banner banner banner
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

скачать книгу бесплатно


– Пятерых, если с умом подобрать да напороть сразу… хватило бы.

– Скотника надо толкового.

– Да, при таком раскладе всё на скотнике держится.

– Вот я и приглядел себе. Рабов много держали, пятерых, чтоб работали, найти можно. Я уж хозяйку обрабатывать начал. Кручёная была, впрямую не подойдёшь. Да тут… русские припёрлись.

Все вздыхают, и ненадолго устанавливается мрачное молчание. Всем им русские помешали.

– Ну, после заварухи имение совсем задёшево можно было взять.

– Так-то оно так, Фредди, а кто бы работал? Раньше купил, и он твой. Всё. А теперь? Попробуй, заставь его, если ни пороть, ни по морде ему съездить, ну, ничего нельзя.

– Как-то ж заставляют.

– Так, Сэл, они и работают… как-то. И не я выбираю, кто мне нужен, а, видишь ли, если он согласен наняться, – Грег сбрасывает уже было собранные карты. – Вот смотри, вот не выдумываю, честно, как было, так и говорю. Присмотрел я одного. Как раз в скотники себе.

– Это кого, Грег?

– Угрюмого помнишь?

– Чего?! Ты что, с перепоя?! Да тупее и упрямее скотины во всём имении не было, да я за жизнь свою второго такого тупаря не знал, – Пол тоже сбрасывает карты и рассказывает: – Это в имении скотник был. Индеец. Раб. Сколько ж он… ну, лет пять, а может, и больше держали его.

– Индеец раб? Так чего ж ты хочешь?

– После двух-то побегов…

– Я б таких сразу кончал. Толку всё равно не будет.

– Этот питомничный был, – усмехнулся Грег. – Всё-то ты верно, Пол, говоришь. Пять лет он прожил. Ни разу не улыбнулся, глаз ни разу не поднял. Говоришь ему что, так он как каменный, слышит, нет ли – не поймёшь. Морда тупая, стоит перед тобой… и сапоги свои рассматривает.

Он слушает, с трудом сохраняя неподвижное, как и положено в игре, лицо. Угрюмый, индеец, питомничный раб, скотник, пять лет… Слишком много совпадений. Это Эркин. Тогда эти… Грег и Пол… Так это ж Грегори и Полди! Это о них Эркин рассказывал. Суки надзирательские, шакалы.

– Как каменный, – кивает Пол. – Бьёшь его, а он, стервец, что придумал. Качается под ударом. Ну, чувствую, что не так кулак ложится. Так я что делал. За волосы ухвачу и держу, чтоб башкой не крутил. Нахлещешь его, у самого рука болит, а ему… Хоть бы хны. Ничем не проймёшь. Чего ты его выбрал?

– А того. Дурак ты, Пол. Тупарь он, конечно, тупарём, как все индейцы, и скотина неблагодарная, но работал. Его подгонять было не нужно. И со скотиной он ладил.

– Сам скотина, вот и ладил, – ржёт Пол.

– Верно, – соглашается Грег. – Только к быку, бык племенной был, он один и мог зайти. И коровы от его дойки не болели. Ну, о нём много чего рассказать можно. Мне он чем пришёлся? Работяга – раз, с другими рабами не стакнется – два.

– Ну, это ты загнул.

– Разогни, Пол. Он с кем из рабов в стачке был? А? За пять-то лет. Вспомни. Даже с Зибо… Ну, это тоже целая история.

– Смехота! Понимаете, был такой черномазый, Зибо, скотник. Старик уже, на Пустырь пора. Когда Угрюмого купили, я и скажи Зибо, что это его сынок, ну, десятый в награду.

Дружный хохот заглушает Пола.

– И он поверил?!

– Да черномазый же! Они всему верят!

– Да, в чём другом, а в этом… они как психованные.

– Хуже жратвы.

– Ну да, скажешь только, это там сын твой, и всё. Они уже родня, понимаешь.

– Да, крови совсем не чувствуют.

– Ну вот, так Зибо ему: сынок, сынок, сам слышал, а он…

– Как каменный, – кивает Грег и вдруг усмехается. – Видно, понял, что ты это в насмешку сказал. Мне как-то старика даже жалко стало. Нахлестал я Угрюмого, что Зибо, дескать, отец твой, уважай и почитай его.

– Ну и как? – хохочут остальные.

– А никак. Был Угрюмым, таким и остался. Ну, так вот, что третье-то было? Да. Что он делал, то уж без булды. Старательный. И силён был. Как бык. Это четыре. Пятое забыл. Ну и ладно. И так… Куда ж ещё. Ему уже за двадцать было, но десяток лет он бы ещё покрутился у меня.

– А вообще-то да. Вполне возможно.

– А вообще-то, он бы придушил тебя, Грег. При случае. Индейцы – они подлые, ни одному верить нельзя.

– Ну, это просто. На ночь приковать или запереть, а днём я с оружием. Ну вот, заваруха грянула, ну, кто куда рванули.

– Побыстрее и подальше.

– Это уж у всех одинаково.

– Ладно, все помним.

– И вот через месяц приезжаю я туда. Хозяйка испугалась, что имение бесхозным и выморочным объявят.

– Это да, русские это резво провернули.

– Ну да. А бесхозное выморочное живо с торгов пойдёт. Вот и рванула. Ну, приехали мы.

– А ты при чём?

– А я ж на контракте. Успел подписать, дурак. А ей по хрену капитуляция там или ещё что, неустойку сдерёт… из-под земли выкопает. Да и родня у неё. Я ж чего думал. Что если они, ну, у кого я имение присмотрел, заартачатся, я хозяйку подкручу, она братцу своему шумнёт, и только тех… упрямых и видели.

– Ого!

– Вот тебе и ого! Ну, приехали. Всё поломано, побито, разграблено.

– Ну, как везде.

Он, не вмешиваясь, но внимательно слушая, кивает. Навидался. Да что там, их с Джонни имение было не лучше.

– Ну, я пошёл смотреть. Хозяйка там над тряпками своими рыдает, хозяин вокруг прыгает, утешает… Смотрю, лакеи есть, повариха. Кланяются, трясутся.

– Шваль швалью.

– Кто бы спорил. А я, ещё когда въезжали, приметил. На скотной дверь не сорвана, а открыта. И окна-продухи не разбиты. Зашёл, – Грег выдерживает паузу. – Полы вымыты!

– Ни хрена себе!

– Во-во. Я в молочную. Книги удойные стопочкой на столе, бидоны с молоком вдоль стены в шеренгу, отмытые, блестят. А у другой стены на рогожке… рабский хлеб. И не навалом, а аккуратной такой стопочкой до середины стены. И на столе банка консервная вместо кружки и полбуханки. И проволока. Ну, чтоб резать.

– Понятно.

– Рабские хитрости.

– Ну, думаю, это кто ж здесь так по-хозяйски расположился? Пошёл дальше. Сено, концентраты… брикеты, мешки… Всё разложено. И с умом, скажу. Кое до чего, и я бы не додумался. Коровы все на месте, сытые, лоснятся, бык тоже… аж блестит, так вычищен. Ореховый концентрат жрут, сеном закусывают. Я к телятам. И вижу… – снова интригующая пауза. – Угрюмый! Ходит и молоко телятам наливает. Свеженадоенное. Телята лоснятся, сытые все, здоровенькие.

– Это… это ж получается…

– Во-во! Оно и получается, что он этот месяц так на скотной и жил, и за скотиной смотрел.

– Один?!

– А никого больше я не нашёл. Натаскал, значит, хлеба и жил себе припеваючи.

– Ещё бы!

– На молоке-то.

– И на сливках, небось.

– Ну да, краснорожий жратву не упустит.

– Да чтоб молоко и сливки были, он работал! – взрывается Грег. – Понимаете вы это?! Полы мыл, брикеты эти чёртовы по-своему перекладывал, поил, кормил, чистил, бидоны отдраивал… Да что там, мне черномазые потом на него жаловались. Ябедничали, что он в скотную никого не пускал. Утром им бидон выкатит, они отольют себе, сколько успеют, выйдет, бидон заберёт, и попробуй кто сунуться на скотную. Бьёт, не глядя и не думая. Так что не зря я на него глаз положил.

– Да, выходит, не зря.

– Ну, ты скажи, а?!

– Ну, а дальше-то что?

– К тому и веду. Я, значит, даже похвалил его, что, дескать, молодец, правильно, хозяйское добро уберёг. Он и ухом не повёл. Как, скажи, нету меня для него. Ладно. Угрюмый – он Угрюмый и есть. Пошёл я дальше. Думаю, хоть здесь порядок и одной головной болью меньше. Отловил одного черномазого, велел двух телят забить и всё молоко на кухню перетащить.

– Ну да, пока краснорожий всё не выпил.

– Ну да. И тут мне кричат, что Угрюмый бежит. Я на крыльцо. Вижу: идёт. И у ворот уже. Я как гаркну ему, чтоб вернулся.

– И послушался?

– Ты же без плети уж наверняка.

– Послушался! Вот что я ещё пятое забыл. Послушный был. Не прекословил. И делал, что скажешь.

– Ни хрена он не послушный. Я о нём тоже кое-что расскажу.

– Заткнись. Давай, Грег.

– Ну что. Я его к хозяйке. Закрепить надо.

– Ну да, понятно.

– Так эта стерва верещит, что её разорили, и не слушает ни хрена. А всего-то и надо было… Ну, она орёт, я ей чего-то втолковать стараюсь, а он…

– Ну?!

– Повернулся и ушёл. Ну! На кухню завернул, полбатона белого хлеба взял и ветчины кусок, мы там с собой кой-чего привезли, и ушёл.

– Всё-таки уворовал!

– Не удержался!

Грег хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой и стал собирать карты.

– И что? – разжал он губы. – Не встречал ты его больше?

– Бог миловал, – усмехается Грег. – Мне ещё жить хочется. Полу вон тоже… повезло.

– А ни хрена. Я и не боюсь. Я над ним спьяну не куражился.

– Ага. Ты это трезвым делал.

– Я шутил. А что он дурак, тупарь краснорожий и шуток не понимает…

– Ну да, – кивает Грег. – Это когда он из душа шёл, а ты его лицом в навоз тыкал, ты, значит, шутил?

– Он на душе повихнутый был, – хохочет Пол. – Это ж смехота! До вечера его проманежишь, чтоб время впритык вышло, и отпустишь… Так он бегом бежал до душевой. Не пожрёт, лишь бы в душ попасть.

– А ты его от самой двери заворачиваешь.

– А что? – ухмыляется Пол. – Темно уже, и где раб должен быть? То-то!

И снова дружный гогот. А ведь он и раньше слышал, и слушал такие рассказы. О тупых неблагодарных рабах. Но теперь…

…– О чём задумался, Фредди?

– Тебя жду, – ответил он сразу.

Улыбающийся Джонатан уселся напротив и, сохраняя на лице выражение полного довольства жизнью, встревоженно спросил:

– Ты что, Фредди?