Две жизни. Банковский роман

Лицо Леры расцветало улыбкой, и она, стараясь подольше удержать внимание Инны, продолжала читать: «– Ха-ха! Врешь ты все, – рассмеялся Малыш. – Откуда же ты взял на дереве носки, чтобы переодеть? Карлсон засучил штаны и показал свои маленькие толстенькие ножки в полосатых носках: – А это что такое? Может, не носки? Два, если не ошибаюсь, носочка? А почему это я не мог сидеть на сучке и переодевать их: носок с левой ноги надевать на правую, а с правой – на левую?»

Инна изо всех сил старалась дослушать сцену, а потом, обняв дочь, мягко подталкивала ее в детскую комнату и продолжала свою работу: писала отчет по хозяйственному договору или готовилась к очередной лекции в местном вузе. Укладывая Леру спать, Инна часто засыпала рядом с ней. Ночью она просыпалась и долго не могла снова заснуть. Ее душило отчаяние. Обстановка в семье, как, впрочем, и во всей стране накалялась, подталкивала к решительным действиям.

И когда в очередной раз все в ее жизни было на грани взрыва, в городе появилась команда молодых людей во главе с ухоженной, явно столичной дамой. Кто-то из этой команды позвонил в Центр и предложил Инне встретиться в кафе «Три журавля», что располагалось на углу улиц Театральной и Орджоникидзе, как раз напротив СНИЦ.

Во время долгого разговора выяснилось, что московские гости собираются открывать в Сочи филиал только что созданного ими в Москве коммерческого банка. Знакомый из местных органов, человек, имени которого они не стали называть, порекомендовал им на должность управляющего филиалом Инну.

В университете Инна специализировалась на кредитно-финансовых проблемах, недавно побывала на стажировке во Всемирном банке в Вашингтоне. Таким образом, она стала обладательницей бесценного по тем временам товара – быстро получить право первой подписи банковских документов. Это явное преимущество позволяло ей занять должность руководителя регионального филиала банка или, на худой конец, стать заместителем номинального руководителя, не имевшего права подписи. Кстати оказалась и вышедшая незадолго до этого в банковском журнале статья Инны о путях преобразования кредитной системы курортного региона в период экономических реформ.

Инне предложили возглавить филиал нового коммерческого банка. Не раздумывая, она согласилась с предложением, но при условии, что не будет заниматься строительством и оборудованием кассового узла; выяснениями отношений с местными чиновниками, проверяющими техническую оснащенность и пожарную безопасность филиала; не будет вести опасных для здоровья женщины (и не только женщины) переговоров с представителями местных бандитских группировок, ринувшимися делить прежде неделимый санаторно-курортный рынок с его золотоносным земельным ресурсом у самого синего моря.

Муж от участия в ее очередном рискованном проекте отказался, заявив, что не видит себя в роли банкира. И если Инне так уж не хватает денег на жизнь, то он, как только закончит отчеты в СНИЦ АН, всерьез займется бухгалтерией или налоговым консультированием. Она не стала спорить, а тем более убеждать его. Роль директора филиала она предложила Антону. Тот взял небольшую паузу, но уже на следующий день согласился. Так они стали парой разномастных коней, поставленных в одну упряжку.

***

Их отношения продолжались уже больше двух лет, они неплохо понимали друг друга, никогда не ссорились, но жили как будто в разных измерениях. Страсти улеглись, а ее непреодолимое влечение к Антону сменилось на более уравновешенное и спокойное состояние. Они были не столько любовниками, сколько друзьями. Инна понимала, что не имеет права заводить разговоры об их совместном будущем, не может выяснять отношения, обижаться, ревновать, а тем более плакать. Все это не укрепило бы их связь и ничего не вызывало бы в нем, кроме досады. Она училась быть ровной и сдержанной, под стать Антону.

В жизни Антона как будто бы ничего не изменилось. В своих отношениях с сотрудниками он по-прежнему был выдержан, деловит и рассудителен, по отношению к Инне – внимателен и чуток. И в то же время он старался держать дистанцию. Инна подозревала, что Антон испытывает легкое разочарование в ней и даже сомневается, точно ли она та женщина, которая ему нужна.

Рассматривая себя в зеркале, Инна с сожалением отмечала как она не совершенна, обыкновенна, как невыигрышно смотрится рядом с любимым. Она понимала, что Антон относится к тому типу мужчин, для которого важно, чтобы «костюмчик был по-размеру и отлично сидел». Она расстраивалась, но тут же приказывала себе не заниматься самоедством и вслед за этим соглашалась, что у нее нет ни свободного времени, ни достаточного количества денег, чтобы бороться с собственным несовершенством.

Инна страралась быть для него интересной, а главное – полезной. Чувствовала, что ее представления о путях к сердцу мужчины иллюзорны, но и с этим она тоже ничего поделать не могла. Приворотных зелий она не признавала.

Инна не чувствовала себя счастливой, но ее мысли по-прежнему были заняты Антоном. Работа, друзья, домашние дела ушли на второй план. Утром она спешила в СНИЦ на Театральную, днем ждала обеденного перерыва, чтобы вдвоем с Антоном пройтись вдоль набережной, если он каким нибудь чудом окажется не занят. Ближе к вечеру она торопилась домой, чтобы забрать из школы Леру. Оставались выходные.

Редкие встречи не приносили ей удовлетворения. Она всегда была усталой, ее мучила совесть. Уходя к Антону, она оставляла дочь, и было невыносимо стыдно смотреть в глаза мужу, который все понимал, но ни о чем не спрашивал. Оказавшись рядом с Антоном, она мечтала уснуть на его плече. Инна снова попала в ловушку и пыталась обнаружить выход.

В конце концов, Инна убедила себя, что Антон, возможно, любит ее, но он не хочет стать причиной крушения внешне благополучной семьи и не собирается играть роль рокового разлучника. Он также не готов связать свою жизнь с женщиной, далекой от его идеала, к тому же имевшей семью. Инна была уверена, что если бы ему пришлось отвечать на вопрос почему они не могут быть вместе, он дежурно ответил бы, что не готов расстаться со своей свободой.

Но был еще один, хотя и очень прозаический фактор, не позволявший Антону думать о создании семьи. Он жил в старом доме, полвека не знавшем ремонта, в двухкомнатной квартире со старенькой мамой. Жил, как и большинство молодых людей того времени, только на небольшую заработную плату заведующего лабораторией. И это его положение никак не соответствовало его представлениям о своей роли главы большой, дружной хлебосольной кавказской семьи.

Из всего набора ограничений от Инны зависело только одно из них – ее семейное положение. Остальное было во власти Антона. Последний же фактор зависел ни много ни мало от развития социально-экономической ситуации в стране. Инна решила сделать свой первый шаг, после этого отдать Антону инициативу и положиться на волю судьбы. И вот представился случай все изменить.

***

Как ей тогда казалось, с началом совместной работы они будут обречены быть вместе и в повседневной жизни. Но она ошибалась. На самом деле он был обречен доказывать ей, что, несмотря на отсутствие права первой подписи, все же именно он – директор. Именно он – первое лицо банковского филиала, пусть даже этот филиал пока в убытках и совершенно неконкурентоспособен. Она была обречена доказывать ему, что в наступившие смутные времена у него никак не получится решать насущные банковские и хозяйственные вопросы с помощью сложения, вычитания или прочих простых арифметических действий. И даже его любимые интегралы с дифференциалами бессильны перед лицом суровой правды жизни.

Убеждать Антона в чем-либо было совсем непросто. Он воспитал себя прямым, честным и принципиальным человеком и хотел оставаться таким всю свою жизнь, невзирая ни на какие обстоятельства. Убеждать его в том, что жизнь и непредсказуемая экономическая реальность ставят задачи, часто не имеющие математического решения, было бесполезно. Инна поняла это не сразу, гораздо позже, но все же поняла. А пока из его директорского кабинета периодически доносился яростный поток ее доказательств на тему выдавать или не выдать кредит предоставившему вроде бы правильные расчеты и обоснования какому-нибудь господину, скажем Петрову, размером, сильно превышающим полномочия директора регионального филиала.

Скоро Инна и сама стала кредитным заемщиком. Как-то она увидела на стене пятиэтажной «хрущевки» объявление о продаже двухкомнатной квартиры. Квартира оказалась тесной, к тому же располагалась на первом этаже. Дом был старый, с облупившимися стенами, запахом сырости в подъезде и стоял на склоне у проезжей части дороги. Но зато все это «богатство» находилось в самом центре Сочи, в пяти минутах ходьбы до филиала и в пятнадцати минутах пешего хода к морю. Хозяйка просила всего двадцать пять тысяч долларов. Как обычно, Инна приняла решение почти не раздумывая.

Через неделю после подписания договора купли-продажи она сделала минимальный ремонт, поменяла входную дверь и переклеила старые обои. Так ничего и не сказав мужу, чтобы не нарваться на неуместное сейчас выяснение отношений, Инна забрала из квартиры на Вишневой Лерины и свои личные вещи, немного доставшейся от мамы посуды и переехала в новую квартиру в старой пятиэтажке. На следующее утро Лера пошла в школу одна. Школа теперь находилась в пятистах метрах от дома. Впрочем, возить ребенка в школу тоже не было проблемой: в распоряжении Инны теперь был служебный автомобиль «Волга» с персональным водителем.

Освоившись на новом месте жительства и на новой работе, Инна приступила к решению важной проблемы, которая мешала ей без угрызений совести смотреть в глаза окружающим. Без длинных объяснений переехав от мужа в только что купленную квартиру, так же ни с кем не советуясь, но полная собственной решимости, она подала документы на развод, не заявив мужу никаких материальных претензий.

Получив свидетельство о разводе, она позвонила мужу. Митрич, видимо, ждал от нее решительного шага и звонку не удивился. Не задавал вопросов, не высказывал сожаления, не просил и не уговаривал. И ничего не обещал: ни помощи, ни поддержки. Они разошлись в разные стороны и больше уже никогда ни о чем жизненно важном не говорили. Бывший муж никогда не вмешивался ни в ее жизнь, ни в жизнь их дочери. Чтобы избежать связанных со сменой фамилии противных бюрократических процедур, Инна оставила фамилию мужа.

Получив развод, Инна решилась сказать об этом Антону. Она ни на что особенно не рассчитывала, но втайне надеялась, что ее новое семейное положение и их совместная, уже теперь вполне успешная, работа со временем сблизят их, и, может быть, когда-нибудь они создадут семью, построят большой дом, о котором он как-то упоминал, у них будут дети и они будут просто и очень по-человечески счастливы. Счастливы так, как бывают счастливы все обычные семейные люди. Просто счастливы.

Пока она говорила, он внимательно слушал, не глядя на нее. Потом, без всякой заминки и нисколько не смущаясь, сказал: «Вообще-то, разводиться я тебя не просил. И у меня другие жизненные планы». Инна встала и молча вышла из кабинета. Как истинная женщина, на уровне своей прекрасной женской интуиции Инна понимала, что этот далекий и непонятный ей мужчина ее не любит. И даже не в силу своей природы, а в силу каких-то своих, только ему известных убеждений, не полюбит никогда. По крайней мере, не полюбит так, как ей того хотелось бы. И с этим она собиралась жить дальше.

У нее не было ни времени, ни сил искать какой-то другой выход или бросить все и начать сначала. Ей было некуда бежать и не за кого спрятаться. Она не посчитала нужным с кем-либо поделиться. Но со свойственной ей решимостью Инна приказала себе жить и работать дальше так, как будто ничего не случилось.

Глава 4. Примирение

Январь 1994 года, Сочи

Инна надолго запомнила, как на следующий день после мучительного для обоих выяснения отношений, собрав волю в кулак, она пришла на работу. Просмотрела и подписала документы и, удивляясь собственному спокойствию, направилась в кабинет к Антону обсудить неотложные дела.

Увидев ее, он лишь на мгновение смешался, но тут же понял, что ни скандала, ни обидных слов, ни упреков не будет ни сейчас, ни потом, и стал деловито проговаривать намеченные на текущий день планы. Обсудив дела, Инна направилась в операционный зал. В приемной управляющего филиалом уже ждали несколько незнакомых клиентов. Связанная с работой часть ее жизни потекла своим чередом. С личной частью предстояло разобраться.

За десять минут до перерыва Антон позвонил ей и предложил вдвоем пообедать в находящемся поблизости ресторане «Сокол». Она согласилась. Как обычно, он заказал что-то кавказское. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь словами, без привычных подколов с его стороны. Оба были довольны состоявшимся примирением.

После обеда он пил зеленый чай, она – свой эспрессо, который он никогда не пил. Впервые она с сожалением подумала, что за те годы, что она его знает, вместе они обедают и ужинают только в ресторанах. За все это время она так и не удосужилась научиться готовить ни его любимую мамалыгу, ни лобио. И даже не попыталась научиться.

Вечером после работы Инна поспешила домой к дочери. Антон засиделся допоздна. Он в очередной раз переделывал важное письмо с деловым предложением, обращенное к руководству банка. Приехав домой в Кудепсту часов в девять вечера, он позвонил ей, чтобы сообщить, что добрался без пробок, ужинает и скоро собирается спать. «Спокойной ночи», – только и сказала она и положила трубку. Около двенадцати ночи снова раздался звонок:

– Спишь?

– Сплю.

– И я сплю.

– Один?

– Нет.

– А с кем?

– С открытой форточкой.

Этот понятный только им двоим диалог примирения будет повторяться в их любовной истории еще не раз. Пытаясь уснуть, Инна грустно улыбалась и почему-то продолжала считать, что Антон оставлял ей надежду.

***

Полгода пролетели в самых разных важных и неважных делах, в решении рабочих и домашних вопросов, в проверках домашних заданий, во встречах с новыми подругами, большинство из которых были мамами одноклассников дочери. Инна не заметила, как наступил Новый год и январь с необычайно солнечными и теплыми днями. Как-то в пятницу вечером Антон предложил ей вместе с дочкой поехать в субботу на Орлиные скалы, прогуляться пешком по тропе, организовать небольшой пикничок. Инна с радостью согласилась: она давно не выбиралась на природу, давно не проводила с Антоном целый день. Но больше всех радовалась Лера, любившая собирать первоцветы.

Они доехали до Мацесты и дальше пошли пешком. Антон с удовольствием выступал в роли искушенного в своем деле гида и скоро увлек девочку кавказскими легендами, которые он перед походом с присущей ему основательностью изучил и с невиданным артистизмом рассказывал.

Согнувшись в неловкой позе чудака Паганеля, Антон сорвал цветок морозника и, зацепив его за ухо, вещал: «Морозник потому и морозник, что цветет на морозе, а поскольку в Сочи морозов нет, то несчастному морознику приходится цвести в январе без всяких морозов. Он просто не может не цвести, потому что он (тут Антон торжественно произносил название на латыни) – Helleborus, рождественская роза. Сотни лет тому назад Helleborus расцвел возле хлева, в котором родился Христос. Этот отважный цветок пробудился среди зимы, услышав плач юной девушки, которой нечего было подарить младенцу Христу. И стал подарком».

Едва сдерживая смех, Инна с напускной заинтересованностью уточняла, а этот ли морозник, что у него за ухом, или какой другой из этого семейства был удостоен чести быть подаренным новорожденному Христу? Не моргнув глазом Антон отвечал, что именно за этот не ручается, но точно знает, что им, без всякого сомнения, мог быть «апохрамис бутоний». Застигнутый врасплох, он именно так называл любое незнакомое растение, о котором его спрашивали из любопытства или желая поставить в тупик. Лера делала вид, что беспрекословно верит легенде. Она слушала, распахнув глаза, в которых светился восторг: такой большой, смешной и очень умный Антон. И латынь, оказывается, знает!

Инна уже давно поняла, что Антон ничего не делал спонтанно и к любым мероприятиям тщательно готовился. Еще мальчишкой он не раз ходил от Мацесты к Орлиным скалам, хорошо знал тропу, но теперь он хотел показать Инне и ее дочери еще и фигуру разрывающего цепи каменного Прометея, установленную у самого обрыва на живописной скале несколько лет тому назад. Местная легенда, связанная с Орлиными скалами, перекликалась с древнегреческим мифом о Прометее.

Согласно кавказской легенде, именно к этим скалам был прикован герой, который, вопреки воле всемогущего бога, похитил огонь и принес его людям. Как и в древнегреческом мифе, прикованный к скале Прометей был обречен на муки. В отличие от античного мифа, в местной легенде стражем героя был покровитель Черноморского побережья Кавказа бог Ахын, обитавший как раз напротив Орлиных скал на вершине горы Ахун. Чтобы облегчить страдания героя, прекрасная кавказская девушка Агура каждый день приносила ему воду. Однажды это увидел бог Ахын и в наказание превратил девушку в горную реку Агуру, бросив ее к подножию скалы.

Они шли по тропе за красивой легендой часа полтора, кое-где с трудом поднимаясь по скользким от мокрых прошлогодних листьев тропинкам, пока не добрались до самой высокой смотровой площадки на скалах. Полюбовались открывающимися видами, сделали фотографии и стали спускаться вниз. После прогулки они все вместе ужинали в Хосте в кафе «Удача». После ужина Инна с Лерой поехали на такси в Сочи, а Антон в противоположную сторону – в Кудепсту.

Скоро в душе Инны наступило состояние пусть и хрупкого, но все же равновесия, и она поняла, что у нее нет ни времени, ни сил, ни желания думать о том, почему в ее жизни все не так, как у нормальных обычных людей, стремящихся жить вместе. Инна давно уже для себя решила, что относиться к Антону как к обычному мужчине она никак не может уже хотя бы потому, что он всячески культивировал в себе эту необычность и непохожесть на других.

Она уже точно знала, что более цельной натуры, чем Антон, в ее жизни не было и не будет. Он жил по когда-то им придуманному и известному только ему жизненному сценарию, в котором все было расписано по дням, часам и даже по минутам, были ясны цели и необходимые практические шаги для их достижения.

Будучи человеком, ценящим порядок всегда, везде и во всем, Антон особенно глубоко переживал кульбиты ельцинской эпохи, старался удержаться на плаву в бурном потоке перемен, но при этом не хотел, да и не мог, ничего принципиально менять в себе. Ельцинская эпоха отпечаталась в его сознании, да как, впрочем, и в сознании многих его современников, августовским путчем 1991 года, введением чрезвычайного положения в стране, указом о приостановлении деятельности коммунистической партии, объединением Германии и распадом СССР.

Антон продолжал выписывать газеты и с присущей ему дотошностью читал в «Известиях» военные хроники о бесчисленных гражданских войнах на Ближнем Востоке и в Африке, о нашумевшей кувейтской операции «Буря в пустыне». Но его личной, особенной болью была война, которая шла совсем рядом, в родной его сердцу Абхазии.

В его ежегодных записных книжках с особой тщательностью (как будто он собирался сдавать экзамен по военной истории) были выписаны даты начала и окончания Гражданской войны в Грузии (1991—1993) и Таджикистане (1992—1997). Войны в Карабахе (1992—1994), Приднестровье (1992), Южной Осетии (1991—1992), Абхазии (1992—1993) и Чечне (1994). Осетино-ингушский конфликт (1992). В отдельной папке, аккуратно разложенные по файлам (каждой войне – свой файл), лежали вырезки из газет и журналов с выделенными фломастером абзацами, вероятно имевшими особое значение для понимания сути происходивших событий.

Вести с фронтов больно ранили его. Он искренне стремился понимать истинные причины происходящего и реальное положение дел на пострадавших от военных действий территориях, особенно в Абхазии. Как дотошный школьник, он задавал об этом вопросы новым знакомым и старым друзьям, а встретив интересного, начитанного или осведомленного в военных делах собеседника из числа московских гостей или клиентов, приглашал того к себе в кабинет или в ресторан на обед, чтобы обстоятельно, как он любил говорить, потолковать.

Антон решительно избегал разговоров о войне с Инной. На ее вопросы или замечания по поводу войн отмалчивался, если говорил, то мало и неохотно. Со студенческих лет Инна привыкла быть равной и заслуживающей внимания собеседницей бывшему мужу и большинству их общих друзей. Теперь в ответ на молчание Антона она всерьез обижалась, но вида не подавала. Раз Антон считал, что не женское это дело – думать о войнах и политике, да и об экономике думать – тоже не женское дело, Инна с этим молча соглашалась. Но в должной форме себя держала.

Происходившие в стране события, разумеется, тревожили ее. Лишали сна и того едва наметившегося покоя в ее душе, к которому, как к маятнику, на долю секунды застывшему в состоянии равновесия, она так долго шла. Она не успевала порадоваться хотя бы чему-то тихому и домашнему, как снова налетала буря, раскачивая ее как лодку на привязи, которую забыли вытащить на берег.

Глава 5. Испытания

Июль 1995 года, Сочи

Вторая половина 1990-х годов стала временем небывалого оживления в стране во всех без исключения сферах. Больше всего это время изменило деньги и банки. Стремительно менялась их роль в жизни советских людей, прежде более всего почитавших духовные ценности. Банки росли и множились как грибы после дождя. Прежде самая консервативная и неподвижная отрасль превратившейся в руины советской экономики оказалась в эпицентре радикальных перемен. Именно с банками новые российские капиталы росли быстрее и проще.

Волей обстоятельств Инна и Антон оказались в самом начале пути развития российской банковской системы и в самой гуще связанных с этим событий. Они поднимались и падали вместе с банками, в которых работали. Банк не стал для них каждодневной трудовой повинностью, средством заработать какие-никакие деньги и выжить. Банк стал важнейшей, цементирующей частью их жизни, средством самоутверждения в ней. Однако, все что ни происходило в бурно растущей банковской системе в 1990-е годы, несло в себе опасность крушения человеческих судеб и даже риски для самой жизни.

***

Пытаясь навести порядок в понимании той части своей жизни, которая прошла рядом с Антоном, Инна просматривала старые документы, рабочие анкеты и резюме Антона, составленные по тому или иному поводу автобиографии.

С сентября 1993 года по сентябрь 1996 года они вместе работали в только что созданном ими филиале московского банка с обманчивым названием «Еврокосмос». Антон в должности управляющего, Инна – в должности его заместителя с правом подписи банковских документов. Они уже два года крутились, как могли, в созданном ими банковском филиале. Работали на ощупь, зарабатывали немалые по тем временам деньги, еще больше выгоды упускали. Воспитанные в лучших традициях советской системы, оба «раньше думали о родине, а потом о себе».

Порой это приводило в недоумение окружающих и было даже предметом насмешек. Ушлые клиенты довольно быстро «раскусили» Антона. С ним было невозможно договориться ни о чем, что нарушало бы его жизненные принципы, но его легко можно было «купить», ловко преподнеся некую идею, итоги реализации которой могли бы послужить благом как можно большему числу людей.

Антон был достаточно умен, хорошо считал и умел отличить очередной «прожект» от несущего выгоды обоснованного проекта. Однако, общая обстановка стране была такова, что могла уничтожить даже самый разумный проект. Могла лишить заработанных денег даже самого рачительного хозяина, а кажущегося приличным человека могла превратить в негодяя и мошенника.

В обстановке хаоса и неразберихи замечательная интуиция Инны работала на полную мощность. Антон, приученный к линейным зависимостям, ошибался в людях значительно чаще. Вместе они выбирались из нештатных ситуаций, в которые то и дело попадали. Но в целом у них все получалось. И довольно неплохо.

Первым серьезным профессиональным испытанием для них стала громом грянувшая денежная реформа. Суть реформы, говоря понятным для их встревоженных клиентов языком, сводилась к тому, что 26 июля 1993 года, с нуля часов по местному времени Банк России прекратил обращение на всей территории Российской Федерации государственных казначейских билетов СССР, билетов Государственного банка СССР и банкнот Банка России образца 1961—1992 годов и предписывал использовать с этого момента только банкноты образца 1993 года.

Объявив целью укрощение инфляции и обмен оставшихся в обращении аннулированных денежных знаков на купюры нового образца, на деле дорвавшиеся до власти «реформаторы» безжалостно конфисковали все, что было на руках у населения, установив при обмене немало непреодолимых для обычного смертного преград. Начали будто исподтишка, в период летних отпусков, что создавало дополнительные сложности для людей и буквально вынуждало их искать обходные пути для спасения своих денег. Страна бурлила.