Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

…Женя улыбнулась.

– А Тим как хорошо тоже в проводке разбирается, правда?

– Ага, – кивнул Эркин и не удержался: – по току он специалист.

Женя удивлённо посмотрела на него, и он поспешил продолжить:

– Ну, это я всё помню, я ещё не пил. А потом?

– Потом, когда всё сделали, сели за стол. Кто остался.

– Ага, помню. Но… но стола не было. Я что, был уже?..

Женя рассмеялась.

– Нет, всё правильно. В большой комнате постелили самую большую скатерть, и все сели вокруг на пол. Алисе очень понравилось. И ты сказал замечательную речь.

– Я?! – изумился Эркин. И решил уточнить: – И сколько я до этого выпил?

– Выпил ты после речи. Как все. Полстакана.

Эркин потёр лицо ладонями.

– Это я тоже помню. Но… Женя, не говорил я никаких речей.

Женя ласково покачала головой.

– Это была замечательная речь. Вспомни.

Эркин недоверчиво посмотрел на неё. Да, это он помнил…

…Белая скатерть на полу, тарелки и миски с дымящейся картошкой, винегретом, нарезанным салом, толстыми ломтями хлеба, огурцами, грибами, ещё чем-то, стаканы, чашки, жестяные кружки. Лица людей, знакомые и незнакомые сразу. Медведев и Лютыч разливают водку. Смех, шутки, сидят прямо на полу, как у ковбойского костра. Женя, Баба Фима, Зина, Клавдия и ещё какие-то женщины расставляют тарелки.

– Ну, Мороз, – кивает ему Медведев, – Давай.

– Чего? – не понимает он.

– Хозяину слово, – веско говорит Саныч.

– Речь давай, – смеётся Колька.

– Давай-давай, – кивает Антон.

И насмешливый взгляд Тима, и внимательный Гуго… и Женя, её глаза… Он берёт свой стакан и видит, как все тоже поднимают стаканы, чашки, кружки.

– Люди… Спасибо вам, люди…

Горло ему перехватывает судорога, и, спасаясь от неё, чувствуя, что заплачет, он залпом пьёт водку, не ощущая вкуса, и Баба Фима подсовывает ему огурец и хлеб с салом.

– Ты, милок, закусывай, главное, закусывай.

– Во! – Колька, выпив, крутит головой. – Душевно сказал.

– Главное – по делу, – кивает Лютыч…

…Эркин вздохнул.

– Ничего не понимаю. Всё помню, а… а будто напился.

Женя рассмеялась.

– Ты просто устал. Шутка ли – такой день. Может, пойдёшь ещё поспишь?

Эркин задумчиво оглядел свою пустую чашку, но ответить не успел. Потому что позвонили в дверь, и Алиса бросилась в прихожую с радостным воплем:

– Опять гости! Я открою! – и после щелчка замка: – Баба Фима пришла! Здрасьте!

– Здравствуй, здравствуй.

Баба Фима в своём неизменном платке вплыла в кухню.

– Чаёвничаете? Ну, чай да сахар вам. Возьми-ка, Женя.

Она выпростала из-под платка руки с цветочным горшком.

– Ой, – удивилась Женя. – Фиалка?

– Она и есть, – кивнула Баба Фима, усаживаясь за стол. – Ты её на окно поставь и до завтра не поливай, пусть привыкает, – и с улыбкой посмотрела на Эркина. – С похмелья никак?

Ласковая насмешка в её голосе не обидела его. Он снова потёр лицо ладонями и, кивая, улыбнулся. Да, всё он вспомнил и, что делать, знает.

– Ну, так ты, Женя, – она снова улыбнулась, – ему не чаю, а рассолу бы огуречного налила.

– Спасибо, Баба Фима, – Эркин с улыбкой покачал головой. – Похмелье тем лечат, от чего опьянел, так?

– Ну, так, – кивнула Баба Фима.

– Ну, так я ж не рассолом вчера напился, – Эркин встал из-за стола. – Спасибо, Женя. Я, – и озорно улыбнулся: – я похмеляться пойду, – и вышел из кухни.

Женя, только сейчас сообразив, что Эркин так и сидел за столом в одних трусах, смущённо покраснела. Но Баба Фима успокаивающе кивнула ей.

– Ничего, Женя, это всё ничего.

В спальне Эркин надел рабские штаны, затянул узел и огляделся в поисках тенниски. Ах да, он же её вчера ещё с утра порвал, вернее, она буквально лопнула на нём и расползлась, когда он помогал ребятам из бригады затаскивать брусья и доски для стеллажа – подарок от бригады на новоселье. Да, правильно, он тогда снял, содрал с себя эти остатки и куда-то бросил. И уже до конца оставался только в штанах, даже штанины до колен засучил. Ну, так и сегодня сойдёт.

Он прошёл в кладовку, щёлкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка. Надо будет и сюда абажур купить. Он теперь знает, как это делать. И на боковые лампы, как их, да, бра над верстаком. Ох, какой же стеллаж вчера сделали! Во всю кладовку, с верстаком… Вот он сейчас все доски и загладит рубанком. Тогда можно будет вещи разложить, пока шкафы не купят. Вчера, когда размечали и укладывали доски, так и решили. Всё разметить и подогнать, а загладит и закрепит их он сам. Вот так. И вот так.

На кухне Баба Фима, прислушавшись к звуку рубанка, покачала головой.

– Это он так опохмеляется?

Женя, улыбнувшись, кивнула.

– Ну да. Он вчера от работы опьянел. Я его впервые таким видела, – и тут же поправилась: – Ой, нет, конечно, я же видела, как он с Андреем, это брат его, работают. Он… он в работе себя не жалеет.

Баба Фима вздохнула.

– Сто тысяч по трамвайному билету, а не парень. Он ведь и выпивки не любит, и к куреву спокойный, – Женя снова кивнула, и Баба Фима задумчиво продолжала: – Индеи, говорят, во всём такие. Ни в чём удержу не знают. Ни в любви, ни во вражде. А дружок его, ну, этот, высокий, чёрный, Тимой, вроде зовут, он, похоже, тоже… хара́ктерный. Ему, когда, в ту субботу делать будем?

– Да, наверное, – кивнула Женя.

Они уже говорили об этом вчера. Зина было засмущалась, стала отнекиваться, что у них-то квартира хорошая, ремонта никакого не нужно, но на неё прикрикнули, что нечего обычай ломать. Ко всем сначала присматриваются, что за люди, а если видят, что сто́ящие, то уж надо помочь.

– Я к ней зайду сегодня, – сказала Женя, расставляя тарелки на сушке. – Посмотрим, обговорим всё.

– Зайди-зайди, – покивала Баба Фима.

– А может, – улыбнулась Женя, – может, сейчас и пойдём?

– А чего ж и нет, день на дворе, ежели и спали, – лицо Бабы Фимы было добродушно лукавым, – то уж встали наверняка.

Женя налила и поставила перед ней чашку с чаем.

– Попейте чаю, Баба Фима, пока мы соберёмся.

– И тоже дело, – одобрила Баба Фима.

– Мы в гости пойдём? – всунулась в кухню Алиса. – К Димке с Катькой, да? И я с вами, да? Ну, мам?!

– Ну, куда же без тебя, – засмеялась Баба Фима. – Садись вот. Пока мамка с папкой одеваются, посиди со мной.

– А чего мне делать? – спросила Алиса, залезая на стул.

– Потчевать меня, разговором занимать. Ты – хозяйка, а я – гостья, вот и давай, своё дело хозяйское сполняй.

– Ага-ага, – кивнула Алиса.

Женя быстро прошла в кладовку.

– Эркин, – он сразу обернулся к ней. – Переодевайся. Сейчас к Тиму пойдём. Ему в ту субботу беженское новоселье делаем, надо посмотреть, что и как.

Женя с улыбкой, любуясь им, смотрела, как он отложил рубанок, вставил доску на место в стеллаже и подбил её молотком, выбил из рубанка стружки, смёл их щёткой с верстака и быстро подмёл пол, у него теперь здесь было своё ведро для мусора с совком и веником.

– Женя, – Эркин встал перед ней, обтирая ладони о штаны, – я думаю, клеёнки купить, застелить полки. Оклеивать их, думаю, не стоит, а застелить… пойдёт, а?

– Пойдёт, – кивнула Женя.

– Я умоюсь ещё только.

Выходя из кладовки, Эркин уже привычно щёлкнул выключателем и закрыл дверь на задвижку.

Баба Фима как раз заканчивала свою чашку под светский разговор о погоде и преимуществах варенья перед конфетами, когда Женя вошла в кухню уже в платье и черевичках.

– Алиса, если хочешь идти, то давай, одевайся.

– Как для коридора, да? – слезла со стула Алиса. – Мам, а где теперь всё?

Женя, извиняясь, улыбнулась.

– А конечно, – кивнула Баба Фима. – Я подожду.

И наконец – Алиса в ботиках, пальто и фетровой шапочке, Женя в черевичках и платье с платком на плечах, Эркин в джинсах, тёплой рубашке и сапогах, а во главе процессии Баба Фима – все они пошли к Тиму. По коридору к лестнице, перешли в центральную башню, поднялись на четвёртый этаж, и вот двести сорок седьмая квартира. Эркин позвонил. И детский голос спросил из-за двери:

– Кто там?

Опередив взрослых, ответила Алиса:

– Димка, это мы!

– Мам! Пап! – раздался ликующий вопль вперемешку с щёлканьем замка. – У нас тоже гости!

Сам бы Дим, конечно, не справился бы с замком. Открыл Тим. Быстро оглядел пришедших и отступил, впуская в квартиру. Зина из-за его спины заговорщицки кивнула Жене и Бабе Фиме и стала шумно здороваться. Пока женщины ахали и целовались, Тим и Эркин осмотрели друг друга. Тим был по-домашнему: в рабских штанах и рубашке, и новых кожаных тапочках на босу ногу.

– Ой, да не разувайтесь вы, – замахала руками Зина на попытку Жени снять черевички. – У нас ещё полы не такие, чтоб разуваться.

– Ну, давай, хозяйка, – кивнула Баба Фима. – Показывай, что у тебя тут и как.

Тим и Эркин одновременно посмотрели на Бабу Фиму, снова друг на друга и сдержанно улыбнулись.

– Давай, Тим, посмотрим, – предложил Эркин.

– Смотри, не жалко, – повёл плечом Тим.

Они не спеша пошли по квартире. Да, конечно, обои на месте, двери не расшатаны, на паркете никто костров не разводил, но поскоблить бы его не мешало. И натереть, как следует. О чём Эркин и сказал. Тим настороженно кивнул.

– Хорошая квартира, – заметил Эркин, переходя в следующую комнату.

Не отдавая себе в этом отчёта, он сейчас подражал Медведеву. Когда в среду после работы к нему домой пришли Медведев с остальными, они так же ходили, смотрели, хвалили и обсуждали, что, как и кто будет делать. Он тогда, наслушавшись, понял, что сам бы колупался месяц, а то и больше.

В дальней комнате они остановились у окна.

– Обои я менять не буду, – сказал Тим и добавил: – Пока.

– И с обстановкой потянешь, – понимающе кивнул Эркин.

– Да. Ты тоже не всё ещё сделал, так?

– Дом закончен – пора умирать, – улыбнулся Эркин. – Слышал я такое. Да и… спешить некуда, у меня вся жизнь впереди.

– Да, – согласился Тим. – Слушай, эти, ну, из бригады твоей, сговаривались с тобой?

– Да, – сразу понял его Эркин. – Ещё в понедельник. А в среду пришли, посмотрели, обговорили всё. Материал мой, а остальное… Хотя вот, для кладовки брус и доски они принесли, – и улыбнулся, – в подарок.

Тим кивнул.

– Понятно. Мне… мне тоже в цеху сказали, что придут.

– Прописался?

– Да, порядок. Двадцать с небольшим ушло. Слушай, это… беженское новоселье тоже… вроде прописки получатся, так?

– Так, – удивлённо согласился Эркин. – Получается… что так. Я не думал об этом.

– А о чём ещё ты не думал? – поинтересовался Тим.

– А я тебе отчитываться должен? – немедленно ответил Эркин. – Пошли, кладовку посмотрим. Стеллаж будешь делать?

– Самое удобное, – кивнул Тим.

Он явно хотел о чём-то спросить, пока они одни, но медлил. А Эркин не стал помогать ему, но и не торопил, продолжал стоять рядом. Они стояли у окна, разглядывая заснеженную площадь перед домом, казавшийся отсюда совсем маленьким магазин, редких прохожих.

– Слушай, – наконец разжал губы Тим. – Ты… вы как спите?

– Чего? – переспросил Эркин, еле заметно сощурив глаза.

– Ну, одеял сколько?

– Одно, – ответил Эркин.

Тим сосредоточенно кивнул. Он сам не знал, о чём и, главное, как спрашивать. Ведь… ведь вроде всё обошлось, но ему-то хочется, чтоб всё было хорошо, по-настоящему, а не по-рабски. А как говорить об этом? Непонятно…

…Среда прошла в суматошной беготне. С утра они пошли к Филиппычу. И приехали оттуда на нагруженных санях. Кухонный шкафчик, постели, посуда, всякая хозяйственная мелочь… Зина сначала всё оглядывалась на него, спрашивала, и он повторял:

– Бери всё, что надо.

Там же – у Филиппыча и впрямь было всё! – купили и три кровати. Две маленькие, чуть побольше детских, и большую двуспальную. Да, конечно, крепкие, новые, но явные самоделки, потом надо будет их заменить, купить красивую спальню, но он спешил. Больше они спать на полу, по-рабски, одетыми и вповалку не будут! Он бы и шкаф сразу купил, но шкафа у Филиппыча не было, шкафы только под заказ, так что ограничились вешалкой в прихожую и комодом. Еле довезли, еле втащили, больше семисот рублей ушло, не считая за подвоз и помощь при разгрузке. Расставили, как получилось. Впопыхах чем-то пообедали. Распихали кое-как покупки и снова пошли в город. Уже в центр, в Торговые Ряды. На три кровати у них же даже постельного белья нет. Дим и Катя снова остались одни, и Зина всё волновалась, и он тоже начал психовать, подозревая, что изобретательный Дим найдёт, чем занять себя, и не Кате его остановить, так что неизвестно, будет ли цела квартира к их возвращению. Но обошлось наполненной водой ванной с плавающими там кастрюльками и мисками. И до вечера устраивались, а в четверг ему уже на работу. Хорошо, что во вторую смену, так что с утра он себе хоть тёплой одежды успеет купить. Но до четверга ещё была ночь. Его первая ночь с Зиной в супружеской постели. В комнате, которую они определили, как свою спальню, стояли кровать, комод и табуретка – одежду сложить. Голое окно без штор, голая яркая лампочка под потолком. И у детей в комнатах – кроватка и табуретка – и всё. Да на подоконниках в одной комнате – кукла, в другой – машинка. Катя хныкала, боясь оставаться одна, Дим храбрился, но, когда он наклонился поцеловать сына на ночь, уцепился за его шею и долго не отпускал. Зина придумала включить свет в прихожей и оставить открытыми двери, чтоб хоть темноты такой не было. И сказала ему:

– Ты, Тима, к стене ложись. Если что, я ночью к ним встану.

Сказала так просто, будто… будто всё само собой у них, будто… будто так и надо. Он ещё раз поцеловал Дима и Катю, проверил, надёжно ли заперта входная дверь – замки он потом заменит, хреновые замки, к таким и отмычка не нужна – и вошёл в спальню. Стал снимать рубашку, старую, ещё рабскую – руки дрожали, как после нагрузки – подумал, что хорошо виден с улицы в освещённом окне, пошёл и выключил свет. На пол лёг жёлтый прямоугольник от открытой двери. Он отошёл в тень, разделся, сложив одежду на табуретку в привычном, как выучил ещё Грин, порядке, сел на край кровати, обтёр ладонью ступни – тапочек ещё не было, босиком ходили – откинул одеяло, лёг к стене, накрылся. Одеяло выбирала Зина, толстое, мягкое, как перина. От новенькой простыни – привезённые с собой оказались малы для этой кровати и пошли на детские – и от одеяла пахло странным непривычным запахом. Он лежал и слушал, как Зина зашла к детям, пошепталась с ними. Он уже знал, помнил по лагерю этот тихий неразборчивый шёпот, где слова неразличимы, да и не важны, а от самого голоса делается тепло и спокойно. Вот её приближающиеся шаги. Он почему-то закрыл глаза и отвернулся к стене. И слушал. Зина покопалась в его вещах, вышла, открылась дверь ванной, вроде, зажурчала вода из крана, утихла, закрылась дверь, щёлкнул выключатель. Вошла в спальню. Села на край кровати. Зина на ночь всегда раскалывала свой узел, спуская косу. Да, вот звякнула упавшая на пол шпилька. И вот… легла. Он ощущал, чувствовал рядом её и… и лежал… как скованный… как… как будто ему релаксанта полный шприц вкатили.

– Тима, – позвала его шёпотом Зина. – Ты спишь?

– Нет, – так же шёпотом ответил он.

– Тима, – Зина повернулась набок лицом к нему. – Я рубашку твою взяла, замочила, утром чистую оденешь. На работу ведь.

– Да, – шевельнул он пересохшими непослушными губами.

– Хорошо, что во вторую тебе, да, Тима? Утром-то дел сколько. И Димочкино всё я тоже собрала, и Катино. Вывозились они, смотреть страшно. Я их выкупаю тогда завтра. Надо бы сегодня, да руки не дошли.

– Да… да… – соглашался он, не особо понимая, да и не пытаясь понять её слова.

Зинина рука мягко коснулась его плеча, поправляя одеяло.

– Спи, Тима, ты устал как, спать хочешь…

– Нет, – ответил он неожиданно резко, рывком поворачиваясь к ней. – Нет, я тебя хочу.

– Господи, Тима…

Он обнимал её, прижимая к себе, её руки обвивались вокруг его шеи, её шёпот, тихий и совсем иной, не такой, каким она говорила с детьми, обжигал ему щёки.

– Господи, Тима, Тимочка, родной мой, Тимочка…

Мягкие тёплые губы Зины у его губ. Сбивающееся, мешающее одеяло. Он сталкивал его, отбрасывал, но оно почему-то снова оказывалось на нём, окутывая тёплой, мягкой, шепчущей тишиной…

…Тим тряхнул головой.

– Ты что-то сказал? Я не слышал.

Эркин спокойно выдержал его взгляд.

– Пошли, говорю, кладовку посмотрим.

– Да, пошли.

Они вышли из пустой комнаты, и Тим повёл Эркина в кладовку. Кладовок было две. И одна заметно холоднее.

– Здесь стена на шахту с вентиляцией выходит, – объяснил Тим щупающему стену Эркину.

– А, так это, значит, для продуктов, – решил Эркин. – У нас в кухне под окном такое.

– Видел, – кивнул Тим и усмехнулся. – Сначала подумал, что тайник.

– Тайник на виду не делают, – ответно улыбнулся Эркин. – Да они здесь и ни к чему.

Тим не стал спорить.

На их голоса подошли Зина с Женей и Бабой Фимой. Ещё поговорили, обсуждая всякие хозяйственные и очень важные мелочи, выловили заигравшуюся в прятки Алису и попрощались.

Дома Женя как заново оглядела их квартиру. Эркин сразу опять переоделся в рабские штаны и ушёл в кладовку доделывать стеллаж. Женя постояла в дверях кладовки, глядя на его сосредоточенную работу, и тихо ушла на кухню. Надо приготовить обед, разобраться наконец с подаренной посудой, вещами… чем-то Эркин недоволен…

Женя не ошиблась. Эркин и впрямь злился. Прежде всего на себя. Его опыта вполне хватило, чтобы по Зине увидеть и всё понять: его советы Тиму ни к чему, она и так… довольна выше меры. Так этот… палач дал своей жене всё, а он… подставил тогда Женю и вот теперь… а он, чёрт, что это с ним, ну… ну, ничего он не может теперь сделать. Хоть языком всю квартиру вылижет, хоть накупят они всего, а… этого-то не будет теперь, как было, не вернёшь. И только на нём вина, упустил тогда в Гатрингсе этого гада, как его, а к чёрту, ещё имя помнить, так чудо, что Женя выжила, будь и за это благодарен и не думай, и не мечтай ни о чём. Не мечтай. Вот спальник ты поганый и есть, хорохорился, что не нужно тебе, что и без этого проживёшь, а вот же, всё равно одно на уме. Изнасилованная женщина всех мужчин ненавидит. А уж после «трамвая»… так скажи спасибо, что Женя за мужчину тебя не считает, рядом с собой терпит. И выкинь всю эту глупость из головы, а то ещё забудешься, полезешь спросонья, а тогда… и подумать страшно, что тогда будет. Зина эта аж светится, когда на своего… смотрит, а спальню когда показывала, то всё одеяло на кровати поправляла… и он, палач чёртов… да ну их! Повезло парню, так и хрен с ним!

Эркин яростно стругал, заглаживал, вставлял и закреплял доски. Алиса разрывалась между кухней, где готовился обед, и кладовкой, где так восхитительно пахло весело разлетавшимися стружками. Упрямого молчания Эркина она просто не замечала, болтая без умолку сразу обо всём.

– Эркин.

Он вздрогнул и оглянулся. Женя? Что-то случилось?

– Женя?! Что случилось?

– Ничего, – улыбнулась она. – Просто обед готов. Идём, пообедаем, потом закончишь.

Он посмотрел на неё и медленно кивнул.

– Да. Сейчас иду.

И когда Женя вышла, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Нет, Женя ничего не заметила и не сердится на него. Можно жить дальше. Он очистил рубанок и верстак, подмёл. А ведь всего ничего осталось. После обеда в момент сделает. И они разложат вещи, повесят одежду. Вон для этого всё сделано. Ведёрко мусорное уже почти полное, надо будет, когда закончит со стеллажом, вынести.

Он вышел в ванную, вымыл руки, подумал и тут же над раковиной обтёрся до пояса холодной водой и умылся. Чтоб в голове прояснело.

Женя ему ничего не сказала, когда он сел за стол в рабских штанах, но Эркин понял и виновато улыбнулся ей.

– Я после обеда закончу в кладовке, там совсем мало осталось.

– Хорошо, – кивнула Женя, расставляя наполненные тарелки. – Алиса, с хлебом ешь.

– Ага, – вздохнув, согласилась Алиса.

Эркин с таким удовольствием ел капустный салат, что Женя рассмеялась.

– Может, тебе и впрямь рассолу налить?

– Я уже опохмелился, – охотно подхватил шутку Эркин.

Женя весёлая, смеётся, шутит, так… так ему ж больше ничего и не надо.

– Мам, а я с вами к Димке с Катькой пойду? – Алиса не столько спрашивала, сколько утверждала.

– К Диме и Кате, – поправила её Женя и уточнила: – Если будешь себя хорошо вести.

– Целую неделю?! – ужаснулась Алиса и жалобно проныла: – Э-эри-ик…

– Раз мама говорит, значит, так, – ответил Эркин, заслужив благодарную улыбку Жени.

Вообще-то подобное уже бывало, и Алиса давно поняла, что все взрослые всегда заодно, и в качестве компенсации – надо же хоть что-то получить – попросила вон тот огурец. Чтобы его в суп нарезали. Женя охотно выполнила её просьбу.

– Эркин, а тебе?

Он молча кивнул. Женя улыбнулась: не было ещё случая, чтобы Эркин от чего-то из еды отказался, ему всегда всё вкусно.

– Мам, ты и себе нарежь. Знаешь, как вкусно.

Да, солёные огурцы – великая вещь. Надо будет регулярно покупать. А летом свои сделать. И вообще… больше заниматься домом. Конечно, здесь ни о дровах, ни о воде, ни о канализации думать не надо. Значит, надо думать о дизайне, интерьере – вспомнила она слышанное на лекциях по домоводству в колледже. Деньги же есть.

– С понедельника займёмся мебелью. И знаешь, что, – Женя собрала тарелки из-под супа и поставила на стол тарелки с жаренной с мясом картошкой. – А сюда капусту. Так вот, Эркин, надо будет прикинуть сегодня, что за чем покупаем, составить план. Чтобы по мелочам деньги не ушли.

– Ага, – согласился Эркин. – И… и ты говорила, чтобы, как это, гарнитуром покупать, так?

– Так, – улыбнулась Женя. – Можно, конечно, и по отдельности, но не думаю, что получится дешевле.

– И красивей, – кивнул Эркин.

– Конечно, – обрадованно подхватила Женя.

На третье был компот. Яблочный. Тоже вчера им подарили банку. Нет, летом она обязательно займётся этим: соленьями, маринадами, компотами, в Старом городе огороды и сады у всех, можно будет купить даже дешевле, чем на рынке. А если договориться, что они сами собирать будут… Эта идея так же встретила полное одобрение Эркина и Алисы. Эркин тут же предложил, что он летом – дни ведь, говорят, будут длинные – может вообще наняться в Старом городе на подработку, даже опять на подёнку.

– А что, Женя, смена до трёх, или с трёх, на полдня свободно можно наняться.

Он так оживился, что Женя ограничилась кратким:

– Посмотрим, как с деньгами будет.

Эркин быстро внимательно посмотрел на неё и опустил глаза. Женя досадливо тряхнула головой и стала убирать со стола.

– Алиса, спать, маленькая.

– Ну ла-адно, – протянула Алиса.

Женя вышла из кухни проследить, как она умоется и переоденется, а Эркин занял место у раковины. И, когда Женя вернулась, он уже расставлял вымытые тарелки на сушке.

– Всё, уложила, – улыбнулась Женя. – Тебе понравился компот?

– Да, – сразу улыбнулся Эркин. – Очень вкусно. Женя, я сейчас закончу кладовку, и вещи разложим. Ты… ты отдохни пока, поспи, ладно?

– Как Алиса? – рассмеялась Женя. – Нет, спасибо, конечно, но у меня стирки полно.

Эркин кивнул. Он смотрел на Женю и не мог отвести глаз. Нет, нет, всё это глупости, конечно, он обойдётся, перетерпит, Женю он не потревожит, она весела, довольна, забыла обо всём, он не напомнит ей, нет…

– Ты что, Эркин? – удивлённо спросила Женя.

Эркин вздрогнул и опустил ресницы.

– Нет, ничего, Женя. Я… я это так. Пойду, в кладовке закончу.

– Смотри, снова не опьяней, – пошутила Женя.

Эркин ответно улыбнулся и, ловко изогнувшись, чтобы не задеть её, вышел.

Женя оглядела кухню, протёрла стол насухо и накрыла его поверх клеёнки скатертью. Вот так. Сюда бы ещё вазочку с цветами. А всё равно хорошо. Очень удачно купили плафон на кухню. Белый матовый шар, разрисованный бабочками и ягодами. И занавески удачно. С ума сойти, сколько за вчерашний день сделали. Во всех комнатах, прихожей и кладовке поклеили обои, всюду покрасили потолки, отциклевали, отмыли и натёрли паркет, а в большой комнате заделали эту страшную чёрную дыру, заменив дощечки, и как подобрали по цвету хорошо, совсем заплатка незаметна, а ещё всюду отладили проводку, выключатели и розетки, повесили люстры и плафоны, карнизы, а на кухне, у Алисы и в спальне – шторы, в ванной повесили шкафчики, полочки и зеркало, в прихожей поставили вешалку, покрасили тоже всюду двери и косяки, а в ванной трубы, в кладовке сделали стеллаж… От одного перечисления устанешь. Чем же недоволен Эркин? Или он просто от вчерашнего не отошёл? Устал, изнервничался. Неделя, конечно, была сумасшедшая. Особенно четверг и пятница. В четверг они вдвоём с санками еле дотащили до дома обои, краску для потолка, плафоны в ванную, кухню, уборную и прихожую. В пятницу Эркин опять пришёл её встречать с санками, купили люстры во все комнаты и занавески в спальню, на кухню и Алисе. И это, не считая всякой мелочи, вроде ручек, защёлок, кистей и прочего. А вчера… Женя вздохнула и улыбнулась. Какой же великолепный сумасшедший дом был вчера. Нет, конечно, Эркин просто устал. Хорошо, что ему на этой неделю во вторую.