скачать книгу бесплатно
– Почему?
– По кочану. И вообще, у нас строительное барахло не тут выбрасывают, а на свалку, за домом.
– Туда нести?
– Туда неси. Приехал он тут, блин.
Арсен кивнул. Санек и вернувшийся Жирик в купальных шортах тоже ему кивнули. Я сжимал кулаки: взбесил меня этот Арсен своей тупостью.
Арсен развернулся, подошел к своему мусорному мешку и потащил его на свалку. Я был доволен. Прогнал чувака. Кажется, впервые.
– Вот чего ты до пацана докопался, Маркуша? – спросил меня Санек. – Он издалека приехал, боится тут всех, а ты докопался.
– Пусть боится, – ответил я, и мы все вместе двинули купаться на Урал.
Когда мы вернулись с реки, я снова увидел Арсена. Он говорил с нашими старшими. О чем там шел разговор, было непонятно, но, видимо, старшаки на него наезжали. Наши всегда сначала на всех наезжают, даже на своих, если они пока новенькие у нас. Когда Жирик три года назад переехал в наш двор, ему тоже было несладко. Хотя ему пришлось проще, чем остальным новичкам: у него отец ? мент. Как только это выяснилось, от Жирика отстали. Выяснилось причем не от самого Жирика. Он молчал про батю, даже когда его засунули в канализацию и закрыли сверху люк, чтобы он там часок посидел. Не слюнтяй Жирик, хоть иногда и ноет, что его на войну не берут.
Мы подошли поближе к старшим пацанам. Арсен увидел нас и показал на меня пальцем.
– Вот с ним я говорил, – сказал он.
– Маркуша! – подозвал меня Рома. С ним рядом стояли Таксист и еще какой-то старшак. Видеть я его раньше видел, но, как зовут, не помнил.
– Чего?
– Новенького чурку тут «наяривал» поутру, да?
– Чего? – спросил опять я.
– Я не чурка, – сказал Арсен. – Я из Армении.
– Помолчи, тебя еще «нарядим», – сказал Рома.
– Так чего, Маркуша, вырос, что ли? Большим стал на малышей лезть? А то, что сам еще штаны застегнуть не можешь, ничего? – Рома надулся и выдвинул челюсть вперед. Он всегда так делал перед тем, как кого-то ударить.
Я съежился.
– Да я что, – ответил я. – Он парашу не туда нес, ну я и сказал.
– Так и было, – поддержал меня Санек Струков. – Отстань от Маркуши, Ром.
– Ты варежку закрой, щегол, – Рома повернулся к Саньку. – Короче, так. Параша или не параша, по фигу мне. Триста рублей мне принесешь, ясно? А то командир тут, сука, нашелся.
– Почему? У меня нету, – ответил я.
– А раз нету, значит, не лезь не в свое дело. Триста. Как хочешь. Неделя тебе.
Я повесил голову. Денег у меня не было. То, что мне давали родители, десять-двадцать рублей в неделю, шло на карманные расходы: воду купить после футбола или мороженое. Трехсот рублей у меня никогда не было.
– Ром, а пусть подерутся, – сказал старший, имя которого я не помнил. – Твой малыш решил быкануть на новенького чуркана, вот пусть теперь докончит дело.
– Я не чуркан, – сказал Арсен.
– С тобой вообще базара нет сейчас, – сказал безымянный пацан.
– А что? Пусть. Вечером бокс устроим. Вы все участвуете, – распорядился Рома и кивнул мне, Саньку, Жирику и Арсену.
– Какой бокс? – спросил Арсен.
– Просто будь здесь в семь, туземец. Парашная машина уедет, и начнем, – ответил Рома. – Перчатки с вас, малыши. Все, чешите отсюда.
Рома сплюнул под ноги, закурил, махнул рукой друганам и пошел к своему подъезду.
Я думал про триста рублей и не думал про то, что теперь вечером мне надо драться с этим Арсеном. Денег у меня нет, а подраться – это не так уж сложно. Может, Рома забудет?.. Про деньги-то? Хрен он про деньги забудет. Не бывало еще такого.
– Что такое у вас бокс? Я не хочу ни с кем драться, – сказал Арсен.
Говорил он все же странно. Меня это раздражало. Да и вообще, он меня злил. Из-за него я на бабки сел теперь. И ладно б кому! Так нет, Роме, а значит, и Костяну. А я видел, как они с тех пацанов, кто не мог им деньги отдать, эти самые деньги выбивали. Даже со своих. Со своих, правда, редко. Не повезло мне, короче. И, что случилось с Бажовым, Рома теперь мне не расскажет.
– Да пошел ты, – ответил я Арсену и отвернулся.
Санек все объяснил этому Арсену за меня.
– Ну, мы иногда во дворе бокс устраиваем. Четыре раунда по две минуты. Ринг кирпичом рисуем. Перчатки только надо добыть. Мы их из пенопласта делаем. Находим коробку из-под холодильника или чего-нибудь такого, там внутри полно пенопласта, и из него делаем. Под пальцы, главное, выемки сделать, чтобы удобно. Вот.
– Бокс ? это классно, правда. Только ногами пинаться нельзя, – добавил Жирик. – Подеретесь для вида, старшие забудут, и все.
– Забудут они, как же! Мне теперь три сотни искать. Все из-за тебя, – я повернулся к Арсену и сказал это так громко, что, кажется, забрызгал его слюной.
– Маркуша, хорош ныть, – сказал Санек. – Ты как Жирик, честное слово.
– Потому что не тебе три сотни искать.
– Ладно. Решим, – закончил беседу Санек. – Меня вон уже зовут домой есть.
И правда, мама Санька уже несколько раз прокричала в окно, что пора бы и пообедать. Мы пошли по домам. Я ? в свой подъезд, Санек и Арсен ? в свой. Они оказались соседями.
Вечером пацаны вышли гулять часов в шесть. Слух о боксе разошелся по двору, и подтянулось еще человек пять. Я спросил их про Коляна Бажова, как его подстрелили, но никто ничего не знал.
На нашей свалке мы нашли коробки и пенопласт и наделали себе боксерских перчаток. Кто-то любил перчатки поменьше, кто-то побольше. Сила удара от этого была разная. Чем больше перчатка, тем слабее удар, но в маленьких перчатках легко можно было выбить себе руку или палец. Я наломал пенопласта и сделал себе две пары перчаток. Почему две? Иногда они крошились, и надо было их менять. А тот, у кого не было запасных перчаток, проигрывал.
Правила бокса были просты. Раунды, ринг ? все как по-настоящему. Деремся до нокдауна или до первой крови. Первая кровь случалась чаще, чем нокдаун. Разодрать жесткой перчаткой губу противника было проще, чем сбить его с ног. Для этого сил даже старшим пацанам еще не хватало.
Участвовали в боксе все. И старшие, и малыши. Старшие дрались со старшими, младшие ? с младшими. На выбывание. Если никому ничего не раскровили и с ног не сбили, а время боя закончилось, то победитель выбирался зрителями. Младшие со старшими тоже дрались, но очень редко. Только если малыш чувствовал себя совсем уверенно против старшака. У нас таким уверенным был один Санек Струков. Хотя он всегда старшим проигрывал.
Мы расчертили ринг на дороге на привычном для этого дела месте. Деревья в нужных местах заслоняли окна домов, и никакой родитель не смог бы разглядеть, чем мы тут занимаемся.
Вышли старшие. Костика не было, но были Рома, Таксист и еще кто-то. Мелких набралось человек десять. Мы распределили перчатки и разбились на первые пары соперников.
Я очень надеялся, что этот Арсен носа сюда не покажет, про меня забудут и денег никаких я Роме не буду платить. Но Арсен вышел. На нем были длинные шорты, футболка и кеды. Вся его одежда была покрыта строительной пылью и пятнами. Он даже не переоделся после своего квартирного ремонта. Хотя зачем ему переодеваться? Все равно я сейчас ему нос разобью, и одежку его придется стирать, как ни крути.
– Маркуша с туземцем первые! – сказал Рома и кинул Арсену по одной две перчатки.
Арсен хотел было ответить свое обычное: «Я не туземец!», ? я даже прочел это по его глазам, но в этот момент Санек подтолкнул Арсена в спину, сбил его с мысли, и вслух Арсен ничего не сказал.
– Давай, Маркуша, «нарежь» новенькому, – подбадривали меня малыши и старшие.
Я волновался, но поддержка своих была приятна. Я гордился собой. Главное, действительно «нарезать» новенькому, а то еще проиграю. Этого только не хватало. Арсен был повыше меня. Чуть-чуть, на пару сантиметров, но повыше. Тут главное ? подбираться к нему поближе и бить, а то руки у него длиннее: с расстояния он меня размажет, чего доброго.
Мы начали. Арсен отступал, а я махал руками перед его лицом. Пару раз попал ему в руку, один раз в плечо. Арсен сам не бил, а скорее отмахивался. Пацаны со двора болели за меня, и я топил вперед на Арсена. В конце первого раунда я попал ему в лоб: он не успел закрыться. Моя перчатка треснула, и ее пришлось выбросить. В перерыве я взял другую и отдышался. Санек мне успел сказать, что сбить я Арсена не смогу, но кровушку пустить в состоянии. Я собрался и выбежал на второй раунд.
Во втором раунде наш бой для меня и закончился. Видимо, Арсен после моего удара ему в лоб разозлился и треснул меня в челюсть. Удар у него получился сильным: я как раз наступал, открыл лицо и получил. В голове засвистело и замелькало. Я очнулся и пришел в себя, уже когда сидел на заду и опирался руками об асфальт. Нокдаун.
– Эх, Маркуша! – выдохнули старшие. – Дрищ какой, а?! А как получил-то хорошо! В челюсть. Прямым. Вон и кровь пошла.
Я промокнул рот и нос ладонью и посмотрел на нее. Да, кровь. Проигрыш вдвойне. Я встал и посмотрел на Арсена. Тот уже вышел с ринга и снял перчатки. Вид у него был недовольный и растерянный. Малыши все хлопали его по плечам.
– Эй, Артак-партак, – позвал его Рома. – Со мной потом будешь драться, когда малыши отдерутся. Последний бой наш будет.
– Я – Арсен. Так драка же закончилась? – сказал он.
– А у нас до последнего, – ответил кто-то из малышей за Рому.
– Да, надо же узнать чемпиона двора, – добавил еще кто-то.
Я нарвал листьев и вытер кровь из носа. Текло несильно, но нельзя приходить домой с кровищей на лице.
– Слушай, ну нормально ты, – ко мне подошел Санек и дружески двинул меня кулаком по спине. – Он просто старше и выше. Будь вы одинаковые, то еще непонятно, кто бы кого. А вообще, удар хороший у Арсена вышел, да.
Как ни странно, от такого утешения Санька мне полегчало. Я, конечно, «провалился» на глазах у всего нашего двора, но Арсен действительно был взрослее меня на год, а это у нас имело значение. Он был почти старший. Да и не позор это. У нас так каждое лето кого-то в боксе укладывают. Все с разбитыми носами ходили. Даже Санек ходил. Даже Рома и Костян в прошлом году получили пару раз по роже.
А бокс продолжался. Дрались старшие, потом дрались младшие. У младших в финал вышли Санек и Жирик, а у старших ? Таксист и еще какой-то пацан. Рома не дрался.
Жирик дрался отчаянно, как в последний раз. Он за три раунда разломал себе четыре перчатки, но Санек его все равно опрокинул. У старших победил Таксист, но только потому, что его соперник расцарапал себе руку о Таксистову цепочку на шее. Пошла кровь, и Таксист победил. Думаю, в следующий раз Таксист наденет пятнадцать цепочек.
У нас остались пять целых, но продавленных и покоцанных перчаток и последний бой. На ринг шагнул Рома и кивнул Арсену. Они оба напялили перчатки и ринулись вперед друг на друга. Точнее, ринулся только Рома: он лупил Арсена что было сил ? с размаха, не защищаясь, да так, что от пенопласта отлетали куски. Арсен атаковать не успевал: слишком часто на него сыпались удары. Он закрывался как мог, отступал, то и дело получал по голове и в живот. Рома хоть и был наркоманом, но драться умел.
К третьему раунду и Рома, и Арсен покрылись потом. Рома продолжал лупить, а Арсен продолжал стоять. Выйдя после перерыва на четвертый раунд, Рома крикнул:
– Новые правила: ногами можно.
Почти сразу он пнул Арсена под колено. Арсен такого не ожидал: его нога подогнулась, он сморщился и опустил руки. Рома ударил Арсена в лицо сначала левой рукой, потом правой. Одна из его перчаток треснула, но он успел еще стукнуть дважды, прежде чем Арсен осел на асфальт.
Рома сбросил перчатки, сплюнул и победно вышел с ринга. Потом оглянулся на Арсена и сказал:
– Сказал же: ногами можно. Мы так делаем иногда в четвертом раунде.
Арсен помотал головой. Представляю, как у него там сейчас шумело. Его нос кровоточил, а по щекам текли слезы. Он не плакал и не всхлипывал, но слезы все равно текли.
– Это нечестно. Урод драный, – сказал Арсен и поднялся на ноги.
Рома дернулся было добить, но старшие успели его подхватить и удержать.
– Триста рублей, сука нерусская. До вторника, – крикнул Рома. – И ты, Маркушка, гондон мелкий, – добавил он мне, еще раз сплюнул и дал старшакам утащить себя от ринга.
Все начали расходиться. Меня позвала мама в окно, и я тоже побрел в сторону дома. Арсен подошел ко мне и сказал, что не хотел со мной драться. Я пожал плечами и двинул домой. Хотел или не хотел ? что мне от этого теперь.
У мусорки кто-то выбросил разбитое зеркало, оно кусками валялось на земле. Я посмотрелся в него. Да, видок у меня был не очень. Главное, чтобы не вылез синяк. Хотя Арсен выглядел хуже: ему досталось и в глаз, и по уху. Он так же, как и я, оттер листьями кровь и пошагал вместе с Саньком домой.
***
Триста рублей не находились. Я попросил у мамы на подарок Саньку и Диману на день рождения, и мама дала мне пятьдесят рублей. Еще десять рублей у меня были свои. Шестьдесят. Осталось двести сорок. Еще сорок мне дали сами Струковы, которые выпросили их у родителей на мой день рождения. Вот и все деньги. Еще надо было двести рублей.
День рождения у меня скоро. Через три недели. Малыши у нас во дворе дни рождения празднуют так: мы покупаем кучу сладкого и газировки и полдня сидим и едим в беседке в детском саду за нашим двором. Летом в детсаду никого нет, все карапузы на каникулах, и поэтому там торчим мы. Ясное дело, что все входы в детсад закрыты, но мы перелезаем через забор, садимся в беседке, и все. Тишина и покой. Там очень тихо, да. И взрослые сюда не доберутся. Такое вот у нас, малышей, секретное место для посиделок и игр. Старшаки сюда лезут редко: им уже можно не прятаться и пить свое пиво прямо во дворе. Про пиво, кстати. Как-то раз мы тут пили и пиво. Это Диман Струков предложил. Он сказал, что уже где-то его пробовал и пора бы и нам, мелким, его догонять. Мы догнали. Сами купили в магазине пол-литровую бутылку пива и выпили ее. Вкус был противный, но каждый из малышей сказал, что ничего вкуснее в жизни не пробовал.
Я не только о деньгах думал на этой неделе, хотя о них я думал больше всего. Я продолжал гадать про Коляна Бажова. Расспрашивал малышей, но никто так и не знал, сильно его подстрелили или нет. А старшаки со мной не говорили. У них появился новый мотоцикл, и они ночь напролет занимались его испытаниями.
С Бажовым нас роднила одна штука. Ну, как роднила? Не роднила, конечно. Он был из «Мадрида», и дружить я с ним не собирался. Да и я ему был на фиг не нужен. Мы просто учились с Бажовым в одной школе. Все наши пацаны со двора и из «Мадрида» учились в тридцать четвертой школе, а я учился в двадцатой. Тридцать четвертая была в «Париже». Во дворе, который все называли «Париж». Тридцать четвертая была простой школой, уроки в ней все прогуливали, и никто не боялся родительских собраний. Еще бы, ведь двойки и тройки там были у всех. Костян и Рома тоже учились в тридцать четвертой, но появлялись там время от времени. Почему их оттуда до сих пор директор не выгнал, я не знаю. Наверное, боялся, что они его с моста за это сбросят. Да, был у нас как-то один такой случай.
А двадцатая школа была лицеем, школой для ботаников с математическим уклоном и со злыми старыми учителями. В «двадцатке» все было просто: того пацана, который по математике соображал плохо, через какое-то время оттуда выгоняли, и он переходил в тридцать четвертую. Многих из наших малышей родаки сначала отдавали в «двадцатку». Там они сидели по восемь уроков, мучились, получали кол в четверти и в году, и родители их забирали «куда подальше». В «двадцатке» учиться было сложно. Полно «домашки». Но я справлялся: математику я понимал, а «домашку» я списывал.
Колян Бажов тоже учился в «двадцатке». В десятом «А» классе. Я иногда его видел на переменах. Он очень много со всеми общался, но каких-то закадычных друзей у него в школе не было. На переменах он быстро переходил из класса в класс. По коридорам не слонялся, как мы. И еще у него там была подруга ? Маша. Она была из параллельного класса. Больше ни я, ни мои одноклассники ни о Бажове, ни о Маше ничего не знали. Жила Маша где-то далеко, я ни разу не видел, чтобы Колян Бажов шел с ней из школы в свой «Мадрид». Хотя часто так выходило, что мы с Бажовым ходили домой вместе. Ну, как вместе… он шел впереди, а я плелся поодаль и рассматривал его спину и рюкзак за плечами. Я видел, как Колян надевал себе на голову наушники, вставлял в плеер кассету и что-то напевал. Я никогда его не догонял, хотя мне и было интересно, что там он слушает в плеере. Вообще Бажов был пацан высокий и очень худой. Еще худее Костяна. И лицо у него такое костлявое и с прыщами на щеках. Ни у кого из наших дворовых малышей и старшаков прыщей не было, и Бажов нам всегда казался больным.
– Сифилис у этого «чуда», – сказал как-то Костян.
Что такое сифилис, никто из нас не знал, но мы все покивали на слова Костяна.
– Надо, вообще, в вашу «двадцатку» завалиться толпой и набуцкать всех, – сказал Рома.
Ясен пень, что никто из наших пацанов в мою и Бажова школу «буцкать» никого не пошел. Это был не наш район, не наш двор, и набуцкали бы там, скорее всего, Рому и всю его банду.
Про Бажова и в моей школе тоже ходили разные слухи. Одним из таких слухов, даже не слухом, а настоящей историей было то, что Колян Бажов, когда учился в седьмом классе, организовал что-то вроде секты. Говорили, что он «заарканил» пару старших из школы и с десяток малышей-пятиклассников и они собирались в канализации рядом со школой. Прямо так, да. Открывали люк, спускались в канализацию и сидели в ней. Там было сухо и не воняло. Что именно секта Бажова делала в этой канализации, никто толком не знал, а участники молчали. Лишь один мой дружок разболтал, что они там поклонялись богам.
– Каким богам? – спросил я.
– Сету и Митре.
– Это кто? И как поклонялись?
– Этого не могу рассказать, – отвечал мой друган. – Но чтобы попасть к нам, надо принести клятву на ноже и бумаге.
– Да?
– Да. Колян держит нож, на него он натыкает бумажку с какими-то словами и поджигает ее. Затем он передает нож новому пацану, и тот должен произнести слова и рукой затушить бумагу до того, как она догорит совсем. А потом эту бумажку надо скомкать, положить ее себе на ладонь и опять поджечь. Бумага должна полностью догореть на ладони, и тогда ты считаешься принятым в секту Сета.
– Не больно?
– Очень больно. Ожог потом оставался о-го-го какой! Меня, знаешь, как за него мама ругала. Но это было испытание. Если боль выдержишь и сожжешь бумагу на руке, значит, пацан ты надежный.
