скачать книгу бесплатно
Янычар согласился. А кто б не согласился на его месте? Ведь ему обещали, что возможностей поквитаться с мятежниками будет немало. И что? А ничего! Назначили его заместителем к командиру учебного взвода. Половина личного состава – сосунки, вторая – немногим лучше, служат всего лишь несколько месяцев. Вот и мотается он с ними. Бегать тренирует, штыком колоть, оружие собирать-разбирать. Нянькой, короче, сделали. При молокососах и инвалидах. А реальных-то мятежников и в глаза не видел. Их Сотня все больше скрытых сепаратистов да шпионов ловит. И то – без него. Эххх… Ходил он к сотнику, спрашивал, когда же… Предлагал создать группу из таких же, как он сам, умелых, битых, послуживших… Не убедил. Как говорится, идешь к начальству со своим мнением, а выходишь – с мнением начальства. Так и получилось. Приказал ему сотник молокососов обучить. Так, чтобы и стрелять могли, и по горам бегать, и на штыках биться, и с ножом… Вот тогда, мол, когда в Сотне все бойцами станут, они на врага и пойдут. Вот и приходится Янычару стараться, душу вкладывать, обучая. Одно только хорошо, деньги на форму какая-то добрая душа подкинула, да кормят последнее время хорошо. И казарма теперь нормальная, не то что вначале. И патронов не то чтобы вдосталь, но хоть на обучение хватает. А то поначалу вообще срам один был… Ну да, хорошо, что есть еще патриоты, которым и денег на такое не жалко.
А раз такие патриоты есть, то и империя, получается, не сгнила изнутри, есть что защищать!
Ну вот, теперь еще и Чернильница к ним зачем-то несется. Вот уж кого Абдулла не любил, так это его. Во-первых, сам он из греков. И мать – критянка, и родители ее. А то, что вид у него, как у османа, так мало ли что… Все равно воспитывался среди критян, а за теми глаз да глаз! Так и норовят предать! Или украсть чего!
А во-вторых, имя. Искандер он, как же… Александром был, им и остался. А в-третьих, и это самое главное, боец из него – как из дерьма пуля. Да и то, если дерьмо подмерзло, то пуля, пожалуй, получше качеством будет… Тут Янычар улыбнулся в усы своей же нехитрой солдатской шутке. Только вот… Это недоразумение почему-то получило звание онбаши.
– Чего надо, Чернильница?!
Искандер подошел поближе и шепотом изложил суть приказа юзбаши. Абдулла подумал-подумал, да и решил:
– Вот что, Чернильница! Приказ сотника, разумеется, надо исполнить. Только мы его дополним немного. Я свой взвод следом за тобой поведу да встану неподалеку.
– Это зачем еще? – ревниво вскинулся тот.
– А затем, что мне молокососов учить надо. И если выяснится, что никакого раненого мятежника там нет, я их сразу в строй поставлю. А без этого они целый день прохлаждаться станут.
– А если он там все же есть? – нерешительно уточнил писарь.
– А вот если он там есть, то, может, и сообщники его будут рядом. И тогда тебе Аллаха благодарить надо, что рядом не пяток бестолочей будет, а целых три десятка. Да еще трое десятников, пороху понюхавших. Понял? – решительно отрубил Абдулла.
Искандер кивнул в обалдении. Про сообщников он как-то не подумал.
– Первая пятерка! Выйти из строя! – заорал Янычар. – Поступаете в распоряжение онбаши Искандера!
И шепотом добавил Чернильнице: – И чтобы до самого приюта бегом бежали! Не расслабляйся!
А когда Чернильница с пятеркой «молодых» скрылся за поворотом дороги, Янычар обратился с речью к оставшимся:
– Воины! Наши товарищи отправились арестовать раненого мятежника, укрываемого неверными. Их специально отправили впятером, чтобы враг, если что, соблазнился и попытался напасть. Но мы должны быть начеку и, если будет нужда, прийти товарищам на выручку. И разбить мятежников!
Прервавшись на пару мгновений, он орлиным взором оглядел своих бойцов, а потом трубным голосом продолжил:
– Все ясно? Тогда напра-во! Бего-о-ом… марш!
* * *
Янычар не мог видеть, но, когда его бойцы скрылись за поворотом, из-за камней поднялась невысокая фигурка Патрокла. Тот подумал немного и припустил в сторону города.
* * *
Под утро боль в ноге обострилась, стала дергающей. Поняв, что поспать не получится, я оделся, застелил постель, привел себя в порядок и стал читать учебник Ивана Порфирьевича по органической химии. Читать было непросто, некоторые места оставались непонятными. Мешали не только лишние буквы, но и иной язык, а порой – и совершенно другая система обозначений. Но кроме этого заняться было решительно нечем. Нет, ребус получался увлекательным, но состояние у меня было не совсем подходящее для разгадывания.
Поэтому, когда дверь в тайник приоткрылась, я отвлекся с готовностью. Кроме Анны Валерьевны в мою комнатушку просочился полноватый невысокий тип. Да, именно просочился. Несмотря на то что вес его сильно превышал центнер, спустился он с потрясающей ловкостью. Неширокий люк явно не доставил ему никаких трудностей, и дыхание его не сбилось. Он стоял и доброжелательно смотрел на меня.
– Вот, Карен, – обратилась к нему госпожа Беляева, – это и есть тот самый гость, о котором вы спрашивали. Зовут его Юрий Воронцов, и прибыл он к нам из Северо-Американских Соединенных Штатов. Он там сдружился с Витюшей Суворовым, нашим воспитанником, вот по его просьбе господин Воронцов и заглянул к нам, весточку от Витюши передать. Про остальные обстоятельства я вам уже рассказала.
Затем она повернулась ко мне и продолжила процедуру представления:
– Юрий, познакомьтесь. Это господин Данелян. Местный купец, из армян. Он – православный и хорошо говорит по-русски. Господин Данелян очень отзывчивый человек и регулярно помогал нам в решении различных проблем. В том числе и не самых простых. Думаю, когда вы хоть немного поправитесь, он охотно поможет вам в ваших поисках.
Затем она отступила к лестнице и продолжила:
– Пообщайтесь, господа, а мне пора. Скоро подъем, и дела зовут. Юрий, завтрак будет через полтора часа. Карен, дорогой, душевно вас прошу: как закончите тут, найдите меня.
С этими словами она торопливо оставила нас. Армянин же с минуту молча присматривался ко мне. А я боролся с дергающей болью и был совершенно не расположен к болтовне. Наконец, видимо, поняв, что сам я разговора не начну, он затарахтел:
– Ты как, дорогой, в порядке? Ну что молчишь, говори, Юра-джан, успокой мое сердце! В порядке, а? Или за доктором послать?
– Да в порядке я, в порядке! – проворчал я.
И вдруг улыбнулся ему. Не знаю, что такого было в его манере говорить, но я вдруг поймал себя на мысли, что отвечаю этому впервые увиденному человеку совершенно по-приятельски. Так, как общался бы со старым и добрым приятелем. Вот ведь, как бывает. Видишь человека впервые, а он тебе сразу по душе пришелся. Я улыбнулся и повторил:
– В порядке я, в полном порядке! – А потом продолжил: – Только нога болит зверски, и в животе все от голода сводит. А завтрак, ты сам слышал, только через полтора часа…
Сказал и поймал себя на мысли, что утрированно копирую его манеру говорить. А это некоторых обижает. Чутье же твердило мне, что встречу с этим армянином судьба мне не просто так подарила, и обидеть его – последнее, что я хотел.
* * *
Поначалу, подслушав, что солдаты идут в поместье госпожи Беляевой за раненым мятежником, Патрокл планировал их обогнать и предупредить русского. Он не сомневался, что Чернильница с молодняком шли не торопясь и добрались бы до поместья не раньше чем за час. А он молодой, быстроногий, добежал бы и окольными тропами вдвое быстрее. И времени хватило бы, чтобы скрыться. Но приказ Янычара все изменил. Теперь весь взвод будет бежать быстро, и форы просто не хватит, чтобы русский, с его поврежденной ногой, успел скрыться. А что сделает Сотня, найдя в доме раненого, он тоже знал. Про случай с Попандопуло в Ханье все слышали. Повесили бы прямо на воротах. Да и госпоже Беляевой и ее воспитанникам тоже не поздоровилось бы, в этом Патрокл был глубоко убежден. Уж если эта Сотня чего и умеет, так это грабить да над беззащитными измываться. Им только повод дай…
И вот тут парень понял, к кому ему надо бежать за помощью. Дукакис, хоть об этом старались пореже вспоминать, был кузеном начальника полиции Ханьи. И Дукакис как-то раз обмолвился, что кузен его очень уж мечтает, чтобы эта русская за него замуж пошла. А раз так, то он ее и защитит. И не только ее. Русский ведь ничего такого не сделал пока, так что, если полиция разбираться станет, то и его не тронут. Как максимум оштрафуют за въезд не через порт и вышлют. А он снова вернется и продолжит борьбу, вот!
В итоге этих размышлений Патрокл помчался не в усадьбу к Беляевым, а в прямо противоположную сторону, в полицейское управление Ханьи.
* * *
Мюлязымы эввель[15 - M?l?zimi evvel (читается как Мюлязымы? эвве?ль. Использовалось в то время, сейчас не используется) – старший лейтенант.] Дениз-оглы, начальник полиции Ханьи, специально приходил на службу пораньше, чтобы спокойно, не торопясь выкурить трубочку, любуясь видом порта и наслаждаясь ощущением, что жизнь удалась.
Нет, поначалу не все ладилось. Начать с того, что при рождении его звали Георгий Дукакис. И, как большинство греков, сохранивших веру отцов, на серьезную карьеру он рассчитывать не мог. Но в возрасте двух лет маленький Георгий лишился отца, а в три – обзавелся отчимом-турком. Мать у него гордая была, приживалкой при родне мужа, сгинувшего в море вместе со своим кораблем, быть не захотела. И нашла себе мужа, способного обеспечить и ее, и сына. И даже веру для этого сменила… Ну, сына тоже обрезали.
Нет, разумеется, имя при принятии ислама менять вовсе не обязательно. Если имя красивое и не раздражает слуха мусульман, его можно и сохранить. Но как, скажите на милость, можно сохранить новообращенному мусульманину имя христианского апостола? Никак! Так что стал мальчик Мехмедом. А заодно, по воле матери, и фамилии прежней лишился… Дениз-оглы он теперь. В честь отчима.
Но нет худа без добра. Новое имя и особенно – новая вера весьма способствовали карьере. Звание мюлязымы эввель и должность начальника полиции он сумел получить еще пятнадцать лет назад, в день тридцатипятилетия. А повышение до юзбаши в таком небольшом городе, как Ханья, начальнику полиции светило только при совершенно невероятных заслугах. Так что достигнут, можно сказать, венец карьеры.
Хотя, если говорить между нами и тихим шепотом, то ничуть не в меньшей степени этому способствовало то, что Мехмед после смерти матери помирился с бывшей родней. И Петр Дукакис не раз давал кузену подсказки, позволяющие полиции поймать его конкурентов. Что позволяло время от времени радовать начальство успехами в борьбе с контрабандой. А в остальном… Ну, начальник полиции портового города, если он не полный ротозей, и в нищете прозябать не будет, верно ведь, уважаемые?
Так что единственное, чего ему не хватало для полного счастья, это чтобы одна конкретная русская забыла о том, что она руководит приютом, и вспомнила о том, что она женщина, и согласилась выйти за него замуж. Но тут, к огромному сожалению, подвижек за почти два десятка лет так и не наметилось. Госпожа Беляева была приветлива с ним, считала другом, но не более.
Тут в дверь постучали, и размышления были прерваны докладом:
– Господин начальник, тут к вам мальчонка просится. Говорит, что он посыльный от вашего кузена. Велите звать?
* * *
Патрокл был в отчаянии. Не так он себе все это представлял. Нет, до полицейского участка добежал он быстро, как молния. И к начальнику пробился почти мгновенно, мысль сказаться посыльным от Петра Дукакиса оказалась верной. И донести степень угрозы для усадьбы госпожи Беляевой удалось всего десятком фраз.
А вот дальше все затормозилось. Сначала Дениз-оглы велел дюжине полицейских вооружиться винтовками. Да, несмотря на тревожные времена, полиция, оказывается, оружие под рукой не держала, обходилась дубинками. Потом для начальника полиции седлали коня. И лишь потом они побежали, но не слишком торопясь. Бежать было далеко, а полицейские были люди дородные, да половина из них – в возрасте, так что быстро бежать просто не могли.
В результате к усадьбе Беляевых они прибыли минут на сорок позже взвода Янычара.
* * *
Спокойное общение с этим забавным армянином длилось недолго. Анна Валерьевна вернулась через несколько минут. И была весьма встревожена.
– Господа, там турки пришли, эти, из Патриотической Сотни… Им кто-то донес, что у нас скрывается раненый. Что же делать, господа? Скрыть Юрия не получится, они тут все перероют. А если найдут, я боюсь, дело дойдет до самосуда. Как уже было с Попандопуло.
Кто такой Попандопуло, я не знал, но по тону понял, что ничем хорошим для него тот инцидент не кончился. Но что делать, я тоже не знал. Отстреливаться не получится, патроны после купания в море почти наверняка отсырели. А вот Карен не растерялся.
– А что, собственно говоря, случилось? Отчего вы так паникуете? – спросил он у нас обоих. – Ведь ничего противозаконного не произошло. Вы, Анна Валерьевна, давно видели, что здоровье Ивана Порфирьевича ухудшается и искали ему замену. А ваш воспитанник, Виктор Суворов, за время пребывания в Соединенных Штатах в химии и физике поднаторел, вот и решил, что выручит вас, вернется сюда и преподавать станет. Только денег у него было мало, он и устроился пассажиром к капитану Костадису, а не поплыл первым классом…
Мы с Анной Валерьевной посмотрели на него, как на сумасшедшего. Карен, досадуя на нашу непонятливость, возвел глаза к потолку, тяжело вздохнул, а потом обратился ко мне:
– Ведь все так и было, верно, господин Суворов?
Я, сообразив, что он предлагает назваться Суворовым мне, тут же энергично закивал, хоть и удивился, откуда он знает про Костадиса. Но общая идея была понятна: если покалеченный незнакомец, появившийся таинственно, выглядит подозрительно, то возвращение воспитанника в родные пенаты вызовет гораздо меньше вопросов у властей.
Поэтому я уточнил идею Карена:
– Не совсем так. Я пролез к нему на судно зайцем. Денег не хватало. И отрабатывал билет, исполняя обязанности кочегара.
– Это не так уж и важно! – энергично жестикулируя, прервал меня Данелян. – Если вы, господин Суворов, пробрались зайцем, лишь бы выручить госпожу Беляеву и свою альма-матер, это вас еще больше красит!
– Подождите! – вмешалась Анна Валерьевна. – Но это же не…
Тут она замолкла, что-то обдумала и, улыбнувшись своим мыслям, обратилась ко мне:
– Это и правда очень мило с твоей стороны, Витюша. Я тронута!
– Вот! – обрадованно продолжил Данелян. – А потом, уже возле Ханьи, наш гость почувствовал недомогание. Тепловой удар, так бывает с кочегарами. И поднялся на палубу освежиться. Верно?
– Ну, да, так и было… – как загипнотизированный подтвердил я.
– А на палубе вас совсем сморило, и вы выпали за борт. Никто на судне этого не заметил, оно удалялось, так что вам ничего не оставалось, как постараться достичь берега, к счастью, уже не очень далекого… Но все равно, пока вы плыли, вы устали. А берега тут скалистые, прибой сильный. Вам пришлось скинуть куртку, и документы утонули вместе с ней… А когда вы выбирались на берег, повредили ногу. Кое-как переночевали, а с утра подались сюда, в усадьбу госпожи Беляевой, благо было рукой подать. Верно ведь?
Я всем видом выразил согласие со сказанным. Анна Валерьевна, подумав несколько мгновений, неуверенно кивнула.
– Вот! А в полицию вы вчера просто не успели сообщить. Замотались, бывает. Но планировали сделать это сегодня, ведь так?
– Да! – уже более уверенно подтвердила она. – В полицию я планировала сообщить, причем именно сегодня. Я собиралась к господину Дениз-оглы, чтобы сообщить ему лично. Ведь ситуация непростая, Витюша мимо порта вернулся, да еще и все документы случайно утопил…
– Подождите! – прервал я их. – А если нашей истории все же не поверят?
– Тогда ее подтвердит сам капитан Костадис! – улыбнулся Карен. – Его судно позавчера отконвоировали в порт. А днем позже отпустили. Но он нашел попутный груз, так что он все еще в порту, под погрузкой стоит. Тебе везет, дорогой!
– Везет?! – завопил я. – Как бы не так! Я в судовом журнале записан как Воронцов.
– Ну и что? Бывает… Назвался человек чужим именем… Я думаю, если Анна Валерьевна попросит, начальник полиции просто «не заметит» этого разночтения.
* * *
Чернильницу не сразу пропустили к хозяйке усадьбы. Пришлось ждать, пока у них закончится молитва, затем – пока хозяйка усадьбы проследит, все ли готово к завтраку… Зато потом все разъяснилось очень быстро. Выслушав вопрос, она подтвердила наличие в усадьбе увечного преподавателя и даже провела к нему. На всякий случай писарь настоял, чтобы повязку сняли, и убедился, что там на самом деле ушиб и сильный вывих, а не боевое ранение.
Тем не менее драматическая история с падением за борт ему показалась сомнительной, и он стал настаивать, чтобы подозрительный пострадавший отправился бы вместе с ними к сотнику. Нет, что вы, не на допрос, конечно, ни в коем случае, только на беседу. Однако эта русская не согласилась.
– Нет уж! – решительно возразила она. – Во-первых, поврежденную ногу надо беречь. Так что Виктор останется здесь. А во-вторых, как я уже сказала, такими случаями должна заниматься полиция. Так что я сейчас же после завтрака направлюсь к начальнику полиции и приглашу его сюда. Вы же, если хотите, можете пока остаться здесь и дождаться решения полиции.
Искандер растерялся. С одной стороны, юзбаши велел, если раненого найдут, вести его к себе, а с другой – не ссориться с хозяйкой. Предложение госпожи Беляевой вполне примиряло оба требования, но Янычар, оставшийся у входа в усадьбу, ни за что не допустит, чтобы молодые бойцы его взвода «прохлаждались».
К этому моменту Янычару наскучило ждать, и он, со свойственной воякам бесцеремонностью, вошел во двор усадьбы и заорал: «Чернильница! Искандер! Ну, долго тебя еще ждать?»
Искандер, проклиная про себя этого солдафона, выбежал к нему и стал торопливо объяснять суть возникшей проблемы.
– Какая еще проблема?! – в полный голос возмутился Янычар. – Это у них проблема! Это они тут… – он вставил в свою речь целую вереницу непристойностей, – мятеж подняли, между прочим! Так что если мы говорим, что кто-то подозрителен и его надо допросить, то так и будет!
По ходу своего монолога он все больше распалялся и дальше перешел с просто громкой речи на крик:
– И не уруска мне будет рассказывать, что удобно, а что нет! Это наше дело, а не полиции! У нас приказ сотника! И мы не станем ждать, когда эти увальни из полиции соизволят сюда добраться!
Он так бушевал, что не обратил никакого внимания на шум за спиной.
– А вам не придется ждать, чавуш![16 - ?avus (чаву?ш) – старшина.] – раздался из-за его спины холодный, как ледник, голос.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Странно, но Анна Валерьевна как будто не понимала, чем вызвано столь оперативное прибытие начальника полиции. Хотя даже я, совершенно посторонний человек, видел, что он в нее влюблен. Влюблен давно и безнадежно…
Именно любовь к ней и сделала его столь покладистым, что он упорно делал вид, что не видит нестыковок в нашей наспех состряпанной легенде. Нет, напротив, он помог в ее совершенствовании. Снял показания с меня, с Анны Валерьевны, а потом – и с Костадиса. Затем обратился к кади с жалобой, что подчиненные каймакама Паша-заде уже совсем «берегов не видят» и скоро начнут, наверное, даже самых уважаемых граждан хватать без всякого на то повода.
Скандал вышел интенсивный, но тихий, сор из избы выносить не стали. Что именно Паша-заде высказал потом своим подчиненным, мне неведомо, но на какое-то время всех нас оставили в покое.
Кроме того, начальник полиции помог решить и проблему с «восстановлением» документов. Вот так я оказался, хотя бы по документам, Виктором Суворовым, одним из первых воспитанников этого приюта. Найденышем, прошедшим здесь неплохое обучение, но сбежавшим… А теперь вернувшимся по приглашению госпожи Беляевой, чтобы преподавать химию и физику.
За каковую услугу, по местным обычаям, вознаградить Дениз-оглы должен был я. Причем, как это ни странно, обязательно в местной валюте и золотом. Никаких долларов, никаких бумажек. Более того, монеты должны быть полновесные, не потертые.
Я сначала несколько оторопел от этого. Не все ли равно, как именно взятку всучить, если сумма соответствующая? Да и не может быть, чтобы все взятки тут брали и давали так чинно. Уж что-что, а коррумпированность турок в Османской империи даже мне была известна. Доводилось читывать, что у них даже полуофициальная «табель» существовала, устанавливающая, кому, сколько и за что приличествует давать и брать. Но потом сообразил, что при такой строгой регламентации могли установить и особые случаи. И очень кстати вспомнил читанное где-то, что у гордых бриттов примерно в этот же период считалось неприличным покупать скакунов или драгоценности иначе как за гинеи, хотя для всего остального вполне годились обычные бумажные фунты. Похоже, коррупция в Османской империи относилась к столь же тонким материям и почиталась за «благородную».
В общем, я не стал особо в это вникать, просто по совету Анны Валерьевны попросил Карена обменять мне оговоренную сумму, то есть шестьдесят полновесных золотых лир, дюжину золотых пятерок. Когда я поинтересовался, почему именно дюжину, оказалось, что двенадцать – это «число совершенства». От такого обоснования у меня голова пошла кругом. Создавалось впечатление, что я не взятку за подлог даю, а вознаграждаю от имени Небес за добрый поступок.
Кстати, по текущему курсу выходило ни много ни мало двести семьдесят долларов. Это если менять «бумажки на бумажки». Но за «причуду» менять именно на полновесное золото с меня взяли ажио[17 - Ажио – финансовый термин, означающий прибавочную стоимость или излишек, который в некоторых случаях платят за монету, денежные знаки или государственные облигации сверх их номинальной цены.] в размере тридцатника. Короче, выложил я за все про все ровно триста баксов.
А после того как я еще и заказал пару костюмов, от моих трехсот семидесяти долларов, заначенных при отплытии из Штатов, осталось меньше десятка лир.
Карен же научил меня, как тут положено вручать «барашка в бумажке».
Понимая, что в чужой монастырь со своим уставом не суются, я выполнил все рекомендации в точности, выразив благодарность не только материально, но и словесно, поскольку Дениз-оглы весьма неплохо говорил по-английски…»
Крит, неподалеку от Ханьи, 4 октября 1896 года, воскресенье, вторая половина дня
