Черный Новый год

Накануне вывесили список лучших работников года. Саша была удивлена, обнаружив себя в числе прочих. Злату провозгласили Снегурочкой, и она съехала из комнаты под крышей.

– Кому холодненького? – крикнул заведующий и метнул снежок в затылок начальнику охраны. Тот дружелюбно погрозил Котельникову березовыми розгами.

Саша докурила и вошла в Сокровищницу.

Телевизоры транслировали «Голубой огонек». Лариса Долина пела зимнюю песенку.

Саша сняла с елки стеклянную игрушку-сосульку и спрятала ее в рукав.

Остаток дня Саша провела с осликом, и в иной компании она не нуждалась.

* * *

– Началось! Началось!

Коллеги пихали Сашу, стремясь первыми увидеть гостей. На ходу надевали шубки.

Саша за ними не пошла. Она воспользовалась запасной лестницей, ведущей к транспортникам, а из их отдела вышла на балкон. Здесь собралось десятка два служащих. Они весело гудели и делились драже M&M’s. Балкон опоясывал внутреннюю стену склада, с его пятиметровой высоты открывался замечательный вид.

Температура в зале упала. Мороз покусывал Сашины ноги. С холодом пришел свет.

Раз в году поднимались гигантские створки ворот, и тьма пасовала перед льющимся из них яростным сиянием.

Гости прибыли.

По расчищенному проходу двигались вереницей Деды Морозы. Их тулупы были синими, а бороды серебристыми. Они тащили коробки к воротам, туда, где клубилось белое облако, и погрузочный пандус исчезал в его мягкой снежной пелене. Возвращались и снова хватали ящики, деловитые, как муравьи.

Инженер по стандартизации, знаток советского кино, сказал, тыча пальцем в гостей:

– Вон тот Морозко похож на актера Александра Хвылю! А тот – на Романа Филиппова. Вон Петр Никашин и Игорь Ефимов, а с фиолетовой коробкой – это же Евгений Леонов!

Коллеги его проигнорировали. Сашино внимание приковали не седобородые старички. Единственным черным пятном внизу был костюм стройного молодого человека, командующего погрузкой. Незнакомец перемещался вдоль шеренги, зорко следя за работой Морозов.

– Кто это? – поинтересовалась Саша. – Брюнет в костюме?

– Погонщик, – объяснила маркетолог-аналитик Юля, – он управляет оленями и общается с нашими директорами. Что, согласись, практически одно и то же.

– А Хозяин? Он никогда не заходит в Сокровищницу?

– Никогда.

– А его хоть кто-нибудь видел?

– Только Снегурочки, – вздохнула Юля. – Новенькая Снегурочка уже ждет его на улице, но он обычно спит в санях до темноты.

Саша перегнулась через перила, забыв про короткий подол. Впрочем, желающих уделить минуту ее ножкам не было. Сотрудники завороженно любовались гостями.

К вечеру гипермаркет превратился в пустой полигон. Оголились неприглядные стены, обнажили каркас полки и стенды. На бетонном полу валялись хвосты новогоднего дождика, мишура, растоптанная омела.

Морозы закончили трудиться и внесли в Сокровищницу с десяток ящиков. Затем растаяли в белой мгле. Створки опустились.

– Шампанское, – зашушукали менеджеры.

Ожил громкоговоритель:

– Просьба лучшим работникам явиться в конференц-зал.

Избранные, перешучиваясь, потекли по лестнице. Саша замыкала шествие. Из-за плеч коллег она видела директоров, окруживших брюнета в черном костюме.

– А это, – сказал исполнительный директор, приторно улыбаясь, – наши звездочки, цвет коллектива, его, как говорится, мотор!

Погонщик был моложе, чем казалось Саше с балкона. Лет восемнадцати-девятнадцати. Лицо жестокое, бескровное и красивое до непристойности. Он напоминал юного Алена Делона, но намного красивее, совершеннее.

Директора вручали работникам коробочки, а Погонщик молча одаривал рукопожатием.

Дошла очередь и до Саши. Мраморное запястье нежно прикоснулось к ее руке. От Погонщика пахло мандаринами. Вместо зрачков у него были завитки бенгальских огней, колючие оранжевые черточки света.

Он склонил набок голову и вдруг провел холеной пятерней по щеке Саши. Ласково, утешающе.

– Не делай этого, детка, – произнес он.

И удалился за почтительно шаркающими директорами.

Саша дотронулась до своей похолодевшей щеки.

Она подумала о переливчатых колокольчиках на дуге оленьей упряжки, о санях, бороздящих звездное небо, о солнце и луне. Она представила себя рядом с дедушкой, рядом с Хозяином. Хозяин опирается на посох и раскатисто смеется, а впереди – узкая стройная спина Погонщика. Иногда Погонщик поворачивается, чтобы подмигнуть Снегурочке…

Она знала, что получают непослушные дети: горох и розги, маму-алкоголичку с угольным крестом на лбу и пуговицу в глотку. Жри, не подавись, поганка.

Но скоро сани улетят.

На завтрак подадут кисель.

Склад наполнится полутьмой.

В комнате с каракулями – то ли детей, то ли приговоренных к смерти шизофреников, – она наспех переоделась. Поцеловала ослика в печальный пуговичный глаз:

– Прощай, Иа. Прости, что не могу взять тебя с собой.

Служащие праздно шатались по цеху, пили шампанское из одноразовых стаканчиков, поздравляли друг друга с удачным годом.

Саша прошла мимо, шмыгнула в коридор.

– Александра Дмитриевна?

Ее колени затряслись от страха. Магнитный ключ норовил выпасть из занемевших пальцев.

Саша оглянулась.

К ней навстречу рысцой приближался Котельников. За ним вразвалку шагал начальник охраны.

– Мне нужно побеседовать с вами, лапуля моя.

Саша отчаянно заскоблила карточкой по замку.

– Да не спешите вы, Демьян Романович, – лениво посоветовал начальник охраны, – у вас ишемия, а эта идиотка никуда не…

Дверь распахнулась, и Сашу обдало игольчатым ветром.

– Кисонька, – Котельников потянулся, чтобы поймать беглянку за шиворот. Она развернулась и всадила сосульку в его горло. Основание игрушки лопнуло при ударе, но острие пронзило артерию. Из стеклянной трубки плеснула струя.

Заведующий забулькал.

Улыбка обратилась в жалкий обмылок.

Саша переступила порог и хлопнула дверьми, отсекая крики охраны.

Успеть бы, мамочка…

Вьюга кидалась на нее свирепым зверем, но она брела, уставившись под ноги, глотая ледяной песок. Как матрос, сражающийся с бурей.

В штормовом хаосе темнела высокая мачта.

Реликтовая ель.

Саша остановилась у ее корней.

Там, под ветками, что-то висело, что-то белое…

Саша сощурилась.

Снегурочка была примотана к дереву строительным скотчем. Абсолютно голая, с вызывающе выпяченной грудью, она походила на ростральную статую, но не деревянную, а изо льда и мяса.

Мертвое заиндевевшее лицо с прорубью рта, слипшиеся в сосульки волосы.

Ледяная скульптура. Замороженная еда, чтобы Хозяин питался в дороге.

Саша закричала и побежала прочь от Златы, но ветер подсек ее и бросил в сугроб.

Она заметила боковым зрением грандиозную фигуру, подпирающую собой небосвод.

– Тебя не существует! – прохрипела Саша. – Мама говорила, тебя нет!

Слезы твердели, скатываясь по щекам. Ломались хрупкие ресницы.

Саша смотрела и видела его.

Великого Старца Севера. Холодного владыку. Повелителя пурги.

Рогатого Трескуна.

Глазные яблоки Саши взорвались и брызнули ледяным крошевом, словно их выдули из черепа.

И когда через час Сашу подобрали коллеги, из ее глазниц сыпался снег.

* * *

Саша шла в темноте, ставшей для нее привычной.

Каблуки стучали по граниту.

Далеко-далеко хор детишек пел рождественский гимн «Ночь тиха, ночь свята».

Запахи Сокровищницы успокаивали.

– Куда вы меня ведете? – спросила она у рук, что поддерживали ее под локти с обеих сторон.

– Не волнуйся, Сашенька, – ответил голос справа. Она узнала Алика, оператора погрузочной машины. После случая с Липольц начальник охраны забрал его к себе. – Вас… – он откашлялся. – Вас перевели в новый отдел.

– Здорово, – улыбнулась Саша и попыталась снять с глаз повязку, но Алик помешал ей:

– Не надо, пожалуйста.

– Извини. Чешется…

– Потерпи, мы почти на месте. Вот сюда. Да, отлично.

– Алик…

– Что, милая?

– Я не курила… довольно давно. Ты не в курсе, где мои сигареты?

– Сожалею, – проговорил парень искренне, – тебе запретили курить.

– Это плохо, – она грустно покачала головой.

– Я кое-что принес тебе из твоей бывшей комнаты. Вот.

Саша нащупала мягкий короткий мех.

– Иа… Боже, спасибо…

Она уткнулась носом в игрушку.

– Что вы возитесь? – раздался низкий скрипящий голос.

– Простите, Демьян Романович, – буркнул Алик и сочувственно погладил Сашу по спине. – Тебе пора. Иди вперед и ничего не бойся.

Она кивнула.

Сделала шаг, второй.

Что-то подсказывало, что вскоре никотиновый голод исчезнет сам по себе.

Прижимая к груди ослика, будто младенца, Саша сделала третий шаг и толкнула плечами пластиковые занавески.

Дмитрий Золов. Поджелудочная

За неделю до Нового года Артем съел подозрительный гамбургер, как следует всандалил пива по случаю пятницы, а после скрючился в приступе панкреатита. До четырех часов утра он терпел и надеялся на анальгин, но потом сдался и первый раз в жизни вызвал скорую. В больнице его три дня морили голодом, ставили капельницы с соленой водичкой и пугали панкреонекрозом. За это время Артем узнал про поджелудочную железу такие вещи, о которых человеку лучше и не задумываться. Оказывается, эта приютившаяся в животе хреновина, лишь только дашь слабину, может в любой момент переварить саму себя и отправить весь организм вместе с душой, духом и что там еще есть в наличии навстречу неизвестности. Артем начал бояться смерти и до потери сознания пил полученный от медсестры регидрон.

На четвертый день ему выдали длинный список того, что ни в коем случае нельзя есть, и отправили домой. Телесно Артем чувствовал себя не очень хорошо, зато духом за время поста воспарил до самых высот и прикидывал, что на такой вынужденной голодовке можно неплохо сэкономить и погасить ипотеку немного раньше намеченного двадцатилетнего срока. Но темная сторона его личности недоумевала: как жить без пива и подозрительных гамбургеров?

Артем вернулся в свою маленькую квартиру и решил не отмечать Новый год. Да и зачем его отмечать, если все равно ни есть, ни пить толком нельзя? Сославшись на болезнь, он отклонил приглашения друзей и впал в аскезу. Сидел на больничном, ел только овсянку, листал новостные ленты и с презрением смотрел в окно на людей, несущих елки.

В новостях писали какую-то дичь: будто бы шестьдесят два процента россиян готовы к Новому году, диетологи рекомендуют избегать майонеза, а буквально в трех остановках отсюда бродячие собаки загрызли молодую, полную сил женщину. Артему казалось, будто бы каждый год он читает одно и то же.

Наутро тридцать первого декабря запасы овсянки закончились и пришлось идти в магазин.

У входа в «Пятерочку» сидели четыре угрюмых мопса, привязанные к урне. Один из них грыз кость, а другие смотрели на него и облизывались. Мимо проходила мамаша с ребенком.

– Ав! – сказал ребенок.

– Да, собачки! – согласилась мамаша. – Смотри, какие хорошие, послушные собачки! Ждут своего хозяина!

Мопсы посмотрели на мамашу с сожалением. Двое из них зевнули, третий вздохнул, а четвертый оставил кость и кашлянул почти по-человечески. Таких странных собак, пожалуй, не каждый день встретишь.

Артем долго бродил вдоль стеллажей и никак не мог подобрать подходящее пропитание. Он разглядывал продукты, сверялся с выданным в больнице списком, и получалось, что есть ему вообще ничего нельзя, кроме овсянки и обезжиренного кефира. В итоге Артем решил, что от куска отварной курятины скорее всего не умрет, и пошел на кассу.

Первым в очереди был толстый седой дед в драной шубе. Пахло от него так, что доходило даже до Артема, хотя тот и стоял через три человека. Дед достал из корзинки пакет с какой-то коричневатой дрянью и шлепнул его на ленту кассового транспортера. Артем подумал, что вот так, наверное, выглядит поджелудочная железа.

– Что это такое? – спросила кассирша, указывая на пакет.

– Я, дочка, у тебя то же самое хотел спросить, – ласково сказал дед.

– В смысле? – не поняла кассирша.

– Ты тут продавец – вот и скажи, что это за штука.

– Вы сами не знаете, что покупаете?

– А ты, выходит, не знаешь, что продаешь.

Кассирша брезгливо подняла пакет двумя пальцами. Несколько бурых капель упали на ленту транспортера. Артему показалось, что коричневатое месиво в пакете зашевелилось.

– Вы где это взяли? – поморщившись, спросила кассирша.

– Там, в углу.

Дед неопределенно махнул в сторону холодильников с йогуртами.

– А почему не взвесили? Видите же, что это весовой товар.

– Как же я взвешу, если не знаю, что это такое?

Недовольная заминкой очередь начала выказывать раздражение.

– А я что должна сделать?! – воскликнула кассирша в ответ на возмущенные возгласы. – Видите же, с товаром никак не разберемся.

Очередь поспешила ей на помощь.

– Кажется, это вымя… Соевый творог… Сыр с плесенью… Просрочка какая-то, – посыпались подсказки.

– Да что я, вымени, по-вашему, не видела, – беспомощно вздохнула кассирша.

– А вы развяжите пакет и понюхайте, – посоветовал интеллигентного вида мужчина.

– Не буду я это нюхать! – замотала головой кассирша, а потом обратилась к деду: – Извините, но я это пробить не могу. Оставьте товар на кассе.

– Нет, дочка. Так не пойдет. Раз уж тут магазин, ты мне должна товар отпустить. Иначе я на тебя жаловаться буду, – заупрямился дед.

– Так жалуйтесь! Пусть меня уволят! Вы думаете, мне эта работа нравится? Вы сейчас по домам пойдете оливье резать, а мне тут до десяти сидеть!

У проблемной кассы возникла строгая женщина с надписью «администратор» на бейджике.

– Что случилось? – спросила она.

Кассирша тут же сникла и виноватым голосом поведала о злосчастном пакете. Администратор склонила голову набок, задумчиво посмотрела на коричневатое месиво, как художник на натурщицу, изрекла: «Пробей как рыбные палочки», – и удалилась деловой походкой.

Дед расплатился, спрятал чек в карман и направился к выходу, оставляя за собой дорожку из бурых капель, срывавшихся с гадкого пакета. Кассирша тщательно вытерла лужицу с транспортера, и очередь, наконец-то, двинулась с места.

Когда Артему пробивали курятину, к кассирше подошел охранник и тихо сказал:

– Я посмотрел по камерам – дед уже с пакетом к нам зашел. Так что эта фигня не из нашего магазина.

– И почему все сумасшедшие у нас отовариваются, как будто «Магнита» через дорогу нет? – посетовала кассирша.

Когда Артем вышел из магазина, ни деда, ни мопсов на улице не было.

* * *

Артем поставил кастрюлю с курицей на плиту и подумал о холодном пиве. Он потыкал пальцем в левый бок, пытаясь отыскать предавшую его поджелудочную железу. Жизнь впереди намечалась безрадостная.

Перед едой Артем принял ферменты, после еды проверил, нет ли в моче ацетона. Тест-полоска слегка окрасилась, и Артем принялся разводить регидрон.

До вечера он монтировал новый ролик. В последнее время из-за болезни Артем спал беспокойно, бормотал во сне какую-то дичь, поэтому материал набирался быстро и число просмотров росло.

Сегодняшняя запись порадовала. Особенно то место, где он стонал и что-то просил у Деда Мороза. Очень по-новогоднему вышло – как раз ко времени. Конечно, народу лучше заходили моменты с пикантными снами, но в ближайшее время расстроенный организм вряд ли на них расщедрится.

Всего ночной возни набралось на полных пятнадцать минут. В половине одиннадцатого Артем выложил ролик в сеть и, не дожидаясь отзывов, начал готовиться ко сну.

Он включил камеру, настроил освещение и забрался под одеяло. Когда все вокруг предвкушали веселье и с любовью посматривали на запасы фейерверков, один Артем собирался спать. В этом ему виделось что-то лермонтовское, некий протест и вызов обществу. Завтрашний ролик обещал быть наполненным скрытым смыслом, разглядеть который сможет не каждый. Артем понимал, что занимается ерундой, но и ерунду он стремился делать с подтекстом.

К тому моменту, когда пьяные люди высыпали на улицу и по городу прокатилась праздничная канонада, Артем уже успел достичь фазы быстрого сна.

Пробудился он полным сил. Ацетон в моче отсутствовал, и бодрость била через край. Вот только пахло в квартире нехорошо – похоже, с канализацией непорядок. Артем открыл окно.

Зима была хлипкая, почти без снега и морозов. Артем некоторое время смотрел на пустую улицу и со злорадством думал, что сейчас все эти салютчики, должно быть, спят без задних ног и скоро будут мучиться похмельем. Наверное, он один во всем городе в шесть утра был похож на человека.

От таких мыслей Артему захотелось немедленно действовать и чего-то добиваться. Он включил компьютер, зашел на страничку со вчерашним роликом. Просмотров было мало, а комментарии, в основном, носили оскорбительный характер. По опыту Артем знал, что это хорошо. Если ругаются, значит зацепило. А просмотры позже наберутся, когда народ продерет глаза после пьянки. Не откладывая дело в долгий ящик, Артем принялся просматривать сегодняшнюю запись.

Первые полтора часа были вялыми. Потом за окном начали бухать фейерверки. На первом взрыве Артем на мониторе проснулся, сел на кровати, отчетливо произнес: «Севастополь не сдастся без боя!» – и снова завалился на подушку. Годный кусок. Политически подкованные граждане в комментариях на говно изойдут.

Артем с любовью вырезал фрагмент и двинулся дальше. Долго не происходило ничего интересного. Артем на мониторе лежал, как покойник, и не шевелился. Это печалило. Ролик с Севастополем хотелось выложить поскорее, а для этого надо добрать материала хотя бы минут на десять. Артем прокручивал видео и уговаривал своего экранного двойника хотя бы пернуть во сне. Но разве тут пернешь, если строго придерживаешься стола номер пять по Певзнеру? Вот в прежние времена, когда пиво не было под запретом…

С горькой ухмылкой Артем припомнил, сколько лайков собрал благодаря двум особенно протяжным трелям. Да. Вот тогда был подтекст так подтекст! Он отвлекся от изображения на мониторе, размышляя о роли пищеварения в искусстве. Вдруг прозвучал щелчок открывающегося замка. Артем вздрогнул. Ключей от его квартиры ни у кого не было. Он бросился было в коридор, но тут понял, что звук идет вовсе не оттуда, а из динамиков компьютера. Артем уставился на монитор, вытаращив глаза.

«Пум-пум-пум. Пум-пум-пум», – доносилось из динамиков. Раздались шаркающие шаги, и в комнате на экране появился толстый дед, тот самый, которого Артем видел в магазине. Только теперь у старика была длинная белая борода, а в руках он держал мешок. Следом за ним, тяжело дыша, плелись четыре знакомых мопса.

Дед подал собакам знак, подняв палец кверху, – те тотчас уселись. Старик протопал на середину комнаты и принялся разглядывать спящего Артема. «Пум-пум-пум», – сказал дед, положил мешок на пол и достал оттуда маленький сверток. Он подошел к Артему, пальцем приподнял веко спящему, взял щепотку порошка из свертка и насыпал прямо в глаз. Артем фыркнул, промычал что-то, но не проснулся. Дед проделал то же со вторым глазом, после чего уселся на стул, достал из кармана пластмассовый будильник и принялся смотреть на стрелки.

Ровно через полчаса он встал, вынул из мешка филейный нож, сбросил с Артема одеяло, задрал на нем майку и начал приглядываться к животу. «Пум-пум-пум», – сказал дед и сделал длинный надрез чуть ниже ребер. Мопсы повеселели и принялись облизываться.

Артем на мониторе даже не пошевелился, а тот Артем, что смотрел на все это, охнул и схватился за живот. Потом поднял майку и уставился на место, куда на записи вошел нож. На коже не было ни царапины.

Тем временем дед достал из мешка знакомый пакет, повозился в коричневатом месиве и вытащил нечто, похожее на червяка длиной со спичечный коробок. Червяк вяло подергивал хвостиком. Дед поплевал на него, как перед рыбалкой, и засунул Артему в живот, запустив в разрез руку по запястье. Старик покопался в кишках, вытащил оттуда какой-то ошметок и небрежно швырнул на пол, где его тотчас подобрал самый проворный мопс. Дед вытер ладонь о полу шубы и принялся ковыряться в носу. Отыскав что-то в ноздре, помазал этим рану на животе Артема, и та немедленно стала затягиваться.

Старикан полюбовался на результаты своего труда, сложил в мешок нож и пакет и собрался было уходить, но тут остановился и снова посмотрел на спящего Артема.

«Вот так напасть! Уф-уф-уф!» – выдохнул дед, почесывая в паху. Он снял накладную бороду, вернулся к кровати и перевернул Артема на живот, потом задрал полы шубы и принялся развязывать веревочку, на которой держались штаны, похрюкивая при этом, как одышливый боров.

Мопсы пришли в волнение, начали перебирать лапками. Дед справился с веревочкой и погрозил собакам. Мопсы послушно отвернулись.

Артем предпочел не смотреть, что произошло дальше. Он перемотал запись до того места, где дед заботливо укрыл его одеялом, поцеловал в губы и, весело напевая «Пам-пам-пам», покинул квартиру. Мопсы удалились за ним.

Артем впал в ступор и сидел, не шевелясь, минут десять. Потом он произнес: «Вот тебе и Севастополь!» – несколько раз сплюнул прямо на пол и пошел в душ.

Через полчаса к Артему вернулась способность соображать. Он тщательно изучил дверной замок на предмет взлома, осмотрел пол, нашел что-то похожее на собачьи следы и решил звонить в полицию, однако тут же передумал. Все-таки есть вещи, о которых лучше никому не рассказывать и забыть их как страшный сон. С этой мыслью Артем удалил запись, не пожалев даже фрагмента про Севастополь.

Однако вскоре он понял, что совсем все забыть не получится, поскольку сумасшедший дед запихал ему в брюхо какого-то червяка, и это нельзя пускать на самотек. Мало ли что из червяка вырастет! Артем второй раз в жизни вызвал скорую.

Врачам он наплел про очередной приступ панкреатита. Медики смотрели на него с осуждением: мол, что ж ты, раздолбай, не мог хотя бы неделю на диете посидеть. Понятно, что Новый год, но здоровье-то потом не вернешь. Все же в больницу Артема отвезли.

По случаю праздников врача ультразвуковой диагностики не месте не оказалось, и на УЗИ Артема отправили только на четвертый день, а до этого морили голодом и ставили капельницы с соленой водичкой. Артем терпел. О засунутом в живот червяке он решил не заикаться – слишком уж странным выглядело бы такое утверждение. Пусть врачи сами увидят и назначат лечение.

– Шикарно! – сказал доктор, закончив водить по животу трансдьюсером.

Артем не разделял его радости.

– Вашу поджелудочную можно показывать на выставке, – продолжал доктор. – Кто, интересно, поставил вам хронический панкреатит?

– А кроме поджелудочной вы ничего там странного не видите? – осторожно спросил Артем.

– Что, например?

Артем собрался с духом и проговорил:

– Червяка.

– Вы гельминтов имеете в виду? – спросил доктор. – Нет, я ничего похожего не обнаружил. Но, если есть сомнения, лучше сдать анализ кала.

– Это не такой червяк, – прошептал Артем. – Он сантиметров пять в длину. Его засунули прямо в живот. Вы должны были его увидеть.

– Прямо в живот, – повторил доктор, потирая переносицу. – И как же его засунули?

– Разрезали вот здесь, – Артем провел ладонью под ребрами, – и запихали.

Доктор посмотрел на гладкую кожу на животе пациента и нахмурился.

– Давно это случилось?

– Четыре дня назад.

– Хорошо, – кивнул доктор. – Вы пока вытирайте гель и посидите в коридоре, а я приглашу специалиста по червям.

Специалист по червям с двумя санитарами прибыл часа через три. Он побеседовал с врачом ультразвуковой диагностики за закрытой дверью, а потом приступился к Артему с расспросами: как вдруг червь оказался в животе и не было ли до этого у пациента травм головы. Артем сразу понял, что имеет дело с психиатром. Этого он и опасался. Но теперь отступать было уже некуда.

Вопросики с подковыркой вывели Артема из себя. Он заявил, что ни в грош не ставит современную медицину, которая не способна разглядеть в животе червяка. Сказал, что, если никто не собирается ничего делать, он сам при помощи ножа и пинцета достанет долбаного паразита и потом не будет платить налоги, раз на них содержат тупоголовых профанов. После этих слов санитары по знаку доктора взяли Артема под руки и проводили к специальной машине. Кажется, высказывания относительно налогов окончательно убедили психиатра в необходимости таких мер. Артем кричал, что он всем докажет свою правоту, что стертый файл легко восстановить, но его не слушали.

* * *

В лечебнице Артема держали долго и выпустили за неделю до Нового года. Все это время у него и намека не было на проблемы с поджелудочной железой. Артем сдружился с персоналом и пациентами и перед выпиской прощался со всеми, как с родными. Он решил, что в психиатрической клинике не так уж и плохо, особенно когда колют реланиум. Жаль только, что ему не разрешали снимать, как он спит, и не давали доступа к Интернету. Это были бы бомбические ролики. А теперь, конечно, канал заглох, и немногочисленные подписчики разбежались. Стоило ли начинать это дело заново? Артем пока не решил.