Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Ты… – он с трудом шевельнул онемевшими губами. – Что ты здесь делаешь?

– Пап, я тебя ждал, ждал, – ответил мальчик. Он говорил по-английски странно, но понятно. – Я замёрз и греться пошёл. Иди сюда. Здесь тепло, и ветра нет.

Он медленно, как во сне, подошёл к мальчику. Тот схватил его за палец и потянул в проход между кострами. Острая боль сразу ударила в плечо и отозвалась в локте так, что он едва не закричал.

– Пошли отсюда, – выдохнул он, справившись с собой.

– Ага, – кивнул мальчик. – Сейчас мамка догорит, и пойдём, так?

– Нет, – он заставлял себя говорить медленно и тихо. – Мы уйдём сейчас.

– Ладно, – покладисто кивнул мальчик.

Он подвёл малыша к валявшимся на земле тряпкам.

– Возьми, оденься.

– А моё всё забрали, – ответил мальчик. – Я бабкину кофту возьму, можно?

Он кивнул. Мальчик отпустил его палец, натянул на себя какую-то рванину и тут же снова ухватился за него…

…Тим встряхнул головой и встретился с внимательным взглядом русского офицера.

– Простите, сэр, вспомнилось вот…

Гольцев медленно кивнул.

– Ничего. Я понимаю. Значит, там вы и встретились, и ты его забрал с собой.

– Да, сэр, – Тим судорожно сглотнул. – Сэр, вы ведь не отнимете его у меня? У него никого нет. Его мать и бабушка… остались там. Я не похищал его, сэр.

– Успокойся. Это что, – у Гольцева еле заметно напряглись глаза, – тебе угрожают этим? Что сына отнимут, да?

Тим молча опустил голову.

– Кто? – жёстко спросил Гольцев.

Тим молчал, и он резко повторил.

– Кто, что это за сволочь, ну?

– Сэр, – Тим поднял на него умоляющие глаза, – он же не виноват, что такие порядки. Он и так… покрывает меня.

– Та-ак, – врастяжку сказал Гольцев, – и что же это за порядки такие? Я о них ничего не знаю.

– Ну, дети без родителей должны сдаваться в приюты, а я укрываю, родителей его не ищу, и ещё… Ну, когда мужчина один, то ребёнка, мальчика, ему не оставляют… чтобы разврата не было, и вообще… вредного влияния… Я ему ползарплаты каждую неделю отдаю, чтобы он про меня хороший отчёт написал.

– И что он пишет? Правду? – сдерживая себя, спросил Гольцев.

– Нет, сэр. Врём, конечно. Про одежду, игрушки, фрукты там… Откуда у меня деньги на это? Хорошо ещё, мне на один талон полуторный обед дают, а когда и двойной. Вот, сидим, сочиняем вместе. Каждую неделю. Потом я подписываю, что ознакомлен и несу ответственность. Я все подписки дал.

– Какие подписки? – Гольцев сам удивлялся своему терпению и сдержанности.

– Ну, что по первому требованию родителей или законного опекуна верну ребёнка, что несу уголовную ответственность за плохое содержание ребёнка и дачу ложных показаний. Как положено, на бланках, с печатями.

– Подписки у тебя?

– Нет, сэр. У него. Он честно, сэр. Обещал никому не говорить и держит слово. Никто об этом не знает.

– Ещё бы он трепал об этом, – фыркнул Гольцев. – Так. Его ты называть не хочешь, твоё дело. Но слушай. Всё он тебе наврал. И называется это вымогательством, и положена за это тюрьма, – Тим потрясённо смотрел на него, приоткрыв рот. Гольцев встал, прошёлся по комнате, сбрасывая напряжение, и снова сел. – Теперь так. Ни копейки больше ему не давай, понятно. А начнёт возникать… отправишь ко мне. Я ему сам всё объясню. Ишь чего придумал, сволочь этакая. Так и скажешь ему. Все объяснения даст майор Гольцев. Запомнил? А если он с руками полезет… ну, отбиться ты, я думаю, сможешь.

Тим нерешительно кивнул. До него явно ещё не дошёл весь смысл сказанного, и Гольцев решил сделать перерыв. Посмотрел на часы. Да, как раз.

– Иди, пообедай, а потом договорим, ладно? – и, не дожидаясь ответа, встал.

Встал и Тим.

– Сэр, а… а работа как же?

– Я договорюсь, – весело ответил Гольцев. – Засчитают тебе это время.

– Спасибо, сэр…

– Иди, обедай, – и тут Гольцев сообразил. – Ты и сына для этого берёшь с собой? Ну, чтоб подкормить, так?

– Да, сэр, – улыбнулся его пониманию Тим.

– Ладно, иди. Потом договорим.

Гольцеву уже не терпелось начать действовать. Тип этот здесь, иначе бы он никак не мог держать слово, чтобы никто не знал. И самое главное – бланки. Имеет ха-арошие связи с канцелярией, или даже там и служит. Так что… В окно он увидел, как Тим идёт через двор, ведя за руку мальчика. Так, вошёл в столовую. Теперь… он выбежал из дежурки и сразу увидел курящего у бочки с водой Савельича, а рядом никого… удачно.

Подбегая, Гольцев быстро огляделся по сторонам. Все на обеде. Ещё удача.

– Дядя Серёжа, – Гольцев перевёл дыхание. – Тим давно на зарплате?

– Без подъездов давай, – Савельич оглядел его, усмехнулся. – Молод ты со мной в такие игры играть. Твой дед со мной всегда в открытую работал, а уж…

– Дядя Серёжа, мемуары потом. Слушай. Тима доят. И доильщик здесь. В хозяйстве. Взял парня на цугундер…

– Не тарахти, – перебил его Савельич, – что ты, как отец твой, за раз две ленты выстреливаешь. А потом отбиваться уже нечем, – сплюнул окурок в бочку, достал сигареты и позвал, не повышая голоса: – Родионыч, пойди сюда.

Непонятно откуда, а возможно, и прямо из воздуха возник и не спеша, вытирая руки ветошью, подошёл седоусый Родионыч, кивком поздоровался с Гольцевым.

– Чего тебе, Савельич?

– Послушай, Родионыч, тут у нас шустряк объявился.

– Ну-ну, – задумчиво кивнул Родионыч. – Послушаем.

Гольцев вдохнул, выдохнул и заговорил чётко, как на докладе.

Выслушав его, Савельич и Родионыч переглянулись.

– Ладно, – спокойно сказал Савельич. – Не бери в голову, майор.

– Разберёмся, – кивнул Родионыч.

И так как Гольцев хотел что-то сказать, повторил:

– Разберёмся.

Гольцев понял, что дело сделано и можно к этому не возвращаться. Он кивнул старикам и ушёл, предоставив им планировать операцию по выявлению и предотвращению самостоятельно. С этим всё. Теперь, чтобы с Тима не вычли. Ну, это элементарно.

Графство ЭйрОкруг КингслейКоттедж № 3715

…Серое… серое… серое… что это? Всё равно… это туман…

– Серёжа-а-а! Не уходи далеко, заблудишься-а-а-а…

Се-рё-жа… Кто это, Серёжа? Это я, Серёжа… Туман… И белые стволы… Белая кора и чёрные полоски…

– Что это, мама? Почему? А я знаю, вот и знаю! Я сам понял! Это покрасили! А краски не хватило, вот!

– Какой он ещё глупый, мама! А вот и глупый, а вот и не знаешь!

– Зачем ты его дразнишь, Аня? Это берёза, Серёжа. Она от рождения такая.

Бе-рё-за… Смешное слово. Дерево берёза. Дерево – оно, а берёза – она, почему? Анька смеётся над ним. Ничего, он вырастет и тоже посмеётся над ней… Туман… серый туман…

Элли привычным уже движением открывает ему рот и осторожно с ложечки вливает витаминное питьё.

– Вот так, ну и молодец. Сейчас губы вытрем. Вот так.

Она разговаривает с ним, как с куклой. А он и есть кукла. Она его кормит, обмывает, поворачивает с боку на бок, чтобы не образовались пролежни, делает массаж, подкладывает судно. Хуже того паралитика. Тот хоть смотрел, моргал, мычал что-то, даже пробовал… да ладно, чего там. Бедняга, бедный парень, что с ним Джимми сделал? И зачем? Ведь это… это хуже смерти, такая жизнь.

Она просмотрела его вещи. Тогда, в первый день, она, раздев его, сгребла всю его одежду и вынесла в холодную кладовку, боясь вшей: в войну с ними все познакомились. Заведутся если, так потом выводить их – такая морока. Но он был чистый, хоть здесь слава Богу, и Элли уже спокойно стала разбирать его одежду. Трусы, рубашку и джинсы – это в стирку, сапоги – отмыть и поставить в кладовку, куртка… Нет, её стирать не стоит, лучше выколотить на заднем дворе. Вот и все хлопоты. Всё, что было в карманах, Элли сложила в пакет. Вещей оказалось немного. Носовой платок, расчёска, две связки ключей, вернее, одна связка из трёх ключей на простом кольце без брелока и ещё один ключ отдельно, полпачки дешёвых сигарет, немного мелочи и бумажник. Она просмотрела и бумажник. Деньги и ловко запаянная в целлофан справка, что Эндрю Мэроуз работал летом в графстве Олби округ Бифпит пастухом. Она вложила справку в бумажник, закрыла его и опустила в пакет к остальным вещам. Оружия у парня не было. Или Джимми его сразу отобрал. Что задумал Джимми? Зачем он сказал ей, чтобы она сохранила все вещи, он, дескать, их сам разберёт? Ей всё больше это не нравилось. И когда, осматривая его куртку в поисках следов вшей, она прощупала внутренний потайной карман, то решила сразу: то, что парень так прятал от всех, Джимми не получит. Почему? А потому! Она что, душу продала?! В кармашке была маленькая книжечка в твёрдой тёмно-красной обложке. Удостоверение. И… и это же… оно на русском. Значит, парень русский? Джимми обмолвился, что парень теперь беспамятный. Элли взяла удостоверение и спрятала. В потайной карман переложила пару кредиток покрупнее из бумажника, справку решила оставить: Джимми может не поверить, что совсем никаких документов не было, и – не дай Бог – начнёт искать и проверять.

Развесив выстиранное для просушки на заднем дворе, Элли вернулась к нему. Вгляделась в неподвижное бледное лицо. Эндрю, Энд, Энди… Совсем не похож на свою фамилию. Даже…

Она не додумала, услышав шум машины. Джим? Джимми! Элли выбежала из комнаты.

– Джимми! Наконец-то!

– Вот и я, крошка, – Джим уже вошёл в гостиную, с ходу обнял и приник к её губам.

…Туман… серый… белый… Заяц серый, куда бегал?… Нет, заяц белый…

– Серёжа! Не уходи далеко-о-о…

Мама, мама, ты где? Мамочка, я буду слушаться, только не прячься…

– Я здесь, здесь, с тобой. Спи, Серёженька, спи, ночь уже…

Спать, ночь… и туман не серый, это ночь, ночью темно, ночью только кошки гуляют. И ёжики. Ёж мышей ловит. И молочко пьёт. Из блюдечка. Дети ночью спят… Когда спят, то растут. Аня большая, вырасту, как она… Аня… туман… ночь… надо спать…

В его комнату Джимми только заглянул и вернулся в гостиную.

– Ну, как тебе кукла, крошка?

Элли рассмеялась.

– Великовата, но всё равно спасибо.

– Теперь тебе не скучно, так?

Она вздохнула, обнимая его.

– Без тебя всё равно скучно.

– Ну-ну, – он поцеловал её в шею, – Я здесь, крошка. Разожги камин, пока я выгружаюсь.

Джимми любил сидеть у камина, и чтобы пламя было сильным. Она развела огонь, открыла бар.

– Где его рванина, крошка? – вошёл в гостиную Джимми.

– Ну, почему рванина? Вещи вполне приличные. Только куртка рабская. Я их выстирала…

– Спасибо, крошка, – ухмыльнулся Джимми. – Но могла и не стараться. В карманах что было? – она кивнула. – В кладовке, так? Сделай мне покрепче, крошка, а я мигом.

Джимми и впрямь быстро управился. Элли едва успела сделать два коктейля, как он вошёл в гостиную и бросил на стол пакет.

– Уф, вот и всё. Спасибо, крошка, – Джимми взял стакан и сел на диван, столкнув на пол льва. – Брысь, скотина, не всё тебе тут валяться.

Элли охотно засмеялась его шутке и села рядом. Джимми обнял её.

– Ты смотрела его куртку, крошка?

– Да, а что?

– Плохо смотрела, – Джимми самодовольно усмехнулся. – У него там деньги были. В нутряке.

– И много? – потёрлась щекой о его плечо Элли.

– Тебе на серёжки не хватит, – хохотнул Джимми. – Ладно, крошка, закончим с делом и, – он подмигнул ей, – займёмся удовольствиями.

Деньги Джимми переложил в свой бумажник, ключи и расчёску сунул в карман со словами:

– Выкину по дороге с остальным шмотьём.

Носовой платок, бумажник, справка, сигареты – всё полетело в камин.

– Фу! – Элли замахала руками, отбиваясь от запаха горящей кожи и ткани.

– Пошли в спальню, крошка, – Джимми заботливо обнял её и вывел из гостиной. – Прогорит, и запаха не будет, – и уже снимая с неё платье, улыбнулся и подмигнул ей: – Ему всё равно ничего этого уже не понадобится.

Элли только вздохнула в ответ, обнимая его за шею.

Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

До Джексонвилла доехали неожиданно быстро. Или просто знали, куда везут, вот время быстрее и пошло. Их действительно привезли точно на то место, откуда увозили. Прямо к так ещё и не разобранному завалу. Они вылезли из кузова и теперь стояли, растерянно озираясь, словно… словно куда-то не туда попали.

Эркин подмигнул Мартину и пошёл к шофёру, открывшему капот и сосредоточенно там копавшемуся. Встав рядом, Эркин осторожно сказал по-русски, ни к кому вроде не обращаясь:

– А теперь что?

– А ничего, – ответил, не поднимая головы, шофёр. – Мотор проверю и обратно.

– А… а нам куда? – решился Эркин.

– А ты что, нездешний? По домам ступайте.

Краем глаза Эркин заметил подходившего к ним русского офицера и отступил на шаг. Но его уже заметили.

– Что тут, сержант?

Шофёр кинул быстрый взгляд на подошедшего и выпрямился.

– Да вот, лейтенант, не знают, куда им теперь, – и усмехнулся. – Привыкли по приказу жить.

Лейтенант посмотрел на Эркина. Остальные издали внимательно следили за происходящим. Мартин вполголоса выругался и рванулся к Эркину, но его тут же за плечи отдёрнули назад и загородили.

– Сейчас идите домой, – тщательно выговаривая английские слова, сказал лейтенант.

– Спасибо, сэр, – ответил по-английски Эркин и сделал шаг назад, приближаясь к остальным.

Лейтенант улыбнулся, но сказать ничего не успел. Потому что с отчаянным визгом: «Папка!» – с завала скатился какой-то мальчишка, и уже бежали женщины, выкрикивая имена мужей и братьев, и в этой мгновенно закрутившейся суматохе уже ничего нельзя было понять, и никто не заметил, когда уехала русская машина.

– Вернулись! Наши вернулись! Все вернулись!

Обнимали, целовали, плакали, рассказывали сразу всё, обо всём, обо всех… Мартина как в водоворот втянуло в толпу. Он был свой, и его встречали как своего. В этом шуме Эркин и услышал о похоронах. Что похоронили, как положено, не Овраг, а могила, у каждого своя, поп и пел, и читал, как у беляков, даже гробы были, всех, Меченый, всех наших похоронили, сами в этом, как его, морге, были, ни один наш там не остался.

– А… Андрей? – глухо спросил Эркин.

– Это Белёсый?

– А как же!

– Неужто бросили?!

– Ты чего?!

– И твою жену мы похоронили, – сказал кто-то Мартину. – С нашими.

– Ничего, а?

– Ты того, не обиделся?

– Нет, – покачал головой Мартин. – Всё правильно.

Эйб Сторнхилл пробился к нему, хотел что-то сказать, но Мартин остановил его.

– Не надо, святой отец. Пусть будет, как есть.

КолумбияВЧ № 4712Автобат

Гольцев сел за стол и с нескрываемым удовольствием закурил. В окно ему было видно, как Тим разговаривает с Савельичем. Ну, теперь-то точно всё будет в полном порядке. Сергей Савельевич Шубин. Дядя Серёжа Савельич. Личность легендарная. Наравне с Дядей Мишей, он же Михаил Аркадьевич… Стоп, лишнее побоку: Тим уже кивнул, отпустил руку мальчика и пошёл к дежурке. Гольцев откинулся на спинку стула, чтобы сделать атмосферу менее официальной. Как пойдёт разговор, так и пойдёт. Это не Гэб. И совсем не Чак…

…Он сидит у стола рядом со Спинозой, а Михаил Аркадьевич задумчиво ходит по кабинету.

– Интересно, Александр Кириллович. Что же, давайте посмотрим.

Спиноза нажимает кнопку сигнала, и входит Гэб. Руки за спиной, голова опущена. Подчиняясь короткому жесту Михаила Аркадьевича, садится за допросный стол. Неподвижное лицо, спокойно лежащие на столешнице большие ладони. Находящихся в комнате людей словно не замечает, подчиняясь командам с послушностью автомата.

– Здравствуйте, – улыбается Михаил Аркадьевич. – Вас зовут Гэб, так? А полностью?

В ответ молчание. Он дёргается подсказать, но Спиноза толкает его под столом ногой.

– Отвечайте.

– Гэб, сэр, – разжались на мгновение губы и снова сжимаются.

– Та-ак, – Михаил Аркадьевич качает головой. – А если перед вопросами я вам скажу, чтобы вы отвечали, вас устроит? – и, не дожидаясь ответа: – Вы должны отвечать на вопросы, которые вам задают. Вы поняли?

– Да, сэр.

После этого Гэб отвечал на вопросы. О Кропстоне. О Грине. Но не о том, кто сдал его Кропстону в аренду…

…В дверь осторожно постучали.

– Входи, Тим, – весело сказал Гольцев. – Садись. Всё нормально? Пацан сыт?

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

Тим осторожно сел на прежнее место.

– Вот что, Тим, я хочу поговорить с тобой о твоих хозяевах.

Удивлённый взгляд.

– Зачем это вам, сэр?

– Мне интересно, – Гольцев воспользовался любимой формулировкой Михаила Аркадьевича. – Вот твой последний хозяин, Тим. Где он?

– Он умер, сэр.

Гольцев кивнул.

– И как же умер Джус Армонти?

И по мгновенно застывшему лицу понял, что нащупал болевую точку.

– Он хорошо обращался с тобой?

– Хозяин есть хозяин, сэр, – осторожно ответил Тим.

– Не обижал он тебя?

– Я хорошо работал, сэр.

– И что надо было Джусу Армонти на Русской Территории?

– У него там были… я думаю, должники, сэр.

– И ты помогал собирать долги, так?

– Я водил машину и прикрывал его на переговорах, сэр.

– И кто были его должники?

– Я их не знаю, сэр, – Тим виновато улыбнулся. – Не знаю их имён, сэр.

– Ну, военные, штатские?

– И военные, и штатские, сэр.

– Военные в каких званиях? – рискнул Гольцев.

– От полковника и выше, – уверенно ответил Тим.

Так, это уже кое-что о кое-чём говорит.

– Ты был на всех переговорах? Всегда?

– Нет, только в начале. Потом меня отсылали готовить машину.

– Всегда?

– По-разному, сэр.

– Так что, долги были в деньгах или в чеках, ты не знаешь, – задумчиво не спросил, а сказал Гольцев.

Но Тим ответил:

– По-разному, сэр, – и пояснил: – Хозяин при мне их потом сортировал и раскладывал по конвертам.

Тим говорил спокойно, и Гольцев понял: болевой точкой является только смерть Джуса Армонти. Почему? Убил хозяина и боится наказания? Вряд ли. Говорит о Джусе Армонти без злобы, но… Джус Армонти – личность весьма… своеобразная. На стыке СБ, криминала и финансовых воротил. Судя по ориентировкам, везде отметился. Этакий ловец жирной рыбки в мутной воде. Или Тим позволил его убить, нарушая клятву телохранителя?

– Кто убил Джуса Армонти, Тим?

– Бомба, сэр.

Слишком быстрый ответ.

– И как это случилось?

– Мы попали под бомбёжку, сэр. Прямое попадание, сэр.

– Так что и следов не осталось, – понимающе кивнул Гольцев, с трудом удерживая смех. Ох, парень, ну, кому ты заливаешь, а то я не знаю, что после прямого попадания от легковушки и пассажиров остаётся. – А тебя не зацепило?

– Нет, сэр.

– А машину?

– Её покорёжило, сэр. И сожгло.

– Ты смотри, как всё удачно получилось! – всё-таки рассмеялся Гольцев.

И по лицу Тима понял: вот оно.

– Значит, Джус Армонти жив.

Тим неопределённо повёл плечами. И Гольцев мгновенно сообразил:

– Расстались полюбовно, так? Ты в одну сторону пошёл, а он в другую. Это когда же было? До Капитуляции?

– Да, сэр, – еле слышно ответил Тим.

– Слушай, Тим, а кто сообразил, что надо бежать и прятаться?

– Он, сэр, – Тим тихо, обречённо вздохнул. – Один, я не знаю его, в штатском, но военные перед ним вытягивались и щёлкали каблуками, и он командовал эсбешниками, он повёз хозяина на Горелое Поле. Показал, рассказал… а до этого… на ликвидацию лагеря. Три дня он хозяина от себя не отпускал, а я же телохранитель… моё место за правым плечом. Вот тогда…

…Его отпустили поспать. Прислуживали за столом белые, адъютанты, и хозяин пьяно махнул рукой.

– Ступай в машину.

Он поклонился и ушёл. Машина стояла во дворе, среди других. Он забрался туда и лёг между сиденьями на пол, закрыв дверцы изнутри. Не слишком удобно, но зато снаружи не видно, никто не прицепится. Он весь день ничего не ел, но пока беляки не перепьются и не задрыхнут, отправляться на поиски съестного рискованно. Что не доем, то досплю. Он закрыл глаза и задремал. И разбудил его стук по стеклу и шёпот хозяина:

– Тим, ты здесь?

– Да, сэр, – он заворочался, вылезая из своего укрытия.

– Тише ты. Не вздумай свет включать.

Он перебрался на своё место за рулём и открыл дверцы. Против обыкновения хозяин сел рядом с ним.

– Слушай, надо рвать когти, понял? Поехали.

– Да, сэр, – кивнул он, включая мотор.

– Тихо только, пока они все пьяные.

– Что сказать в воротах, сэр? – он осторожно вырулил на подъездную дорогу.

Хозяин достал из-под переднего сиденья армейский автомат «крикун».

– Я сам скажу…

…– И прошли? – удивился Гольцев.

Тим усмехнулся.

– Началась бомбёжка, сэр. Им не до нас было.

– Повезло.

– Да, сэр. Хозяин тоже так сказал…

…Он гнал машину, изредка подсвечивая притемнёнными фарами, ожидая дальнейших приказов. Но хозяин молчал. Впереди был перекрёсток, и он не выдержал.

– Куда, сэр?

– Под бомбёжку, – последовал неожиданный ответ.

Он даже переспросил от неожиданности.

– Сэр?

– Ладно, сверни вон туда, за кусты.

И когда он загнал машину в какие-то заросли, хозяин заговорил. Бессвязно, путано, но он понял.

– Эта сволочь подставила меня… сволочь, ведь он знал, что здесь за мразь… фотографию мне тычет… ты понимаешь, ров и я на краю… понимаешь, я – свидетель теперь… следующий ров мой… – и вдруг замолчал и спросил уже совсем другим тоном: – У тебя есть приказ меня убить? Только честно, Тим.

– Нет, сэр, – честно ответил он и зачем-то сказал всё: – Пока нет, сэр.

– По-нят-но, – протянул хозяин. – Говорили мне, дураку, а я не верил. Ну… Ладно, гони сейчас под бомбёжку до первой воронки.

– Слушаюсь, сэр.

И пока они ехали, хозяин говорил:

– Слушай, Тим. Сейчас загоним машину в воронку, подожжём, а там каждый сам за себя. Понял? Русские вот-вот Империю к ногтю возьмут, вам свободу объявят, а там уж… твои проблемы. Ты за моим плечом – лишняя примета. Понял? Если что… прямое попадание, и ты меня больше не видел.

Хозяин достал из кармана и на зажигалке сжёг какие-то бумажки. Потом вынул толстую пачку денег, отделил, не считая, половину и… расстегнув на нём куртку, засунул ему за пазуху.

– Вот так. Чтоб не держал на меня…

…– Мы так и сделали, сэр. И больше я его не видел.

Гольцев кивнул.

– Понятно. Всё правильно. А до Джуса Армонти?

Тим облегчённо вздохнул.

– Сэр, их было много, но ненадолго. Я даже не запоминал их. Кто лучше, кто хуже, сэр, но… – он виновато развёл руками.

– Так, Тим, с этим ясно. Если что… Ладно. А теперь я тебе задам один вопрос, сможешь на него ответить – хорошо, нет… так и скажешь. Я настаивать не буду, – Тим кивнул. – Как зовут Старого Хозяина? Который и сдавал тебя в аренду.

Лицо Тима посерело на глазах, и Гольцев досадливо прикусил губу. Неужели и этот закатит сейчас истерику?

– Сэр… это нельзя… я не могу, сэр…

– Стоп, я понял, – Гольцев остановил этот захлёбывающийся шёпот, пока тот не стал криком. – Тебе запретили, так?

– Да, сэр, – Тим с явным облегчением и даже радостью от того, что его поняли, перевёл дыхание.

– Ладно. Нельзя так нельзя. Теперь вот что. Гореть начинают на третий день, так? – Тим кивнул. – От какого дня?

– Как работать перестал, сэр. А бывает, если вработанный, ну, каждый день работал, то и раньше. Меня на второй день дёргать начало.

– Ты… так много работал? – осторожно спросил Гольцев.

– Да, сэр. Месяц всё время на машине. И до этого…

– Подожди, Тим. Я… слышал, что вы не только телохранители.

Тим сглотнул и потупился.

– Нас называют ещё палачами, сэр. Но… сэр, поверьте мне, я… хозяин ни разу мне не приказал такого. Даже в лагере. И на Горелом Поле. Его просили… об этом. Те. Хотели посмотреть мою работу. Но он отказал им. Я только водил машину.

– Водил машину и вработанный?

– Мы делаем то, что нам приказывают, сэр. А без приказов начинаем гореть.

Гольцев еле сдержал себя.

– Так, значит, всё равно, какие приказы?

– У раба нет выбора, сэр.

– Ясно. Ну, спасибо, Тим.

– Пожалуйста, сэр. Но… за что, сэр?

– За правду, Тим. Да, вот ещё. Как происходит передача другому хозяину?

– В аренду? Просто, сэр. Хозяин говорит. Иди с этим джентльменом и выполняй его приказы. И всё.

Гольцев кивнул. Значит, Гэб не горит и не будет гореть, пока выполняет приказы.

– А вот если такая ситуация, Тим… Тим! – Гольцев вскочил со стула и бросился к нему, потому что Тим начал медленно падать на пол.

Гольцев подхватил его, тряхнул за плечи.

– Тим, очнись, ты что?

– Сэр, – еле слышный шелестящий невнятный шёпот, – не надо, сэр, я всё скажу, я всё сделаю, только не это, не надо, сэр, – и хриплое загнанное дыхание.

Гольцев держал его, пока не почувствовал, что тело Тима вновь окрепло, и тогда разжал пальцы. Тим вытащил носовой платок и вытер мокрое от пота лицо. Гольцев переставил стул и сел напротив Тима, вплотную, чтобы, если что, подхватить.

– Тим, в чём дело? Что ты, что Чак…