Посткарантин

– Объясни мне, что здесь, чёрт подери, происходит? – прошептал Вебер. – Нам сказали, что ты умерла. Лёша едва не сошел с ума год назад… Он до сих пор думает, что его дочь умерла при лечении. Его вышвырнули отсюда, едва не сломав шею, когда он явился за твоим телом!

Сашка замолчал, когда увидел, как гримаса боли исказила моё лицо. Мои руки задрожали, и я едва не упала на колени, удержалась из последних сил. Вебер снова попытался кинуться ко мне, но я отскочила от него как ошпаренная.

– Не подходи ко мне! – рявкнула я. – Они же убьют тебя, ты разве не понимаешь?! Как я буду жить здесь ещё и с этим?!

– Ты не будешь здесь жить, – сказал Вебер. – Я заберу тебя отсюда сейчас же.

– Ты сошел с ума! – едва не рассмеявшись, сказала я. – Ничего не выйдет, Вебер! Нас убьют! Отсюда так просто не сбежать, за мной следят двадцать четыре часа в сутки! Пройти к гермодверям без кодов, ключей или чего там у них – карточки какие‑то хреновы, – не получится…

Я говорила и говорила, голос мой срывался. Меня вдруг задушила надежда. Из глаз полились слёзы, истерические слёзы от боли за отца и счастья только лишь от одной мысли, что Вебер здесь, и мы могли бы сбежать.

– Хорошо, подожди… Стой. – Вебер выдохнул, закрыл на мгновение глаза и серьезно посмотрел на меня. – Скажи мне, где я могу найти тебя. И скажи, есть ли тут хоть кто‑нибудь, кто мог бы помочь нам.

– Вебер…

– Я не уйду отсюда без тебя, Маша, – зашипел Вебер. – Даже не думай об этом. Либо меня пристрелят, либо мы сбежим. Всё.

Закрыв глаза, я судорожно втянула в себя воздух. Господи. Что же делать? Я уже начала серьезно бояться, что нас тут могут неслабо запалить со всеми этими разговорами.

– Найди Рожкова. Расскажи ему всё – он не знает, что здесь происходит. А потом… Может быть, Давыдов сможет помочь, но я не знаю наверняка.

– Этого достаточно. Я знаю Рожкова – шесть лет назад он был на вылазке в Тверском, там мы и познакомились, – сказал Саша. Я обрадовалась такому совпадению – надо же, Вебер знает Рожкова! – Иди к себе и собирай вещи. Я найду тебя и…

– Маша.

У меня внутри всё похолодело. Сердце мигом улетело куда‑то далеко в пятки. Голос Антона Спольникова заставил меня вытянуться по струнке и принять самый безмятежный вид, который только мог быть у меня. Самообладание на адреналине выросло до ста процентов.

Я медленно обернулась, спокойно глядя на Антона.

– Да, Антон Дмитриевич?

Спольников тонко улыбнулся – немного презрительно, как всегда вежливо, но совершенно неискренне. Он протянул ко мне руку, и я смирно подошла к нему. Он чуть приобнял меня и посмотрел на Вебера. К счастью, Вебера он не знал. Спольников ушел в Адвегу из нашего города давным‑давно, Вебер тогда ещё не появлялся в Куполе, поэтому опасаться здесь было нечего.

– Вы что‑то хотели?

Глаза Вебера пылали ненавистью. Он смотрел на Спольникова, прекрасно понимая, кто это, и ненавидел его всей душой. Однако вид у него, как и у меня, оставался невозмутимым. Он вдруг как‑то коротко встряхнулся и весело заулыбался.

– Да вот ищу, где сигарет у вас купить! – сказал он. – У девочки попытался узнать, но что‑то так и не понял. Я тут до завтра. И там у вашего постоялого двора две мои здоровые псины меня ждут, думаю, кабы народ не распугали, так что, если побыстрее сориентируете, буду рад!

– Идите на восток вдоль реки, там будет ларек с мелочевкой и табаком, – вежливо сказал Антон. – Всего доброго.

– И вам! – махнул Вебер, развернулся и сразу ушёл туда, куда ему указал Спольников.

Мы с Антоном смотрели вслед удаляющемуся Веберу. И у меня внутри всё сжималось от страха и досады.

– Маша, я же предупреждал тебя: тебе не разрешается разговаривать с путниками из‑под неба, – всё так же вежливо сказал Спольников. Он отпустил меня и посмотрел мне в глаза. Его гадкая улыбочка так и не сходила с его губ, и меня прямо затошнило от него.

– Да он сам пристал, – грубо ответила я, пожав плечами. – Не могла же я послать его!

– Ну ладно. Пристал и пристал, – поднимая голову и снова глядя на удаляющегося Вебера, сказал Антон. – Тебе пора собираться на процедуры. Не задерживайся, пожалуйста.

– Да‑да, хорошо, – хмуро отозвалась я, поворачиваясь и направляясь в Крайний район к своему дому.

Глава 3

Я спустилась по полукруглой лестнице и сделала глубокий вдох, наслаждаясь свежим воздухом. Передо мной расстилалась вся красота усадьбы Введенское. Сейчас эта красота казалась мне особенно впечатляющей, когда вокруг всё искрилось бликами после дождя. Рощи липовых деревьев темнели стройными стволами, осенние листья алели на узких дорожках и старинных лавочках, а у тропинок светлячками теплились высокие фонари. Я с умилением смотрела на мой любимый фонтан, в котором серебрилась таинственная гладь воды.

Пройдясь по дороге, хрустя гравием, я направилась к своей лавочке, дабы поваляться на ней, порассматривать небо и помечтать о чём‑нибудь. Ну, вот нравилось мне так отдыхать. Кремлевская мечтательница! Именно так называл меня папа.

Подойдя ближе к своему излюбленному месту, я прищурилась. Та‑а‑ак. Ну да, мне говорили, что сегодня в Купол явился некий Александр Вебер – лучший наёмник из самых лучших. С двумя здоровыми щенками, которых он всё время таскал за собой. Соболев и папа чуть ли не оды пели Саше Веберу и очень радовались, что он наконец к нам приехал. Я его знать не знала, не видела и как‑то никогда и не стремилась увидеть. Но теперь что‑то мне подсказывает, что это именно он.

Наёмник полулежал на моей лавочке, согнув одну ногу в колене, а другую вытянув перед собой. Рядом с лавкой на земле стояла полупустая бутылка с пивом, и валялся раскрытый пакет чипсов. Чуть дальше, у старого серебристого‑серого фонаря, носились две крупные восточно‑европейские овчарки. Обе лохматые и в ошейниках.

Ну, значит, точно Вебер.

Я повнимательнее взглянула на наёмника. Он был одет в плотные штаны из темной ткани и куртку из потертой кожи с заклепками из металла. Обувью ему служили уже порядком стоптанные берцы. Тёмно‑каштановые волосы, смуглое лицо с красивыми каре‑зелеными глазами, бородка на крепком подбородке. Хм. Вообще, надо отметить, Вебер был весьма симпатичным… Как по мне – уж точно. Интересно, сколько ему лет?

Думая о том, как бы мне поступить, я решила не беспокоить наёмника, а когда наконец решилась развернуться и уйти, ко мне внезапно кинулись его собаки. Всё произошло так быстро, что я даже не успела испугаться. К счастью, овчарки просто подбежали и, облизывая мои руки, начали бегать вокруг меня, виляя хвостом.

Вебер тут же ловким щелчком отбросил окурок и торопливо поднялся с лавки.

– Эй‑эй, а ну потише, лохматые, – гаркнул он своим собакам. – Как вы себя ведёте? Ко мне!

Наёмник свистнул, и собаки тут же свинтили в его сторону. Жаль, а я уже, улыбаясь во всё лицо, гладила их по мохнатым макушкам. Подняв взгляд, я заметила, что Вебер, чуть прищурившись, пристально за мной наблюдает.

– Дня доброго, – произнёс он довольно приветливо. – Чего изволите?

Немного растерявшись, я посмотрела себе под ноги.

– Не хотела отвлекать вас, – запинаясь, произнесла я. – Просто гуляла. Тут моё любимое место. Вы, должно быть, Александр Вебер?

Наёмник усмехнулся. Он быстро скользнул по мне взглядом, затем, не скрывая некоторого интереса, сложил руки на груди.

– Да, я Александр Вебер, а ты… – Мужчина чуть склонил голову, глядя на меня. – Должно быть, дочь Алексея Романовича, не так ли?

Я потёрла шею, смущенно кривя ртом.

– Да, это я…

– Вы похожи с отцом, – отозвался Вебер, доставая из кармана пачку сигарет и кусок сухого крекера. Разломив крекер, наёмник свистнул. Он быстрым движением кинул лакомство собакам, и каждая из них ловко поймала свою долю. – Как твоё имя, детка?

– Мария Орлова, – ответила я отчего‑то очень официально. – Можно просто Маша.

– Рад знакомству, Мария Орлова, – отряхивая руки и широко улыбаясь, сказал наёмник. – Ты уже в курсе – Александр Вебер. Можно просто Вебер. Что ж, будем дружить.

Я улыбнулась.

– Я тоже очень рада. Обязательно будем!

***

В баре было душно – низкие потолки, сверкающие гирлянды с фонариками‑шариками над залом, куча народа за низкими деревянными столами. Тихо играла музыка, бармен крутился вдвоем с помощником за стойкой у самодельных стоек с цветными бутылками. Рожков сидел как раз там на высоком круглом табурете, склонившись за стойкой и глядя в свой стакан с чем‑то явно горячительным.

– А, Вебер! Здравствуй! Давно не виделись! Кажется, лет шесть уже прошло с нашей встречи в Тверском, – улыбнулся Рожков, увидев наёмника. – Моя единственная вылазка за провизией вместе с молодняком за последние десять лет.

Вебер подошёл к Рожкову, и они крепко обнялись.

– Хорошо мы тогда с тобой выпили, Эдуард Валентинович! – сказал наёмник и уселся рядом с Рожковым. Немного поболтали, выпили.

Время, казалось, шло слишком быстро. Вебер наконец положил обе руки перед собой и, чуть склонившись к Рожкову, сказал:

– Слушай, Эдуард Валентинович, у меня тут дело большой срочности и огромной тайны… Всё это сложно и опасно, но помощи мне просить больше не у кого. Послушаешь? Доверяю только тебе.

– Целиком весь внимание, – серьезно глядя на Вебера, кивнул Рожков.

***

Процедуры, казалось, тянулись не меньше столетия. Как только всё закончилось, я как можно ненавязчивее покинула медцентр и, пожелав всем спокойной ночи, отправилась к себе. Сначала я неспешно шла, затем ускорила шаг. Крайний район я уже пересекала стремительным бегом.

Заперев входную дверь, я прислонилась к ней спиной. В ушах стоял гул, дыхание сбилось. Мой взгляд был прикован к часам на стене, которые заворожённо тикали, отсчитывая секунды до моего побега. Часы с синей подсветкой, мои любимые.

Протянула руку, щёлкнула выключателем. Жёлтый свет разлился в помещении, заставив меня прищурить глаза.

Внезапно осознав, что я теряю время, сорвалась с места и дрожащими руками начала выдвигать ящики из старого комода. Перепачкав руки в пыли, достала из‑под кровати большой кожаный рюкзак, в который когда‑то давно папа сложил мои вещи, готовясь отправить меня сюда, в Адвегу.

Первой в рюкзак я запихнула аптечку, затем закинула свои старые джинсы и выцветший зелёный свитер. Уже после в сумку полетели и другие вещи, которые казались мне безумно нужными, но половина из которых – типа карандашей, открыток, заколок и чего‑то в этом духе – по сути, была самым настоящим хламом.

Осознав, что все, что мне может понадобиться, уже собрано, я приподняла рюкзак: мне он показался кошмарно тяжелым, хотя место там ещё было. В любом случае сейчас это неважно, тащить я его точно смогу. Теперь главное, благополучно дождаться Вебера.

Сделав глубокий вдох, я попыталась немного успокоиться. В этот момент где‑то что‑то громыхнуло. Вздрогнув, я прислушалась. Что это ещё такое?

Мне неожиданно начало казаться, что я слышу крики и топот за дверью, что кто‑то зовёт меня. Охваченная паникой, я кинулась к выключателю и погасила свет, начала пятиться, не сводя взгляда с двери. Бессилие опутало меня прочной паутиной, и, дойдя до дивана, я опустилась прямо на пол. Меня так пробило, что я полностью онемела. Боже, Боже… Как же там Вебер? Господи, хоть бы с ним всё было в порядке…

Кровь отлила от моего лица, в животе – разве что не ледяная глыба.

Нет‑нет‑нет. Быть того не может… Не мог же Спольников уже сейчас всё понять? А почему не мог?..

Прошло слишком мало времени? Или не так мало?

Минут пять всё было тихо, и я уже подумала, что мне, должно быть, показалось, но нет, не показалось. Моё сердце ёкнуло, когда в дверь кто‑то громко постучал.

***

Я буквально онемела, сидя на полу в полутьме моей комнаты.

– Маша! Это Антон. – Я мгновенно узнала голос Спольникова. От страха меня словно изморозило внутри: ну и кто мне сейчас поможет? Дрожа, я обхватила плечи руками. – Ты можешь открыть мне?

Я молчала. В голове гремела одна мысль: что с Вебером? Жив ли он ещё? В груди кольнуло, когда я ещё раз прокрутила в голове все варианты того, что могло случиться с наёмником. Закусив губу, поморщилась.

– Маша, я знаю, что ты здесь! Пятнадцать минут назад Николаев видел, как ты зашла к себе в дом, – громко проговорил Антон. – Он сказал, что ты выглядела очень странно. Что случилось? Ты откроешь мне?

Я нервно кусала губы. Что делать? Что делать? Надо как‑то попытаться сбежать от него. В дверь вдруг снова забарабанили, да так сильно, что я подскочила.

– Мария, – уже громче прикрикнул Антон. – Сию минуту открой мне дверь! Мне нужно поговорить с тобой!

Внутри меня что‑то с надрывом заныло, а потом словно бы разломилось на части, взрываясь от гнева.

– Убирайтесь! – не сдержавшись, выкрикнула я. – Оставьте меня в покое!

Стук прекратился. Через несколько секунд я снова услышала голос Спольникова.

– Маша. – Голос Антона изменился, стал совсем другим – тихим и ровным. Хуже просто не придумаешь. – Я в последний раз по‑хорошему прошу тебя: открой мне дверь.

Сволочь! От гнева я стиснула зубы с такой силой, что они едва не заскрипели.

– Я повторяю, убирайтесь! – снова крикнула я в отчаянии.

В приступе ярости я схватила с тумбы мою кружку и с размаху кинула её в дверь. Пролетев через комнату, кружка вдребезги разбилась, ударившись о дверной косяк. Осколки дождём посыпались на пол.

– Ну, всё, с меня хватит, – произнёс Антон. – Я иду за охраной.

Я услышала какой‑то шум, шаги, потом всё затихло. Я исступлённо замерла. Он ушёл? Я моргнула. И что теперь? Ушёл или караулит меня под дверью? Тьфу ты, что делать?! Что же с Вебером?! Вдруг он где‑то затаился и теперь ждёт меня, зная, что Спольников всё понял? Значит, над выбраться отсюда поскорее и попытаться разузнать всё. Терять всё равно нечего.

Придется мне на свой страх и риск попробовать выскользнуть из дома. Поднявшись с пола, я взяла рюкзак за верхнюю ручку и поплелась к окну. Колени подгибались, вот‑вот рухну. За окном никого видно не было – тишь да гладь. Улица пустовала.

К лучшему. Надо бежать.

Недолго думая, я подошла к двери, тихонько повернула замок, нажала ручку и вскрикнула, когда Спольников, появившись словно бы из ниоткуда, резким движением поставил ладонь на дверное полотно. Удерживая дверь от того, чтобы я её не закрыла, он одновременно с этим не давал мне выйти из дома.

Я отпрыгнула назад, выпуская рюкзак из руки. Снова отлетев к дивану, я в ужасе воззрилась на Спольникова. Дверь пока ещё была открыта, и это был мой шанс. Надо попытаться пробежать мимо Антона и выскочить.

План был заведомо дурацким и сразу потерпел крах. В результате моей попытки пробежать к двери я только быстрее угодила к Спольникову в руки. Антон схватил меня, заломив мне руки за спину, и ногой захлопнул дверь, чтобы я не убежала.

– Отпустите меня! – истерично закричала я.

Всеми силами я пыталась вырваться, но, естественно, у меня ничего не получилось, так как Спольников, что и ежу понятно, был куда сильнее меня. Я вертелась как уж на сковородке, пытаясь вывернуться из хватки Антона, но всё было безуспешно. Спольников пытался покрепче прижать меня к себе и хоть как‑то обездвижить, но я упорно продолжала сопротивляться. Впрочем, лишь до тех пор, пока не ударилась ногой о стол с такой силой, что у меня чуть искры из глаз не посыпались. Тут же послышался грохот, и звон разбившейся керамики.

Моя любимая ваза разбилась! От боли в ноге и жгучего разочарования я на мгновение перестала сопротивляться, это и решило исход битвы. Спольников зажал мне рот и крепко прижал к себе.

– Если ты ещё хоть раз попытаешься дёрнуться, я вколю тебе снотворное, – прошептал Антон мне на ухо.

Я мгновенно застыла на месте, с опаской вняв его словам. Только снотворного мне ещё не хватало…

Несколько секунд мы молча стояли в полутьме моей комнаты, которую освещали только мои настенные часы. Стрелка щёлкала, время уходило, и мне казалось, что с каждой уходящей секундой я становлюсь все слабее, тоньше, прозрачнее. У меня больше не было сил сопротивляться.

Наконец Спольников ослабил хватку на моем лице и убрал руку, давая возможность мне свободно говорить. К счастью для меня, я все ещё стояла спиной к Антону и не видела его лица. Но он все ещё крепко держал меня, прижимая к своей груди, и я чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Слышала, как тяжело он дышит, и ощущала так хорошо знакомый мне запах его одеколона.

Спольников молчал, но я чувствовала, как он был напряжен. Это был ключевой момент. Я ждала слов от Антона, потому что именно они должны были стать окончательной точкой в той правде, которую я узнала.

– А теперь, Маша, скажи мне, – тихо сказал мне Антон. – Где наёмник?

Я зажмурилась, и слёзы ручьем потекли по моим щекам. Слёзы счастья, потому что Вебер был жив, и Антон даже не знал, где он. Если только это не было блефом. Но я не думаю, что это так.

Я не сразу заговорила. Дала себе отдушину на несколько секунд.

– Я не знаю, Антон, – наконец ответила я.

Неоновое сияние часов и полоска света из‑под двери превратились в яркие линии, смешанные с неровными пятнами.

Антон резко развернул меня к себе лицом, затем оттолкнул и с размахом ударил по щеке. На какой‑то момент я совершенно потерялась в пространстве и упала бы, едва помня себя от резкой боли, если бы Спольников снова не поймал меня, крепко схватив за предплечья.

– Дрянь! – рявкнул он. – Какая же ты дрянь! Я задушил бы тебя прямо там, если бы знал, что ты знакома с этим отбросом с мёртвых земель! Я же сразу догадался, что что‑то здесь не так! Ты бы себя со стороны видела, когда с ним разговаривала! – Антон весь покраснел, глаза его горели – выглядел он страшно. – Но у меня везде шпионы, Маша! Я уже знаю, что этот хмырь хорошо обосновался в Куполе!

Я уже не сопротивлялась. В конце концов, сейчас это в любом случае бесполезно. Теперь Антон крепко держал меня, пронзая гневным взглядом. Едва‑едва я пришла в себя и, когда заметила, как близко от меня был Спольников, мгновенно почувствовала долю острой неприязни. В комнате было темно, но я видела блеск его очков в синей полутьме.

– Какая же ты идиотка, Маша, – гневно прошептал Спольников, по‑прежнему с силой сжимая мои предплечья. – Ты до сих пор думаешь, что сможешь сбежать отсюда, что тебя не найдут, но это ложь – ты здесь будешь до самой своей смерти, пока мы не выжмем из тебя всё, что нам надо.

Меня захватило негодование – такое горячее и необузданное, что меня даже затрясло. Мои слова мгновенно наполнил едкий сарказм.

– Гадина! – в отчаянии выкрикнула я, всматриваясь в искаженное гневом лицо Спольникова. Я все ещё обращалась к Антону на «вы», больше по привычке, нежели из вежливости. – Да как вы вообще смеете говорить со мной в таком тоне?! Вы предали моего отца! Мой отец считал вас своим другом, он доверял вам!

Я снова попыталась начать вырываться, но Спольников с силой встряхнул меня, и я обмякла. У меня больше не осталось сил для сопротивления. Как больно… И эта жалость, это дикое напряжение… Всё это какой‑то дурной сон.

– Хочешь, я ещё кое‑что расскажу тебе про твоего отца? – тихо спросил Антон.

– Я не хочу вас слушать.

Он чуть сощурил глаза, вглядываясь в моё лицо. Я отвернулась, но Антон схватил меня за лицо и снова повернул мою голову так, чтобы я смотрела на него.

– Это я сдал их, когда они были в лаборатории МГУ, когда твоя мать погибла, – ядовитым шепотом произнес Спольников. – Я сдал их в обмен на то, что меня возьмут в Адвегу. Так‑то.

Я почувствовала, как земля уходит из‑под моих ног. В груди всё так сильно сдавило, что я уже, кажется, не могла дышать. В эти секунды весь мир вокруг меня вдруг уменьшился до одной точки, затем треснул и вдребезги разлетелся в стороны горящими обломками. Вся моя жизнь вдруг превратилась в пепел.

Я бы хотела оттолкнуть Спольникова, хотела бы вцепиться в него и трясти до тех пор, пока его черная душонка не испугается меня… Я бы хотела кричать, плакать, лежать на полу, умирая от горя!.. Но я была слишком слаба. Бессилие, одолевшее меня, крепко переплелось с горькой скорбью и ударило в самое сердце. Теперь я уже даже не могла удержаться на ногах.

Поддерживая меня, Спольников вместе со мной опустился на пол. Я закрыла лицо руками, пытаясь начать нормально дышать. Боже мой, Боже мой…

– Из‑за тебя погибла моя мама… – с надрывом прошептала я, прикрывая глаза.

Горе оплело меня. Я могла лишь плакать, дать бессильную волю слезам. Я, кажется, умирала. Взяв моё лицо в свою руку, Антон чуть склонил голову и провел большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. Ненавижу его. Ненавижу его прикосновения.

– Да, именно так, – просто сказал он.

Я поморщилась. Картина всех произошедших в моей жизни трагедий стала такой ясной, будто бы я сейчас стояла прямо перед ней, разглядывая её каждую деталь.

– Ты сломал мне жизнь…

Спольников усмехнулся, а меня вдруг обуял гнев, и он же дал мне возможность почувствовать в себе силы сопротивляться. Я хотела жить, как бы там ни было, хотела. И собиралась бороться до самого конца.

В одну секунду внутри меня словно бы взорвался фейерверк.

– Я просто так не сдамся, сволочь!

Я кинулась на Спольникова. Вскинула кулак, с силой ударив его в скулу. Он взвыл, отшатываясь куда‑то в сторону. Я попыталась вскочить с пола, чтобы броситься к двери. Не получилось. С рыком схватив меня за руку, Спольников попытался отшвырнуть меня в сторону, затем, найдя силы, набросился на меня, громко ругаясь. Рёв, мат, крики – всё это жуткой какофонией звенело в стенах дома, где я жила все три года, проведенные в Адвеге.

Пытаясь справиться с натиском намеревающегося скрутить мои руки Спольникова, я всеми силами брыкалась. Один удар, второй. Антон ударил меня по лицу, заехал под челюсть. Привкус крови выбил меня из колеи. Борясь за жизнь из последних сил, я каким‑то чудом выскользнула из хватки Спольникова и вцепилась ему в волосы.

Бешено вращая глазами и грязно ругаясь, Спольников завыл от боли. Он попытался оттолкнуть мои руки, но я была проворнее. Ударив Антона коленом в живот и на некоторое время обездвижив его этим, я попыталась вскочить на колени и кинуться к двери, но Спольников меня опередил. Он ловко схватил меня за ногу и повалил на пол.

Прогремел выстрел.

***

***

Он, этот выстрел, прогремел так резко и неожиданно, что даже сейчас, спустя десять минут после случившегося, у меня до сих пор звенело в ушах. Вебер лишь ранил Спольникова, тот нашёл силы сцепиться с наёмником, случайный выстрел решил исход – Спольников погиб.

Я украдкой посмотрела на суровое лицо Вебера, затем на не менее суровое лицо Эдуарда Валентиновича. В этот пятничный вечер Рожков постарел чуть ли не на десять лет: ёжик его седых волос, кажется, стал совсем белоснежным, морщины на лице обострились, а обычно веселый и добрый взгляд теперь казался уж слишком усталым.

Единственное, что я от него услышала за последние полчаса, дало мне многое понять.

«Я знал, что здесь что‑то происходит, но лишь мог догадаться, что именно. Но я этого так просто не оставлю», – сказал Рожков.

Скрипнул металл, вспыхнули искры. Мы с Вебером и Эдуардом Валентиновичем спускались вниз в гремящем лифте – старом, поеденном ржавчиной, с облупленной неровными кусками краской. Сам лифт был открытым, только низкое ограждение из смятой в нескольких местах сетки огибало ребристую квадратную платформу. В лифтовой шахте было холодно, и чем ниже мы спускались, тем холоднее становилось.

Я закрыла глаза, делая глубокий вдох. Почему я почувствовала облегчение при мысли о том, что Антона больше нет?

«Потому что Спольников больше никому и никогда не причинит никакого вреда», – подумала я и вновь припомнила тот момент после драки Спольникова и Вебера, когда Саша поднялся на ноги.

«Ненавижу тебя, Маша, – шептал Спольников, лёжа на полу моей комнаты, захлебываясь кровью и умирая. – Ненавижу тебя…»

С этими словами Антон и умер.

Мы были уже в коридоре, в южной части, пришлось осесть на время в технических комнатах. Народ сбегался на выстрелы, мы слышали охрану, крики. Пришло время действовать! Мне пришлось взять одну из игл, которые были припрятаны у меня в рюкзаке, и провести манипуляцию с датчиком на руке, о которой мне рассказал Лёнька. Я даже не успела начать бояться той жуткой боли, о которой говорил Лёнька, потому что времени на это просто не было. Я больше боялась, что не сработает его открытие – и тогда хоть ножом этот датчик вырезай…

Вебер и Рожков, которым я наказала не пытаться мне помочь, воочию увидели, как целых двенадцать секунд своей жизни я лежала на полу, скрючившись от боли. Действительно было похоже на то, будто бы руку прошибло током, от запястья прямо до локтя, причем таким неслабым разрядом. Сработало, кстати! Датчик действительно был отключен. Без Лёньки бы, конечно, не выкрутились. Но спасибо я ему уже передать не смогу.