Обитель Солнца

Кара ахнула, поднявшись с места.

– Бэстифар, прекрати! – она подоспела к нему и посмотрела на разбитую в кровь руку. Средний и указательный палец на ней кривились под неестественным углом. – Ничего умнее не нашел, кроме как вывихнуть пальцы перед возможным военным наступлением на Малагорию? – строго спросила она.

– Плевать! – отмахнулся он.

– Нет, не плевать! – вдруг прикрикнула Кара. Она так редко повышала голос, что от неожиданности Бэстифар даже слегка протрезвел. – Тебе совсем не плевать. – Кара заговорила спокойнее. – Поэтому пока не разгромил себя самого и весь дворец в придачу, возьми себя в руки и поговори с Мальстеном. Выясни то, что хочешь, или попытайся по-настоящему наплевать на его метания. Но прежде чем ты упрямо решишь выбрать второй вариант, вспомни, что у тебя и за три года его отсутствия не получилось этого сделать. – Она испытующе заглянула ему в глаза. – Бить посуду, конечно, легче, слуги уберут за тобой. Но лучше пойди и реши свою проблему, как подобает царю.

Бэстифар стоял и смотрел на нее, громко дыша через нос. То и дело закипавшая в его душе ярость, казалось, сменялась холодными волнами рассудительности.

Не говоря ни слова, он порывисто сорвался с места и направился к двери, прихватив с собой еще одну бутыль вина, стоявшую у окна.

Глава 26

Мальстен снял рубаху, придирчиво осмотрев повязку, и недовольно цокнул языком: на месте раны расплылось пятно темно-синей крови.

Он вздохнул.

В лекарской комнате – единственном месте дворца, куда Бэстифар готов был водить Мальстена чуть ли не под конвоем – его ждет долгая лекция о том, как важно дать ране время зажить вместо того, чтобы удовлетворять свои плотские прихоти. Впрочем, даже Аэлин, заметив кровь на повязке, умудрилась напомнить ему о необходимости себя беречь, и от нее в тот момент это звучало особенно дико.

Когда они, наконец, покинули дворцовые паровые бани, Мальстен деликатно проводил Аэлин до ее покоев, а сам направился в свои. На контрасте с традициями материка, в Малагории даже у супругов было принято иметь раздельные комнаты.

Оставшись один, он изучил повязку и даже подумал ее поменять, когда дверь с шумом распахнулась от настойчивого пинка.

Мальстен обернулся на звук, приготовившись ко всему, даже к налету Бенедикта Колера. Однако в дверном проеме появился Бэстифар – слегка покачивающийся, явно захмелевший, в пережившей не лучший день красной рубахе. Правая рука, которой он держался за дверь, чтобы не терять равновесие, была испачкана кровью, и средний и указательный пальцы на ней заметно припухли. Во второй руке он держал глиняную бутыль.

– Бэстифар? – непонимающе нахмурился Мальстен. – Что с тобой приключилось?

Аркал неуклюже ввалился в комнату, почти ненавидящим взглядом уставившись на данталли.

– Это все ты, – ответил Бэстифар. В его голосе звучала разогретая вином злость, а слова больше походили на рычание загнанного зверя. Мальстен вопрошающе приподнял голову.

– Я? Не понимаю. Что я сделал?

Он и впрямь не понимал, чем вызван обличительный тон царя.

– Что тебе надо? – сквозь зубы процедил тот.

Мальстен недоуменно качнул головой.

– Бэстифар, я и вправду не совсем понимаю, о чем ты.

Аркал угрожающе сдвинул брови, сделал большой глоток из бутылки и яростно швырнул ее в стену. Мальстен прикрыл глаза, услышав, как осколки со звоном скачут по полу. По стене разлетелись бордовые брызги.

– Я не потерплю от тебя больше этих уверток! – прикрикнул Бэстифар. – Ты будешь отвечать! Ясно тебе?

Мальстен осторожно повел головой в сторону.

– Пока нет…

Вместо дальнейших расспросов Бэстифар сжал собственную раненую руку в кулак, и вокруг нее распространилось ярко-красное свечение. Мальстен резко выдохнул, ощутив, как острый кинжал боли пронзает его.

– Проклятье, Бэс! – процедил он. – Может, хоть пояснишь, о чем… твой вопрос?

– О цирке! – с яростью ответил Бэстифар, практически выплюнув это слово. – О Малагории! О тебе и твоих мотивах, будь ты трижды неладен! Чего тебе надо? Чего еще тебе надо?!

Мальстен скривился, чувствуя, как аркал усиливает воздействие.

– Не понимаю… – сдавленно произнес он. – Мы ведь обо всем договорились. О чем ты спрашиваешь? Я дал тебе слово…

Лицо Бэстифара напряглось так сильно, что на виске начала пульсировать жилка. Сияние вокруг руки стало ярче. Боль разлилась по телу Мальстена так, словно он расплачивался за контроль целой Рыночной площади Грата. Он закусил губу, невольно издав тихий стон и согнувшись.

– Слово, Мальстен! – голос Бэстифара дрожал от ярости. – Да, ты дал слово! И сказал, что я связал тебя нитью покрепче тех, которыми владеешь ты! Будто я опять неволил тебя! Ты считал, что я заключил тебя в плен, думал, что я убил Грэга или его дочь, предположил, что я намерен сдать тебя Культу! Ты обвинял меня в пытках почти с первого дня нашей встречи!

Мальстен нашел в себе силы нервно усмехнуться.

– В последнем ты сейчас… сомневаешься? – спросил он.

– Ну да, конечно, я же так развлекаюсь: пытаю лучшего друга, наслаждаюсь его страданиями! Я же такой в твоих глазах, да? Давай, Мальстен, просвети меня: кем еще ты меня считаешь? – взвелся он. – Узурпатором? Монстром? Садистом? Палачом?

Перед глазами Мальстена на миг потемнело, когда воздействие пожирателя боли усилилось. Он перевел дух, силясь распрямиться.

– Сейчас ты просто пьяный аркал, которому приспичило поскандалить, – мрачно ответил он. Он знал, что поплатится за это.

Бэстифар зарычал от злости, приблизился к Мальстену и ударил его в живот сияющей красным светом рукой, заставив его болезненно вскрикнуть. Не удержавшись на ногах от вспышки боли, он упал на колени. Бэстифар навис над ним.

– Пошел ты! Я тоже много чего могу о тебе сказать! Ты предатель, Мальстен! – в сердцах воскликнул он. – Предатель и беглец! Ты бросил в Малагории тех, кто на тебя полагался! Улизнул, как последний трус! Говорил, я пытаюсь сломать тебя, когда я хотел помочь! Слушал россказни Грэга про мою неоправданную жестокость! Считал, что я хочу сделать из тебя монстра! Ты никогда не объяснял мне, что тебя так стесняло здесь, хотя я столько раз спрашивал! Вместо этого ты предпочел просто сбежать со своим немым осуждением! Знаешь, что, я сыт по горло твоими упреками!

– По-твоему… я уехал, чтобы… упрекнуть тебя? – тяжело дыша, спросил Мальстен, силясь подняться.

– Я понятия не имею, почему ты уехал! Я предлагал тебе что угодно! Даже отвоевать Хоттмар у Колера, чтобы ты перестал чувствовать себя приживалкой! Чего еще тебе было надо?! – лицо аркала раскраснелось, голос срывался от почти непрерывного крика. – У тебя было все, все, чего ты только мог пожелать! Убежище, работа, друзья, любовницы, привилегии, возможности! Казалось бы, живи себе да твори искусство, но нет! Ты сбежал, ничего не сказав, наслушавшись нытья Грэга, а я выглядел беспомощным идиотом, когда пытался объяснить труппе цирка, почему ты уехал! – он отступил на шаг, распаляя красное сияние вокруг своей руки. – На Войне Королевств я остановил армию, чтобы защитить тебя! Я позвал тебя в свой дом, где тебя приняли, как не принимали в родном Хоттмаре! Я благоволил тебе все это время и поддерживал тебя во всем! Неужели три года назад я не заслужил хотя бы сперва узнать о твоих намерениях?

Мальстен заставил себя подняться, придерживая рану, которая вновь начала кровоточить после удара аркала.

– Ты бы стал отговаривать… – покачал головой он.

– И отговорил бы! Разве кому-то стало лучше от того, что ты сбежал на материк? Гляди, к чему это теперь привело!

– Скорее всего, к этому бы и так пришло, – устало выдавил Мальстен.

– Да плевать! Зато я бы знал, что ты мне союзник, а не перебежчик, который может в любой момент сбежать по неизвестным причинам!

– Я не сбегу…

– Пока Малагория в опасности, да! – Бэстифар вздернул подбородок. – Но что потом? – его голос зазвучал тише, но глаза сделались большими и безумными. Он безотрывно смотрел на Мальстена, пытаясь найти этот пугающий ответ в его непроницаемом выражении лица. – Будь ты проклят, что потом?! Однажды мне снова доложит о твоем побеге стража? Если собираешься сбежать, если тебе плевать на цирк, на труппу и на всех тех, кому ты здесь нужен, так хоть наберись смелости сказать им об этом в лицо!

Мальстен прерывисто вздохнул. Руки дрожали от боли.

– Мне никогда не было плевать, – еле слышно сказал он. – Жизнь в Грате – лучший период моей жизни.

Бэстифар опешил от болезненной честности, прозвучавшей в его голосе.

– Тогда почему? – аркал отступил на шаг так, словно ответ сулил ему опасность. Лицо Мальстена вновь покривилось, и Бэстифар, казалось, лишь теперь вспомнил о том, что воздействует на него с помощью своих сил.

Сияние вокруг его руки погасло.

Мальстен выдохнул от облегчения, сумев перевести дух.

– Я не мог здесь оставаться, – сказал он.

– Почему? – требовательно повторил Бэстифар.

– В первую очередь из-за тебя. – Только теперь Мальстен поднял на него глаза. Бэстифар громко вдохнул и тут же задержал дыхание.

– Что… – он прочистил горло и покачал головой. – Что же такого ужасного я тебе сделал, что твоя жизнь здесь стала невыносимой?

Мальстен устало улыбнулся.

– Бэстифар, в моем решении покинуть Малагорию участвовало много факторов. То, что говорил мне Грэг, было одним из них, но не основополагающим. Я знал, что уже тогда являлся неплохим оружием для тебя и источником сил, с помощью которых ты мог влиять на людей. Ты применял свои силы и ко мне, для тебя это было игрой, состязанием…

– И пыткой, – поморщился Бэстифар. – Это ты забыл добавить?

– Ты не считал это пыткой, – вздохнул Мальстен. – У нас был разный взгляд на твое воздействие, но речь даже не об этом. Просто игры… надоедают, Бэс. – Он внимательно вгляделся в его лицо, стараясь найти там понимание, но встретил лишь недоумение. – И я бы со временем тебе попросту наскучил.

Бэстифар возмущенно вытаращился на него.

– По-твоему, я тебя игрушкой считал? Наигрался и выкинул с глаз долой?! – он снова повысил голос. Мальстен встретил его негодование спокойно и покачал головой.

– Во имя богов, прекрати ставить эти клейма, – устало попросил он. – И попробуй хоть раз прислушаться к тому, что я говорю тебе, а не к собственному возмущению.

Бэстифар набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но отчего-то прикусил язык и смолчал. Позволив тишине звенеть всего пару мгновений, он все же заговорил:

– Я не понимаю. Ты сказал, что жизнь в Грате была для тебя самым лучшим периодом. Как можно говорить о чем-то счастливом так, будто это причиняет тебе боль? Ее ведь… нет. Реальной. Я бы знал. – Он нервно усмехнулся и тут же нахмурился. – Но тебе, как будто… всегда… Я не могу понять.

Мальстен покачал головой.

– Бэс, ты говорил, что всегда благоволил мне. Что сделал мою жизнь в Грате такой, какая мне в Хоттмаре и не снилась. Ты говорил, что дал мне всё, – он серьезно посмотрел в глаза аркала, – и ты совершенно прав в этом. Это сделал ты. Беда в том, что моя жизнь, и мое благополучие в Грате целиком и полностью зависели от тебя.

Бэстифар неуютно поежился.

– Говоришь так, будто в этом есть что-то плохое, – нервно усмехнулся он.

Мальстен оставался чрезвычайно серьезным.

– День за днем я привязывался к этой чудесной стране. К людям. К цирку. – Он тяжело вздохнул. – Это было едва ли не первый раз, когда я чувствовал себя нужным. И каждый день я знал, что могу потерять это в мгновение ока, а повлиять на это… – он печально ухмыльнулся, пожав плечами. – Я ведь обещал тебе больше нити так не использовать. Слово я держу. Ты знаешь.

Бэстифар озадаченно нахмурился. Опьянение отпускало его с каждым мгновением.

– Повлиять? – переспросил он. – Ты имеешь в виду… – он потряс головой, собираясь с мыслями. – Проклятье, и мы снова возвращаемся к клеймам! Мальстен, каким же чудовищем я вижусь с твоей стороны, если ты решил, что я рано или поздно просто вышвырну тебя прочь и лишу всего? Я ведь не в игрушки играл, когда предложил тебе место в цирке, я говорил серьезно. Ты мне просто не верил? Или что заставило тебя сделать обо мне такой вывод?

Мальстен вздохнул.

– Ты и заставил.

– Но…

– Бэстифар, ты говоришь так, будто играть чужими судьбами не в твоих правилах, – внушительно посмотрев на него, сказал Мальстен. – Но посмотри на свои действия. Разве судьбой Аэлин ты не играл? Разве судьбу собственной матери не решил хладнокровно и без колебаний? Думаю, когда ты предъявил свои притязания на трон, своим многочисленным братьям ты тоже без труда навязал свои условия. И не без применения силы. Я уж молчу про гимнастов, с которыми ты расправился.

Бэстифар поморщился.

– Это ведь совсем другое…

– Нет, – строго ответил Мальстен. – Это то же самое, Бэс.

– Я не…

– Послушай, – данталли внушительно взглянул на него, – просто представь себе ситуацию: вы с Карой решили завести детей.

– Боги! – хохотнул Бэстифар. – Был тут случай…

– Бэс.

– Ладно, молчу.

– Ты прекрасно знаешь, что Кара относится ко мне не так уж тепло. Как думаешь, какой выбор ты сделаешь, если она убедит тебя, что я опасен для нее и ваших будущих детей? – Мальстен пожал плечами.

– Не люблю рассматривать небылицы, но я бы нашел выход. Мальстен я бы не поступил с тобой так жестоко после всего, через что мы прошли.

– Скажи это Отару Парсу. Я знаю, с какими мыслями он умирал и как верно тебе служил. Ему бы очень понравились твои теперешние речи. – Холодный взгляд данталли буквально пригвоздил аркала к полу. Растерянный и обезоруженный, Бэстифар уставился на Мальстена, и в его темных глазах начало проступать понимание. – Скажешь, что я пессимист? Что зря опасаюсь? Что это невозможно?

Бэстифар опустил взгляд.

– И все же, – покачал головой он, – с тобой я бы так не поступил.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

Как бы ни хотелось это опровергнуть, Бэстифар знал, что Мальстен прав. Приближенные к монархам могут в одночасье впасть в немилость, и тогда их судьба перевернется с ног на голову. Слишком много было в истории таких примеров, чтобы сбрасывать их со счетов. И хоть Бэстифар был уверен, что не позволил бы себе обойтись жестоко со своим лучшим другом, в словах Мальстена был резон, перекрыть который не получалось.

– Что ж, – Бэстифар решительно поднял глаза и кивнул, соглашаясь с собственными мыслями, – в таком случае, я подпишу документ. Приговор об изгнании. В нашей стране его нельзя отменить. Точнее… это может сделать царь, но если приговорен он сам…

Мальстен нахмурился.

– Что ты несешь?

– Остаюсь перед тобой безоружным. Уравниваю шансы. – Бэстифар осклабился. – Ты приверженец честных игр, так будь по-твоему. В случае, если твои опасения подтвердятся, ты впадешь в немилость, и я выгоню тебя из цирка, приговор вступит в силу. Я буду изгнан, лишен имени и права когда-либо возвращаться в Грат. Я потеряю трон, наследие и все, что когда-либо создал, если нарушу слово, которое дал тебе. А я даю тебе слово, что, пока я правлю этой страной, ты никогда не будешь отсюда изгнан. И пока ты стоишь на защите Малагории, Малагория так же будет вступаться за тебя.

Мальстен ошеломленно отступил.

– Бэс… это слишком…

– Честно? – перебил аркал, усмехнувшись. Собственная идея с каждой минутой нравилась ему все больше. – Именно. Я бы даже сказал, это очень в твоем духе. Но, знаешь, – ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с силами и сказать то, что он собирался сказать, – три года я ломал голову над причинами твоего побега. Теперь они мне известны. И я могу сделать так, чтобы их больше не возникало. Если тебя это не устроит, то ты лжешь – и себе, и мне, и всем остальным.

Мальстен медленно вздохнул, прислушиваясь к себе. Предложение Бэстифара было опасным и слишком уж хорошим, чтобы быть правдой.

– Но ответ мне нужен сейчас, – с вызовом произнес аркал. – Если я свяжу себя подобным договором, я должен знать, что это не напрасно. Все правда: ты – самое опасное существо, которое я встречал на Арреде. Самый искусный постановщик представлений. Талантливейший художник. Хороший стратег. Мне полезно держать тебя при себе, потому что я царь. Но прежде всего я хочу, чтобы ты остался, потому что ты мой друг, и в этой стране у тебя может быть и дом, и будущее. Если я свяжу себя таким договором, ты больше не станешь бежать?

Мальстен несколько мгновений помедлил.

– Договор не обязателен, мне достаточно твоего обещания…

– Нет, не достаточно! – покачал головой аркал. – В прошлый раз ты уже дал это понять, а слов я тебе сказал великое множество. – Он кивнул и вдруг направился к выходу из покоев данталли. Замер он уже в дверях. – Я подготовлю документ со своими законниками. Ты изучишь его так подробно, как пожелаешь, мы скрепим его подписями и отправим в архив малагорского суда. Раз уж твоя жизнь в моих руках, моя – пусть будут в твоих. – Он осклабился, вышел за дверь, и перед тем, как закрыть ее за собой, добавил: – Добро пожаловать домой.

Часть 2. Обитель Солнца

Глава 27

Чена, Анкорда

Пятый день Паззона, год 1489 с.д.п.

С громким криком кучера экипаж остановился на Центральной площади Чены.

Пассажир вздрогнул от неожиданного рывка и схватился за сиденье, чтобы не завалиться набок. Вторая рука отчего-то опасливо легла на эфес меча, закрепленного в ножнах на поясе.

– Вот я и дома, – зачем-то произнес он вслух.

Голос за последние полтора года наконец определился с тем, желает он принадлежать мальчику или юноше, и зазвучал басовито. В нем проскользнули нотки, характерные для его отца – нечто едва уловимое, но все же узнаваемое.

Наверное, матушка это тоже отметит, – подумал юноша, тяжело вздыхая. За последние три года ему с лихвой хватило этих сравнений: каждый второй считал своим долгом увидеть хоть какое-нибудь фамильное сходство и поддразнить его на этот счет.

В Нельнской Военной Академии, куда со времен послевоенной реформы стали брать мальчиков с двенадцати лет на специальное обучение, все сложилось столь символично, что можно было назвать это злой шуткой Криппа. Насмехался ли ректорат Академии, определив принца Альберта Анкордского в ту самую комнату, которую когда-то занимал командир Кровавой Сотни? Трудно было сказать наверняка.

Принц Альберт Анкордский, лишь хрупким сложением походивший на мать, унаследовал много внешних черт Рериха VII. Та же пушистая копна каштаново-рыжеватых волос, такие же широко посаженные зеленые глаза, такой же длинный нос и решительный прямой профиль. Разве что Альберт не обладал отцовской грузностью и высоким ростом – хотя именно этих сходств с королем Анкорды ему порой не хватало, когда приходилось ввязываться в драки с сокурсниками.

Альберт надеялся, что в скором времени мальчишкам надоест подтрунивать над ним и впутываться в драки, в результате которых все они ходили в синяках и получали дополнительные бессонные дежурства. И все к тому шло, пока в год выпуска не поползли слухи, что анкордский кукловод жив. Вскоре эти слухи подтвердил и Бенедикт Колер своим посланием к Совету Восемнадцати. В Нельнской Военной Академии эта весть разнеслась быстрее ветра, и сокурсники возобновили нападки на Альберта с усилившимся рвением. От этого не спасало ничто: ни статус королевского наследника, ни свойственная характеру гордая выдержка, ни готовность ответить обидчикам и даже разбить им лица в кровь. Что бы Альберт ни делал, призрак Мальстена Ормонта витал над ним и отравлял жизнь, превращая последний год обучения в Академии в пытку.

Принц покачал головой, отгоняя воспоминания, убрал руку с эфеса меча и потер ноющий правый бок: ушиб ребер, полученный в последней драке перед самым выпуском, уже начал заживать, хотя все еще давал о себе знать при резких движениях.

Дверца экипажа открылась.

– Прибыли, Ваше Высочество! – зычно обратился к нему бородатый кучер.

– Спасибо, Крюгер, – рассеянно поблагодарил принц, выйдя на улицу.

Родной город почти тут же решил обнять Альберта порывами холодного, промозглого осеннего ветра, несшего с собой запахи города – чуть более резкие, чем те, к которым Альберт успел привыкнуть за три года в Академии, располагавшейся за городской чертой. Сточный ручей, текший в городские сливные подземелья, источал затхлый запах, перемешивающийся с кровавыми фимиамами из лавки местного мясника.

Альберт рассеянно оглядел Центральную площадь и вздрогнул, когда к его кучеру подбежал какой-то мальчуган лет десяти и начал неразборчиво зазывать его куда-то. Крюгер прикрикнул на него и отогнал прочь.

– Вот ведь сорванцы! Уже королевского кучера грабить готовы! Отвлекут, за собой потянут, а потом…

Альберт снисходительно улыбнулся ворчанию Крюгера.

– Ты хоть его слушал? Он зазывал тебя переночевать на постоялом дворе, – заметил принц. Крюгер недовольно сплюнул на брусчатку площади.

– Тем более, сорванец! Уже и принца своего с кучером не признал, не в курсе, что у меня отличное жилье при дворце!

Альберт вздохнул.

Когда меня отправляли в Нельн, этот мальчишка еще, наверное, и не понимал, что такое принц. Стал бы он о таком задумываться, играясь на улице с другими детьми?

Шум Центральной площади отвлек его от раздумий. До принца доносились заунывные крики нищих, просящих подаяние. Невдалеке показалась парочка, вышедшая за калитку постоялого двора: захмелевший обрюзгший мужчина и хихикающая девушка в платье с откровенным вырезом. Они прошли мимо лавки кожевника, но не бросили ни единого взгляда на товары.

– Господа! Пожалуйте в теплые бани! – услышал Альберт зазывающий голос.

– Домашняя птица! Свежая! – донеслось из другого уголка площади под аккомпанемент завывающего осеннего ветра.

– Пожалуйте в лавку менялы! Договоримся! – призывно кричал щуплый, активно жестикулирующий мужчина, хитрость которого сквозила даже в нотках голоса.

– Зрелые фрукты! Последние из Малагории!

– Крупа! Честный развес!

– Покупайте молоко!

– Горячие булочки!

Альберт почувствовал, как проголодался с последней остановки экипажа, но не позволил себе пожаловаться на голод. В Академии он приучал себя к суровой дисциплине и не упускал шанса потренировать себя в терпении.

Обойдя экипаж, Альберт решительно вытащил из багажного отделения свой вещмешок, в котором было лишь самое необходимое. Когда принц начал отсылать то, что называл «излишками», домой, Ее Величество королева Лиана Анкордская написала сыну письмо о том, что ее беспокоит его склонность к аскезе. Альберт успокоил королеву ответным письмом, однако отсылать «излишки вещей» на родину продолжил. К концу обучения все его пожитки прекрасно умещались в одном вещмешке.

– Вы уверены, что отсюда хотите добираться пешком, Ваше Высочество? – обратился к нему кучер.

– Пешком и один, – благодушно кивнул Альберт. – Матушка едва не лишилась чувств, когда я известил ее о намерении идти пешком из самого Нельна, поэтому я согласился на экипаж. Но, полагаю, против моей прогулки по родному городу никто возражать не станет.

Крюгер пожал плечами.

– У меня нет власти отговорить вас, Ваше Высочество, но вы должны знать, что я против, – хмуро бросил он.

На тонких губах принца Альберта появилась кривая улыбка.

– Я знаю, Крюгер.

Водрузив вещмешок на плечо, принц Альберт Анкордский одернул ученический камзол, поправил пояс с мечом и двинулся по дороге, уходящей вверх и петляющей мимо улочек Чены. Это был один из самых долгих путей к королевскому замку. Чтобы не явиться туда раньше принца, Крюгеру придется колесить по городу около трех часов, и лишь на подъезде к воротам снова встретиться со своим пассажиром, чтобы ввезти его на территорию замка Рериха VII.

Чена, – думал Альберт, без труда сохраняя размеренное ровное дыхание на крутом подъеме, – город, где все началось.

С момента, как он попал в Нельнскую Военную Академию и началась травля, Альберт не переставал задаваться вопросами о Кровавой Сотне и обо всем, что связано с Мальстеном Ормонтом. Он верил, что боги не просто так заставили его столкнуться с призрачным следом анкордского кукловода. Альберт хотел разобраться в том, что произошло во время Войны Королевств. Насколько правдивыми были нападки его сокурсников? Принц даже слышал – хотя никто не осмелился сказать ему это в лицо – что Рерих VII исполнил уже несколько знамений из древнего пророчества, а это может значить, что он – тот самый Лжемонарх, приход которого ознаменует конец света.

Альберт не верил, что это может быть правдой. Его отец – вестник конца времен? Безумие. Но после трех лет постоянных намеков и напоминаний червь сомнения не мог не поселиться в душе принца.

Во имя чести страны и королевской династии, я не имею права сомневаться! – с жаром думал юноша. – Но если для меня лично было бы достаточно простой преданности семье и недоверчивости к слухам, то остальным нужны будут доказательства. И я должен их отыскать. Я должен выяснить, знал ли мой отец, кого принимает в ряды своей армии. Знал ли он, что Мальстен Ормонт не погиб на Ста Кострах Анкорды? Какие отношения связывают его с Бенедиктом Колером? Я должен выяснить все.