи.

Уже привычная, знакомая до шага дорога в общей толпе, где не меньше половины – его знакомые.

Эркин всегда легко уживался, быстро привыкал, приспосабливался. Без этого в круговерти Паласов и распределителей не выжить. Но сейчас… сейчас всё совсем другое. Всё, как каждый день, а ему радостно, будто впервые. И общие разговоры.

– Мороз, привет!

– Привет.

– Ого, здорово!

– Читал про жулика?

– Это который со старушек на памятник собирал?

– Н-ну!

– Давить таких надо!

– Да уж, на святом нажиться вздумал.

– На масленицу дадут отгул, не слышал кто?

– После святок не проспался, а по-новому в загул лезешь.

И уже проходная.

Пропуск на первой проходной, табельный номер на второй, смотри-ка, Лизка сегодня, чего она не в свою смену, а Серёня в новом пальто…

– С обновой тебя, носи на здоровье.

– Спасибо, – расплывается Серёня.

Дверь с цифрой «пять».

– Всем доброго утра.

– И тебе того же.

– Серёня-то, франтом!

– Обмыть надо.

– У Ряхи одно на уме.

– Халяву не упустит.

Медведев оглядывает их льдисто блестящими глазами.

– Всё, мужики, айда.

Эркин, уже на ходу натягивая рабочие рукавицы поверх варежек, идёт со всеми по коридору. А смотри-ка, светло как. Что сегодня? Контейнеры? Точно, вон стоят. Ну, поехали.

Сегодня он с Петрей, Серёней и Лютычем. Эти дурынды только вчетвером и сдвинешь.

– Пошёл.

– На меня подай.

– Пошёл.

– Серёня, тормози.

– Аг-га!

– Хорош!

Работал Эркин как всегда, сосредоточенно, не глазея по сторонам. Можешь думать о своём, это не мешает, но и на сторону не отвлекайся. Тоже… с питомника усвоено. Иначе он уже не может. И не пытается.

– Мороз! – у Медведева из-под ушанки прилипшие ко лбу завитки. – С Лютычем туда, оба!

А контейнеры? А ладно, старшому виднее! Бегом через весь двор. Бочки? Так вдвоём же… ладно, справимся.

– Лютыч, давай отсюда.

– Ага. На меня давай.

– Пошёл!

– Пош-шёл.

Привычная и потому не тяжёлая, нет, не то, ворочать эти бочки совсем нелегко, хуже, чем мешки с концентратами, но… но это тоже совсем другое. Только сейчас он понял по-настоящему, что это такое: работать без надзирателя за спиной, на равных. Да, конечно, старшой, инженеры, директор, начальства над ним… выше крыши, но всё равно. Он своё отработал и всё, и никто ему не приказывает, что есть и как одеваться, что это или иное ему не положено.

– На меня.

– Левее.

– Пошёл.

– Стоп, крепи.

– Готово.

– Хорош.

С Лютычем работать легко. Да… да кого ни возьми, что надо мужики, в хорошую ватагу попал. Вот Ряха только… Но после того, самого первого дня больше в паре с Ряхой он не работал. Ну вот, десяток остался, а над двором уже заливается звонок.

– После обеда закончите, – бросает им на бегу бригадир.

Они закрепили очередную бочку и спрыгнули с платформы. Лютыч сдёрнул рукавицы и достал сигареты, показал пачку Эркину. Эркин, мотнув головой, отказался, и они не спеша пошли к столовой. И со всего двора туда по двое, по трое собиралась их бригада. И в зал они вошли уже все вместе.

В очереди к раздаче Эркин пробился к Кольке.

– Слушай, дело есть.

– Давай, – кивнул Колька, шаря взглядом по тарелкам с борщом и выбирая самый мясистый кусок.

Набрав себе обед и расплатившись, они ушли к угловому столику.

– Так что за дело? – спросил, доедая борщ, Колька.

– У тебя подпол есть?

Колька чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Н-ну! А как же без него, ты чего?

– Понимаешь, – Эркин смущённо улыбнулся, – я никогда подпола не видел. И погреба.

– Это ты Миняя наслушался? – хмыкнул Колька. – Пойдём, конечно, покажу.

– Лады, – кивнул Эркин, берясь за компот. – Чего старшо́му купили, не знаешь?

– Молчит Саныч, – вздохнул Колька, – вмёртвую. Ну, он мужик надёжный, ха-арошую штуку обещал. Всё ж-таки тридцатка старшо́му, не хухры-мухры.

Тридцать лет, конечно, не шутка. Как говорится, круглая дата.

– Гульнём, – ухмыльнулся Колька, вставая и собирая посуду, – как надо.

– Гульнём, – согласился Эркин.

Они вышли из столовой, забрали с вешалки свои куртки и ушанки. Проверяя себя, Эркин посмотрел на часы. Да, до конца перерыва времени ещё… навалом. Почти двадцать минут. Со двора уже входила бригада Сеньчина, со второго рабочего двора. Большинство из них Эркин знал в лицо, но по имени – почти никого. Второй рабочий шабашил на полчаса позже, чтобы лишней толкотни в столовой не было. Обменявшись улыбчивым кивком со знакомыми, Эркин пошёл к выходу и почти у дверей столкнулся с их бригадиром. Сеньчин и на работе ходил франтом. Не в простой робе, а в какой-то необычной куртке с меховым воротником, бурках и круглой барашковой шапке, светло-русые усы щегольски фасонно подбриты. Внимательный взгляд, которым он окатил Эркина, удивил, но не больше… Чего это он, будто впервые видит? Ну, и – Эркин уже вышел на крыльцо – хрен с ним, если что нужно, так подойдёт и скажет, не переломится. И Эркин не спеша, гоняя под одеждой волну, чтобы разогреть мышцы, пошёл к их с Лютычем платформам.