
Полная версия:
Тайна Озёрной Глади
Вернувшись домой, она ничего не сказала бабушке о глазах в воде. Но Марья, взглянув на ее бледное, озабоченное лицо, лишь кивнула, будто и не ждала никаких рассказов.
– Видела? – просто спросила она, наливая внучке кружку горячего травяного отвара.
– Да, – так же просто ответила Алиса. – Видела.
Больше ничего говорить не потребовалось. Они сидели за столом, и тишина между ними была наполнена пониманием. Озеро позвало. И Алиса, в отличие от своей матери, не убежала. Она услышала. И это было только началом.
Глава 4: Первая Встреча
Тот вечер в доме бабушки Марьи был наполнен особым, почти осязаемым спокойствием. Они сидели за ужином, и Алиса рассказывала о своих впечатлениях от озера, опуская, однако, самые тревожные детали – глаза в воде и шепот. Марья слушала внимательно, кивая, и в ее взгляде читалось одобрение.
«Вода тебя приняла, – сказала она, отодвигая пустую тарелку. – Не каждого она подпускает так близко. Чувствует она тех, у кого сердце чистое, а душа… родственная».
«Родственная?» – хотела переспросить Алиса, но бабушка уже поднялась и начала собирать посуду, словно случайно оброненная фраза не имела особого значения.
Ночь опустилась на Заречье, черная, безлунная. Лесной воздух, еще не остывший после дня, был густ и сладок. Алиса лежала на своей кровати под тяжелым, поскрипывающим лоскутным одеялом и прислушивалась к ночным звукам. В доме было душно. Мысли о таинственном озере, о дневнике матери, о собственной странной сущности не давали ей покоя, смешиваясь в беспокойный клубок.
Она ворочалась с боку на бок, пытаясь найти прохладное место на простыне. И вот сквозь дрему ей почудился звук. Сначала тихий, едва различимый, словно ветер задел струны невидимой арфы. Алиса замерла, прислушиваясь. Звук повторился, набирая силу и мелодичность. Это была музыка. Не песня, а именно музыка – странная, завораживающая, сотканная из шелеста камыша, звона воды и тихого, переливчатого посвистывания. Она лилась откуда-то издалека, со стороны Озерной Глади, и вплеталась в самую душу, вызывая щемящее чувство тоски и радости одновременно.
Сердце Алисы забилось чаще. Разум кричал, что это безумие – идти ночью в лес на какой-то призрачный зов. Но ноги сами понесли ее к двери. Она набросила на плечи легкую шаль и босиком, затаив дыхание, выскользнула из дома.
Ночь встретила ее прохладой и оглушительной трескотней кузнечиков. Тропинка к озеру, днем такая ясная, сейчас тонула во мраке. Но музыка вела ее, становясь все громче и отчетливее. Казалось, сам воздух вибрировал в такт этой неземной мелодии. Впереди, сквозь стволы деревьев, уже виднелась темная гладь озера, но на этот раз она не была черной. По ее поверхности скользили, танцуя в такт музыке, те самые голубовато-зеленые огоньки, которые она видела краем глаза днем. Их были десятки. Они переплетались, рассыпались веером и снова сходились, словно живые звезды, исполняющие свой вечный танец.
Алиса вышла на берег и замерла, завороженная. Вода казалась жидким обсидианом, усыпанным светлячками. А где-то совсем близко, прямо у кромки воды, послышался смех. Звонкий, серебристый, как струи родника, и в то же время насмешливый. Он звучал на грани слуха, то приближаясь, то удаляясь.
«Русалки…» – пронеслось в голове у Алисы, и по телу пробежала смесь страха и восторга.
Она сделала неосторожный шаг вперед, желая разглядеть источник этого смеха. Нога на мокром, скользком камне поехала, и Алиса, не успев вскрикнуть, полетела в воду.
Ледяной удар парализовал дыхание. Вода сомкнулась над головой, и мир погрузился в гулкую, темную тишину. Вместо музыки теперь в ушах стоял лишь нарастающий гул. Она беспомощно забилась, пытаясь выплыть, но сильные, невидимые руки – холодные потоки – схватили ее и потащили вниз, ко дну. Шаль и нижняя рубаха тяжелели на глазах, превращаясь в саван. Свет огоньков над головой таял, сужаясь в маленькую, тусклую точку.
Легкие горели, требуя воздуха. Темнота сгущалась, и в ней начали проступать видения. Ей почудилось, что из глубины на нее смотрят десятки бледных лиц с огромными, бездонными глазами. Шепот, который она слышала днем, теперь звучал прямо в ушах, настойчивый и зовущий: «Останься… с нами… здесь покой…»
Сознание начало уплывать. Алиса перестала бороться, позволив темноте забрать себя. И в этот миг, на грани между жизнью и забвением, она увидела его.
Из самой гущи мрака, из пучины, где не должно было быть ничего живого, возник силуэт. Он приближался стремительно, рассекая воду без единого всплеска. Это был молодой мужчина. Бледная, почти фосфоресцирующая в подводном мраке кожа. Черные, как смоль, влажные волосы, обрамлявшие высокий лоб и острые скулы. И глаза… Глубокого, бездонного цвета темной воды, в которых словно отражались все забытые солнцем глубины. В них не было ни жалости, ни злобы – лишь холодное, испытующее любопытство.
Он скользнул к ней, и его длинные, гибкие пальцы обхватили ее талию. Прикосновение было ледяным, но не отталкивающим, а наполняющим силой. Он смотрел ей прямо в глаза, и Алиса, теряя сознание, почувствовала, как ужас сменяется странным умиротворением. Он что-то сказал, но не голосом, а прямо в ее сознании, одним словом, смысл которого она не поняла, но звучание которого навсегда врезалось в память: «Тише…» «Тёмные Топи»…
Затем сильный толчок, и они понеслись вверх. Вода ревела в ушах, свет приближался. Следующее, что она почувствовала, – холодный влажный песок под спиной и давящую тяжесть в легких. Она судорожно вздохнула, закашлялась, извергая воду. Тело сотрясала дрожь.
Она лежала на берегу, на том самом месте, с которого упала. Над ней сияли звезды, а по озеру, как ни в чем не бывало, продолжали танцевать огоньки, и музыка все так же лилась в ночи. Рядом никого не было. Ни мужчины, ни русалок. Только она одна, мокрая, продрогшая и совершенно обессиленная.
Собрав последние силы, Алиса поднялась и, пошатываясь, побрела обратно к дому. Она была как во сне. Еле доплелась до своей кровати, скинула мокрое платье и, не помня себя, рухнула на подушку, мгновенно провалившись в черную, бездонную яму забытья.
Утреннее солнце, пробивавшееся сквозь занавеску, разбудило ее. Алиса села на кровати, чувствуя себя разбитой. Голова гудела, все тело ныло. Она огляделась. Мокрая одежда валялось на полу лужей. Значит, не приснилось.
Она с ужасом вспомнила леденящую воду, темноту и… его. Тот бледный лик в глубине. Спасение. Было ли это реальностью? Могла ли она действительно встретить в озере… кого-то? Или это были галлюцинации утопающего, порожденные воображением и бабушкиными рассказами?
Она подняла руки, чтобы потереть виски, и замерла. На ее левом запястье, на нежной коже, четко виднелся странный след. Он был похож на отпечаток от прикосновения – не человеческой руки, а скорее чего-то гибкого и шершавого. Две тонкие, извилистые полосы, похожие на отпечаток стеблей водорослей, и между ними – более светлый участок кожи, повторяющий форму длинных пальцев. След был бледным, но явным. Он пульсировал едва ощутимым теплом.
Алиса сжала запястье другой рукой. Это не был сон. Это было доказательство. Доказательство того, что в темных водах Озерной Глади жил кто-то. Тот, кто спас ее. Тот, чьи глаза цвета глубины преследовали ее с первого дня.
В этот момент в комнату вошла бабушка Марья с кружкой дымящегося отвара. Ее взгляд сразу упал на мокрую одежду на полу, а затем перешел на бледное, испуганное лицо внучки и на ее руку, сжимающую запястье.
– Ночью гуляла? – спокойно спросила старуха, ставя кружку на тумбочку.
Алиса кивнула, не в силах вымолвить слово.
– К озеру ходила?
Снова кивок.
– Упала?
– Меня… меня кто-то вытолкнул, – прошептала наконец Алиса, глядя на бабушку в надежде увидеть удивление или недоверие.
Но Марья лишь тяжело вздохнула и подошла ближе. Она бережно взяла руку внучки и внимательно рассмотрела след на запястье. На ее лице мелькнуло что-то похожее на понимание и… тревогу.
– Водяной, – тихо произнесла она, словно называя имя старого, не слишком приятного знакомого. – Молодой еще, судя по всему. Шалит. Русалкам своим на берег народ заманивать помогает, а сам посильнее добычу ищет.
– Водяной? – ахнула Алиса. – Но он… он спас меня.
– А кто знает, что у него на уме? – Бабушка отпустила ее руку. – Может, спас. А может, просто свою добычу у глупых русалок отбил. С ними, с водяными, шутки плохи. Сила у них большая, а нрав – переменчивый, как погода над озером. Сегодня спасает, а завтра… – она не договорила, но смысл был ясен.
– Что мне делать? – спросила Алиса, чувствуя, как ее охватывает новая, смесь страха и любопытства.
– Пока – ничего. Он тебя пометил. След сойдет через пару дней. Но теперь он тебя знает. И ты его познала. Связь установилась. Теперь озеро будет звать тебя еще сильнее. – Марья посмотрела на Алису строго. – Выбор за тобой, внучка. Можно запереться в доме и не подходить к воде до конца лета. А можно… можно пойти навстречу. Но помни: дорога в мир Нави редко бывает безопасной. Твоя мать предпочла убежать. Решай сама, повторить ли ее путь или пойти своей тропой.
Алиса смотрела на бледный след на своем запястье. Он был реальным, осязаемым доказательством существования иного мира. И он был единственным, что связывало ее с тем, кто смотрел на нее из глубины. Со страхом, но и с растущим решительным любопытством, она поняла, что у нее нет выбора. Она не могла убежать, как ее мать. Она должна была вернуться к озеру, должна была увидеть его снова.
Глава 5: Врата между Мирами
Тишина в горнице после слов бабушки повисла густая, звенящая, словно наполненная невидимой энергией. След на запястье Алисы, тот самый, что оставило прикосновение Водяного, пульсировал в такт бешеному стуку ее сердца. Он был больше не просто странной отметиной, а печатью, ключом, повернувшим замок в двери, за которой скрывалась ее истинная жизнь.
Марья не торопилась. Она подошла к печи, подбросила внутрь полено, и пламя весело затрещало, отбрасывая на стены новые, уже не пугающие, а охраняющие тени. Затем она вернулась к столу, села напротив Алисы и устремила на нее свой пронзительный, всевидящий взгляд.
«Рассказывай, внучка, – сказала она мягко. – Все, как было. Не утаивай ни звука, ни образа. В мире Нави мелочей не бывает».
И Алиса заговорила. Сначала сбивчиво, подбирая слова, потом все увереннее, погружаясь в воспоминания. Она рассказала о музыке, что просочилась в сон и выманила ее из дома, о танцующих над водой огоньках, о серебристом, насмешливом смехе, о леденящем падении в черную пучину. И наконец, о нём. О бледном лике в глубине, о черных волосах, развевающихся как водоросли, о ледяных пальцах, обхвативших ее талию, и о тех глазах – бездонных, цвета самой глубокой озерной воды, в которых плескалась вечность.
«Он сказал мне… прямо в голове…– выдохнула Алиса, снова ощущая тот странный покой, что охватил ее тогда в пучине. – «Тише».
Марья слушала, не перебивая. Когда Алиса закончила, она долго молчала, глядя на языки пламени в печи.
«Ильмар, – наконец произнесла она, словно пробуя на вкус это имя. – Зовут его Ильмар. Молодой еще для своего рода, но сильный. Очень. И гордый. Озерная Гладь – его вотчина, его суть и его крепость».
«Ильмар…» – прошептала Алиса, и имя это, коснувшись ее губ, отозвалось внутри странным теплом.
«Ты должна понять, детка, что ничего случайного тут нет, – продолжила бабушка, и ее голос стал серьезным, наставляющим. – Ты не просто городская девчонка, приехавшая к старухе-бабке. Ты здесь, потому что должна была оказаться здесь. Кровь твоя позвала, а мир Нави откликнулся».
Она встала, подошла к старому сундуку в углу и достала оттуда не книгу, а большую, толстую кожаную тетрадь, испещренную выцветшими чернилами и простыми карандашными набросками трав, знаков и существ.
«Наши предки, Алиса, звались Берегинями, – начала Марья, возвращаясь на свое место. – Не теми русалками из сказок, что парней заманивают, а настоящими, древними хранительницами. Мы стояли на границе. На Стыке. Наш долг был – и есть – поддерживать равновесие между миром людей, Явью, и миром духов, Навью. Мы – мост. Мы – те, кто понимает язык и трав, и ветра, и камня».
Она открыла тетрадь на странице с изображением женщины в простом платье, держащей в одной руке колосья, а в другой – причудливый оберег. Ее лицо было спокойным и невероятно сильным.
«Сила Берегинь – в гармонии. Мы не властвуем над стихиями, мы договариваемся с ними. Мы исцеляем раны, нанесенные миру людским невежеством, и успокаиваем гнев духов, задетых этим невежеством. Эта сила передается по крови. Моей матери, мне… моей дочери… и тебе».
Алиса смотрела на рисунок, и в ее душе что-то щелкнуло. Все странные тяготения, сны, непонятные влечения – все это обретало смысл. Она была не просто «странной». Она была наследницей.
«Но мама… она отказалась», – не спросила, а констатировала Алиса.
Марья вздохнула, и в ее глазах мелькнула старая боль. «Она испугалась. Испугалась ответственности, испугалась своей силы, испугалась, что никогда не будет «нормальной». Она предпочла выжечь эту часть себя, забыть. И стала сильной в мире людей. Но плата за это…» Бабушка покачала головой. «Плата – это вечный страх, вечное бегство от самой себя. Она построила стену, и ты росла по ту ее сторону».
Теперь Алиса понимала. Понимала вечный контроль матери, ее прагматизм, ее неприятие всего иррационального. Это была не черствость, а гигантский, отчаянный бастион, возведенный против собственной сущности.
«А мой отец? – тихо спросила Алиса. – Он… он тоже из мира Нави?»
Марья покачала головой. «Нет. Он был человек. Хороший, добрый. Но слишком хрупкий для силы, что дремала в твоей матери. Он не смог принять ее истинную природу, когда та начала прорываться наружу. Их брак распался. Светлана увидела в этом подтверждение своим страхам – что ее дар несет только горе. И окончательно захлопнула дверь в мир Нави».
Алиса молча переваривала эту информацию. Ее обычный, человеческий отец… это объясняло, почему в ней самой сила была, возможно, не такой яркой, как в бабушке, но от этого не менее реальной.
«Но при чем тут Ильмар? И это… Темная Топь?» – вспомнила Алиса страшные слова из своего полузабытого состояния.
Лицо Марьи стало суровым. Она отложила тетрадь и сложила руки на столе. «Темная Топь – это не просто болото, Алиса. Это болезнь. Древняя порча, что пожирает мир Нави. Она питается болью, забвением, гневом, который люди приносят природе. Вырубленные леса, отравленные реки, забытые святые места – все это пища для нее. Она пробуждается. И с каждым годом ее сила растет».
«Что она делает?»
«Она иссушает. Затягивает в трясину малых духов, искажает больших. Лес, пораженный Топью, становится тихим и мертвым. Вода в зараженных источниках становится черной и ядовитой. Она медленно, но верно расширяет свои границы. И если ее не остановить…» Бабушка посмотрела прямо на Алису, и в ее взгляде была бездна тревоги. «Она поглотит сначала Навь, а потом дойдет и до Яви. Реки превратятся в зловонные канавы, леса – в гнилые болота, а воздух станет тяжелым и ядовитым. Равновесие будет разрушено навсегда».
Алисе стало холодно. Она смотрела на уютную горницу, на огонь в печи, и представляла, как все это медленно чернеет, покрывается слизью и разлагается.
«И что… что можно сделать?»
«Берегини в былые времена умели сдерживать Топь. Наша сила, сила гармонии и жизни, – противоположна ей. Мы могли очищать источники, залечивать раны земли. Но наша кровь со временем истончилась, смешалась с человеческой, а знание было утеряно. Я уже стара, силы мои на исходе. Я едва могу удерживать границу вокруг Заречья».
Марья протянула руку и накрыла ладонью руку Алисы, прямо над следом от Ильмара.
«Но ты… ты – новая надежда. В тебе течет кровь и Берегинь, и… кое-кого еще».
Алиса замерла. «Кого?»
«Твой дед… отец твоей матери… не был человеком, Алиса».
Глаза девушки расширились от ужаса и изумления. Она смотрела на морщинистое лицо бабушки, пытаясь представить…
«Он был… Духом?»
«Лешим, – просто сказала Марья. – Хозяином этих лесов. Наша любовь была против правил обоих миров. Но она случилась. И родилась Светлана. Полукровка. Как и ты. Но если в твоей матери больше человеческого, то в тебе… в тебе, я чувствую, сила Нави бьет ключом. Именно поэтому Ильмар вышел к тебе. Он почуял в тебе не просто человека, а родственную душу. Силу, способную быть ему равной».
Алиса откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить все это. Она была наполовину человеком, на четверть Берегиней и на четверть… Лешим? Ее дед был духом леса? Кровь застыла в ее жилах. Она вспомнила, как легко ориентировалась в лесу, как понимала шепот листьев. Это было не воображение. Это было наследие.
«Темная Топь боится союза, – продолжала бабушка. – Союза стихий. Силы Воды, которой правит Ильмар, и силы Земли и Жизни, что дремлет в тебе. Вместе вы можете создать свет, способный развеять тьму. Но Ильмар… он горд и недоверчив. Он столетия видел, как люди губят его владения. Он не станет слушать просьбы старухи или доверять какой-то девчонке. Нужно, чтобы он сам признал в тебе силу. Признал равной».
«Как?» – прошептала Алиса, чувствуя, как на ее плечи ложится неподъемная тяжесть ответственности.
«Тебе придется войти в мир Нави по-настоящему. Не краем сна, не упав в него случайно, а сознательно. Открыть Врата и шагнуть внутрь. Тебе придется научиться говорить на языке стихий. И тебе придется снова встретиться с Ильмаром. Не как утопающая с спасителем, а как посланница с предложением союза».
Алиса смотрела на след на своем запястье. Страх сжимал ее горло. Но под ним было что-то еще. Нечто древнее, мощное и спокойное. То, что она унаследовала от Берегинь и от Леса. Чувство долга. Чувство принадлежности к этому миру. И жгучее, неутолимое любопытство.
«Я боюсь», – честно призналась она.
«И правильно делаешь, – кивнула Марья. – Только дурак не боится входя в мир духов. Но твой страх должен стать твоей осторожностью, а не параличом. Ты не одна. Я буду направлять тебя. А твоя кровь… твоя кровь будет течь в нужном направлении. Она уже ведет тебя».
Бабушка встала и подошла к полке с травами. «Завтра начнем. Я научу тебя азам. Как слушать землю, как понимать язык воды, как отличить доброго духа от злого. А потом… потом ты сама должна будешь найти дорогу к озеру и позвать его. Сознательно».
Ночь за окном была уже не такой черной. Она была наполнена жизнью, тайной и смыслом. Алиса сидела за столом, глядя на кожаную тетрадь Берегинь. Она провела пальцами по шершавой странице с изображением своей пра-пра-бабушки. Она больше не была Алисой – чужой, непонятой городской девушкой. Она была Алисой, наследницей Берегинь, дочерью Леса и ключом к спасению двух миров. И след на ее запястье был не отметиной чудовища, а печатью ее судьбы.
Она глубоко вздохнула и почувствовала, как страх отступает, уступая место решимости. Дверь в ее старую жизнь захлопнулась. Теперь ей предстояло шагнуть в новую. И первый шаг она сделает навстречу темным водам Озерной Глади и тому, кто правил ими.
Глава 5.1: Ильмар
Вода. Она всегда была моим единственным правдивым отражением. В ней – лишь истина глубин, ничто не скроешь. Но сегодня в ней появилось искажение. Её лицо.
Она упала. Глупо, нелепо, как это всегда бывает с ними, с людьми. Испугалась огоньков, потеряла равновесие. Её страх был густым и сладким, как забродивший сок, и он привлёк моих русалок. Они уже тянули к ней свои бледные руки, готовые увлечь в вечный танец в холодной мгле.
Я наблюдал. Как всегда. Почему я вышел тогда? Любопытство? Её отражение в воде, искажённое паникой, было… иным. В нём мелькало что-то, чего я не видел веками. Не просто животный ужас, а вспышка. Искорка чего-то древнего, почти забытого.
Я вытолкнул её на берег. Её кожа обожгла мне пальцы – не жаром, а самой своей жизненной силой, настолько чужеродной и плотной, что я едва не отшвырнул её обратно. Я оставил на ней знак. Не специально. Моя сущность просто впечаталась в её плоть, как вода впитывается в песок. След. Метка.
А теперь эта старуха, Марья, смотрит на этот след и открывает ей «правду». Словно правда – это что-то простое, что можно взять и положить на ладонь, как камень.
Она говорит ей о мире Яви. О духах. Обо мне. Слышу их разговор сквозь толщу воды и стену её дома. Голос старухи – ровный, как гладь озера перед бурей. Голос девушки – прерывистый, полный неверия и дрожи.
«Ты – наполовину из этого мира, Алиса. Твоя кровь – ключ».
Ключ. Какое высокопарное слово. Её кровь – это коктейль. Кровь Берегинь, этих самоназначенных хранительниц баланса, чья сила давно истончилась до шепота. И кровь… Лешего. Да, я знаю. Я всегда знал. Старый Хозяин Леса, нарушивший свой же закон. И что породил этот союз? Девчонку, которая пугается ночных огней и тонет на мелководье.
Они говорят о Топи. Тьма на восточных рубежах. Да, я чувствую её. Холодную, липкую, бездонную пустоту, что пожирает мои ручьи, отравляя их в самом истоке. Она ползет. Медленно, но неотвратимо. И они думают, что эта… полукровка… сможет что-то изменить?
Марья вещает о союзе. О том, что только наследница крови Берегинь может остановить Топь. Какая наивная сказка. Топь не остановить. Её можно лишь сдержать. Отбросить. И для этого нужна сила. Настоящая сила. Не память о былой славе, не разбавленная человеческой слабостью кровь.
Она говорит ей моё имя. «Ильмар». И зачем? Чтобы она могла звать меня? Просить о помощи? Я не слуга людей и не защитник их потомков.
И всё же… Этот след на её запястье. Он горит на моём собственном сознании, как клеймо. Связь установлена. Я вытащил её из пучины, и теперь её судьба навсегда переплелась с моей. Не по её воле. Не по моей. По прихоти текущей воды.
Пусть приходит. Пусть попытается поговорить со мной. Я покажу ей, что такое настоящая мощь. Я научу её страху, который не идёт ни в какое сравнение с испугом перед падением в озеро. И если в ней и правда есть искра той силы, о которой шепчутся… что ж. Возможно, я найду ей применение.
А если нет… вода всегда знает, как избавиться от того, что не должно в ней находиться.
Часть 2: Мир Нави. Глава 6: Ученица Берегини
Рассвет в Заречье больше не был для Алисы просто сменой времени. Первые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь стынущий ночной воздух, несли особое послание. Они скользили по росным паутинкам, превращая их в хрустальные арфы, и касались верхушек елей, будто зажигая зеленые свечи. Теперь Алиса видела не просто свет – она чувствовала, как с его приходом мир Нави на мгновение замирает, уступая дорогу миру Яви, и в этом переходе была своя, строгая гармония.
Марья разбудила ее до восхода. «Силу ловить нужно на зорьке, внучка, – сказала она, подавая кружку травяного чая с горьковатым, бодрящим вкусом. – Пока земля не нагуляла дневной жар, а роса не высохла, энергии чисты и послушны».
Они вышли в огород, еще влажный от ночной прохлады. Воздух звенел от птичьих голосов, и каждый звук казался теперь не просто шумом, а частью огромной симфонии.
«Первое, что должна понять Берегиня, – начала Марья, останавливаясь посреди грядок, – это то, что она не владеет силами. Она – часть их. Как ручей часть реки. Ты не можешь приказать земле или воде, но можешь попросить, и если просьба твоя искренна и голос твой чист, они откликнутся».
Она протянула руку над кустиком мяты, листья которого слегка поникли. «Почувствуй его. Не глазами. Закрой их».
Алиса послушно закрыла глаза, чувствуя себя немного глупо. Она слышала пение птиц, чувствовала солнце на своих веках.
«Не слушай ушами, – тихо сказала бабушка. – Слушай кожей. Тем местом, где душа встречается с миром».
Алиса попыталась. Сначала в голову лезли посторонние мысли – о вчерашнем разговоре, о следе на запястье, о темных глазах Ильмара. Она отгоняла их, как назойливых мух. И постепенно, сквозь суету собственного ума, она начала различать нечто иное. Слабую, едва уловимую вибрацию, исходящую от растения. Она была похожа на тихий стон, на ощущение жажды.
«Оно… хочет пить», – неуверенно прошептала она.
Марья одобрительно хмыкнула. «Вот видишь. А теперь протяни к нему руки. Ладонями вверх. Представь, что ты – мост. Что ты пропускаешь через себя силу земли, которая течет в тебе по праву крови, и направляешь ее к корням».
Алиса сделала глубокий вдох и выдох, стараясь унять дрожь в пальцах. Она представила, как от подошв ее ног вглубь земли уходят невидимые корни, как ее собственная кровь замедляет свой бег, уподобляясь темным, насыщенным сокам земли. Потом она мысленно собрала это ощущение сытости, прохлады и жизни в ладонях и направила его к мяте.
Сначала ничего не происходило. Потом ей показалось, что воздух между ее ладонями и растением стал гуще, зазвенел. А затем… затем она увидела. Не глазами, а внутренним зрением – тонкую, прозрачную нить света, соединившую ее ладони с поникшими листьями. Листья мяты вздрогнули, выпрямились и, казалось, стали на мгновение ярче и сочнее.



