скачать книгу бесплатно
– В моем «дерьме» ты не участвуешь, «родной». – я оборвала грубые пьяные ругательства и равнодушно сбросила звонок, но спокойствие было лишь видимым. Замирая от потрясения, сердце бунтовало против репрессий в адрес своего кумира. Я кусала губы, немилосердно закидывая вещи обратно в нишу. – Нет! Ты не будешь размазней! Тебя предали, надругались над доверием. А ты все такая же мечтательная дура? Он – варвар! Признай же наконец!
На глаза навернулись слезы пережитого унижения. Я схватила надрывающийся телефон, гнев вылился в три коротких слова:
– Я. Существую. Параллельно.
Гордон взял себя в руки и удивил лаконичной речью, лишенной эмоций:
– Неприемлемо. С кем ты?
– Ты – не единственный мужчина с острой формой высокого либидо.
– Представь нас. Я буду вести себя… п-прилично. – Хрипловатый голос приобрел металлические ноты диктатора. Мои слезы высохли.
– Представить тебя?! В качестве кого?
– Друга.
– Ты уволен.
Задохнулся. Уже через помехи связи я услышала зуммер и оглушительный звон разлетающегося вдребезги стекла. Несколько минут гнетущей неизвестности, и моя гордость испустила дух. Я испуганно вцепилась в телефон:
– Где ты?
Ответил не сразу. Сердце откликнулось знакомой болью на дрожащий шепот:
– Убей меня. Сама. Своей руко… – Связь оборвалась вместе с сердцем.
Как в тумане, незамеченной я преодолела лестничный пролет. Ваня и родители были заняты увлекательной демонстрацией морских презентов к отцовскому юбилею. На столешнице возвышался внушительный осетр. Громила задабривал отца печенью и балыком катрана, матушку – живыми устрицами. Меня ожидало ассорти ракообразных. Однако сам юбиляр, хотя и был признателен, но рьяно охранял мой покой. Я рассеянно наблюдала семейную идиллию и холодела.
Где-то на бульваре прорезался почти мотоциклетный рев незнакомого движка. Я интуитивно сорвалась. Скинула на ступенях туфли на высоченном каблуке, на носочках прошмыгнула мимо кухни, приоткрыла дверь и в изумлении застыла на пороге: «Как он попал за закрытые ворота?» На меня летела хищная ракета. Голодный взгляд на жертве, невероятная скорость, минимум движений, секунда до столкновения… Хватка на моем безвольном теле.
– Гордон? – Растворяясь в темноте влажного тумана, дом исчезал из виду. Лика галопировала следом. Не замедляясь, похититель скомандовал: «Вперед!» Калитка распахнулась. Ли беспрекословно запрыгнула в открытый багажник безобразно забрызганного грязью внедорожника, меня пристегнули ремнем безопасности к переднему сидению. Я еще изучала карбоновую сложную приборную панель, мужской интерьер в военном стиле, а тяжелая махина уже разогналась до ста и едва не снесла шлагбаум. Глаза заслезились от паров спирта, разлитого по салону.
– Что происходит?
– Не сейчас, Любовь моя. – Он гнал в неизвестном направлении.
Сосредоточенно дыша, я поджимала колени к подбородку, пытаясь натянуть на бедра подол своего коктейльного футляра, слишком миниатюрного, даже для «черного маленького платья». К мраморной статуе обращаться больше не рисковала. Ли являла собой аналогичное изваяние. В плотном тумане внезапно выросли бетонные колоссы. Автомобиль остро осадили тормоза.
– Ли, место! – Властный рык. Я в руках Гордона.
Портик, балюстрада, сводчатая арка на уровне трех метров от земли. «Да где мы вообще?» – светлые очертания размывались в темноте. Под ноги спланировала его куртка. Варварски расправляясь с пуговицами, хищник раздевался дальше:
– Моя! – он сорвал с себя рубаху, и я всхлипнула, попятилась, умоляюще прикрываясь руками. Мгновенно среагировал. – Что ты, воробушек? Не бойся меня.
Гордон заботливо укутывал меня в свою рубашку и боялся сделать лишнее движение. Перегар и пот перебивали его запах. Дремучая щетина. Такого Гордона я видела впервые. Зрелище жуткое. Я давно потеряла надежду понять смысл его слов, но его состояние, даже через испуг, не оставило меня равнодушной:
– Что с тобой? – Зубы еще стучали, а пальцы уже запутались во влажных волнах. Я старалась заглянуть в его глаза, но не могла.
– Не гони. Не могу сопротивляться. – Кающийся грешник медленно оседал на бетонные плиты, беспомощно уклоняясь от моих рук. – Не смотри. Нельзя.
Меня колотило крупной дрожью. Я поймала его лицо в ладони: «Лука?»
– Я вырождаюсь. Погибаю без тебя. – он поднял веки, и я с трудом устояла на ногах: «Не верю. Не могу!» Чужие, мертвые глаза слепорожденного в обугленных глазницах. Он взмолился. – Ну, пожалуйста, не надо! Не смотри!
Изможденная гипсовая маска истукана выскользнула из моих рук. Сердце вынесло приговор для оскорбленной гордости: «Кто я такая, чтобы судить его?» Я прозревала, а Гордон свидетельствовал против себя, не поднимая головы:
– Ты боялась меня. Я видел – искала повод. И я дал тебе уйти. Сам подтолкнул. Любовь моя. Я виноват. Прости-и… – Мой вид давно был далек от совершенства: в помятом платье, необутая, растрепанная, обескураженная. Он уткнулся лбом в мои бедра и ревел. – Сгораю без тебя. Не уходи. Не уходи-и!
Я набрала в грудь воздуха, и меня окончательно деморализовало.
«Ох! Его язык! Да что же с ним такое? – он вылизывал мои колени под ажурными чулками с какой-то слепой, животной ненасытностью. – Да откуда ж эта обездоленность одичавшей псины?»
– Люк? – я звала, но он меня не слышал.
– Маленькая моя, беззащитная. Всех вырежу. Каждого подвешу за муды! – грязно сквернословя, маньяк со всеми признаками абстиненции дошел до моих лодыжек и совсем распластался на полу. Гора несокрушимых мускулов без разумной составляющей. – Аа… Только слово. Скажи мне слово… Вытащи меня…
Осипший баритон сломался. Начинался пароксизм. Я судорожно соображала. На ум приходил только клинический гипноз: «Слово?! Какое же кодовое слово?» Когда он начал задыхаться, моя рациональность отказала. Выкрикнула интуитивно:
– Ты – мой! – Его язык застыл на моей правой щиколотке. С трепетом дотянулась до поникших, обнаженных плеч и приласкала. – Слышишь? Мой.
Невменяемый зверь дернулся в конвульсии и оказался на коленях:
– Умру, но не отдам тебя! – Свирепый рык эхом отразился от сводов арки. «Угадала?!» – я взяла драгоценное лицо в ладони и, отвлекая себя от нервного срыва, продолжила возвращать человеческие черты буйному душевнобольному:
– Не надо умирать. Живи. Я здесь. Твоя. – едва касаясь, я целовала сомкнутые наглухо веки, античный лоб, напряженные надбровья, переносицу, серебристые виски, заросшие щетиной, скулы и шептала. – Вернись ко мне. Открой глаза.
Он ухватился за мысль, но воевал с ветряными мельницами:
– Хищник усмирен. Я обуздал свой гнев. Теперь могу находиться рядом и не навредить. И я про… – Я поглаживала его брови и дышала: «Говори, говори со мной». Под закрытыми веками шла борьба. Глаза горели. Ресницы трепетали. Мышцы век непрерывно сокращались. Хриплый баритон еще доказывал, срываясь до рычания. – Нет, не прошу. Не заслужил. Ты, ты позволь остаться рядом. Просто, быть. Вне статуса, без причин, не нарушая твоих принципов. Только… твоей тенью.
– Не тенью. У тебя другая категория. – я сделала акцент, и он распахнул ясные глаза. Синие королевские сапфиры без всякого намека на безумие мерцали в свете Луны и говорили о здравости ума. Вопросительный взгляд хищника сосредоточился на мне: «Другая категория?»
Я позволила себе маленькую месть, наблюдая его легкую контузию:
– Разочарован?
– Да. Нет. Мм… Стоп! Ты возвращаешь мне легальный доступ?! – Гордон уже демонстрировал чудеса твердой памяти. – А ведь я… так и не знаю свою категорию.
«Кто я?» – в глаза хищника вернулось потустороннее голубоватое свечение. Смиряясь с этой странностью, я приоткрыла завесу своего святая святых:
– Мой седовласый Херувим.
Его лицо исказила страдальческая гримаса. Горько усмехнулся:
– Я – падший.
У меня начинался откат. Дрожащими пальцами я прикоснулась к его губам:
– Это уже неважно.
– Уже? Неважно?! – он совсем охрип и перестал дышать.
– Ты существуешь. И кем бы ни был, должен знать. – Силы истощились. Чтобы не оказаться на полу в обмороке, обняла его за шею. – Я люблю тебя.
– Любишь?! – Реакция оказалась непредсказуемой. Среди мрачного мертвого пантеона восстал античный бог. Я – на его руках высоко под потолком. Он удерживал меня одной рукой, другую поместил под голову, крепко прижал к себе, благоговейно прильнул ко лбу губами и… взвыл. Горько, глубоко, из сердца. Тучи закрыли единственный источник света. Вибрация его голоса, кромешная темнота и мое подвешенное состояние совершено дезориентировали. Когда под сводами осталось только эхо его гулкого пульса, я прошептала:
– Любимый, и что это за реквием?
Исполин расхохотался:
– По себе. – Со светлой грустью продышал мне в губы. – Плач души.
На бедре, под кружевной резинкой опомнился мой телефон. Гордон ревниво прищурился, а я оживала под фанатичным радиоактивным взглядом, уговаривала себя: «Это просто спазм глазных сосудов», и чувствовала прилив сил:
– Извини. Я должна ответить.
– Звездочка? Ты где? Пахлава закончилась, а тебя все нет. – Княжин до сих пор икал. Я приглушила ладонью источник не прошедшего цензуру, непереводимого рычания и мягко ответила в предельно лаконичной форме:
– Жди. Уже иду.
– Кто это? – Ощетинившийся хищник следил за каждым моим вздохом.
– Мне надо возвращаться. – Я надеялась, он помнил о нашем разговоре, но Гордон глухо выругался и только крепче сомкнул и без того тесные объятия: «Не отдам!» Я запаниковала, но вслух твердо приказала. – Люк? Без. Вариантов.
– Кто он? Которого из Княжиных ты отпевала по телефону?
– Я знаю одного. Ивана. Он мой… – запнулась, и меня нелюбезно оборвали:
– Жених, – хищник с трудом сглотнул и ядовито прошипел, – фиктивный.
Сердце пребывало в тотальной эйфории, когда с самой счастливой улыбкой я появилась в столовой перед щедро сервированным столом. Повисла пауза. Отец вздохнул. Мама рассеянно крутила в пальцах гроздь черной «Изабеллы». Княжин громко сглотнул вместо приветствия. Я приостыла, вспомнив о нескромном обаянии, нашедшем невинную жертву, и смущенно спрятала за стулом еще влажные колени. Не сдержалась. Залилась смехом на глазах у изумленной публики.
– Ты из параллельной Вселенной? – Вопрос мамы был справедливым. Я вовсе не походила на прошлое загримированное приведение. Теперь я дышала и смеялась. Сухие, скучные сценарии были заброшены. Я больше не утомляла себя академической игрой. Я с удовольствием импровизировала. Меня уже распирало озорство. Брови взлетели с намеком на двусмысленность:
– Я должна была подготовиться перед приятной встречей. – Картинно протягивая руки навстречу старому другу, комедийная актриса уже дефилировала к застывшему медведю. Не дошла. Меня заграбастали в объятия, клюнули носом в висок и не отпустили. Я прочистила горло. – Ваня?
Камуфляжный «милитарист» был труднее всех: не мигал, не издавал ни звука, и похоже, был претендентом на искусственную вентиляцию легких. «Ну, уж нет! Дышите, мой хороший. Такой чести удостоился только Гордон, и то не без последствий!» Пришлось брать инициативу в свои руки:
– Ну, Ваня, наконец-то!
Громила с трудом очнулся, отстранился и вспомнил о неуклюжей пародии на светские манеры:
– Вау! Круто выглядишь! – склонился над моей протянутой рукой. В другой моей руке, заметно перетягивая центр тяжести, уже покоился увесистый букет пожарно-красных роз. «Репрессии мне гарантированы», – позиция млеющих родителей крайне настораживала. Зарывшись носом в розы, я незаметно указала Ване в сторону экзальтированных Бригов. Естественно, на оперативную реакцию и не надеялась. Иван стойко придерживался амплуа медведя-тугодума и не выпадал из образа. Я почти отчаялась, ожидая, пока этот ретранслятор начнет прием. Через четверть часа после уничтожения половины закусок под аперитивы Княжин откликнулся. В своей манере.
– Ээ… Может, в рестик сходим, ну, типа, потусим?
– Ой, что ты, мой хороший! Такой богатый стол. Я для тебя старалась. – Коварная кокетка уже хлебосольно нагружала огромную тарелку растерянного гостя.
– Но детка, стол подождет. – матушка попыталась вернуть свидание в правильное русло, но восторженная сирена не унималась:
– Ванюша, дорогой, а я приготовила для тебя бесподобные коктейли. Под стать моему оригинальному предложению… – я прыснула, вспоминая инициатора столь многообещающей перспективы нашего «романтического свидания» и сразила присутствующих уже не только умопомрачительной внешностью и гостеприимством, но и пошатнувшимся рассудком. – Устроим домашний игорный дом!
В этот вечер отец был лоялен к моим причудам. Видимо, коктейли давали мне определенные преимущества. Тамара Львовна страдала головной болью, прибывая в полном смятении чувств по поводу безрассудств ее доченьки. Но в одном Бриги были солидарны. Такого телефонного обвала они не могли припомнить за всю мою жизнь: звонки, мессенджеры. Пришлось отключить звук на телефоне.
– О, извините! Это срочно. – Я выглядела слишком интригующе. Блеск в глазах, закушенные губы, голос, срывающийся на томный шепот и дежурные фразы, диссонирующие с тайным смыслом. На виду у подозрительных родителей я не смогла бы сохранять бесстрастный вид. Поэтому в целях своей же безопасности, покидала обозреваемую позицию, чтобы отдаться чувствам.
– Любовь моя, ты не скучаешь? Чем вы занимаетесь? – Гордон искренне беспокоился, снедаемый чувством вины за то, что испортил мне вечер.
– Шахматами. – тоном, подтверждающим причастность к заговору, двадцать третий раз я отчитывалась перед своим опекуном о состоянии текущих дел.
– Иван держится?
– Запивает свое горе коктейлями из виски, джина и абсента.
Официальная часть была исчерпана, и трезвость покидала чат.
– Сгораю без тебя. Я. Не могу. Дышать… – Зависший на телефоне ревнивый зверь с надсадным рыком склонял симптомы своей ломки. – Еле сдерживаюсь, чтобы не сорваться. Не выкрасть тебя из дома. Черт! Убеди! Успокой меня! Сейчас…
– Любимый. – я задыхалась от переполнявших меня эмоций. Он требовал:
– Скажи еще. Еще! Мне мало. Хочу услышать снова…
Я пребывала не в лучшем состоянии, являя собой классический пример медиума на сеансе автоматического письма в состоянии транса:
– Люблю тебя, люблю… – Рука по памяти выводила его глаза угольным карандашом на тонированной бумаге. Когда я очертила его губы, мой диктатор уже тяжело дышал:
– Да что же это? Черт! Ты заставляешь хищника делать противоестественные вещи – делить тебя с другим. Я требую компенсации. Скажи, что ты принадлежишь мне!
– Только тебе, любимый… – Щеки пылали, я чудом уловила шаги за дверью. – Дорогой собственник, я вас покидаю. Гости обеспокоены моим отсутствием.
Услышав его досадливое стон-проклятие-рычание, я не смогла сдержать смущенного смешка, чем и навлекла на себя справедливые Ванины подозрения:
– Хм, принцесса цирка, я тебя не узнаю! Не могу поверить, что ты так лучишься из-за моего приезда. Ты подсела на наркотики? Бриги поэтому меня срочно выцепили? Или… ты всегда такая… – Ореховые глаза придирчиво следили за моими ювелирными движениями, пока я наливала в стакан воду из хрустального кувшина. Я насупилась. Иван вдруг восхищенно выдохнул. – Такая ослепительная! – Я вздрогнула. Ваня тоскливо уставился на проливной дождь, меняя тему. – Ну и что за клоунада? Почему мы остались у Бригов на виду?
Иван избавил меня от необходимости придумывать изящное алиби. Я посмотрела в окно и поежилась:
– Ненавижу дождь, слякоть, сырость.
– Так мы же возвращаемся! Я все устроил. Бриги мне доверяют. Я позабочусь о тебе. – Княжин развернулся с таким воодушевлением, что абсолютно не соответствовало его неуклюжему образу. Я виновато покачала головой, очень сожалея о его печали. Ну, разве, его душевное спокойствие было в моей власти, если мое сердце реанимировал другой герой? «Я ведь честно не давала тебе авансов. За исключением этого случайного маскарада», – с грустью взглянула в окно и захлебнулась водой. Не я одна рассматривала себя в отражении мокрого стекла. – Ну, я попытался. – Пока я откашливалась, Иван примирительно заметал следы. – Завтра тоже будет дождь. Чем займемся? Будем играть в карты?
Я абсолютно не представляла себя в обществе Ивана промозглым вечером в полинялом флегматичном городе. Вовсе не дождь был этому причиной:
– А почему бы и нет? – прищурилась и бросила Ивану вызов. – Покер?
– Чего?! Нет, ты серьезно? Я-то так, вбросил… – От подозрительности он встал ко мне в анфас и, чтобы убедиться либо в своем заблуждении, либо удостовериться в моем окончательном помешательстве, осторожно прощупывал почву. – Тогда контрпредложение. Что ты думаешь насчет еще одного игрока?
Видя в его глазах азартный блеск, я вздохнула с облегчением:
