скачать книгу бесплатно
Июль 1995 года, Сочи
Вторая половина 1990-х годов стала временем небывалого оживления в стране во всех без исключения сферах. Больше всего это время изменило деньги и банки. Стремительно менялась их роль в жизни советских людей, прежде более всего почитавших духовные ценности. Банки росли и множились как грибы после дождя. Прежде самая консервативная и неподвижная отрасль превратившейся в руины советской экономики оказалась в эпицентре радикальных перемен. Именно с банками новые российские капиталы росли быстрее и проще.
Волей обстоятельств Инна и Антон оказались в самом начале пути развития российской банковской системы и в самой гуще связанных с этим событий. Они поднимались и падали вместе с банками, в которых работали. Банк не стал для них каждодневной трудовой повинностью, средством заработать какие-никакие деньги и выжить. Банк стал важнейшей, цементирующей частью их жизни, средством самоутверждения в ней. Однако, все что ни происходило в бурно растущей банковской системе в 1990-е годы, несло в себе опасность крушения человеческих судеб и даже риски для самой жизни.
***
Пытаясь навести порядок в понимании той части своей жизни, которая прошла рядом с Антоном, Инна просматривала старые документы, рабочие анкеты и резюме Антона, составленные по тому или иному поводу автобиографии.
С сентября 1993 года по сентябрь 1996 года они вместе работали в только что созданном ими филиале московского банка с обманчивым названием «Еврокосмос». Антон в должности управляющего, Инна – в должности его заместителя с правом подписи банковских документов. Они уже два года крутились, как могли, в созданном ими банковском филиале. Работали на ощупь, зарабатывали немалые по тем временам деньги, еще больше выгоды упускали. Воспитанные в лучших традициях советской системы, оба «раньше думали о родине, а потом о себе».
Порой это приводило в недоумение окружающих и было даже предметом насмешек. Ушлые клиенты довольно быстро «раскусили» Антона. С ним было невозможно договориться ни о чем, что нарушало бы его жизненные принципы, но его легко можно было «купить», ловко преподнеся некую идею, итоги реализации которой могли бы послужить благом как можно большему числу людей.
Антон был достаточно умен, хорошо считал и умел отличить очередной «прожект» от несущего выгоды обоснованного проекта. Однако, общая обстановка стране была такова, что могла уничтожить даже самый разумный проект. Могла лишить заработанных денег даже самого рачительного хозяина, а кажущегося приличным человека могла превратить в негодяя и мошенника.
В обстановке хаоса и неразберихи замечательная интуиция Инны работала на полную мощность. Антон, приученный к линейным зависимостям, ошибался в людях значительно чаще. Вместе они выбирались из нештатных ситуаций, в которые то и дело попадали. Но в целом у них все получалось. И довольно неплохо.
Первым серьезным профессиональным испытанием для них стала громом грянувшая денежная реформа. Суть реформы, говоря понятным для их встревоженных клиентов языком, сводилась к тому, что 26 июля 1993 года, с нуля часов по местному времени Банк России прекратил обращение на всей территории Российской Федерации государственных казначейских билетов СССР, билетов Государственного банка СССР и банкнот Банка России образца 1961—1992 годов и предписывал использовать с этого момента только банкноты образца 1993 года.
Объявив целью укрощение инфляции и обмен оставшихся в обращении аннулированных денежных знаков на купюры нового образца, на деле дорвавшиеся до власти «реформаторы» безжалостно конфисковали все, что было на руках у населения, установив при обмене немало непреодолимых для обычного смертного преград. Начали будто исподтишка, в период летних отпусков, что создавало дополнительные сложности для людей и буквально вынуждало их искать обходные пути для спасения своих денег. Страна бурлила.
Первоначально лимит обмена был установлен в 35 тысяч рублей, то есть примерно 35 долларов. Согласно прописке в паспорте граждане России могли обменять указанные суммы в течение двух недель в отделениях Сбербанка России, о чем в паспорте ставился штамп. Суммы, превышающие 35 тысяч рублей, подлежали зачислению на срочные депозиты сроком на шесть месяцев. В стране началась паника.
Творцы денежной реформы немного подумали и за подписью Президента РФ выпустили указ, согласно которому сумма принимаемых к обмену банкнот старого образца увеличивалась до 100 тысяч рублей, примерно 100 долларов на человека. Пытаясь немного приободрить отчаявшихся людей, Центральный банк выпустил разъяснение о продлении времени обмена денег. Однако с 1 октября 1993 года обменять старые банкноты на новые можно было только при предъявлении документов, подтверждающих невозможность обмена в более ранние сроки. Те, кто половчее, бросились на поиски «подтверждающих» документов. Многие люди физически не успели обменять свои наличные сбережения. Эти деньги пропали. Паника сменилась беспомощностью, апатией, бессильной злостью.
Предприятия и организации могли обменять наличные деньги в пределах тех сумм, которые оказались в кассах на начало дня 26 июля 1993 года. При этом банк мог принять от предприятия не все наличные, которые были в кассе, а только суммы, не превышающие установленный ранее лимит для кассы данной организации. Остальное «сгорало».
Инна до боли в глазах вчитывалась в непрерывно поступающие в филиал письма, инструкции и разъяснения, пытаясь организовать работу согласно предписанному порядку. Она, возможно, и пошла бы на какие-то ухищрения, совсем не ради личной выгоды (об этом и речи быть не могло), а ради спасения ключевых, значимых для выживания филиала клиентов, однако, привыкший к порядку, верный своим жизненным принципам, Антон был неумолим. Играть не по правилам он не умел и даже не пробовал.
При этом он довольно скоро научился обстоятельно и вдумчиво читать банковские инструкции и указания. Он искал и находил не нарушающие требования документа лазейки и в то же время позволяющие как-то помочь клиентам спасти хотя бы какую-то часть своих денег. Помогая, он надеялся заполучить благодарного клиента на расчетно-кассовое обслуживание.
Кроме денежных ограничений, касающихся российских граждан и предприятий, власти пытались также обуздать приток бесполезных, а потому и ненужных бумажных рублей, хлынувший в Россию из бывших советских республик, чьи центральные банки уже начали печатать свои национальные денежные знаки. Совокупными усилиями правительства и Центрального банка в ходе реформы 1993 года было изъято 24 миллиарда банкнот. Все они грязным, вонючим потоком хлынули в банковские кассы пересчета и хранилища. Немалую часть почти неуправляемой денежной массы приняли на себя региональные филиалы новых коммерческих банков. Технически хорошо оснащенный филиал «Еврокосмоса» не стал исключением.
Все это так и осталось бы пусть очень драматическим и болезненным, но все же принадлежащим экономической истории страны фактом, и со временем отболело и забылось, если бы не стало их повседневной работой и даже их повседневной жизнью. Удушающе зловонный запах, который издавали сброшенные прямо на бетонный пол кассового узла горы собранных в пачки бумажных купюр, преследовал Инну еще многие и многие годы.
Инкассаторские машины беспрерывно сновали по городу. Счетные машинки стрекотали безостановочно. Девочки-кассиры работали едва ли не круглосуточно, обмотав головы и лица по самые глаза кусками белой чуть влажной материи, чтобы не задохнуться от зловония в бетонных коробках касс пересчета.
В те дни Антон оказался едва ли не национальным героем сначала в глазах своих абхазских родственников, а затем хозяйственников, разного рода чиновников и даже лидеров мятежной республики. Он старался сделать все, что было в его силах, пытался помочь всем, кто просил. Дверь в его кабинет практически не закрывалась. Казалось, чем больше просьб и проблем, тем для него лучше.
***
Еще в начале августа 1992 года обострилась напряженность между руководством Грузии, получившей независимость в результате распада СССР, и стремящимися к независимости от Грузии лидерами автономной Абхазии. Скоро разразился открытый вооруженный конфликт с применением авиации, артиллерии и всего того, что разрушало и убивало. Конфликт привел к полному опустошению обширных районов и массовому перемещению населения. Из 537-тысячного населения довоенной Абхазии примерно половину составляли грузины, которые теперь стали беженцами. Около 30-ти тысяч абхазов оказались на территории России.
В середине сентября 1993 года абхазские силы при вооруженной поддержке из-за пределов Абхазии начали наступление и захватили столицу Сухуми, а через несколько дней контролировали уже всю территорию республики. В мае 1994 года было подписано соглашение о перемирии, формально положившее конец войне, которая продолжалась тринадцать месяцев.
Россия участвовала в процессе урегулирования грузино-абхазского конфликта с самого начала, официально выступая в качестве посредника. В итоге же возникла глубокая финансовая и экономическая зависимость изолированной от внешнего мира Абхазии от России. И уже тогда было понятно, что со временем эта зависимость будет сохраняться и углубляться. Скоро появились первые всходы: опираясь на опыт и поддержку России, к середине 1990-х годов в Абхазии были созданы государственные институты власти и управления, включая Банк Абхазии.
Военно-политическую и социально-экономическую ситуацию в Абхазии Антон воспринимал как свою личную драму. И он не собирался оставаться в стороне от происходивших событий. Возможно, именно тогда в его голове окончательно созрела и превратилась в цель его жизни идея служения абхазскому народу, частью которого он себя считал. Как бы там ни было, но львиная доля российских бумажных денег, поступающая в ходе жестокой денежной реформы 1993 года в кассу руководимого им филиала, тем или иным путем ввозилась с территории Абхазии.
***
Всегда, а в период столь радикальных перемен в особенности, массовые операции с наличными деньгами влекли за собой непомерно высокие риски. Службы собственной безопасности банков, а особенно региональных филиалов, которые вырастали порой на совершенно неподготовленной почве, в условиях тотального дефицита профессионалов, были явно не готовы к свалившимся на их головы испытаниям.
Отставной майор советской армии и четыре совсем недавно демобилизованных сержанта, умевших, правда, держать в руках оружие, – вот, собственно, и вся физическая охрана филиала «Еврокосмоса». Технические требования к обеспечению охраны кассового узла и офиса в целом они, разумеется, выполняли, действовали согласно инструкциям и указаниям Банка России, но от жуткого инцидента, связанного с легкомыслием и беспечностью людей, оказавшихся не готовыми к встрече с опасностью, так и не убереглись.
Когда кампания по обмену купюр стала понемногу затихать и все сотрудники принялись потихоньку мечтать о премиях и передышке, как-то утром первым приехавший на работу Антон обнаружил входную дверь офиса незапертой. Пройдя вглубь, он увидел труп дежурившего ночью охранника, лежавшего на полу перед металлической дверью предкассового тамбура с простреленной грудью. Подоспевший начальник охраны тут же позвонил в милицию. Довольно скоро прибыла следственная группа.
Выяснилось, что следов взлома ни входной группы офиса, ни тем более бронированных дверей кассового узла нет. Кнопка тревожной сигнализации не срабатывала, вызов на пульт охраны не поступал. По всему видно было, что охранник, по неопытности и по неосторожности, сам открыл дверь офиса человеку, которого он по-видимому знал и от которого не ждал нападения. Под страхом угрозы со стороны грабителя, охранник сам открыл бронированную дверь предкассового помещения. До следующего утра здесь оставалась инкассаторская сумка, доставленная с ночной пересмены круглосуточного пункта обмена валюты. Согласно отчету кассира, в сумке было 850 долларов и эквивалентная сумма в рублях. Примерно столько, сколько нужно было, чтобы кассир начал смену и «крутился на обороте».
Почуяв добычу, не очень осведомленный в подобных вопросах грабитель, явно спешил и сильно трусил. Он выстрелил в пытавшегося остановить его охранника из его же оружия и, прихватив сумку, выскочил из банковского офиса на улицу. Бежал он куда-то в сторону Сочинки. Там остановился, вытряхнул из инкассаторской сумки свой оказавшийся скудным улов и бросил сумку в воду. Зацепившуюся за камень в русле обмелевшей реки ее скоро нашли всего в нескольких метрах от моста.
После выполнения всех необходимых формальностей офис опечатали и закрыли. Сотрудников отправили по домам. Инне, как фактическому руководителю, было предложено проехать в отделение милиции для дачи показаний. В районном отделении УВД ей велели подождать у дверей одного из кабинетов, пока ее вызовут. Инна покорно села на стул и стала ждать, пытаясь унять охвативший ее озноб.
Она почти не помнила этого охранника, знала только имя и фамилию, что ему было лет двадцать семь, что он служил в армии где-то в Сибири, что у него есть жена и маленькая дочь, что начальник охраны взял его на работу по просьбе кого-то из своих знакомых. Инна пыталась сообразить, что еще она может сказать по поводу случившегося, но ничего не приходило в голову, кроме одной-единственной мысли о том, как мало порой стоит человеческая жизнь.
Инна сидела у двери кабинета час, потом другой, третий. Туда-сюда ходили какие-то люди. Ее никто не вызывал, к ней никто не обращался, и вообще о ней, судя по всему, забыли. Настенные часы в коридоре показывали уже семь вечера. Инна продрогла и проголодалась. Дочь наверняка вернулась из школы в пустую квартиру и теперь, не понимая, когда придет мама, сидит одна и, наверное, плачет.
«А что это вы тут, барышня, делаете?» – окликнул ее незнакомый слегка насмешливый голос. Инна подняла глаза. Перед ней стоял высокий плотный мужчина с удивительно мягким, добрым и, как ей тогда показалось, знакомым лицом. Инна назвала себя и попыталась коротко объяснить, как давно и почему она здесь. «Подполковник Муромский», – представился мужчина. Инна тут же вспомнила, почему ей кажется знакомым это лицо.
Ну да, конечно, год назад в Сочинском институте курортного дела из числа студентов-первокурсников была сформирована специальная банковская группа, студентов которой обучали по программе кредитно-финансовых вузов как будущих специалистов для работы в коммерческих банках. Инна вела там курс банковского дела, а одной из студенток была Кира Муромская, лицом как две капли воды похожая на своего отца. Бросив короткое «подождите», подполковник скрылся за дверью кабинета, у двери которого сидела Инна. Минут через двадцать он вышел, предложив отвезти ее домой. Инна молча кивнула.
По дороге он рассказал, что преступление уже фактически раскрыто, имя преступника известно, он объявлен в розыск, но, вероятнее всего, долго не пробегает. «Так что, барышня, успокойтесь, пересмотрите свое отношение к жизни и работе и, если будет очень нужно, – обращайтесь». Он высадил ее из машины у подъезда и уехал.
Так в жизни Инны появился Мур, добровольный ангел-хранитель их филиала. Позже в числе клиентов оказались многие сотрудники сочинского УВД, друзья и коллеги Мура, его семья, друзья его семьи, друзья друзей его семьи. И если бы в те годы кто-нибудь рассказал Инне страшные истории об оборотнях в погонах, об установленных в их квартирах золотых унитазах, о кубометрах пятитысячных банкнот, спрятанных в подвалах их домов, Инна сочла бы это бредом сумасшедшего.
Проводя в филиале дни и недели напролет, они даже не успели по-настоящему развернуться, как руководство банка «Еврокосмос», основательно погрев руки на чековой приватизации, вдруг перестало отвечать на звонки и исчезло, прихватив с корреспондентского счета своего Сочинского филиала ровно один миллион долларов, буквально накануне поступивший сочинскому клиенту. В панике были все: Антон, полагавший, что случилось какое-то чудовищное недоразумение, технический сбой, системная ошибка, которую в ближайшее время непременно исправят; Инна, которая быстро почуяла неладное и перестала спать по ночам; едва ли не обезумевший от осознания потери клиент, который, выпучив глаза, орал, что вот прямо сейчас засудит безмозглых банкиров, но так и не подал в суд, потому что ничего не мог сказать вразумительного о происхождении внезапно утраченного долларового счастья.
Они еще не пришли в себя от навалившейся на них грабительской денежной реформы, от нескончаемых истерик клиентов и гор вонючих купюр в кассе пересчета, как наступили страшные дни, недели и месяцы, связанные с приостановкой банковских операций по причине отзыва лицензии у «Еврокосмоса» и объявления в бесполезный розыск благополучно укрывшихся где-то за рубежом владельцев банка.
Многие им сочувствовали, кто-то относился с пониманием, кто-то со снисходительной насмешкой к их неумению воспользоваться наступившим безвременьем и приняться ловить рыбку в мутной воде. Они оба этого не умели, а Антон, разумеется, считал, что все должно быть заработано честным трудом. Каждое утро он приезжал в закрытый для клиентов филиал, заряжал копеечные суммы в сумки инкассаторов, доставляющих их в пару оставшихся в работе обменных пунктов, которые бдительные проверяющие со стороны главного управления Центрального банка по Краснодарскому краю разрешили оставить им «на пропитание».
***
Через год вынужденного простоя их подобрал находившийся тогда в самом расцвете «Мосбизнесбанк», узаконенный наследник могущественного государственного «Жилсоцбанка». Этому событию предшествовало появление в их филиале бывшего руководителя одного из отделов сочинских спецслужб и начальника службы безопасности «Мосбизнесбанка». Как скоро выяснилось, таинственно улыбающийся эмиссар из Москвы приехал с негласной целью найти замену засидевшимся на своих должностях руководителям сочинского филиала. Искали молодых и энергичных людей нового поколения. Предложение было сделано. Антон и Инна без раздумий согласились.
Так в сентябре 1996 года начался новый этап в их банковской жизни, продлившийся три года. Довольно скоро убыточный филиал вышел на прибыльную работу и стал одним из лучших. Слаженный коллектив сотрудников привлекал клиентов готовностью вникать в проблемы и предлагать решения, учил желающих правильно распоряжаться наконец-то появившимися свободными деньгами. Старенький банковский офис был буквально пропитан духом доброжелательности. Антон особенно гордился тем, что именно он в 1998 году привез из Москвы и установил первый в городе Сочи банкомат.
Дела шли как нельзя лучше, на горизонте замаячил призрак обыкновенного человеческого счастья, когда хочется во весь рот улыбаться миру, не думая о том, что может случиться завтра и не опасаясь это счастье ненароком спугнуть.
В начале августа 1998 года впервые за долгое время Инна позволила себе трехнедельный отпуск. Подруга студенческих лет, недавно выскочившая замуж за англичанина и поселившаяся в его доме в пригороде Лондона, пригласила ее к себе погостить и заодно присмотреть за их годовалым сыном. Инна с готовностью согласилась. Подруга встретила ее в аэропорту Хитроу и пока добирались до дома выдала все необходимые инструкции по обращению с премиленьким, но невероятно капризным блондином по имени Алекс Кинг.
Их знакомство состоялось на следующее утро: «его королевское высочество» было не в духе, размазывало овсянку по физиономии, пыталось запихнуть поглубже в рот бледно-розовую сосиску, морщилось от отвращения и выплевывало прямо на пол откушенные куски на радость подоспевшему к завтраку сиамскому коту.
Они оба едва говорили по-английски, но быстро нашли общий язык, и довольная удачно найденным решением подруга укатила с мужем отдыхать на Канары. Еще две недели с переменным успехом Инна выполняла обязанности скорее сумасшедшей мамочки, чем чопорной английской няни, и порой совсем не плохо чувствовала себя в этой неожиданной роли.
Уложив малыша, по вечерам она смотрела по телевизору новости. Предчувствуя неладное, пыталась уследить за происходящими на родине событиями и с нетерпением ждала возвращения отдыхающих, перечеркивая крестиком очередную дату на висящем в прихожей настенном календаре. До отъезда домой оставалась еще почти неделя, показавшаяся ей особенно длинной и тягучей.
***
17 августа 1998 года Россия объявила дефолт по краткосрочным облигациям. Вслед за этим грянул банковский кризис: курс валюты рванул вверх, банки перестали выдавать вклады, у дверей офисов снова выстроились очереди обеспокоенных граждан. Очень скоро доверие к банковской системе было окончательно подорвано крахом большинства крупнейших коммерческих банков, в которых «сгорели» деньги множества людей и компаний.
«Мосбизнесбанк» не стал исключением. Однако, в начальный период кризиса сочинский филиал продолжал обслуживать клиентов, сохраняя от арестов имущество и корреспондентский счет в местном расчетно-кассовом центре. О системе страхования вкладов тогда еще только мечтали. Моральная ответственность перед вкладчиками, среди которых были в основном родственники, друзья и соседи, знакомые учителя, врачи, сотрудники городской администрации, ложилась на плечи руководителей «на местах». Все это время Инна и Антон были вынуждены выполнять самые трудные в их жизни рабочие обязанности – смотреть прямо в глаза только что потерявшим свои накопления людям и убеждать их в том, что они лично ничего не украли, не воспользовались моментом, не спрятали за пазухой чужие деньги, но готовы работать и вернуть со временем все, что должны.
Вместе со всей банковской системой они преодолевали последствия дефолта, девальвации и кризиса долгих два года, по сути, вычеркнув их из своей обыкновенной человеческой жизни. Ни о чем, кроме банковских проблем, они тогда не могли ни думать, ни говорить. Августовский кризис 1998 года был их личной бедой и болью.
***
Надо отметить, что этот самый глубокий в истории новой России кризис охватил банковскую систему по всей стране и на всех ее уровнях: рушились не только мелкие и средние банки, но что самое болезненное – крупные банки, занимавшие в столице и в регионах позиции лидеров. От их способности противостоять кризису, стремления сохранять нормальные деловые отношения с вкладчиками и заемщиками, объективной возможности и субъективного желания руководства отвечать по своим обязательствам порой зависела жизнь едва ли не всего населения больших и малых городов и районов.
Банки разного калибра спасались от краха и гибели каждый по-своему. И если мелкие и средние банки можно было просто выкупить у хозяев, оплатив их долги относительно небольшими вливаниями (что в то время было обычным делом и случалось довольно часто), то спасти от банкротства, отзыва лицензии и ликвидации крупные кредитные учреждения могла только санация и последующее слияние или поглощение их другими, более устойчивыми крупными банками. По сути, в ходе кризиса и послекризисного восстановления предстоял новый жестокий передел уже поделенного «банковского мира», клиентского пространства, бюджетных средств, частных капиталов и денег населения.
К лету 1999 года «Мосбизнесбанк» находился в тяжелом финансовом положении: его собственные средства были утрачены, крупные судебные иски следовали один за другим, гневались кредиторы и вкладчики, члены в прошлом сплоченной команды разбегались кто куда.
Официальным спасателем «Мосбизнесбанка» был назначен Банк Москвы, находившийся тогда под покровительством московского мэра. В целях осуществления принятой программы финансового оздоровления Центральный банк предоставил Банку Москвы кредит в размере 1 миллиарда рублей. Но очень скоро, в начале июля 1999 года отозвал лицензию, окончательно добив попавшего в капкан еще недавно могущественного великана. Активы и огромная, раскинувшаяся по всей стране филиальная сеть бывшего государственного «Жилсоцбанка» были поглощены набиравшим силу Банком Москвы, возглавляемым амбициозной командой лидеров новой формации.
К счастью, Инне и Антону не пришлось думать о поисках нового места работы. Но им предстояло еще раз начать сначала в новом кредитном учреждении (Инна терпеть не могла это безликое и бездушное словосочетание, но слишком трудно было подобрать подходящий синоним слову «банк», которое, впрочем, теперь казалось ей не менее бездушным). Ни по стилю управления бизнесом, ни по отношению к работающим в нем людям их новый «хозяин» не был похож на «Мосбизнесбанк», который они, то споря, то соглашаясь друг с другом, все же считали лучшим порождением нового времени, сменившего советскую эпоху.
Сразу же оценив открывающиеся возможности, Антон с энтузиазмом схватился за работу. Инна сникла. Ей невыносимо хотелось покоя, маленького семейного счастья, домашних обедов и ужинов за накрытым белой скатертью круглым столом. Она устала от бесконечного бега и борьбы за выживание. Устала от страха вновь оказаться лицом к лицу с толпой разъяренных вкладчиков, рвущихся в запертые двери банка.
Глава 6. Смерть художника
Июнь 1998 года, Сочи
Антон вырос в смешанной семье, в которой особо почитали кавказские традиции. Связи с родственниками, пусть даже это не были родственники по прямой линии, много значили для него. Он охотно откликался не только на любую просьбу о помощи со стороны своих родственников, но также охотно помогал даже их соседям. Щедрость и гостеприимство были у него в крови, а платить за гостей в ресторане он считал делом чести. В начале их знакомства это удивляло Инну. Потом злило. В конце концов она постаралась понять и принять его желание всех накормить за свой счет.
Антон любил Абхазию и старался, по возможности, чаще ездить туда в командировки. В особой папке он накапливал заметки по разным вопросам, касающимся работы филиала с абхазскими клиентами. В конце каждого месяца он тщательно разбирал и обдумывал накопившийся материал, составлял письмо с предложениями по работе, прилагал необходимые расчеты и направлял в головной офис. Обычно Антон без лишних вопросов согласовывал однодневную командировку в Сухум. Затем он звонил зампреду Национального банка и управляющим всех коммерческих банков-клиентов, назначал точное время встреч. Во всеоружии, чаще всего в пятницу Антон отправлялся с деловым визитом в Абхазию. Если вставали вопросы, связанные с операционным обслуживанием, Инна присоединялась к нему.
Выезжали утром, стараясь как можно раньше миновать границу. Ехали не останавливаясь, чтобы к десяти быть в Национальном банке. Инна особенно любила первую часть пути от Псоу до Гагры, когда за окном автомобиля открывались виды на горную цепь Гагрского массива, мягкими волнами уходящую к горизонту. Белоснежные облака плотным покрывалом окутывали поросшие густой зеленью склоны и вершины ближних гор. Небо здесь было особенной синевы, какой Инна не замечала в Сочи. Кое-где на склонах сквозь густую листву и будто зацепившуюся за кроны деревьев легкую туманную дымку рассеявшихся облаков проглядывали светлые крыши домов. Виды завораживали и успокаивали. Пока ничто не напоминало о недавней войне.
Строго к назначенному времени Антон уже был в Национальном банке. Обсудив согласно выверенному до деталей плану текущие и предстоящие дела, Антон поочередно ехал на встречи с руководителями коммерческих банков. В каждом из них он старался основательно потолковать: задавал вопросы, въедливо уточнял детали, пытался предугадать проблемы. Он внимательно выслушивал всех, помечая на клочке бумаги просьбы и пожелания, с тем чтобы по возвращении, в субботу или воскресенье, когда ничто не мешает сосредоточиться, превратить все услышанное в план действий и с понедельника приступить к его реализации. От устоявшегося со временем сценария командировок Антон старался не отступать.
Обычно к двум-трем часам дня, когда деловая часть командировки подходила к завершению, кто-то из управляющих приглашал всех на обед в известную только местным апацху с большим очагом посередине. Здесь прямо в присутствии гостей на открытом огне в чугунных котлах варили мамалыгу, коптили кружки сыра, жарили форель и мясо.
Обед начинался с неизменной мамалыги, которую абхазы считают своим хлебом. Эту незамысловатую кукурузную кашу с абхазским названием «абыста» Антон не просто любил. Он ее обожал! В искусстве поедания мамалыги ему не было равных. Инне поначалу было странно смотреть, как европейского вида мужчина, одетый в строгий деловой костюм и в галстуке, с нескрываемым удовольствием берет кашу руками. Он ловко отламывал от большого куска слегка подкопченного абхазского сыра кусок поменьше, поддевал им изрядную порцию густо сваренной мамалыги и отправлял в рот. Ел быстро, не отвлекаясь на разговоры, как будто хотел как можно скорее вновь ощутить во всей полноте вкус своего детства. Из следующих блюд Антон выбирал абхазский хачапур с сыром и форель, которую всегда предпочитал мясу.
Через час все были свободны, и для Инны начиналась лучшая часть путешествия. Она любила природную красоту Абхазии. Обратно ехали так, как будто отматывали назад киноленту: Сухум – Новый Афон – Гудаута – Пицунда – Гагра – Псоу. Антон просил водителя остановиться, когда проезжали любимые им с детства места. В Абхазии он превращался в большого ребенка и уже в который раз рассказывал Инне придуманные им самим и якобы случившиеся именно в этих местах истории. Инна никогда не останавливала его и всегда слушала так, как будто слышала впервые. Истории эти были частью ритуала посещения Абхазии.
Будучи человеком эмоциональным, Инна старалась незаметно отвести взгляд, когда на глаза попадались полуразрушенные, давно заброшенные вокзалы, зияющие выбитыми окнами здания прежде успешно работавших предприятий и облупившиеся стены знаменитых в прошлом советских дворцов-санаториев.
Ее особенно удручал вид жилых домов, брошенных когда-то зажиточными грузинскими семьями, на засыпанных землей, проржавевших крышах которых прорастали лопухи. Все еще слишком живо напоминало о грузино-абхазской войне. Антон никогда не позволял себе вслух сокрушаться по поводу неприглядности и очевидной бесхозности, но по его внешней сдержанности чувствовалось, как ему больно смотреть на прежде дивной красоты места.
Перед отъездом из Сухума Антон не забывал пройтись от Национального банка к набережной, самой старой улице в городе, и заодно попрощаться. Не так давно набережной дали название «Махаджиров» в память об абхазах, переселившихся в XIX веке в Турцию.
Белая с куполами колоннада в стиле сталинского ампира особенно привлекала Инну. В месте соединения двух частей колоннады была площадка, с которой открывался необыкновенный вид на живописную дугу морского побережья, к которой вплотную подходили горы.
Пока Инна любовалась морской панорамой, Антон о чем-то толковал с завсегдатаями набережной, ожидавшими своей очереди сыграть партию в шахматы или в нарды. Удостоив своим посещением набережную и в очередной раз поведав Инне историю о сухумских грифонах, которые (а кто же как не грифоны!) стояли на страже денежных хранилищ Национального банка, Антон умолкал. Он думал о своем, глядя на мелькающие за окном машины дома и открывающиеся виды на море и горы.
При повороте на Новый Афон Антон снова заметно оживлялся и просил водителя вначале заехать на смотровую площадку, с которой поверх острых верхушек кипарисов открывался величественный обзор на морскую даль. Ритуал назывался “подняться, вдохнуть восторга, и выдохнув, ехать дальше”. Самый большой храм Абхазии – Пантелеимоновский собор – был предметом его особой гордости. Он считал своим долгом показывать собор всем, кого сопровождал в поездках по абхазскому побережью.
Вопросами религии Антон глубоко не интересовался, хотя Библию прочел. Два или три издания Нового Завета стояли в его книжном шкафу на одной полке с книгами античных философов. О вере и религии вслух он не рассуждал, но судя по его образу жизни, христианским заповедям следовал. Считая себя человеком далеким от церкви, Антон не заходил в храмы во время службы, не ставил свечей, не крестился, и как полагала Инна, никогда не пробовал молиться.
Церквями и соборами он любовался исключительно снаружи, как может любоваться грамотный инженер грандиозными архитектурными сооружениями. Кроме Собора Антон непременно навещал и принадлежавший Новоафонскому монастырю гидротехнический комплекс на реке Псырцха, построенный в конце XIX века монахами для защиты от наводнений. Плотина выстояла в трех землетрясениях в 1915, 1920 и в 1963 годах, о чем Антон рассказывал со знанием дела и с должным почтением.
После Нового Афона, хотя бы на полчаса они заглядывали в Гудауту, где Антон часто бывал в детстве. На озеро Рица между прочих дел Антон никогда не ездил. И не только потому, что дорога к тому месту была небезопасной. Антон считал, что к озеру можно приближаться только со свободной от мыслей о работе головой и чистыми руками. Поездка на озеро Рица была особым ритуалом.
Рица расположена недалеко от Пицунды в Рицинском заповеднике на высоте более девятисот метров над уровнем моря, в чаше, окруженной горами высотой до трех с половиной тысяч метров. Антон не был человеком сентиментальным, но и он явно поддавался магии озера, меняющего цвет воды при разной погоде в разное время года. Он ехал на Рицу любоваться захватывающими видами Кавказского хребта и озера в обрамлении то зеленых, то желтых, то присыпанных снегом гор. Красота этого места не оставляла равнодушными советских вождей, которые строили здесь дачи. Дачами Антон совершенно не интересовался. Музеи вообще не были его стихией.
Пицунда была остановкой по «требованию» Инны. Ее привлекал дивный бирюзово-лазурный цвет морской воды у берега, пьянящие запахи смолы пицундских сосен в реликтовой роще. Здесь ее ждал очередной ритуал: каждый раз Антон обязательно прикасался щекой или просто кончиком пальца к телу 500-летней пицундской сосны, упирающейся в небо где-то на высоте сорока метров. Скрывая улыбку, Инна с покорностью прилежной первоклассницы повторяла упражнение. Сама она особенно любила могучие, шелестящие пахучими кронами эвкалипты. Инна никогда не слышала абхазскую речь, но в тот момент ей казалось, что кроны шептались по-абхазски.
В Пицунде Инна обязательно заходила в храм Х века со старинными росписями и органом в надежде застать концерт или хотя бы репетицию какого-нибудь местного музыканта. Инна привыкла воспринимать любое место, в котором ей довелось побывать, так, как если бы она смотрела на него глазами людей, которые здесь жили в разные исторические эпохи. Ей было не важно, живут эти люди сейчас или их жизни уже принадлежат истории, реальные это личности или вымышленные персонажи. Пицунда была ей особенно дорога.
Здесь родилась и выросла абхазская девушка с необычным именем Хибла. Как считала Инна, в ее облике воплощалась самая настоящая человеческая красота этого народа. Инна узнала о ней совсем недавно, в 1994-м году, когда на конкурсе имени Чайковского Хибла Герзмава получила Гран-При. С тех пор Инна часто слушала записи арий для колоратурного сопрано в ее исполнении. Особенно восхищалась необычайно проникновенным звучанием ее голоса, когда Хибла пела романс “Здесь хорошо” на музыку Рахманинова.
Обычно сомневающаяся во всем, на этот раз безоговорочно Инна поверила, что талантливая и уже почти знаменитая абхазская артистка действительно любит свою золушку-родину – милую, добрую и с ног до головы перепачканную сажей и пеплом еще не остывшего пожара войны. Инна нисколько не сомневалась в искренности патриотических чувств Хиблы. Также безоговорочно она верила и Антону.
Через несколько лет, когда Хибла впервые выступила с программой «Опера. Джаз. Блюз», Инна сразу же прониклась ее исполнением колыбельной из оперы «Порги и Бесс». В более поздние поездки в Абхазию Инна брала с собой эту запись. Здесь, в Пицунде, среди раскачиваемых ветром сосен и эвкалиптов «Summertime» хотелось слушать и слушать до бесконечности. И даже Антон, который был не особенно расположен к музыке, прикрыв глаза умолкал и, казалось, растворялся в звуках.
Инна никогда не понимала фанатов и не относилась всерьез к влюбленным в своих кумиров поклонникам знаменитых артистов. Но она искренне любила Хиблу. Инне нравилась ее кавказская красота, выразительные карие глаза, белоснежные плечи пушкинской мадонны и благородная поступь. В своих телевизионных интервью Хибла выглядела совершенно искренней. Когда ее удавалось застать у выхода из концертного зала в Сочи, Пицунде или Сухуме, она была неизменно приветлива со своими поклонниками. Хиблу невозможно было не любить. Однажды, рассматривая вместе с Антоном фотографии на личном сайте певицы, Инна уловила такую необыкновенную нежность и восхищение в его взгляде, какую больше ни при каких обстоятельствах она в этом мужчине не замечала.
Была еще одна причина, по которой Инна всегда просила остановиться в Пицунде. Она хотела рассмотреть поближе автобусные остановки, построенные еще в 60-е годы местными умельцами по эскизам Зураба Церетели. Инну поразил “Осьминог”, огромное бетонное, выложенное сине-голубой керамической мозаикой чудище, которое удивительно гармонировало с окружающей природой, и казалось, только что выползло из воды, чтобы посмотреть, какие порядки царят под ясным небом на берегу. С самой первой своей поездки Инна полюбила эти фантастические существа, рожденные человеческим воображением. В очередной раз оглядывая осьминога, рыбу, петуха, дельфина, вздыбленную волну или летающую тарелку, она вздыхала про себя замечая, что бедняги еще больше обветшали и потускнели. К творениям Церетели, как и ко всему остальному, что напоминало ему о Грузии, Антон относился прохладно, но терпеливо ждал поодаль, пока Инна фотографировала своих любимцев. Эмоций в отношении чего бы то ни было грузинского Антон никогда не проявлял и ничего касающегося Грузии не комментировал.
Добравшись до Гагр, они непременно останавливались у живописной 60-метровой длины колоннады в мавританском стиле, полукругом ограничивающей площадку с фонтаном и голубкой посередине. Антон был ровесником колоннады, открытой 1956 году к началу возрождения Гагры как города-курорта. Каждый год, ближе к своему дню рождения он старался навестить колоннаду. Иногда приезжал без заранее продуманного плана, чтобы просто пройтись вдоль набережной среди пальм и кипарисов приморского парка.
***
Сохраняя в себе и всячески подчеркивая кавказские черты характера, Антон оставался человеком русской культуры. Он жил и учился в русской среде, был по-русски дружелюбен и отзывчив. Дружба была важной частью его жизненного сценария. К выбору друзей Антон относился строго, не стремился дружить со всеми и никогда не был рубахой парнем. Среди его давних друзей были два соседа, два-три одноклассника, и пара друзей студенческих лет. Он не признавал ни к чему не обязывающих приятельских отношений: либо дружил, доверяя своим друзьям и всячески поддерживая их, либо держал почтительную дистанцию.
В курортный Сочи всегда стекались отдыхающие со всей страны. Время от времени приезжали как старые знакомые Антона, так и люди, появившиеся в его жизни совсем недавно, в основном москвичи, связанные с работой в банке. Ему часто звонили, особенно летом, предлагали увидеться, посидеть в каком-нибудь ресторане и поговорить. Его планер был буквально усыпан записями о предстоящих встречах, он всегда находил для них время. Создавалось впечатление, что для него это не просто «посиделки», а важные события. Антон охотно откликался на предложения и сам выбирал ресторан. Он с особенной щедростью заказывал на всех кавказские соленья, закуски, традиционные блюда и никогда никому не позволял платить.
Антон действительно любил «потолковать». Не поговорить, а именно потолковать, неспешно, вдумчиво и обязательно на интересовавшие его темы. Он задавал множество вопросов, как правило, не касавшихся сугубо личной жизни собеседников. Напротив, он всеми силами избегал слишком откровенных разговоров с подвыпившими людьми. Он ценил общение, дававшее возможность из «первых рук» узнавать, что именно волнует окружающий его мир. Он прислушивался к мыслям интересных для него людей. К мнению старших относился с особенным почтением. Как правило, такого рода встречи повторялись из года в год, но общением и ограничивались.
И все же у Антона были не очень удачные, а то и совсем провальные попытки обзавестись новыми друзьями. Инна помнила, с каким трудом Антон пытался скрыть свое почти детское разочарование узнав, что главный куратор «абхазского проекта», ответственный сотрудник головного банка, с которым он часами обсуждал свои рабочие планы и замыслы, оказался скрытым алкоголиком, за что и был впоследствии уволен.
Антон не торопился знакомить Инну со своими друзьями, но поскольку все они рано или поздно появлялись в филиале как клиенты, то знакомство все же случалось. Инна всех их помнила и пыталась по-своему оценить. Не то чтобы все эти люди были ей интересны, но именно так, через понимание его друзей, она лучше понимала Антона.
