Сталкер

Злюся Романова

Сталкер

Пролог

Ноги тяжело, с противным чавкающим звуком, выволакивало из липкой, леденящей до костей грязи. Каждый шаг был пыткой: промерзшая земля жгла босые ступни, а хруст мертвых листьев под ними отдавался в ушах оглушительным треском, будто ломаются кости самого леса. Но я уже почти не чувствовала ни этого обжигающего холода, ни боли, пронзавшей ноги.

Мое тело стало чужим, механизмом, чьи рычаги и суставы скрипели на пределе. Весь мир сузился до трех невыносимых ощущений: адского жжения в легких, вырывающегося в ночную тьму клубами пара, похожего на душу, которая рвется наружу; дикого, яростного стука сердца, колотившего в висках, как молот по наковальне, отсчитывая секунды до разрыва; и ужаса.

Это был не просто страх. Это был всепоглощающий ужас, живая и разумная тень, накрывшая меня с головой. Он был физическим – ледяной, костлявой рукой сжимал горло, перехватывая дыхание, свинцовым грузом лежал в животе, сковывал мышцы. Он заполнял собой все, вытесняя мысли, оставляя лишь животный, неконтролируемый импульс – БЕГИ.

«Быстрее. Надо бежать быстрее», – стучало в такт сердцу где-то в глубине оцепеневшего сознания.

Лес вокруг жил своей, недоброй жизнью. Голые, скрюченные ветви яблонь и берез тянулись к ней, как иссохшие руки, цеплялись за рукава тонкого платья, царапали кожу. Они шептались о чем-то на скрипучем языке приближающейся зимы, и этот шепот сливался с воем ветра в единое проклятие.

Внезапно нога, уже онемевшая, споткнулась о невидимый под покровом грязи и мрака корень. Полет был стремительным и нелепым. Мир опрокинулся, и земля с размаху ударила меня в грудь, выбив остатки воздуха. Я рухнула лицом в ледяную жижу, и тьма на мгновение стала абсолютной. Ладони с размаху впились во что-то острое, обледеневшее – в торчащий сук или осколок старого бутылочного стекла.

Новая, яркая и жгучая боль пронзила оцепенение, заставив внутренне взвыть. Но какая-то сила, сильнее воли, сильнее усталости, заставила меня оттолкнуться. Я поднялась, вся в грязи, с кровоточащими ладонями. Надо было встать. Потому что я знала – любая задержка смертельна. Если я замедлюсь хоть на миг, из той непроглядной тьмы позади протянутся те самые цепкие, костлявые пальцы, вцепятся в мои спутанные волосы, в кожу, в самое горло, и тогда… Тогда этот внутренний лед станет последним, что я почувствую.

«Беги!» – закричал внутри голос, не мой, дикий и сиплый.

Я рванулась снова, и слёзы, хлынувшие из глаз, мгновенно застывали на щеках ледяными дорожками, словно слезы самого леса. Ветер, свистящий в ушах, рвал легкие изнутри, каждый вдох был похож на глоток раскаленных иголок. Легкое хлопковое платье, несколько минут назад цвета летнего неба, теперь представляло собой всего лишь промокшую насквозь, грязную тряпку, смертельно облепившую тело.

Каждый новый шаг отдавался во всем существе пронзительной, ледяной болью. Разум, затуманенный паникой, шептал: я должна была уже замерзнуть насмерть, упасть замертво от изнеможения. Но страх – он горел внутри жарче, чем кровь, он был острее любого лезвия. Он выжигал саму возможность остановки, не оставляя выбора, превращая меня в загнанного зверя.

Я не оглядывалась. Не смела. Не могла, потому что боялась увидеть то, что преследовало. Но я слышала это. Я слышала тяжелое, хриплое дыхание где-то сзади, всего в паре десятков шагов. Я слышала влажный, чавкающий звук шагов по грязи, ритмичный и неумолимый, чуть быстрее моих. Казалось, стоит мне споткнуться еще раз – и это дыхание станет горячим у меня на затылке.

Тени деревьев смыкались позади, образуя сплошную, непроницаемую черную стену, которая поглощала само пространство. Ветер выл в голых ветвях, и этот вой уже не был просто звуком природы – он был похож на ликующий крик голодного стайного зверя, который наконец-то почуял легкую добычу. А я…

А я была этой добычей. И я просто бежала, уже не человек, а сгусток паники, гонимый ураганом собственного страха, затерянный в бесконечном, темном лабиринте леса.

Глава 1

– Незабудкааааааааааа!

Резкий, растянутый окрик, словно порванная струна, прорезал сырой, напоенный запахом мокрого асфальта и прелых листьев воздух. Сквозь пелену назойливого моросящего дождя на меня, словно размытое пятно акварели, неслась наша староста Вера. Она всегда появлялась внезапно, нарушая привычный ход событий своим стремительным вихрем.

Пухляшка с круглыми, будто надутыми от осеннего холода щёчками, на которых алели две забавные ямочки. Её волнистые волосы, вечно собранные в небрежный пучок, сегодня были особенно влажными от дождя, и непослушные прядки так и норовили выбиться наружу, золотясь в тусклом свете. В её больших, подвижных глазах – я всегда видела в них знакомый, живой сумбур – сейчас читалась непривычная тревога. Казалось, она думала не о десяти вещах сразу, как обычно, а с лихорадочной концентрацией высчитывала единственный, но очень рискованный ход в сложной партии.

– Ты чего, Вер?! – остановила я её, пока она не пронеслась мимо, как настоящий осенний шквал, увлекаемый неведомой силой.

Она резко затормозила передо мной, захватывая ртом влажный воздух.

– Курсовую сдала? – выдохнула она, и в этом вопросе слышалось такое напряжение, будто от моего ответа зависела судьба вселенной.

– Сдала, – кивнула я, чувствуя, как на плечи снова ложится приятная тяжесть выполненного долга.

– Фууух, молодец! Слава богу! – Вера с явным облегчением хлопнула себя по лбу ладонью. – А то Петр Алексеевич вчера так грозился, бушевал, к зачету не допустить, если сегодня к четырем не окажется у него на столе… – Она уже переминалась с ноги на ногу, её взгляд беспокойно скользил по мокрым, серым университетским стенам, словно выискивая зацепку для бегства. – Ну, тогда я побегу! Мне еще к Кольке надо! Срочно!

– Давай, – только и успела кивнуть я, отступая в сторону, чтобы дать ей дорогу.

И она тут же сорвалась с места, подхваченная невидимым кнутом осеннего ветра, оставив после себя лишь быстро тающую в дождевом мареве фигуру и легкое вихревое движение.

Тишина, нарушенная её появлением, снова медленно опустилась на улицу, и я, наконец, смогла перевести дух. Именно в такие моменты невольно задумываешься о том, как тесно переплетаются в нашей жизни случайные встречи и давние привычки. И, кстати, раз уж представился такой удобный случай среди суеты учебного дня, давайте знакомиться поближе.

Меня зовут Маша Незабудкина. Да-да, вы не ослышались, это моя настоящая, данная при рождении фамилия – прекрасная, необычная и, признаться, совершенно не от мира сего, особенно в это время года, когда от живых цветов остались лишь воспоминания, припорошенные жёлтой листвой. Студенты и даже некоторые преподаватели быстро подхватили это созвучие, и вот уже все вокруг зовут меня просто – Незабудка. Говорят, я даже немного похожа на этот хрупкий цветок: невысокая, светловолосая, довольно хрупкого сложения, с густыми тёмными ресницами и голубыми, как раз как тот самый цвет, глазами, которые на фоне унылого октябрьского пейзажа порой кажутся неестественно яркими, будто два осколка летнего неба, затерявшихся в серости.

А ещё я студентка – уже целый месяц! И это ощущение пока не приелось: всё ещё в новинку и эти бесконечные коридоры, и запах старой бумаги в библиотеке, и шумная толчея в столовой. У меня, к счастью, много друзей, я искренне обожаю общаться, узнавать людей, впутываться в самые невероятные истории.

Ещё я страстно обожаю мороженое, но осень, эта строгая хозяйка, диктует свои неумолимые правила. Теперь мой главный источник утешения и энергии – это исключительно горячий шоколад, обязательно с палочкой корицы и горькой плиткой на отдельном маленьком подносе, чтобы можно было отламывать кусочки и медленно смаковать их во рту. Потому что шоколада, как известно, много не бывает, особенно когда за окном настойчиво стучится в стекло сырость и пронизывающий холод.

– Куда в тебя всё лезет? – постоянно качает головой и удивляется моя лучшая подружка Света, наблюдая, как я уничтожаю вторую порцию десерта.

А я и сама не знаю, куда. Но уж точно не в рост! А мне бы, честно говоря, хотелось подрасти сантиметров на пять, но, похоже, мои заветные сто шестьдесят – это потолок. Природа поставила на мне жирную точку, которую я тщетно пытаюсь замаскировать ботинками на высоченной платформе. Ну и бог с ними, с этими сантиметрами! Зато в предэкзаменационной толчее или в метро в час пик меня не сразу заметят. А это умение растворяться в толпе, поверьте, бывает очень даже полезным качеством.

И вот здесь самое время сказать о Свете, ведь на её фоне все мои особенности видны особенно отчётливо. Света – моя полная и безоговорочная противоположность. Вся такая высокая, статная, с прямой спиной и спокойной, плавной речью. Рядом с ней я всегда чувствую себя этаким забавным, немного взъерошенным эльфом, случайно заблудившимся в строгом и упорядоченном мире взрослых.

Но дело, конечно, не только в росте! Она – сама рациональность, серьёзность и собранность, воплощённые в человеческом облике. Пока я с завидным постоянством роюсь в карманах то куртки, то рюкзака, выуживая из крошек, смятых чеков и загадочных огрызков то телефон, то безнадёжно потерянную связку ключей, то расписание, которое к концу недели превращается в древний свиток, – у Светы каждая тетрадка подписана идеальным почерком, а телефон, ключи и даже проездной занимают строго отведённые им места в её безупречно организованной сумке. Всё у неё выверено с точностью до миллиметра, все действия подчинены внутреннему расписанию. Все четко. Все понятно. Все логично.

С ней, например, пары прогулять – ну просто никак, даже не пытайтесь это предлагать. Она вечно следит то за своим сбалансированным питанием, то за безупречной внешностью, будто готовится не к паре по теории государства и права, а к финалу конкурса «Мисс Вселенная». Мне, в общем-то, всегда было без разницы, во что одеться, главное – чтобы было удобно и душа радовалась. Но она ещё с одиннадцатого класса, видимо, почувствовав в себе призвание опекуна, взяла за правило контролировать и мой рацион, и мой внешний вид, словно я – её личный, вечно запущенный, но безумно любимый осенний сад, который непременно нужно привести в божеский вид.

А мне-то и так нормально! Я всей душой люблю свои потрёпанные джинсы, огромные уютные свитеры, в которых можно спрятаться с головой, и грубые, но невероятно удобные ботинки. А она только вздыхает и ворчит, что в таком «походном» виде мне принца не видать, как своих ушей. А он мне, если честно, и не нужен, этот принц! Слишком уж много хлопот с этими царственными особами, уж я-то по романтическим романам наслышана.

А дружим мы с ней неразлучно аж с первого класса, с того самого дня, когда на уроке она молча протянула мне свою запасную ручку. И шли рука об руку все эти годы, через школьные контрольные, совместные прогулки и тайные девичьи секреты. И даже в институт поступили один – вот только на разные факультеты, следуя зову своих сердец. Я, можно сказать, пошла по семейным стопам и твёрдо решила стать учителем начальных классов. Мне кажется, нет ничего прекраснее, чем видеть горящие глаза детей, которые только начинают открывать для себя огромный мир.

А Света… Света – будущий адвокат. Она ещё в школе слыла «серьёзной колбасой» – так мы её в шутку звали. И неспроста: вместо нашего цветастого рюкзака она деловито носилa портфель, а её взгляд уже тогда умнел за стёклами очков в строгой оправе. В институте школьная серьёзность лишь окрепла, превратившись в деловые костюмы-двойки и пронзительный, изучающий взгляд, который теперь усиливали современные линзы.

И надо признать, ей это идёт – фигура у неё в восемнадцать лет, в отличие от моей, уже вполне сформировавшаяся, с теми самыми выпуклостями в нужных местах, которые так выгодно смотрятся в деловом стиле. А у меня… а у меня ещё всё впереди! Как любит утешать моя любимая бабуля, говоря, что я – «пшеница на корню, ещё колоситься буду». Что ж, остается только верить её мудрому слову и ждать этого заветного «колошения».

Глава 2

Воздух в коридоре был густым и звонким от многоголосья, но, толкнув тяжелую дверь аудитории, я попала в иное пространство – приглушенное и выжидающее. Народу было тьма, студенты кучковались у высоких окон, за которыми хмурое небо нависло сплошной свинцово-серой пеленой. Они переговаривались, смеялись, но сквозь общий гул голосов упрямо пробивался монотонный, убаюкивающий стук осеннего дождя по стеклу.

Свет из окон был рассеянным, неярким, он ложился на лица мягкими бликами, делая их задумчивыми. Я обвела взглядом зал: свободные места ещё оставались, и среди них – моё любимое, в самом последнем ряду, у стены. Это была моя крепость, мой наблюдательный пост, с которого можно было видеть всех, оставаясь почти невидимой самой. До звонка оставалась ещё пара минут, и я, не торопясь, побрела к своему углу.

Скинув с плеч сумку, я присела на стул, ощутив его прохладную поверхность сквозь тонкую ткань джинсов. С наслаждением вытянула уставшие от беготни ноги и начала свой неспешный ритуал: выкладывать на стол ручку и свою верную, потрёпанную тетрадь. Она у меня была одна-единственная на все предметы. Толстая-претолстая, испещренная разноцветными закладками-стикерами, которые торчали из неё во все стороны, словно иголки у дикобраза. Но зато её я уж точно не забуду взять! А так, если бы носила на каждый предмет свою – это была бы лотерея: «Угадай, с чем Незабудка придет сегодня – с тетрадью по социологии на философию или наоборот?».

Пока я раскладывала свои нехитрые сокровища, взгляд скользнул по аудитории. Вдалеке, у самого окна, мелькнула знакомая голова нашей старосты Веры. Она, как всегда, была вся в делах и заботах, о чем-то живо жестикулировала, заглядывая в блокнот. А вот и неразлучная парочка – Мишка с Гришкой, два брата-близнеца, сегодня в одинаковых тёплых вязаных свитерах с оленями, отчего их и без того схожие лица стали практически неотличимы. Они заметили мой взгляд, дружно повернулись ко мне и начали преувеличенно махать руками, посылая в мою сторону воздушные поцелуи. Хохмачи неугомонные!

Впервые я увидела их еще на вступительных экзаменах, в тот день, когда от страха сводило живот. А они, эти двое шустрых парней, стояли в коридоре и так заразительно хохотали над чьей-то шуткой, что их хиханьки и хаханьки здорово разряжали гнетущую атмосферу всеобщей паники. Именно тогда, в тот напряженный момент, мы и познакомились. Они с ходу приняли меня в свою компанию, а потом почему-то решили, что отныне будут моими верными рыцарями. С тех пор они по очереди, с важным видом, вручают мне шоколадки, будто исполняя какой-то священный долг.

А вон там, неподалеку от Веры, за партой сидел Колька. Точнее, Николай, как он сам себя величал. Зануда редчайшей, я бы сказала, музейной породы. Но, как говорится, у всех нас есть свои изюминки. Вот только Колина изюминка – его патологическая любовь к занудным спорам о высоких материях – уж больно сильно застревала в зубах, как кислая, вяжущая ягода рябины. Он заметил меня, радостно замахал рукой, улыбаясь во весь рот, как расписной пряник на ярмарке.

Если так подумать, то подруг-девчонок у меня – раз, два и обчёлся. А вот друзей-парней вокруг всегда вьётся целый рой. И так было всегда, еще со школьной скамьи. Честно говоря, я даже не знаю, чем я их так привлекаю! Может, тем, что могу легко и без занудства поддержать любой их бред, а может, тем, что никогда не строю из себя хрупкую принцессу, которую нужно носить на руках.

Внезапно за спиной послышались негромкие, но очень уверенные и четкие шаги. Обернувшись, я увидела, как к кафедре направляется незнакомый мне парень. Он шел неспешно, с прямой спиной, и его появление вызвало в аудитории едва заметную волну интереса. «Прошу всех занять свои места, лекция начинается», – раздался спокойный, но хорошо поставленный голос, не требующий возражений.

Вокруг мгновенно воцарилась тишина, нарушаемая лишь шепотком девушек на первых рядах, которые тут же начали перешептываться, а парни переглядывались с немым вопросом. А я, разглядывая его коротко стриженные белокурые волосы, подтянутую фигуру в идеально сидящем темно-синем костюме, с удивлением узнала звезду нашего института.

Сергей Яровой. Студент пятого курса юридического факультета, гордость факультета, круглый отличник и неизменный победитель всех студенческих спортивных соревнований. Его фотография, улыбающаяся и немного отстраненная, висела на центральной доске «Наша гордость». В общем, если уж и мечтать о принце из студенческих грез, так только о таком, как он.

Но принцы, как известно, редко ходят в одиночестве. Сергея никогда не видели одного – его неизменной спутницей была Натали, такая же светловолосая и талантливая студентка с их факультета, чей голос называли главным факультетским достоянием. Да-да, именно Натали – она же не могла зваться просто Наташей, как все обычные смертные.

Девушка она была не простой – единственной дочерью самого ректора. И Сергей, соответственно, был непрост – сыном какого-то важного чиновника из мэрии. Их совместное будущее после института, ходили слухи, было расписано лучше, чем расписание пар – настоящая «шоколадная жизнь», сладкая и гладкая. А мы, обычные студентки, могли только мечтать и украдкой наблюдать за такими, как он, словно подглядывая в замочную скважину в чужую, сияющую жизнь.

Лекция закончилась так же стремительно и неожиданно, как и началась. Я опустила взгляд на свою тетрадь – лист передо мной был девственно чист, если не считать пары бессмысленных закорючек на полях. «Ну, Незабудка, размечталась о принцах», – с легкой, щемящей грустью подумала я, глядя на бесконечные, унылые струи дождя за окном, которые теперь казались слезами самой осени. И хоть я и говорила Свете, что все эти принцы мне даром не нужны, я, конечно же, слукавила. Нужны. Еще как нужны. Но не все подряд, а только такие, как этот Сергей Яровой – блистательный, идеальный и абсолютно недосягаемый, как последний лучик по-настоящему теплого солнца этой промозглой осени.

Глава 3

Я стала собираться из аудитории с грацией сонного ленивца. Пока остальные студенты шумно высыпали в коридор, словно стая испуганных ворон, – кто на перекур, кто успеть в столовую до очереди, – у меня всё из рук валилось. Ручка так и норовила укатиться под стол, тетрадь предательски выскальзывала из непослушных пальцев, а рюкзак внезапно стал неподъёмным, будто набитый не книгами, а свинцовыми гирями.

– Незабудка, дай помогу! – Мишка уже тянулся к моим разбежавшимся вещам с готовностью верного пса.

– Я помогу! – тут же подхватил его брат-близнец Гришка, пытаясь подхватить меня под локоть, словно я была хрустальной вазой.

– Ребята, я сама! – фыркнула я, отбиваясь от назойливой помощи. – Я же не ребёнок, в конце концов!

– Ага, конечно, – засмеялись они хором, обмениваясь веселыми взглядами. – Только вчера кто-то умудрился застегнуть молнию рюкзака вместе с прядью своих волос!

– Пффффф, это случайность! – вздохнула я, но от помощи категорично отказалась.

Когда я наконец-то собралась, аудитория была пуста и непривычно тиха. Гул голосов сменился тиканьем часов и завыванием ветра за окном. Я направилась к выходу, как вдруг на полной скорости в меня врезался кто-то твёрдый и стремительный, словно торпеда.

– Ой! – вырвалось у меня, и я начала заваливаться назад, беспомощно взмахнув руками.

Ещё секунда – и я бы познакомилась с холодным кафелем пола. Но крепкая, уверенная рука молниеносно подхватила меня за локоть, легко вернув равновесие.

Подняв глаза, я обомлела. Сергей Яровой. Он держал меня, склонившись так близко, что я почувствовала острый, древесно-травянистый запах его парфюма. Его пронзительные зелёные глаза, цвета увядающей летней листвы, смотрели на меня не с раздражением, а с лёгким, искренним недоумением. Вау! От такого взгляда могло перехватить дыхание.

– Извини, я не заметил, – пробасил он, и его голос, низкий и бархатистый, отозвался где-то глубоко внутри.

– Ничего… – только и смогла я выдохнуть, чувствуя, как горит лицо.

Не знаю, как так вышло – то ли я была слишком ошеломлена, то ли он проявил внезапную настойчивость, – но через пять минут я уже сидела в шумной студенческой столовой, а напротив, отодвинув чашку с черным кофе, расположился сам парень-мечта всего института. Вокруг – десятки любопытных и удивленных глаз, которые я старалась игнорировать.

– Так ты… на первом курсе? – вежливо поинтересовался Сергей, помешивая ложечкой свой эспрессо. Его манера держаться была спокойной, почти отстраненной, но в ней не было и тени высокомерия.

– Да, – снова блеснула я красноречием, чувствуя себя полной идиоткой. – На педфаке.

Где-то за соседним столиком прошелестело: «Смотри-ка, Яровой с этой… Незабудкой, кажется?».

Да, Незабудкина, о тебе точно теперь не забудут. Я мысленно готовилась к тому, что сейчас он извинится и уйдет.

Но Сергей не уходил. Мы сидели, и он задавал простые, непринужденные вопросы об учебе, о впечатлениях от института. Говорил он, а я, обалдевшая, только кивала и глупо улыбалась, ловя каждое его слово. Это состояние блаженного ступора продлилось недолго.

Быстрой, уверенной походкой модели, в нашу сторону двигалась Натали. Высокая, с идеальной укладкой и безупречным макияжем, в элегантном пальто, с ногами от ушей. Я посмотрела под стол на свои ноги, а они были вовсе не от ушей, а гораздо короче.

– Сереж, ты где пропадаешь? Я жду уже полчаса! – сладким, медовым голосом сказала она, легко целуя Сергея в щёку. Её губы растянулись в безупречной улыбке, но глаза, холодные и оценивающие, пронзили меня насквозь, как ледяные иголки. – А это кто с тобой?

– Знакомься, Натали. Маша, – представил Сергей, и в его голосе не дрогнул ни один мускул. Мы обменялись прохладными, вежливыми кивками.

Натали, не дожидаясь приглашения, присела рядом с Сергеем и тут же защебетала о вечеринке в каком-то закрытом клубе, о коктейлях и о том, какие «ужасные очереди были на показе». Её голос был нарочито громким, будто она выступала перед публикой. Я приуныла и, стараясь поскорее допить свой остывший чай, почти не слушала этот поток светской болтовни, чувствуя себя лишней, как пятое колесо у телеги.

– Ты в субботу придёшь на посвящение? – внезапный вопрос Сергея, обращенный ко мне, вывел меня из оцепенения.

– Куда? – растерялась я.

– В субботу день первокурсника. Наш факультет организатор. Будет весело, – он улыбнулся, и в его улыбке, в легком прищуре зеленых глаз, было что-то неуловимо загадочное, притягательное. – Приходи.

– Хорошо, – кивнула я, сама удивляясь своему согласию. – Приду.

– Отлично. Пока, Маша, – он мягко улыбнулся и встал.

И меня как будто окатило то горячей, то ледяной волной. Я настолько привыкла, что все зовут меня Незабудкой – весело, по-дружески, – что почти отвыкла от собственного имени. Но в его устах «Маша» прозвучало не как простая формальность. Оно звучало как секрет, как нежное прикосновение, от которого перехватило дыхание.

Натали поднялась следом, ее лицо выражало легкую брезгливость. Смотреть на них вместе было странно: они выглядели как две красивые, но чуждые друг другу иконы стиля. Он – спокойный, сдержанный, с внутренним стержнем. Она – яркая, громкая, но как будто пустая внутри. Если они и пара, то очень уж странная.

Я вздохнула, собирая свою посуду. Тягаться с Натали я точно не буду. Мы с ней из разных вселенных. Так что надо поскорее выбросить Сергея Ярового из головы и заняться учебой. Вот только на посвящение схожу, из чистого любопытства, а потом точно засяду за книги.

В кармане джинсов завибрировал телефон. Я достала его, отвлекаясь от своих мыслей, и уставилась на экран в полном недоумении. На нём горело сообщение от незнакомого номера: «Ты так прекрасна, Незабудка!».

Глава 4

Учеба шла своим чередом, погружая в водоворот пар, конспектов и бесконечных потоков информации, которые к концу дня сливались в единый густой туман. Но в этой предсказуемой рутине появилась странная, почти мистическая закономерность. В самый неожиданный момент, будто по какому-то неведомому, но четкому расписанию, я сталкивалась с Сергеем Яровым. Вернее, не сталкивалась лоб в лоб, а наши пути настойчиво пересекались в бесконечных институтских коридорах. То он выходил из аудитории напротив как раз в тот миг, когда я проходила мимо. То я заставала его у автомата с кофе, и он, кивнув, уступал дорогу. Казалось, он стал тенью моего учебного графика.