Пока живу, люблю

Когда Вика доела заварное, настроение ее слегка выровнялось. Все-таки что ни говори, а купить себе пару-другую обновок всегда приятно. Даже если повод для этого такой.., странный. Ну почему она делает из всего проблему? Здесь, в этом огромном городе, в этом магазине, ее никто не знает. Никому нет дела до ее переживаний и ее комплексов. В конце концов, она может сыграть сейчас любую роль, как советовала Александра. Что она теряет?

Подгоняя и подбадривая себя подобным образом, Вика покончила с корзиночкой и решительно поднялась. Она двигалась по пространству, разбитому на стеклянные квадраты, как ленивая тигрица, снисходительно взирающая на своих мелких собратьев по джунглям. Наконец территория была осмотрена, объект выбран. Вика вплыла в магазинчик подобно полной луне на небосклоне. Махонький худосочный продавец в очках вынырнул навстречу из-за вентилятора. Вика расправила грудь и с шумом втянула ноздрями воздух. Продавец в немом ожидании уставился на покупательницу. Вика чувствовала, как он оценивает ее. Стоит ли перед такой и расшаркиваться-то? Он так и шарил глазами по ее плащу, обшарпанным туфлям и видавшей виды сумке.

Как бы не так! Вика не собиралась подыгрывать этому недотепе. Сегодня она царица. Клеопатра. Екатерина Вторая. Кто там еще? Царственным жестом Виктория стянула с себя плащ и небрежно бросила в руки продавцу. Тот машинально (а что ему еще оставалось?) вцепился в него, продолжая снизу вверх смотреть на покупательницу.

– Милок… – Она так и сказала: милок. Когда сумело просочиться в ее лексикон это пошловатое «милок»? – Милок, будьте добры… Я надеюсь, в вашей лавочке найдется что-нибудь для такой представительной дамы, как я?

Продавец сглотнул, с трудом продвигая по пищеводу ее мудреную тираду, а Виктория, скользнув взглядом поверх него, прошествовала в глубь «лавочки».

– , Что именно вас интересует? – наконец очнулся махонький. – Костюм для офиса, прогулочный комплект для уик-энда, вечернее платье, спортивный комплект?..

– Вот! – остановила она его и выставила в его направлении указательный палец. – Веселенький костюмчик для занятий в спортивном комплексе. Это – раз.

Продавец вытянулся, словно проткнутый ее пальцем, и напряг лицо. В следующее мгновение он уже летел вместе с ее плащом к полкам слева, движениями заправского факира извлекая из скопища тряпья цветные трикотажные вещи и кидая на стол перед Викторией. Она, критически прищурившись, брала их на прицел своих глаз.

– Вот это и это! – выстрелила она указательным пальцем и бросила в продавца свою сумку. Он поймал ее, как профессиональный баскетболист. Виктория облачилась в комплект, уже окончательно войдя в роль. Она – состоятельная дама, сознательно маскирующаяся под этакую «серую мышь». Чтобы никто ей не докучал. Продавец, конечно же, «догадался», кто перед ним. Он томился за пределами кабинки, трепетно обнимая ее потертую сумку.

И вот она выплыла из кабинки в полосатых велосипедках и небесно-голубой футболке так, как если бы на ней было вечернее платье от Версаче. Продавец издал всхлип.

– О-о… – промычал он, закатывая глаза. – О-о…

– Сама вижу, что хорошо, – остановила его Вика. – Беру. Еще я хотела бы что-нибудь для дома.

Махонький напрягся. У него вспотели очки.

Дама явно не из простых, а из тех, что с претензиями.

– Халатик? Пеньюар? Пижамку? – залепетал он, прогибаясь, словно Викина сумка тянула его к земле.

– Никаких халатов, – остановила Вика и устремила глаза к полкам. – Это должно быть как бы для дома и в то же время…

Она не знала, что ей надо. Положа руку на сердце – ну не знала! В чем должна ходить гувернантка? Нет, ну, конечно, типичная гувернантка – понятно. Скромно и ненавязчиво. Белая блузка, серая юбка. Но гувернантка с той задачей, которую поставила перед ней хозяйка?..

– Вещь должна быть одновременно скромной.., и нескромной! – выпалила Вика и подмигнула махонькому. Пусть шевелит мозгами.

Продавец судорожно вздохнул.

– Что-то сексуальное? – осторожно предположил он.

– Вот именно, – согласилась Вика и сделала «пуленепробиваемое» лицо.

Это выражение должно было означать полное неприятие какой бы то ни было фамильярности. Продавец понял. Он метнулся к контейнерам, прижав к груди Викину сумку. От плаща он заблаговременно избавился, повесив его в соседней кабинке.

…Сколько Вика себя помнит – ей не приходилось в жизни потратить такое количество времени на примерку нарядов. Она пропустила занятие в автошколе – дело того стоило. Вика вошла во вкус. В течение часа «махонький» не отходил от нее, чуть ли не застегивая на ней пуговицы. Некоторые наряды вызывали у Вики непонятную ухмылку. Например, лимонная блуза, сконструированная будто специально для ее случая. Скромно застегнутая у ворота на три пуговки, ниже она удостаивалась вырезом на груди в виде сердечка и открывала для обозрения некоторую часть обычно скрытых под блузкой прелестей. Из проснувшегося вдруг озорства Вика купила и эту блузку. Она покинула магазин в приподнятом настроении. Несла пакет с вещами, которые купила для себя. Мало того – в кармане ее допотопного плаща лежала фирменная карточка магазина, по которой ей, Вике, полагалась впредь скидка, поскольку она была признана почетной покупательницей сезона.

Своеобразная «мисс Весна». Она шла, созерцая свое отражение в отмытых витринах, и улыбалась себе самой. Нет, она сейчас видела не ту лохматую тетеньку в сером зашмыганном плаще, которую, собственно, и отражали витрины. Она видела себя другую, на людных улицах Парижа, в кокетливой шляпке с вуалью, в сногсшибательном наряде от Валентино, с крохотной невесомой сумочкой через плечо, с зонтиком… Вот именно: с длинным изящным зонтиком, ручка которого так приятно изгибается в ладони…

Вика шла по улице в своем собственном ритме, вопреки ритму толпы. Центр города, деловая его часть, где она сейчас находилась, с ее суетой и нервозностью не мешала Вике, Она жила своей, ей одной ведомой жизнью. Она намеренно, но без особых с ее стороны усилий не замечала хмурых, озабоченных лиц. Не слышала отрывистых сленговых фраз, на ходу бросаемых в вездесущие мобильники. Зато она слышала звучащую сладкой музыкой приятную грассирующую речь парижан на улице Риволи, она ловила носом аромат французских духов, витающих в воздухе, она ощущала на губах привкус жареных каштанов…

– Послушайте! Что вы тут делаете в этот час?

Холодный, как струя воды из-под крана, голос хозяина заставил ее вздрогнуть и внутренне сжаться. Но внешне она все еще оставалась там, в Париже, стояла, мечтательно вздернув нос, глядя затуманенным взором в глаза хозяину.

– Насколько я помню, у вас сейчас уроки вождения в автошколе, – холодно напомнил он, засовывая руки в карманы брюк. Его дорогой костюм отливал глянцем цвета листьев дикого винограда. Ореховые глаза на солнце выглядели янтарными.

Вика зажмурилась, потрясла головой и вернулась в реальность. На нее немедленно обрушился шум улицы с визгом тормозов, звонками трамваев, гомоном толпы и тошнотворным запахом жаренных в горелом масле беляшей.

– Вы что же, прогуливаете занятия? – Хозяин прищурился. Он был готов вылить на нее лавину обвинений… Вика тряхнула волосами и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я не прогуливаю. Я гуляю! – с достоинством проговорила она и с вызовом уставилась на него. Янтарь в глазах хозяина начал плавиться и закипать. Макс оглянулся, словно ища поддержки, и Вика заметила, что хозяин не один. Невдалеке стоял мужчина, постукивая по колену газетой, и наблюдал за инцидентом. Этот тип показался неуместным рядом с хозяином. Нет, мужчина выглядел вполне нормальным, и при других обстоятельствах Вика, возможно, не обратила бы внимания на незнакомца, но… Странный тип был похож на хозяина! Но! Эта похожесть была более сродни карикатуре, чем портрету. Это был живой дружеский шарж на Макса.

– Вот, братец, познакомься: это наша новая Мэри Поппинс.

«Ага! – сообразила Виктория. – Это мистер Протестант собственной персоной. Тот самый „урод“ в семье. Братец».

И лицо ее само собой разъехалось в улыбке. Она протянула руку Протестанту. Тот картинно изогнулся и.., поцеловал ее пальцы. Вика не подготовилась к такой выходке и потому с неподдельным интересом воззрилась на него.

– Ни Кита, – раздельно, делая ударение на последнем слоге, представился тот.

– Это как ни шиша? – догадалась Виктория.

– Вот именно. Поэтому любящие племянницы называют меня просто Кит. Чтобы в имени не звучало отрицания.

– Виктория.

– Вик-то-рия… – повторил Кит и многозначительно взглянул на брата.

Тот слегка поморщился. Поведение брата его заметно коробило. И все-таки как они похожи! И до чего похожесть эта странная, что просто выпячивает различность этих двух типов. Такой феномен встречался Виктории впервые. Кит был того же роста, что и Макс, у него были того же оттенка волосы, только… Те, да не те! У Макса прическа тщательно уложена, волосы как бы построены в ряды – попробуй выбейся! Тебя тут же гелем прилижут, и ни-ни! У Кита волосы были пущены в свободный полет и выглядели небрежно, как, собственно, и весь он. Дорогие, но старые джинсы, потертые на коленках, распахнутая замшевая куртка, из-под которой топорщится рубашка. Шнурок от кроссовки развязался и подметал асфальт. Весь облик Никиты являлся немым вызовом застегнутому на все пуговицы Максу – его галстуку, его сверкающим ботинкам, его янтарным в золоте запонкам, холодному выражению лица. Особенно лица. Все черты у Никиты были те же, что и у Макса, только резче, ярче и выразительнее. – Словно Никиту художник обвел контрастным контуром в завершение работы, а Макса – забыл. На резко очерченном живом лице Никиты сидели как два прицела, готовых к выстрелу, глаза. Если вам когда-нибудь доводилось наблюдать за птицами, например, грачами, то вы наверняка вспомните эти внимательные умные глаза, которые видят далеко и четко. Вы приближаетесь, птица еще не сделала никаких движений, она шарит клювом в траве, а глаза уже косят в вашу сторону, изучают вас. Под взглядом Никиты Виктория невольно почувствовала себя вывернутой наизнанку. Ей захотелось уйти. Макс взял ее за локоть и увел на полшага в сторону. Чтобы, как поняла Виктория, отчитать без присутствия третьего лица. Но «лицо» присутствовало – Вика спиной это почувствовала.

– Надеюсь, вы понимаете, уважаемая Виктория, что вам предстоит возить в автомобиле детей! Детей, а не картошку! Я ясно выражаюсь?

– Я все понимаю. Я…

– Нет, дорогая моя, вы, вероятно, не совсем понимаете, если позволяете себе прогуливать занятия. Конечно, инструктору все равно. Ему платят деньги, и он доволен. Но мне не все равно! И я не позволю…

Вике нечего было возразить и предстояло пролепетать банальное «Я больше не буду», но этот грачиный глаз Протестанта косил в ее сторону с любопытством, а четко очерченный чувственный рот уже готовился искривиться в усмешке.

– Я учту ваши замечания! – сухо отчеканила она и покосилась на братца.

Он отвернулся, задрав голову в небо. Его явно веселила ситуация. Макс рассвирепел от ее ответа. Он снова развел руками и ударил себя по бокам. Но произнести ничего не успел.

– Я могу идти? – поинтересовалась Виктория.

– Да, конечно, – процедил он, и уже когда она медленно удалялась, чувствуя между лопаток два черных прицела, Макс нашел предлог, чтобы окликнуть ее. Вика неторопливо развернулась. – Приготовьте, будьте Добры, к вечеру постель для моего брата. Он будет у нас ночевать. В малой гостиной.

– Непременно, – ответила Виктория и с достоинством прошествовала к остановке.

Глава 6

– Что ты там опять натворила?

Звонила Марина. Вика покосилась на часы. Надо же! Успел нажаловаться жене! Похоже, он шага ступить не может без Марины.

– Выбирала себе тряпки и опоздала в автошколу, – пробурчала Виктория в трубку радиотелефона. – Я тебя предупреждала: в магазине я себя чувствую как в чужом огороде – не могу быстро сориентироваться.

– Ничего страшного не произошло. Просто запомни это – место, где столкнулась с Максом. Там находится его адвокатское бюро. В следующий раз обходи это место стороной.

– Постараюсь, – пообещала Вика, поражаясь тому, что успела в подробностях рассмотреть Максова брата и умудрилась не заметить табличку с обозначением офиса. Хуже того – она не запомнил это место. Она ведь была в это время в Париже, на улице Риволи.

– Ну ты хоть купила что-нибудь?

– Купила, – вздохнула Виктория и покосилась на разбросанные по кровати тряпки. Разве она отважится показаться в этом перед хозяином? Легче голой выступать в стриптиз-клубе. Там хоть тебя никто не смеряет ледяным взглядом и не примется отчитывать как школьницу. Марина что-то подробно вещала ей в трубку, но Виктория думала о своем. Одна мысль о том, что она должна напялить на себя лимонную блузку с сердечком впереди и предстать перед хозяином, вызывала у нее ужас.

Марина выцарапала у подруги обещание не робеть и положила трубку. Вика еще некоторое время постояла, прижимая трубку к груди и обреченно глядя на себя в зеркало. Одно дело – размечтаться, поддавшись минуте, разыграть перед простоватым продавцом светскую львицу. Другое дело – ломать комедию перед Марининым мужем. Из тяжелой задумчивости ее вывел приход Александры. Вернее, не приход, а прилет. Ибо актриса впорхнула, по своему обыкновению, на лету выпрыгнула из сапог и вцепилась в пылесос. «Пора собираться за девочками, – вспомнила Вика. – А так хочется поболтать с Александрой!»

Вика уже стояла в плаще, когда Александра закончила убирать кабинет.

– Ты что сегодня такая хмурая? – поинтересовалась домработница.

– Знаешь, я совершенно деревенею, когда приходится общаться с хозяином, – призналась Вика.

Актриса вышла в коридор. То, что она оставила в покое пылесос, Вику несколько взбодрило.

– Ты не правильно к нему пристроилась.

– Что?

– У нас, актеров, есть такое понятие – «пристройка». Вот например, ты собираешься пойти к начальнику попросить что-то для себя.

– Ну?

– Вошла и сначала смотришь, в каком он настроении. И пристраиваешься к его настроению. Если добрый – в одном тоне разговариваешь, если злой – в другом.