Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

– Ботинки до душа чистят…

– А у него гуталин вместо крема…

– А не всё ли ему равно, на нём гуталина не видно…

– А тебе завидно…

И в этой весёлой толкотне, в одновременно привычных и по-новому приятных хлопотах всё ненужное сейчас уходило, становилось пустяковым и неважным.

Крис отмывался и начищался с особой тщательностью. И загадывал: если Люся приколет его брошку, то… то что? Подойти и пригласить танцевать. На это-то его хватит. Лишь бы Люся согласилась. А если она придёт без брошки? А вдруг ей его подарок не понравился? Тогда… нет, и тогда подойдёт. Чтобы знать: можно ему ещё трепыхаться или всё, конец.

И гладя брюки и рубашку, заново до зеркального блеска начищая лёгкие ботинки, что не для улицы, специально на праздник покупал, он снова и снова мысленно подходил к Люсе, приглашал танцевать, получал отказ и… подходил снова.

За окнами было уже совсем темно. Крис включил свет, задёрнул шторы, убрал утюг и всё остальное. И стал переодеваться. Рубашка отстиралась хорошо, никаких следов не осталось, а брюки сделал, как Тётя Паша говорила: высушил и щёткой отчистил и замыл. Хотя замывать особо не пришлось – земля, высохнув, пылью делается. Ну вот. Крис открыл шкаф, осмотрел себя во внутреннем зеркале. Что ж, хорошо, белая рубашка действительно самая нарядная. Потом купит себе пиджак. И галстук. На Рождество все врачи были в пиджаках и галстуках.

– Кир, – всунулся в дверь Эд. – Идёшь?

– Иду.

Крис захлопнул дверцу шкафа и пошёл к двери, мимоходом выключив свет.

Общей, весело гомонящей толпой спустились по лестнице на первый этаж и прошли в столовую. Примерно так же, как и на Рождество, но ещё веселее, шумнее и… свободнее.

Крис медлил, выжидая, выглядывая Люсю, но его дёрнули за плечо, за руку.

– Кир, давай…

– Ты не с нами?

– Ты с кем, Кир?

– С вами, с вами, – отмахнулся Крис.

Он оказался за одним столом с Эдом, Майклом и Леоном. Шум, суета, за многими столами уже хлопают пробки, звенят стаканы. У них, как у всех, на столе три бутылки: шампанское, вино и водка, и ещё две с минеральной водой.

– Шампанское на полночь оставь, – скомандовал Эд.

– Так что, водку? – Леон взял было бутылку, но тут же поставил обратно.

Видимо, под больную руку пришлось. Остальные вежливо сделали вид, что ничего не заметили. Никак Леон руку до конца не восстановит, хотя два месяца прошло.

– Я лучше вина, – спокойно сказал Крис.

– А ещё лучше лимонаду, – засмеялся Майкл, берясь за бутылку вина. Медленно, по слогам прочитал: – На-па-ре-у-ли, – и пожал плечами. – Никогда не слышал о таком.

– Хорошее вино, ребята, – у их стола остановился один из врачей. – Меняемся?

– Что на что? – азартно спросил Леон.

– Вашу водку на наше вино.

– Костя, – сразу вклинились от соседнего столика, – не мухлюй.

– Да ладно вам, – Костя-ларинголог подмигнул парням. – Нам квас ни к чему, а вы водку не пьёте.

– Пьём, – ответил Эд. – Мы просто думали, с чего начать.

– Понял, Костя? – не отставали соседи. – И отваливай, не засти.

– Ладно, ребята, – не стал спорить Костя. – Но если что…

– Если что, мы поможем, – поставили точку в этом споре соседи.

Когда Костя отошёл, Эд решительно взял бутылку водки.

– Ладно, раз сказали, так этого и будем держаться.

Крис рассеянно кивнул. Он никак не мог углядеть Люсю, но ещё не все пришли, так что…

– Кир, очнись.

– Ага.

Крис взял свой стакан. Эд налил водки на самое донышко, по глотку. Им же не напиться, а всю ночь провести надо.

– За что пьём, парни?

– За нас, – улыбнулся Майкл. – Что выжили.

– И что живём, – кивнул Леон.

Они по усвоенной уже привычке сдвинули со звоном стаканы и выпили. Майкл сразу разлил по стаканам минералку – запить, а Крис разложил бутерброды.

И покатился новогодний праздничный вечер. Пили, ели, смеялись, даже уже пробовали песню, и вдруг встал высокий – на голову выше всех – командир комендантской роты и зычно сказал:

– Порядка не вижу.

– Так главного нет, – громко ответил Аристов.

Все сразу посмотрели на сидящего за одним из столов начальника госпиталя. Сегодня он был не в халате и не в генеральском мундире, и парни с трудом его узнавали. Шутливым жестом он развёл руки в стороны.

– Над Новым годом я не главный.

– Что ж, – командир обвёл зал весело-строгим взглядом. – Зовём главного?

И зал ответил дружным весёлым гулом и аплодисментами. Недоумевая, но следуя за остальными, захлопали в ладоши и парни. И тут послышались тяжёлые шаги, и в дверь столовой властно постучали. И ещё раз. И ещё. И на третьем стуке дверь распахнулась и в дверях встал высокий белобородый старик в синей с белой оторочкой шубе, такой же шапке, с ярким отливающим серебром поясом, с высоким украшенном снежинками посохом в руках и мешком за плечами.

– А вот и главный, – весело сказал начальник госпиталя, вставая из-за стола и выходя навстречу гостю. – Здравствуй, Дед Мороз, спасибо за честь.

– И вам всем здравствовать, – столь же торжественно ответил Дед Мороз. – Кто такие будете?

Андрей, совершенно по-детски приоткрыв рот, оторопело хлопал ресницами. Дед Мороз говорил голосом Жарикова! Остальные парни были не менее ошеломлены. И поглядев на них, Аристов торопливо выпил стакан минералки, чтобы не расхохотаться.

Генерал церемонно представил Деду Морозу присутствующих, тот, выслушав, благосклонно кивнул и махнул рукавицей.

– Раз так, и люди хорошие, и меня чтут, не грех вам и внучку мою показать, – и стукнул посохом об пол. – Зайди, милая, покажись людям добрым, и сама на них посмотри.

И ещё раз стукнул посохом. Дверь столовой открылась, и вошла белолицая с длинными золотыми косами в голубой с белым мехом шубке румяная красавица. Но её узнали сразу – Барби, Варвара Виссарионовна. Хохот, радостные крики, аплодисменты… Но всё перекрыл могучий голос Деда Мороза. Он поздравил всех с Новым годом, пожелал здоровья и удачи во всех делах, но это всем, а каждому… Он сбросил с плеча мешок, запустил туда руку, вытащил горсть блестящих снежинок и бросил их в сидящих за столиками. И Снегурочка достала горсть и бросила. Сделанные из фольги, лёгкие снежинки кружились в воздухе, опускались на столы и головы. Их ловили, разглядывали, острые отогнутые зубчики в центре хорошо цеплялись за ткань или волосы. А потом… потом началась сумасшедшая весёлая карусель. Из бездонного мешка Деда Мороза появлялись пакеты конфетти, рулоны серпантина, хлопушки с сюрпризами, закрутились танцы под пластинки – когда в зале появился проигрыватель, парни даже не углядели – и пианино, общий хоровод вокруг ёлки, песни, шуточные конкурсы…

Но Крису было ни до чего: он никак не мог найти в этой толпе – больше ста человек в госпитале работает, да ещё комендатура, и пришли все – Люсю. Не могла же она не прийти. А все такие нарядные, многих не сразу и узнаешь, так может, он и Люсю не узнаёт?! Что же делать?

Расшитая мишурой рукавица ложится ему на плечо.

– Ищешь?

На разрисованном – вблизи виден грим – лице Деда Мороза знакомые глаза доктора Вани.

– Да, – кивает Крис.

Сейчас он готов на всё, и ему плевать, что вокруг полно народу.

– Ищут не где светло, а где потеряно, – рокочет Дед Мороз и легонько, но властно подталкивает его к двери. – Ищи.

Что, так Люси здесь нет? Где же она? Ему сказали: «Ищи!», – а если… если она у себя? Не пришла в столовую. Крис протолкался к двери – Дед Мороз тем временем уже опять закручивал хоровод вокруг ёлки – и вышел из столовой.

Как и на Рождество в вестибюле тихо и полутемно. Но сегодня Крис взбежал по лестнице на второй этаж и решительно повернул в крыло, где жили врачи и медсёстры. Он сам не помнил, когда узнал, где комната Люси, то ли ему кто-то сказал, то ли сам как-то догадался, но он это знал и знал твёрдо. А сейчас, когда в полутёмном коридоре нестерпимо ярко светилась щель под одной единственной дверью, он и подавно не боялся заблудиться. Он вообще уже ничего не боялся. Как пьяный. Хотя какой он пьяный? Выпил-то глоток всего. Это тогда, в Паласе, его заставили выпить два стакана смеси коньяка, водки, ещё чего-то… – беляшки чёртовы, клиентки сволочные, заспорили, чей спальник быстрее вырубится. Крис тряхнул головой, отбрасывая ненужное сейчас воспоминание, стукнул костяшками пальцев в заветную дверь и сразу, не дожидаясь ответа, толчком открыл её.

– Ой, кто это?!

Крис перешагнул через порог и закрыл за собой дверь. Люся, в клетчатом халатике, шлёпанцах, в туго повязанном на голове платке, стояла перед ним и… и она боялась его – мгновенно понял Крис.

– Это… это я.

Люся резко отвернулась от него, отошла к окну и встала спиной к нему.

– Зачем ты пришёл? – спросила она, не оборачиваясь.

– Я искал тебя там, внизу. Ты не пришла. Вот и… – Крис запнулся.

Порыв вдохновенной смелости уже проходил, и ему с каждой минутой становилось всё тяжелее.

– Зачем ты пришёл? – со слезами в голосе повторила Люся.

Крис молчал. Он не знал, как ответить, вообще не мог сейчас говорить.

– Ты… ты… – всхлипывала Люся, – зачем ты так? Пялишься… бегаешь… в комнату лазишь.

– Я не лазил, – глухо сказал Крис.

Мир рушился: он противен Люсе, ей даже взгляды его неприятны, но и смолчать на напраслину он не мог.

– Да?! А брошку? Не ты подложил?

– Я, – вздохнул Крис и зачем-то, ну, ведь всё уже ясно, понятно и кончено, объяснил: – Через форточку.

– С земли ночью закинул, да? И она ж закрыта была!

– Я на карниз залез. И она… не заперта была.

– Господи, – Люся порывисто обернулась к нему, – ты с ума сошёл! Ты ж убиться мог!

Крис шагнул к ней: ему бы только коснуться её, дальше бы всё само-собой пошло бы. Но Люся отшатнулась, и застарелым привычным страхом перед белым гневом Криса отбросило к стене. И от всего этого, от злости на себя, на свой страх, на то, что всё у него так нелепо, так обидно закончилось, он закричал, перемешивая русские и английские слова.

– Ну, давай, зови на помощь, кричи, что спальник напал! Да, ты – белая, а я – цветной, метис! Я – раб, я всегда виноват! Ну, давай! Может, пристрелят меня! Сразу! Чтоб мне не мучиться больше!

И обессиленно замолчал, привалившись к стене и опустив голову.

– Мучиться? Я… я не понимаю, – Люся тоже заговорила по-английски. – Кто тебя мучает?

– Ты, – ответил, не поднимая головы, Крис. – Я не могу больше. Ты не смотришь даже на меня, а я… я не могу, – и отчаянно повторил ту фразу, которой когда-то всё объяснил доктору Ване. – Я если с утра тебя не увижу, работать в этот день не могу, не живу я в такой день.

Люся растерянно смотрела на него.

– Я не понимаю, – жалобно сказала она. – Это… это ты так шутишь, да?

Крис молча мотнул головой. Какие уж тут шутки, этим не шутят.

– Но… но… нет, скажи, что ты пошутил, – чуть ли не плача, просила Люся. – Ну… ну, пожалуйста.

Крис ещё раз помотал головой.

– Нет, – выдавил он хриплым, не своим голосом. – Нет, всё так. Я не могу… без тебя. Я… я здесь, в госпитале, остался из-за тебя. И в Россию еду… потому что ты… из России, – с усилием поднял голову и твёрдо посмотрел в лицо Люси, глаза в глаза. – Можешь меня убить, но прогнать не сможешь. Я не уйду. Где ты, там я и буду. Я всё сказал. А теперь делай, что хочешь.

И тяжело осел, сполз по стене, встал на колени и, откинувшись всем телом назад, сел на пятки, устало закрыл глаза: нестерпимо щипало под веками от сдерживаемых слёз.

Люся села к столу, всхлипнув, вытерла мокрое от слёз лицо, всхлипнула ещё раз.

– Ты… ты не сиди на полу. Про… простудишься.

Крис сразу одним гибким ловким движением встал на ноги, не отводя от Люси глаз, всем своим видом показывая полную подчинённость каждому её слову. И глядя на него снизу вверх, Люся не смогла не увидеть, какой он большой и красивый, и задохнулась на мгновение от его красоты.

– Ты… ты хороший парень, – робко начала она по-русски, – ты… спасибо тебе, но… но ты ещё встретишь… другую, красивую… чтоб под тебя была.

Крис рывком перевёл дыхание. Люся больше не гонит его – уже хорошо, но что это такое она говорит? Красота? При чём тут красота?

– Я не понял, – осторожно сказал он.

– Ну, ты красивый, а я… – Люся вздохнула. – Я – урод горелый. А надо, чтоб красиво было.

Вздохнул и Крис. Его красота всегда мешала ему. Из-за неё в спальники попал, из-за неё теперь Люся его гонит. А если?..

– А если я… поуродуюсь, мы будем… вровень? – спросил он с надеждой.

– Как это?

– Ну… ну, я тоже лицо себе обожгу или разрежу.

– Ты с ума сошёл!

Люся сорвалась с места и бросилась к нему, будто у него уже был в руках нож или огонь.

– Ты с ума сошёл! – она схватила его за рубашку на груди и затрясла. – Не смей, слышишь? Не смей!

Он послушно закивал, да, конечно, это он сдуру, он же всё равно… так у него же…

– Да, да, Люся… Люся! – обрадованно заговорил он. – У мня же всё равно по телу шрамы, я же раненый был, Люся, я же тоже урод, значит, всё хорошо, да? Люся?

Люся оторопело посмотрела на него, всхлипнула, заплакала и засмеялась сразу.

Она была рядом, совсем рядом, и Крис не выдержал. Медленно, как во сне или под водой, он поднял руки, положил их на плечи Люси… и она не отшатнулась, не сказала ему: «Нет». Его ладони ощутили ткань халатика Люси, чуть шершавую, тёплую. Привлечь её к себе, обнять по-настоящему он не рискнул. И так…

– Не гони меня, – тихо попросил он.

– Я не гоню, – так же тихо ответила Люся.

– Спасибо, – вздохнул Крис.

Если бы она сейчас шагнула к нему, коснулась его, он бы всё-таки рискнул и обнял её, но она стояла неподвижно, и он убрал руки и только повторил:

– Спасибо.

В комнате было так тихо, что до них доносился шум веселья из столовой. Музыка, смех… Люся невольно вздохнула, медленно отошла от Криса и села к столу. Крис нерешительно последовал за ней. Окрика не последовало, и он тоже сел. Серый, влажно блестящий глаз Люси грустно смотрел на него. Люся поправила платок, натягивая его на обожжённую щёку, вздохнула.

– Спасибо… Кирочка, только… только не будет у нас счастья.

Крис счастливо – она знает его имя! – улыбнулся.

– Мне рядом быть – уже счастье.

И Люся невольно улыбнулась в ответ.

– Ты хороший парень, Кирочка, только…

Из столовой донёсся такой взрыв хохота и криков, что Люся вздрогнула и посмотрела на стоящий на комоде будильник.

– Ой, Новый год уже.

Бросив быстрый взгляд на будильник и увидев слившиеся в одну черту стрелки, Крис кивнул и снова посмотрел на Люсю.

– Да, так. С Новым годом, Люся, так?

– С новым счастьем, – ответила она и заплакала, уронив голову на стол.

Крис вскочил на ноги, беспомощно затоптался рядом.

– Люся… Люся, я обидел тебя, да? Ты прости меня, Люся, я не хотел, Люся…

Присев рядом на корточки, он пытался снизу заглянуть ей в лицо.

– Это… это не ты… – всхлипывала Люся. – Не из-за тебя… нет… просто… просто обидно…

– Кто? – жёстко, даже неожиданно для себя, спросил Крис. – Кто тебя обидел?

Люся оторвала голову от стола и посмотрела на него.

– А что? – она не хотела, но улыбнулась. – Что бы ты ему сделал?

– Убил, – очень просто, как о давно решённом, сказал Крис. – Узнаю – убью на месте.

– И в тюрьму бы сел?

– Если чисто сделать, – задумчиво начал Крис и оборвал себя, повторив вопрос. – Кто?

– Никто, – вздохнула Люся. – Понимаешь, как Новый год встретишь, так весь год и пройдёт, а в том году я как раз болела ещё, только-только ходить начала, а в этом…

– Я того Нового года не помню, в горячке был, – кивнул Крис, – а в этом… – и улыбнулся. – А этот Новый год хорошо встретил, рядом с тобой.

– На Новый год танцевать надо, веселиться, – Люся снова вздохнула. – А я тогда ревела и сейчас реву.

– Давай, – Крис вскочил на ноги, протянул к ней руки. – Давай, Люся.

– Чего давай? – недоумевающе смотрела она на него.

– Танцевать, – он улыбнулся. – Я так искал тебя там, внизу, все танцуют, а тебя нет.

– А музыки нет, – Люся улыбалась всё смелее.

– А я петь буду, – нашёлся Крис.

И Люся, вздохнув, как перед прыжком, встала и… и сама положила руки ему на плечи. Задохнувшись на мгновение от счастья, Крис осторожно обнял её за талию.

Танцевать Люся явно не умела, он это сразу понял, но и не собирался танцевать по всем правилам, и потому просто что-то пел и медленно кружился вместе с ней, почти не сходя с места. Прижать её к себе, Крис, разумеется, не рискнул, но… но это неважно, всё равно он с ней, он касается её тела, а её руки лежат на его плечах, и он через рубашку чувствует её тепло. У него перехватило дыхание, и он остановился. Люся, упорно смотревшая куда-то вниз, боком, держась к нему здоровой щекой, подняла голову.

– Спасибо… спасибо тебе.

Но её руки по-прежнему на его плечах, и Крис не разомкнул объятия.

– Ты… тебе понравилось, Люся?

– Да. Да, очень, – она тихо и горько улыбнулась. – А теперь иди. Иди.

– Куда? – с готовностью отозвался он.

– Туда. К остальным.

– А ты?

Люся замотала головой.

– Тогда и я никуда не пойду, – решительно заявил Крис. И улыбнулся. – Я не уйду от тебя.

Люся тоже улыбнулась и посмотрела на него.

– А когда девочки с праздника вернутся? – и вздохнула. – Ох, Кирочка…

В который раз прозвучало это неслыханное им раньше слово, и Крис осторожно спросил:

– Как ты меня назвала?

– Кирочкой, – удивилась его вопросу Люся. – Ведь ты… тебя зовут Кириллом, так?

– Так, – кивнул Крис.

– Ну вот. А что? Тебе… не понравилось?

– Нет, что ты, хорошо, – запротестовал Крис. – Мне очень понравилось. А тебе понравилась?

– Что?

– Брошка, – смущённо признался Крис. – Ты не носишь её.

– Нет, мне очень понравилась, такая красивая, ты её в городе купил?

– Нет, у нас тут парень один лежал, ты видела ж его, длинный такой, Ларри.

– Да, – радостно кивнула Люся. – Я его помню.

– Ну вот, он сам их делает. Я у него и попросил. Для тебя.

– Спасибо, Кирочка.

Они стояли, по-прежнему держась друг за друга, и… и не знали, что теперь делать.

– Хочешь чаю, – беспомощно предложила Люся.

– Да, – сразу согласился Крис.

Он был на всё готов и согласен, лишь бы никуда не уходить отсюда, лишь бы быть рядом с Люсей. Люся отстранилась, и он сразу развёл руки.

– Ты садись к столу, – захлопотала Люся. – Я сейчас…

Крис сидел за столом и смотрел, как Люся, торопливо суетясь, накрывает на стол, включает чайник, выставляет варенье, смотрел во все глаза, будто никогда раньше такого не видел.

– Ой, заварка старая! Я сейчас…

Люся убежала с чайничком вылить старую заварку, и он смог перевести дыхание и оглядеться. Три кровати, шкаф, комод, посередине стол и стулья, над кроватями картинки, фотографии, на кроватях поверх одеял покрывала, подушки в вышитых наволочках, на комоде маленькая ёлочка, а вот занавеси на окнах такие же как у него, как у всех.

Прибежала Люся с чайничком, заметалась по комнате, открыла шкаф и спряталась за его дверцей.

– Кирочка, ты не смотри на меня, отвернись.

Крис послушно отвернулся, уставился в закрытое занавеской окно.

За его спиной шуршала ткань. Люся переодевается?

– Ну вот, уже настоялось, сейчас чаю попьём.

Он порывисто обернулся к ней. Люся была по-прежнему в платке, окутывающем голову и пол-лица, но вместо халата, синее платье с белым кружевным воротничком и… и брошка-цветочек приколота. Крис счастливо улыбнулся.

– Вот, тебе сколько сахару? – угощала Люся. – И варенье, ты его на печенье намажь. Вкусно?

Крис кивал, со всем соглашаясь, и ел, не замечая вкуса. До того ли ему сейчас?! Он сидит за одним столом с Люсей, смотрит на неё, и она не отворачивается от него, не гонит…

– Конечно, это не домашнее, джем местный, – Люся боялась замолчать, остановиться, – но это клубничный, он самый вкусный, правда?

Когда она останавливалась перевести дыхание и отпить, становился слышен шум из столовой. И вдруг… вдруг он стал другим. Люся прислушалась и ахнула.

– Ой, сейчас девочки вернутся.

Страх в её голосе сорвал Криса со стула.

– Ты иди, Кирочка, иди, пока нету никого, а то увидят ещё, господи, спасибо тебе, ты иди, Кирочка.

Она подталкивала его к двери, и он, не смея ослушаться, сам боясь, что их застанут, всё-таки остановился у двери.

– Люся, спасибо, но когда?..

– Да завтра, Кирочка, завтра же.

Люся вдруг, привстав на цыпочки, поцеловала, вернее ткнулась губами в его щёку.

– Иди, Кирочка, скорей, пока не увидел кто.

Оказавшись в коридоре, Крис быстро огляделся. Никого, но на лестнице уже слышны шаги. И он бросился бежать к себе, на бегу прижав ладонью щёку, будто боялся потерять Люсин поцелуй. И, влетев в свою комнату, рухнул ничком на кровать, зарывшись лицом в подушку.

Расходились с шумом, песнями, шутками, кое-кого пришлось вести под руки. Но всеобщего веселья это не умаляло, даже наоборот: Новый год – так Новый год! Всю ночь гулять не получилось, конечно, но это уж кто хочет, так сам продолжит, а коль не хочет… нет, не может… это точно, и хочу, и на дежурство… да, не мы одни гуляли, того и гляди загулявших повезут…

Жариков ушёл с праздника первым. Его и Снегурочку торжественно проводили до дверей. Кое-кто рвался провожать и дальше, посмотреть, как дед с внучкой до дома своего доберутся, но Дед Мороз пригрозил чересчур любопытных заморозить, и те отстали. А когда стали расходиться остальные, то никаких следов Деда Мороза и Снегурочки уже не было.

У себя в комнате Жариков переоделся, снял грим, убрал всё навалом в большую сумку и только разобрал постель, как в дверь постучали.

– Кто там? – ну, очень сонным голосом спросил Жариков.

– Иван Дормидонтович, это я, Андрей.

С последними словами он открыл дверь и вошёл.

– Что-то случилось?

Жариков постарался, чтобы голос его звучал максимально естественно.

– Криса, тьфу ты, Кирилла нигде нет, – Андрей лукаво улыбнулся. – Он как с вами, ой, то есть с Дедом Морозом поговорил, так ушёл и нету его теперь нигде.

– И не ищите, – уже серьёзно сказал Жариков.

– Но…

– Без «но», Андрей. Он вам зачем нужен? В зале убрать? – Андрей кивнул. – Ну, так постарайтесь справиться без него. Очень прошу, не мешайте ему сейчас.

Андрей пожал плечами.

– Ну, раз надо, Иван Дормидонтович, то мы, конечно. А… а может, помощь нужна?

– Не вмешивайтесь. Это и будет вашей помощью.

– Понял, – Андрей широко улыбнулся. – Спасибо большое, Иван Дормидонтович, за праздник. Да, вас не было, а к нам Дед Мороз приходил!

Скорчил детски невинную гримасу и под хохот Жарикова выскочил за дверь.

1997–2019

Книга восьмая

Колобок

122 год

Зима-Весна

Тетрадь пятьдесят шестая

РоссияИжорский ПоясЗагорье

После многодневного праздничного загула жизнь медленно входила в обычную колею. С третьего января снова каждый день с утра на работу, снова вместо разносолов и деликатесов обычный обед, обычные будничные хлопоты, но… но что-то – Эркин это чувствовал – было совсем по-другому. Он только не мог понять, что изменилось. Или… или это он сам стал другим? Всё-таки двадцать шесть полных…

…Сквозь сон Эркин почувствовал, что Женя встала, но что-то подсказало ему, что можно ещё спать, и глаз поэтому не открыл. Пока Алиса не начала ломиться в дверь, можно не беспокоиться. Вечер был, конечно, необыкновенным, даже не вечер, а ночь, а теперь можно спать, спать, спать… он даже не дождался возвращения Жени.

И разбудили его звуки отодвигаемой шторы, уже не утренний, а совсем дневной свет на лице и смех Жени и Алисы. Два весёлых голоса пели, снова и снова повторяя одну фразу:

– Happy birthday to you… Happy birthday to you…

Эркин растерянно открыл глаза и сел на кровати, в последнюю минуту удержавшись и не сбросив одеяло.

Смеющиеся лица Жени и Алисы, залитая золотистым светом спальня… Эркин проморгался, протёр глаза кулаками.

– Женя…

– С днём Рождения! – приплясывала перед ним Алиса.

– С днём рождения, милый, – улыбалась Женя.

Эркин всё ещё удивлённо хлопал глазами и ничего не мог понять, когда на его колени легли пушистый серый джемпер в пакете и второй пакет, длинный и узкий, с галстуком.

– Эт-то что? – наконец смог он выдавить.

– Это подарки, – авторитетно заявила Алиса, сбрасывая тапочки и залезая на кровать.

– Подарки? – тупо переспросил Эркин. – Мне?! Почему? Женя?

– У тебя день рождения, – Алиса удачно перекувыркнулась. – А на день рождения дарят подарки, вот!

– Ну да, – Женя с улыбкой смотрела на Эркина. – Ты что, забыл? Эркин, сегодня первое января, тебе исполнилось двадцать шесть лет, ну?

Двадцать шесть… но это… это же… Эркин судорожно хватал открытым ртом воздух.