Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

– Да нет, – покачала головой Женя. – Ничего особенного.

Она не могла и не хотела ему рассказывать, что, когда выясняла в церкви, как им помянуть Андрея, эти старухи сказали ей, что нехристей не поминают, а одна вообще про Эркина такое сказала… так что в церковь они не пойдут. Вполне обойдутся. Андрей в бога не верил, в Джексонвилле они оба в церковь ходили только, чтобы священник не цеплялся, она сама тоже, так что и здесь… Ну и что, что Эркин не воевал, и некрещёный, и индеец, всё равно он лучше всех… Она посмотрела на него, как он легко, играючи, тащит нагруженные санки, какой он весёлый, красивый… Да ну этих старух, они от старости злые, на кого угодно кинутся. Жили без церкви, и дальше проживём.

Они ещё только остановились у магазинчика рядом с домом, и Эркин зашёл купить водки.

– Ну, в субботу, да после баньки, хоть укради, да выпей, – сказала ему Маня, подавая маленькую бутылку. – Хватит тебе мерзавчика-то?

Эркин кивнул.

– Ты сала возьми, – посоветовала Нюра. – Смотри, какое розовенькое.

Эркин взял и сала. О сале с горячей картошкой и солёным огурчиком он в лагере наслушался, а в дороге в поезде и попробовал. Вкусно! Женя его покупки одобрила.

И был у них в субботу пир горой. Это и впрямь оказалось необыкновенно вкусно. И сороковины они Андрею в воскресенье справили. Поговорили о нём, пока горела свеча рядом со стаканчиком водки, накрытым ломтём чёрного хлеба. Потом он и Женя выпили по глотку в память Андрея, оделись и вышли к оврагу, подальше от дома. Вылили в снег водку и раскрошили хлеб птицам. Сразу откуда-то налетели воробьи. И Женя сказала, что теперь всё по правилам. Про церковь Женя не упоминала, чему Эркин был рад. Нет, если б Женя сказала, что надо идти, пошёл бы, о чём речь, но раз не надо, то ещё лучше. И… и вообще он даже не представлял, какая это здоровская штука – выходные.

И на работу он в понедельник пошёл уже в новом, неся под мышкой свёрток с рубашкой, чтобы переодеться, и полотенцем. Как ему и говорили, он сразу, не заходя в – как её, да – бытовку, прошёл по коридору в кладовку, где Клавка выдала ему стёганую чёрную куртку, такие же штаны, чёрные валенки с галошами и брезентовые рукавицы.

– Это ты у Мишки, что ли, в бригаде?

– У Медведева.

– У Мишки, – она выбрала из стопки больших замусоленных тетрадей нужную, раскрыла её перед Эркином и ткнула пальцем. – Расписывайся. Неграмотный? Крест ставь. А так-то ничего парень, не робей, медведь хоть ревёт, да смирен. Если что не по тебе будет, заходи, обменяю. Тебя звать-то как?

– Эркин Мороз.

– Мороз? Ну, удачи тебе, Мороз, заходи, не забывай.

В бытовке уже все собрались. Переодевались, толкаясь, перешучиваясь и задираясь не всерьёз. Эркина встретили гоготом.

– Эй, чего так долго, Мороз?

– Да Клавка на нём, небось, все штаны перемерила!

– Это как она тебя живым выпустила?

– Мороз – мужик крепкий, вишь, выскочил. Это ты от Клавки на карачках выползал.

Эркин молча улыбался, быстро размещая в шкафчике полушубок, бурки, джинсы и рубашку. Шкафчик оказался удобным, с крючками по стенкам и дверце и с полочкой наверху. Как все, Эркин разделся до белья, натянул штаны, креповую рубашку, перемотал портянки и обулся. Валенки были выше сапог и жёстче. Но к этому можно привыкнуть. Шнурок с рукояткой отцепил от джинсов – новые брюки не стал надевать, всё-таки… праздничное должно быть, ведь рубашки же нарядные, красно-белую и призовую, он не носит каждый день – и перевязал на рабочие штаны. А глаз у Клавки хороший – как влитые сидят, и не тесны, и не болтаются. Из бумажника достал и сунул в карман штанов два рубля. Надел куртку. Захлопнул дверцу шкафчика и повесил новенький замок. Ключ к деньгам, шапку на голову, варежки, рукавицы и вперёд…

Проводив Эркина, Женя взялась за обед. Сегодня Алисе придётся обедать одной. А вчера полдня ушло на подготовку к первому рабочему дню. Отпарила свой костюмчик, нашла и почистила туфли… так, а Алиску пора будить. Ну вот, так, когда надо, её не поднимешь, а в субботу…

…Они решили спать до светла, вернее, она просто не завела будильник, и было так тихо, так спокойно. Она слышала ровное сонное дыхание Эркина, он совсем рядом, только руку протяни, но пусть спит. И тут… тут к ним в спальню явилась Алиса и с ходу полезла под одеяло между ними, забарахталась, сворачиваясь клубком. Она даже не сразу поняла, а Эркина как током подбросило. Он вскочил, отбросив одеяло, посмотрел на неё и удивлённую его броском Алису «дикими» глазами и вылетел из спальни. А она не знала, что делать: то ли смеяться, то ли ругать Алиску, то ли бежать успокаивать Эркина.

– Мам, а чего это он? – спросила Алиса между двумя кувырками.

– Ты его разбудила, – ответила она, вставая.

– Ну, так уже утро, – возразила Алиса. – А вы всё спите и спите.

– Сегодня выходной.

Она надела халатик – комнату заливал серо-голубой рассветный светлеющий сумрак – подобрала старые штаны и тенниску Эркина, которые он носил дома, и пошла его разыскивать. Она уже поняла, чего он так испугался. Смешно, конечно, но раз он так переживает из-за этого… Хотя… может, он и прав, Алиска уже не маленькая.

– Эркин, – она постучала в дверь ванной. – Ты здесь?

Ей ответил только плеск воды, но она вошла. Эркин мылся в душе. Она положила его одежду на ящик для грязного белья и попросила не задерживаться. У них ещё масса дел. К столу он явился уже спокойно. И в субботу же вечером приделал на все двери крючки. Так что в воскресенье, когда Алиска стала к ним ломиться, он просто встал, оделся, впустил Алису и пошёл мыться. А вообще-то…

– Алиса, вставай!

– Ну, ма-а-ам… ну, ещё немножечко…

– Вставай, я на работу опоздаю, – рассердилась Женя.

Привычная команда подняла Алису. Женя накормила её завтраком, показала, где что стоит для обеда, и стала одеваться.

– А плиту не трогай.

– Знаю, – кивнула Алиса. – А Эрик на работе?

– Да.

Женя уже хотела сказать, чтобы, когда он придёт, они бы поели, но вспомнила, что Эркин после работы пойдёт покупать краску и клей для обоев. Так что ещё неизвестно, кто раньше домой успеет. Вчера к ним заходили Виктор и Антон, ходили с Эркином по квартире, смотрели, прикидывали, как сказал Антон, «фронт работ» и обещали помочь с ремонтом. А она потом с Эркином сидела на кухне, и они допоздна считали и записывали чего и сколько надо купить к ремонту. Вот когда деньги полетят…

Женя замотала платок, поцеловала Алису в щёку, взяла сумочку и сумку с туфлями.

– Всё, маленькая, я на работу. Будь умницей.

На улице уже светло. Как хорошо! В темноте она на работу ещё не ходила, было бы даже страшно. А сегодня тем более нельзя опоздать. Первый же день! Лазарь Тимофеевич Лыткарин. Интересно, какой он? На каких машинках придётся работать? С кем будет в одной комнате? Одни вопросы. А ответы…

Народу на улице не так уж много, но почти все идут в одном с ней направлении. Попутчики. Неужели весь город работает на заводе? А вот уже и забор. Её проходная номер один. Вот и она. И люди, поток людей, поднимающихся по ступенькам, достающих на ходу пропуска. И Женя, прижимая к себе сумочку, достала пропуск. И уже перед ней военный рядом с турникетом-вертушкой. Быстрый взгляд на пропуск, на её лицо. И улыбка. Женя улыбнулась в ответ. Коридор, ещё коридор… и второй рубеж? Женя отдала табельный номер и услышала, что машбюро на втором этаже. Женя взбежала по серо-белым с влажными следами ступеням. Ещё коридор? Сколько же здесь всего?! Но вот и чёрная с белыми буквами табличка: «Машбюро-1». Женя глубоко вздохнула и открыла дверь.

Просторная комната, залитая холодным серым светом из двух окон. Столы с прикрытыми чехлами машинками. Напротив окон шкафы и длинный стеллаж, на окнах цветы.

Женя стояла и оглядывалась, когда за её спиной кто-то кашлянул. Она вздрогнула и обернулась. Невысокий худой мужчина в очках и военной форме без погон.

– Здравствуйте, – улыбнулась Женя. – Вы… Лазарь Тимофеевич Лыткарин?

– Здравствуйте. Совершенно верно, – кивнул он. – А вы, как я догадываюсь, Евгения Дмитриевна Мороз?

– Да.

– Отлично. Вы на какой системе работали?

– Оливетти, – ответила Женя и заторопилась: – Но могу на симпсонах трёх поколений, аджани…

– Ну-ну, – остановил её Лыткарин. – Да вы раздевайтесь, Евгения Дмитриевна, я ещё зайду.

Он подвёл её к одному из шкафов и распахнул дверцы. Женя увидела ряд деревянных плечиков, а внизу под ними тоже в ряд самые разные туфли. Но… но у неё нет плечиков. Она ни одной вешалки не взяла из Джексонвилла, как лишнюю тяжесть, а здесь как-то не сообразила купить. Что же делать? Взять чью-то? Только на сегодня. Но они все надписаны.

– Здравствуй. Новенькая?

Полная молодая – вряд ли намного старше Жени – круглолицая женщина разматывала серый пуховой платок.

– Ну, и чего стряслось?

– Здравствуй, да, вешалку не взяла, – ответила сразу на всё Женя.

– Делов-то! – в комнату вошла ещё одна женщина, тоже молодая, а из-за маленького роста казавшаяся особо пухленькой. – Вон дерюжкинскую возьми. На бюллетене Дерюжкина.

– А что с Любкой?

– А как всегда. Рожать ей неохота. Ну, и на три дня.

– Дура.

– Не девчонка, пусть сама думает, – пухленькая смотала платок и засунула его в рукав своей шубки.

В комнате всё прибывало и прибывало народу. И в общей толкотне Женя, как все, разделась, переобулась, сняла и засунула в рукав пальто рейтузы. Шум, смех, свои разговоры… Зазвенел звонок, и в комнату вошёл Лыткарин. Его встретили дружно и весело.

– Тимофеичу привет!

– Начальник, у нас новенькая.

– Ларя, Любка на бюллетень села!

– Тимофеич, наладчик когда будет?

Под этот общий шум он указал Жене её стол и положил перед ней стопку исписанных листов.

– Что надо, сами возьмите на стеллаже. Когда сделаете, покажете мне, – и пошёл дальше, раздавая задания остальным.

Женя сняла с машинки чехол. Это был старый «Симпсон» с русским шрифтом. Слава богу, с таким она знакома ещё с колледжа. Женя села за стол, открыла ящик и стала наводить свой порядок. Как хорошо, что миссис Стоун и Рози забрали тогда из конторы все её ластики, линеечки и прочую мелочь, вплоть до пасты для чистки шрифта, отвёрток и пузырька с маслом, хотя там после клетки совсем на донышке оставалось. Ну вот. Сумочку в нижний ящик. Теперь бумага, копирка… Ага, вон на стеллаже.

– Ты больше бери, – сказала ей пухленькая, – чтоб потом не бегать, – и, когда Женя шла обратно, улыбнулась. – Тебя как зовут?

– Женя, – улыбнулась Женя, усаживаясь за свой стол.

– А я Вера. Ты приезжая? Откуда?

– Верка, не лезь к ней. Ей пробный делать надо.

– Тебя как, Женя?

– Ничего, ты печатай, потом поговорим.

Женя ещё раз проверила пометку. Один экземпляр? Странно. Хотя… это же пробный, проверочный. Но… но на всякий случай заложим два. Мало ли что, а заодно и проверим, на сколько берёт машинка. Вот так. Текст на русском. Ничего, она справится, приходилось сложнее. Вставки, исправления, сноски… ничего. Главное – спокойно. Главное – Женя невольно улыбнулась – не думать…

…Учебный кабинет, ряды машинок. Очередной зачёт сдан, но преподаватель не спешит вернуть её зачётку.

– У тебя будет получаться, Джен.

– Спасибо, миссис Патрик.

– Но запомни, Джен. Никогда не думай над текстом. Это первое. Больше двух опечаток – всё переделывай. Это второе. Всё готовь заранее. Это третье. Ты запомнила, Джен?

– Да, миссис Патрик.

– Это я говорю всем. А тебе добавлю четвёртое. Сохрани свой язык. Обязательно иди на русский факультатив. И учись как все. И сдай. У тебя будет официальное право работать с русскими текстами. И надбавка за знание языка.

– Спасибо, миссис Патрик.

– И не забывай упражняться каждый день.

– Не забуду, миссис Патрик…

…Ну вот, дело и пошло. Немного непривычная клавиатура, клавиши на ощупь другие, но это не страшно. Она уже приспособилась. Вот так. И вот так. И вот так…

– Эй, Женя, втянулась?

– Да, спасибо.

– Так ты откуда?

– Из Алабамы.

– С той стороны?!

– Ого!

– Так ты не беженка? Репатриантка?

– Да.

– Ну, конечно, на Родину вернуться…

– Так отсюда не угоняли.

– Я о России говорю.

– Ну, тогда понятно.

– Женя, и давно приехала?

– Во вторник.

– И где живёшь?

– В «Беженском Корабле», – улыбнулась Женя.

– Ага, знаем.

– А-а, понятно!

– Большая семья?

– Муж и дочь.

И разговор сразу вспыхивает быстрыми расспросами. И Женя еле успевает отвечать, что муж работает здесь же, на заводе, грузчиком, что дочке пять лет, что все родные, что у неё, что у мужа, погибли, и поэтому они сюда и приехали.

– Когда искали место, – объясняла Женя, – смотрели жильё и работу. А остальное нам неважно было.

И ей начинают рассказывать, что места здесь неплохие, даже хорошие. И как здесь было в войну, когда жильё почти не строилось, жили, в основном, в Старом городе, на квартирах и в заводских общежитиях, прямо на территории, это когда на казарменном положении, ну да, а детей в детский сад на круглосуточные, да, ни родных, ни детей и не видели, это сейчас с нянями да бабушками, а тогда, да, в начале, а последние года четыре, да нет, шесть уже, но тогда понемногу, а потом как прорвало, ну да, это когда решение на самом верху приняли, что завод больше перемещать не будут, да, тогда и пошло. И весь, ну, почти весь Новый город за эти годы и выстроен. И строится. Ну да, людей только прибавляется. Что обед с полпервого до полвторого, а столовая на первом этаже, вход с другой стороны, но можно по внутренним переходам пройти, а можно и через двор, ну, это летом, сейчас-то пока оденешься-разденешься, так перерыв и кончится, больно много на себя накручиваешь, капусточка ты наша, а в столовой кулинария, ну, полуфабрикаты всякие для дома, можно даже заказы оставлять, заказываешь, сумку оставляешь, после работы зайдёшь и заберёшь, как удобно, удобно, конечно, но полуфабрикат – это фабрикат, мой, например, столовские пельмени есть не будет.

– Разбаловала ты его, Татьяна, – Вера выбивала звонкую частую дробь. – Виданное ли дело, чтоб мужик за столом капризничал.

– Ага, то-то ты своему по всем магазинам бефстроганов выбираешь.

– Так он его любит, – гордо ответила Вера и улыбнулась Жене. – А твой как? Всё ест или перебирает?

– Всё, – улыбнулась, вспомнив Эркина, Женя и в очередной раз поменяла закладку. Хорошая копирка какая, чёткий оттиск даёт.

К её удивлению, здесь чуть ли не все, ну, больше половины точно, были замужними. В Алабаме замужние работали редко, только при крайней нужде. Леди может иметь свой бизнес, работать в своём хозяйстве, даже на ферме – это подобает, но работать по найму не подобает. А уж с ребёнком она там одна была. Женя невольно нахмурилась воспоминаниям. А здесь… почти у всех дети. К обеду она уже знала всех и обо всех. Правда, у неё ещё немного путались имена, но ничего. Всё-таки их десять человек в комнате. Ей приходилось уже так работать, но давно, ещё до Джексонвилла.

Зазвенел звонок, и Женя удивлённо посмотрела на сидевшую рядом сухощавую и вроде немолодую Ольгу.

– Что это?

– Обед, – улыбнулась та, – мы тут, как в школе, по звонку.

Работу прерывали на полуслове, вставали, толпились у зеркала на дверце шкафа, причёсываясь, оправляя платья и кофточки… Встала и Женя. Вот сейчас и её осмотрят уже внимательно. Ну, что ж, этот костюмчик её никогда не подводил, а новая кофточка и старые туфли вполне на уровне.

– Женя, – окликнула её Вера, – в столовую идёшь?

– Платок накинь, – посоветовала ей полная Тоня. – Прохватит в переходе.

Как и остальные, Женя накинула на плечи платок и взяла кошелёк с деньгами. И в общей шумной толпе пошла в столовую. Тоня совсем по-свойски взяла её под руку. Она была высокая, чуть ли не на голову выше Жени, осанистая, и не шла, а плыла, выпятив грудь и закинув голову с уложенными в такой же высокий и пышный узел золотистыми волосами.

– Ничего, Женя, завод крепкий, – рассказывала она, – заработки хорошие. Сверхурочные всегда оплатят. Ларя, знаешь, как за этим следит.

– Да уж, – кивнула Галя с большим родимым пятном во всю щёку. – Мы за ним, как за каменной стеной.

– А то нет? – маленькая, как и Вера, но сухонькая – не худая, а именно сухонькая – с сединой в волосах Алевтина шла впереди под руку с Верой и говорила через плечо, не оборачиваясь. – Когда для дела что надо, он ничего не пожалеет.

– И никого, – кивнула Ольга.

– А без этого нельзя, – возразила Галина.

По дороге в столовую Женя узнала ещё массу интересного о работе заводоуправления и прочем, и прочем. Эркин вчера вечером, помявшись, предупредил её о прописке, чтобы её не обманули, как его. Но… – Женя улыбнулась – но здесь о прописке даже не упоминали. Может, это только в рабочих бригадах?

Просторная чистая столовая напомнила ей лагерную и, в общем, понравилась. И выбор был вполне приличным, и цены… доступные. В рубль укладывался полноценный сытный обед. И, конечно, горячий обед лучше перекусывания в ближайших кафе. И вкуснее.

Обратно возвращались не спеша, болтая о неизбежных женских пустяках. Костюмчик Жени в целом одобрили, вот только что жакет в талию, особо ничего не подденешь… а стоит ли поддевать, в комнате-то тепло, это на улицу, под пальто надо.

В их комнате Женя, как все, сняла и засунула в рукав пальто свой платок и села за стол. Но, пока не прозвенел звонок, к работе никто не приступал.

– А пальто уже здесь покупала?

– Да, и сапоги.

– А в Алабаме теплее?

– Намного.

Прозвенел звонок, и все взялись за работу, продолжая разговор.

– Ну, так как в Алабаме, Женя?

– С чем, с зимой? – Женя улыбнулась. – Там зимой дожди, в основном. А снег больше четырёх дней, ну, недели, самое большее, не лежит.

– Ну, тоже неплохо, на тёплой одежде сэкономишь.

– Да, – засмеялась Женя, – когда уезжали, я уверена была, что уж тёплого-то, ну, одежды, у нас достаточно. И с Новозыбкова покупаем, покупаем и покупаем.

– Покупать – не тратить, – улыбнулась Ольга. – А с квартирой как?

– Хорошо, – Женя достала листы и сделала новую закладку. – Квартира хорошая, тёплая, ремонт, правда, нужен, небольшой, обои там, ну и тому подобное, а так всё хорошо.

– Муж-то хоть руки прикладывает? – спросила Тоня.

– Ещё бы! – Женя печатала уже совершенно свободно, тем более, что последний лист получался совсем коротким.

– Это хорошо. А то, – Тоня заговорила сладким, преувеличенно ласковым сочувствующим тоном, – а то бывают такие мужья, что только ложку в руках держать умеют.

– А у тебя и такого нет, – спокойно, видимо этому диалогу было уже много если не лет, то месяцев, ответила Вера.

– А чем плохой, так лучше никакой!

Женя задумчиво кивнула, вынула закладку и стала считывать текст. Больше двух ошибок на лист – и всё заново. Первый лист… одна ошибка, терпимо, зачистим, забьём и вот так, второй лист… Женя уже не слушала ничьих разговоров. Сверка текста, когда не уверена в своей работе, всегда отнимала у неё всё внимание…

Ну вот, всё в порядке. На двух листах по одной ошибке, а остальные – всё чисто. Вторые листы… сделаны. Теперь сколоть в два экземпляра и надо сдать. Женя выпрямилась.

– А… а Лыткарин где?

– Закончила? – удивилась Вера. – Ну, ты молодец. Я, помню, свой пробный два дня делала.

– Следующая дверь по коридору, – сказала Ольга.

– Как вышла направо, – уточнила Татьяна.

– Ага, спасибо.

Женя встала, мельком глянув в зеркало, поправила волосы, взяла отпечатанный текст, черновик и копирку и вышла.

В коридоре, светлом от горевших под потолком странных длинных ламп – окна уже начинали голубеть ранними сумерками – она огляделась. Вот эта дверь? Да, судя по аккуратной маленькой табличке: «Лыткарин Л.Т.» Женя постучала.

– Войдите, – сразу ответили за дверью.

Кабинет Лыткарина был мал и плотно заставлен. Огромный письменный стол, под углом к нему второй стол с большим двухшрифтовым «Оливетти» и с другой стороны забитый бумагами, коробками и папками стеллаж оставляли крохотный пятачок посередине и узкий проход вдоль стены, а собеседник Лыткарина – мужчина в такой же форме без погон сидел на столе.

– Прошу прощения, Лазарь Тимофеевич, вы просили показать вам, как только закончу, – Женя протянула Лыткарину свои бумаги.

– Спасибо, – он взял бумаги, небрежно и ловко бросил черновик на стеллаж и, поглядев на копирку, удивлённо вскинул брови. – Почему сразу два? По привычке?

– Да, – кивнула Женя. – Обычно сразу делается второй экземпляр для архива.

– Вот как? Интересно. Кстати, – он уже читал текст, – знакомьтесь. Рыков Олег Игоревич, Мороз Евгения Дмитриевна.

Женя вежливо кивнула, внимательно следя за лицом Лыткарина и его быстро двигающимся по строчкам глазами.

– Однако… – пробормотал он.

– Я давно не работала с русским текстом, – извиняющимся тоном сказала Женя.

Лыткарин поглядел на неё поверх очков.

– Вы хотите сказать, что по-английски напечатали бы лучше?

– Да, – храбро ответила Женя.

Рыков взял уже прочитанные листы, пробежал их глазами и присвистнул. Лыткарин передал ему последний лист, бросил, скомкав, копирку в корзину под столом и улыбнулся Жене.

– Отличная работа. Признаться, не ждал.

Женя перевела дыхание и улыбнулась. Слава богу, а то уже даже бояться начала.

Лыткарин тем же безошибочно небрежным жестом выудил из развала на своём столе две большие прошнурованные тетради.

– Так, Евгения Дмитриевна, прочтите и распишитесь. За технику безопасности. Спасибо. О распорядке вам уже рассказали? Отлично. Если возникнут вопросы, подходите ко мне. Теперь это. Тоже прочтите. Как я понимаю, основные правила вам знакомы? Отлично. И вот здесь за предупреждение о неразглашении.

Женя отлично помнила, что строчка о неразглашении была в анкетах, которые она заполняла за себя и за Эркина в отделе кадров, и зачем вторая подпись о том же – непонятно. Но в каждой фирме свои порядки. И она с бездумной лёгкостью расписалась в указанной графе.

– Это означает, что я несу за вас личную ответственность. По обоим пунктам, – сказал Лыткарин, убрал тетради и вытащил из развала уже на ближнем к нему углу стеллажа толстую, на глазах разваливающуюся папку.

– Займитесь теперь вот этим. Листы пронумерованы, но перепутаны. В семи экземплярах, – Женя кивнула, принимая папку. – Важна не скорость, а чистота работы.

– Да, я поняла.

Женя с улыбкой кивнула Рыкову.

– Было очень приятно познакомиться, Олег Игоревич.

– Взаимно, Евгения Дмитриевна, – склонил тот голову в столь же вежливом поклоне, но со стола не встал.

Женя покинула кабинет, мягко прикрыв за собой дверь, и счастливо улыбнулась. Она выдержала испытание, да нет, экзамен! Ну… ну, нет слов… Она вошла в их комнату с таким счастливым лицом, что её стали наперебой поздравлять и предвкушать в ближайшую зарплату чай с тортом.

– Или сама что спечёшь, – сказала Вера.

– Да чего там возиться, а потом через весь город сюда тащить, – возразила Галина.

– И на проходной из-за проноса объясняться, – поддержала её Алевтина. – Накануне в столовой закажешь, а уж они и спекут, и украсят.

Женя со всем и всеми согласилась, уселась за свой стол и развязала тесёмки. Ой, ну тут одной разборки на полный рабочий день как минимум. Таблицы, диаграммы, расчёты, текст исчёркан, переправлен по нескольку раз… Нет, сегодня хотя бы по номерам страниц…

– Женя, очнись, звонок!

Она вздрогнула и подняла голову. Все уже вставали, убирали столы, закрывая машинки чехлами. Женя стала торопливо собирать листы в папку.

– На столе не оставляй, – сказала ей Вера, придирчиво оглядывая свой пустой стол.

– Ага, ага, – кивнула Женя.

Она достала из нижнего ящика свою сумочку и положила на её место папку, убрала в ящик разложенные на столе мелочи и накрыла машинку чехлом. Ну вот, завтра она придёт сюда и начнёт работать уже всерьёз.

Женя оделась, поставила свои туфли в шкаф и вместе со всеми пошла к выходу. Весь корпус гудел весёлыми, как всегда в конце рабочего дня, голосами. Женя получила свой табельный номер, показала на наружной проходной пропуск и вышла в синий вечерний город. Ну вот, теперь домой. По дороге купить чего-нибудь. Картошка дома есть, сало, всякие солёности, но надо ещё что-то. И обязательно вешалку. Деревянные плечики, как у остальных, и надписать её.

Привычные хозяйственные хлопоты. Надо будет сесть и подсчитать. Она как-то слишком легко стала тратить деньги. Это не годится. Эркин беспокоится, что они по мелочам ссуду растратят, и он прав. Да, вешалка. Она забежала в хозяйственный магазин. Купила вешалку, посмотрела обои, пожалуй, вот эти, бело-розовые подойдут для спальни, или… или вон те, в красных тонах? Надо будет поговорить с Эркином, решить. И закупать. Сколько можно жить как после налёта?