скачать книгу бесплатно
По сравнению с ним, человеком чуть выше среднего роста, худощавого и уже начинающего лысеть, с явной лукавинкой в серо-голубых глазах, Танька казалась горой. Ее соломенного цвета волосы нависали прямыми прядками над бело-розовым щекастым лицом с пухлым чувственным ртом, а в прорези халата виднелись пышные молочные груди, которые так и выпирали навстречу Анатолию упругими буграми.
– Да нет, – поспешил успокоить ее Анатолий. – В гости меня ваш сынишка пригласил. – Он немного запнулся и еще раз внимательно оглядел Таньку. – Вас посмотреть привел. Говорит, вы необычная очень…
Танька зарделась от удовольствия и смущения. Ее серые глаза стрельнули в Анатолия и мгновенно спрятались за Кешку.
– Нашли кого слушать, – тихонько дрожащим голосом пролепетала она. – То молчит, как немтырь, слова не вытянешь. А то скажет…
– Да нет, – прервал ее Анатолий. – Вы и, правда, необычная. Богатырка просто!
Танька попятилась назад и широко открыла дверь.
– Проходите что ли, что же мы в дверях. – Она опять стрельнула в Анатолия глазами, и опять скрыла их за Кешку. – Здоровьем бог не обидел… Только не убрано у меня здесь, – извиняясь, пролепетала она, – дети, сами понимаете… Кружусь, как белка в колесе. Работа, дом… На себя времени нет, – мельком оглядев себя в висящем зеркале, ужаснулась Танька. – Гостей, уж протите, не ждала.
– Да я и не гость вовсе, – Анатолий незаметно укоризненно покачал головой Светику. – Это вы извините мое любопытство. Уж больно сынишка вас хвалил… Трудно вам одной с двумя… Понятное дело, без мужа…
– Вот балабол, – сердито сказала Танька и дала Светику подзатыльник. – Язык-то распустил… прорвало что ли? – Она еще раз шлепнула Светика.
– Не ругайте вы его, – заступился за него Анатолий. – Мальчишка же… Так, слово за слово…
– Он мне понравился, – вмешался Светик и уцепился за руку Анатолия. – Оставайтесь с нами чай пить. – И уже, обращаясь к матери, выпалил. – А к нему невеста не пришла. Он ее на моей лавочке ждал. А она не пришла…
– А ты и впрямь балабол, – рассердлся Анатолий. – С таким болтуном чай я пить не буду. Пора мне уже, пойду. – Он посмотрел на Таньку. – Вы за ним приглядывайте все-таки…Люди разные. Малец еще… И не ругайте его. Я виноват.
Он легко отщелкнул замок входной двери и уже в дверях еще раз внимательно посмотрел на Таньку и Светика.
– Ну, бывай Светлячок, – Анатолий потрепал Светика по белобрысой голове. – А вам всего хорошего.
Танька кивнула и опять спрятала глаза за Кешку.
Несколько секунд она стояла неподвижно и слушала, как Анатолий сбегает по ступенькам вниз. Потом круто повернулась к Светику и обмякла, едва не выронив из рук Кешку.Какое-то странное бессилие навалилось на ее большое тело, и она не могла понять отчего.
– Ведешь в дом неизвестно кого, – начала она журить Светика. – Ты хоть знаешь, как его зовут? И про меня наболтал…
– Ничего не наболтал, – срьезно и с нескрываемой обидой ответил Светик. – Анатолием его зовут. Он в полиции работает, этим… как его… забыл… он мертвецов режет. – Светик торжествующе посмотрел на ошарашенную мать, глаза которой стали испуганными и круглыми. – Он там невесту свою ждал, а она не пришла. Я пришел. Ему скучно было. Мне тоже… Я ему про всех рассказал. И что папки у нас с Кешкой умерли. Все…
– Болтун! – Досадливо поморщилась Танька. – А про меня что наболтал?
– Ничего. Так просто… Он спросил, какая ты – красивая или нет. А я сказал, что ты не такая, как все. Вот он и захотел тебя посмотреть… – Танька хмыкнула. – А он тебе понравился, – глядя на полыхающее лицо матери, брякнул Светик. – Видно, что понравился…
– Много ты стал видеть, – рассердилась Танька. – За Кешкой бы смотрел так…
– Понравился, – не унимался Светик. – Понравился!
«А толку-то что, – про себя подумала Танька. – Ну пришел из любопытства разок. А больше и ждать нечего. Вон, даже не представился. Баловство Светькино…»
– А я ему понравилась? – Спросила Танька. – Раз ты такой ясновидящий, что скажешь?
Светик внимательно окинул мать с головы до ног и призадумался.
– Ты – нет, – наконец твердо сказал он. – Ты нет, только он тебя будет помнить.
– Как это – нее понравилась, а будет помнить?
– Сама что ли не понимаешь, – рассердился Светик. – Ты же вон какая, – он развел руки во все стороны и очертил ими круг. – Он же как сказал: «Богатырка!». Много что ли таких? Вот он и не забудет…
– Слушать тебя… – Танька зашаркала на кухню. – За Кешкой смотри.
Она сунула младшего сына в коляску и загремела кастрюлями.
Весь остаток дня она пыталась не думать о происшедшем. Но память, как прицепившаяся зараза, постоянно возвращала ее к этому незнакомцу. Она гнала от себя мысли о нем, а они назойливо лезли в голову снова и снова.
«И что это в самом деле, – ругала Танька себя, – на что ему со мной зариться? И невеста у него есть. А найдет же блажь, так не вытравить ничем!».
Светик больше не говорил об Анатолии, как будто сразу забыл про него. И Танька постепенно стала успокаиваться.
Серые будни, мелькавшие перед глазами, были однообразны и унылы. Безденежье и ночные дежурства выматывали. Она чувствовала, как усталость отуплет ее и обесцвечивает все остальные чувства, выкрашивая все происходящее в однообразные серые тона.
Светик все так же убегал на свою лавочку и сидел там, нахохлившимся замерзшм вробьем, задумчиво глядя куда-то в одному ему ведомую даль. Он упорно отказывался нянчиться с Кешкой и по-прежнему был молчалив. На упреки матери он насупливался и только исподлобья смотрел на нее, не мигая, будто пытался внушить ей раз и навсегда отстать от него с подобными просьбами.
– Никак не ладят между собой, – жаловалась она соседке. – Под одной крышей живут, мать одна, братья, а не ладят.
– Мать-то одна, – философствовала соседка, – да отцы разные! Вот и ведет их врозь. Потом и сама знаешь – чудной у тебя старшенький, точно немой. Что ни спроси, глазенками зыркает, а молчит. Ежели что скажет, то праздник, что рот открыл. А так – как звереныш. Глаза умные. А ничего не говорит..
– Как в школу пойдет, не знаю, – горилась Танька. – Заклюют его там. Таких не любят.
– Отец нужен, – заключала соседка, – а где взять!.. Намыкаешься ты с ними!
– Уж как-нибудь, – обрывала разговор Танька.
Не хотелось ей, чтобы местные кумушки метелили языком по ее поводу. А нет-нет да и соскочит с языка бабья забота и обида. Гориться кроме подушки некому. Родне разве? А толку? Поохают, поахают – и на свою задницу посадят. Ее беду никто на свой горб не взвалит. А то еще и попрекнут. Мол, чо ж ты теперь жалишься нам, когда сама нас обнесла в другую пору? Только больнее станет, и досада возьмет за глупость свою. А ребятишки… Не успеешь оглянуться, как вырастут. А сама постареет, расклячится… Бабьи годочки с горочки, ой, как быстро катятся! Глянешь в зеркало, а оно морозным серебром на тебя дохнет, седое да сморщенное…
А сыны прилипнут к какой-нибудь девке, женятся – и поминай, как звали! Своя жизнь у них начнется, свои заботы – и все некогда! Забегут когда на часок, а то и нет. Много таких разговоров ходит. К старости многие женщины одни остаются. К старости… А она смолоду так. Дети – это не то, не то… Скорая сейчас жизнь, только успевай за ней. Всем некогла.За этой суетой выедается душа. Не хватает ей тепла, заботы, доброты простой… Сколько сейчас собачек и кошечек развелось! Все потому, чтобы душа не изголодалась. Они хоть твари бессловесные. А иной раз понимают больше близких людей.
– Вот и я заведу, – глядя вслед удаляющейся соседке, ведущей на поводке малютку йорка, сказала Танька вслух.
Ни разу больше ни она, ни Светик не вспоминали Анатолия. Случайное знакомство не сулило никаких надежд, и эта яркая вспышка погасла так же быстро, как и загорелась. День ото дня Танька становилась все молчаливее и угрюмее. А Светик еще чаще убегал на заветную лавочку и, сидя на ней, безмолвно таращился куда-то вдаль.
Его зимние посиделки не прошли даром. В один из морозных дней он сильно промерз и в ночь заметался в бреду на мокрой от пота постельке. Перепуганная Танька вызвала ему «Скорую» и, трясясь возле врачей, все повторяла срывающимся голосом одну и ту же фразу.
– Что с ним? Что с ним?
– Успокойтесь, мамаша, – укоризненно качал головой молоденький врач. – Жить будет. Воспаление легких у него. Смотреть нужно за ребенком лучше. Простыл он сильно.
Танька виновато кивнула головой.
– Двое их у меня, пока с малым вожусь, этот куда-нибудь убежит. Упрямый он, диковатый. Работаю еще, устаю сильно…
– А папаша что же?…
– А отцы у них умерли оба, – упавшм голосом сообщила Танька. – Одна мыкаюсь.
– Печально, – ответил врач. – Однако смотреть нужно лучше. Не то и этого потерять недолго. – Он строго посмотрел на Таньку. – В больнцу его нужно…
– Это нет, – решительно запротествала Танька. – В больницу не дам. Да я сама медсестра. Вы не сомневайтесь, выхожу…– Серые Танькины глаза наполнились слезами.
– Ну, хорошо, – смягчился врач. – Вызывайте педиатра на дом и строго под его присмотром…– Он еще раз пристально посмотрел на Таньку. – Строго под присмотром врача… и Вашего…
Светик болел долго и мучительно. Его пичкали таблетками, кололи уколами, а болезнь никак не хотела отступать прочь. Танька вымоталась и осунулась, а Светик и без того худенький, стал словно прозрачным.
– И чего ж ты на этой лавке забыл, – сквозь слезы ругала его мать. – Ведь часами сидишь там, зколдованная она что ли, лавка эта? И ладно бы еще с кем-то, а то все один и один… Вот и насиделся! Мало мне досталось, так еще и ты…
Светик молчал. Он и сам себе не мог объяснть, почему его тнет это место.Просто там ему было хорошо, никто не мешал ему думать и мечтать и видеть удивительные картины, которые мгновенно разбивались о крики Кешки и суету матери.
– А он придет. – неожиданно сказал Светик.
Танька ощутила пронзительный укол и сразу поняла, про кого говорит сын. Но сделала вид, что не знает, о ком он ей сказал.
– С чего ты взял? – С колотящимся от волнения голосом спросила Танька. – Кто это тебе сказал такое?
– Анатолий, – ответил Светик – Он мне сам сказал.
– Где это он тебе сказал, когда? Ты ж дома все время был.
– Он мне во сне сказал, – тон сына был настолько утверждающим, что Танька присела. – Сказал, что придет, и скоро…
– О, господи, – всплеснула мать руками, – во сне он сказал… А я уж думала… Да мало ли что во сне привидится… Ты, Светик, этим свою голову не забивай. Сон – это так… Болел ты сильно, вот твоя головка и забилась ерундой всякой. Блажь это…
– А вот и придет! – Упрямо мотнул Светик головой и отвернулся, чтобы мать не видела, как по его щеке потекли слезы.
– Ну, придет, так придет, – примирительно сказала мать, желая прервать взбудораживший ее разговор. – Ты только очень его не жди все-таки. Так оно вернее будет…
С того дня, не поминая друг другу этого разговора, оба они пребывали в каком-то непонятном ожидании события, должного перевернуть их жизнь на другой лад. Таньку не покидала сладкая и томительная тревога, от которой, как она ни старалась, не могла избавиться. А Светик со свойственной детству доверчивостью , нисколько не сомневаясь в своем сне, отчаянно ждал прихода Анатолия. И каждый раз, слыша у своей двери чьи-то шаги, замирал в оцепенении, надеясь , что там, за их закрытой дверью, стоит так долго ожидаемый Анатолий.
Анатолия ждали. Но как это бывает всегда, пришел он совершенно неожиданно. Татьяна уже укладывала обоих сыновей спать, когда в их дверь позвонили. Она досадливо бросила укачивать Кешку и нехотя пошла к дверям.
– Кого еще черт принес на ночь глядя, – ворчала она, недовольно отпирая дверь.– Кто там? – Она глянула в глазок.
Краска залила все ее лицо и горячим огнем обожгла все тело. Она сразу узнала нового знакомого и неуверенно отступила назад.
– Это я, – услышала она его баритон. – Знакомый Светика. Помните, я к вам приходил. Я тут… Навестить… Извините, что поздно… Времени не было… Вот вырвался…
– Светик болеет, мы уже спать ложимся, – сказала Танька испуганным голосом, надеясь, что Анатолий сейчас уйдет. Она боялась не его, а чего-то другого, чего желала и на что надеяться было нельзя.
– Я ненадолго, – настойчиво произнес он. – Только навестить. Вот передам ему и сразу уйду. – В глазок Танька увидела поднятую вверх руку Анатолия, в которой он держал апельсины и шоколадку.
– Проходите, – Танька открыла дверь , в духоту квартиры пахнул свежий аромат апельсинов. – Болеет Светик…
– Знаю, сказали мне … – Анатолий ловко сбросил ботинки. – Добрый вечер вам! Ну, где здесь больной?
– Анатолий! – Заорал Светик и босой кинулся ему навстречу. – Я знал, что ты придешь. – Он вцепился в Анатолия обеими руками и торжествующе посмотрел на мать. – Пришел! А ты не верила!
– Ждал, значит, – Анатолий расплылся в улыбке. – Это тебе гостинец. А откуда ж ты знал, что я приду?
– Так ты мне сам сказал… – Анатолий удивленно вскинул брови. – Во сне, – уточнил Светик. – Ты мне приснися и сказал… А она не верила…
Танька, и без того чувствовавшая себя неловко и неуверенно, смутилась окончательно. Подхватив на руки орущего Кешку, она двинулась в соседнюю комнату.
– Ну вы тут сами… – промямлила она, опасаясь, что сын ляпнет еще что-нибудь от чего ей станет еще больше неловко.
– А я на твою лавочку приходил, – сказал Анатолий, – раз пришел, два… нет тебя. Спросил у бабульки одной с собачкой, она и сказала, что ты сильно заболел. Дай, думаю, зайду, навещу. Только сразу не получилось. Работы много… А как смог, так и пришел. А ты, значит, вспоминал про меня?
– Часто вспоминал, – кивнул Светик. – Только мамке не говорил. Она сердится. Я ей про сон рассказал, а она сказала, не жди… А я ждал.
– Так ты давай выздоравливай быстрее, – Анатолий взлохматил Светику белый чуб. – Хватит хворать! Долго ты, парень, болеешь. Мать замучил болячкой своей.
– Теперь поправлюсь, – Светик широко улыбнулся. – Вот придешь в следующий раз, а я уже и не болею. – Придешь?
Глаза Светика были такими чистыми и лучистыми, такими доверчивыми и распахнутыми, что у Анатолия защемило сердце.
– Обязательно приду, не сомневайся, – сказал он и еще раз потрепал мальчика по голове. – Ты только мамку слушайся и помогай ей. Договорились?
– Договорились!
– Ну, пойду я. До свидания! – Он бросил взгляд на приоткрытую дверь в другую комнату.
– До свидания! – Высунулась Танька. – Спасибо вам за Светика.
– А мы с ним договорились, что теперь он быстро выздоровеет, – сказал Анатолий и внезапно для Таньки как выстрелил, – а вы похудели… на пользу Вам…Опять приду, не прогоните?.. К Светику… – поспешил добавить он, заметив нерешительность и волнение Татьяны.
– Что же, пусть, приходите, – тихо разрешила Танька. – Светик рад будет…
– Вот и договорилсь. Только точно не знаю, когда приду. Работы много. Но приду обязательно.
Когда за Анатолилем захлопнулась дверь, Танька в изнеможении привалилась к дверному косяку и заплакала. Возившийся на ее руках Кешка, размазывал по ее пухлым щекам слезинки и пробовал их на вкус.
– Дурачок ты, дурачок, – приговаривала Танька, ловя его ручонку в свою. – Ничего-то ты не понимаешь…
Она выключила в прихожей свет и усталым голосом скомандовала:
– Спать всем пора, поздно уже!
Всю ночь Танька металась, как в бреду. Непонятное беспокойство не давало ей заснуть. Несколько раз она вставала к старшему сыну и смотрела, как он сопит во сне, улыбаясь чему-то своему. На стуле возле дивана, на котором Светик спал, лежали принесенные Анатолием апельсины и початая шоколадка. От ааельсинов исходил праздничный новогодний дух, и впервые за все время с похорон второго мужа Танька вдруг ощутила тепло и радость.
Начинавшийся день обещал быть солнечным.И унылый Танькин дом осветился желтым нежным светом еще не совсем теплого солнца. Весна уже стояла на пороге. И хотя за окном по-прежнему виднелись грязные осевшие сугробы с черными обугленными проталинами земли, в воздухе уже звенела воробьиная трель, возвещавшая, что весна не за горами.
Не капризничал Кешка, всегда оравший при пробуждении. И Светик, румяный и свежий ото сна, молчаливо улыбался и тоже был похож на солнышко с копной его золотистых волос, беспорядочно торчащих вихрами на его голове.
С этого дня Светик быстро пошел на поправку. Он рвался из дома на улицу, как зеленый росток к свету, и обижался, что мать все еще не решается отпустить его.
