banner banner banner
Воролов
Воролов
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Воролов

скачать книгу бесплатно


– Я хотел бы с вами обстоятельно поговорить о некоторых особенностях нашего дела, – продолжил тот. – Вы ищете и находите преступников: воров, убийц, вот таких изуверов, как наш нынешний противник. Но сейчас перед вами встанет необычная и очень сложная задача. Для того, чтобы поймать преступника, вам очень нужно будет найти его жертву. Будущую жертву. Именно в этом будет заключаться успех нашего предприятия. Узнаем жертву – успеем предотвратить преступление, остановить и поймать подлеца с поличным. Я это дело сейчас вижу именно так.

– Такого мне делать еще не приходилось. Да и возможно ли это? – Азаревич задумался.

– Вот посудите, Петр Александрович: самоубийство, подобное тем, что мы расследуем, – дело умышленное. Его нужно продумать, подготовить и осуществить, и за каждым приготовлением остаются следы, метки, знаки. И жертва тут не просто жертва, а самый настоящий соучастник. Не виновник, нет, упаси бог, ибо действует она под непреодолимым воздействием внешних сил и при помрачении собственного разума, но принимает в этой трагедии самое непосредственное деятельное участие.

Прокурор отставил бокал, отер усы и бороду салфеткой и вынул из кармана кителя небольшую записную книжку в черном кожаном переплете:

– Помните, я рассказывал об актрисах, погибших при схожих обстоятельствах? Я получил детальные отчеты по их случаям. У нас вырисовывается очень интересная картина. Вот, например, «спящая красавица» Амадея Лозинская – Зинаида Осипова. После нашей встречи в ее московской квартире в деле появилось множество прелюбопытных деталей. К девушке в театре относились хорошо, явных недоброжелателей у нее не было, но многие отмечали ее очень импульсивный неспокойный характер: перепады настроения, иногда – приступы меланхолии, иногда – почти эйфория. Помните ту горничную, что обнаружила Лозинскую; ее как раз приводили в чувство, когда мы встретились в доходном доме Синицына?

Азаревич кивнул.

– Так вот, – продолжил прокурор, – она была в довольно доверительных отношениях со своей хозяйкой. Актриса не скрывала от горничной влюбленности в своего поклонника и делилась с нею, так сказать, девичьими секретами.

– Горничная его видела?

– Вот тут и первая загвоздка: наш поручик ни разу не попадался горничной на глаза, а это, согласитесь, довольно сложно, учитывая, что горничная – молодая и наверняка любопытная девушка. Но нет: клянется, что не видела.

– Значит, она не рассказала ничего нового?

– Вовсе нет, – Мышецкий потер руки, – рассказала. Поклонник этот появился примерно за месяц до гибели Лозинской или чуть более того. Корзинами цветов ее заваливал, в любви клялся. Обещал стреляться, если не ответит взаимностью. В общем, растопил девичье сердце; много ли в столь юном возрасте для этого нужно?! Вот только после уже взаимных признаний в любви поклонник начал с еще большим пылом твердить: мол, любовь эта и сама Амадея – трагедия всей его жизни, потому что батюшка его выбор не одобряет и благословения на брак с актрисой сомнительного происхождения он давать не намерен. И ослушаться нельзя, иначе отец лишит и наследства, и содержания. Накануне премьеры наш жених исчез на несколько дней, сказав, что едет в очередной раз уговаривать отца. А как вернулся аккурат накануне премьеры, первого октября, и поговорил с Лозинской, так, видимо, все и завертелось. Лозинская на последней репетиции устроила скандал по поводу одного из своих костюмов и потребовала от антрепренера его совершенно переделать. В девять часов вечера она отослала к театральному портному платье с горничной; Амадея часто так делала, поскольку фигуры у девушек были схожие.

– К портному и так поздно? Не очень-то похоже на теплые отношения!

– Все-таки премьера уже на следующий день, да и портной жил в том же доме Синицына, только в другом крыле и на другом этаже. Там почти все жильцы имеют отношение к театру. Это удобно. Так что горничная не удивилась и ничего не заподозрила. Только говорит, что Лозинская очень нервничала. Но и это накануне дебюта было неудивительно.

– Вы хотите сказать, что Амадея избавлялась от вероятных свидетелей? Но ведь горничная могла вернуться слишком рано?

– Это вряд ли. Я сам видел список требований к изменению фасона сценического платья – он очень внушителен. Как бы то ни было, вернулась она с платьем в три часа ночи. Памятуя о том, что у хозяйки совсем скоро премьера и платье нужно примерить, горничная на свой страх и риск сразу пошла к Лозинской. Что было далее, вы уже знаете: шопеновская пачка, запах хлороформа, таблетки и тщетные попытки привести нашу «спящую красавицу» в чувство…

– Кстати, а почему снотворное именно с хлороформом?

– Потому что человеческий организм, будучи отравленным, обычно из последних сил пытается спастись, извергая из себя яд естественным путем. Усыпленный хлороформом, он с такой задачей справиться почти не способен. И об этом могла догадываться не только Амадея.

– Понимаю…

– Итак, горничная подняла шум, жильцы вызвали полицию, которая нашла обрывки записок…

– И вы вызвали меня…

– Именно так. Но сейчас у нас есть не только записки.

– И вы молчали?

– В деле Караганова это не играет никакой роли. Но в деле Лозинской… В комнате, помимо этих записок, на салфетке, лежавшей на столике со снотворным, нашли небольшое, не более горошины, пятно.

– Пятно?

– Да. Даже, скорее, отпечаток. Ружейное масло.

– Ружейное масло в девичьей комнате?

– Представьте себе!

– Известно, когда прибирали в квартире погибшей?

– Накануне в полдень. Салфетки были свежими.

– Значит, у него был револьвер?

– Я думаю, да. Ну, поди, не солидно перед дамой веронал-то пить! Я полагаю, он уговорил ее на двойное самоубийство. Воспользовался обстановкой, сыграл на чувстве вины внебрачного дитя, сам устроил пару патетических истерик: мол, только смерть – достойный выход из положения. Вы сталкивались с подобными типами, Петр Александрович?

– Доводилось.

– Это хорошо. Уж не знаю, почему, но такие часто нравятся юным девушкам. Что в итоге? Лозинская узнает, что брак с возлюбленным невозможен, и соглашается на совместное демонстративное самоубийство: раз мы не можем жить вместе, так мы умрем вместе, всем назло и напоказ! Но состояние аффекта вдруг проходит, и она решает не переходить черту.

– И план рассыпается?

– Да. Но жених требует довести дело до конца. Возможно, угрожает ей оружием. Девушка под видом пробы пера пишет первую записку – ту, измятые обрывки которой мы позже сумели разобрать, а затем и вторую, которую от Лозинской требует убийца. Ну а когда все кончено, жених, вместо того, чтобы пустить себе пулю в лоб, исчезает, а у нас с вами появляется почти неразрешимая задача.

– А что известно о других случаях? Сценарий, если не считать разорванной записки, можно считать похожим?

– Знаете, Петр Александрович, если мы допускаем, что все эти эпизоды – звенья одной цепи, и действует именно, как говорят медики, «маниак», то я вижу следующее: он каждый раз усложняет себе задачу.

– Как это?

Прокурор перелистнул в записной книжке несколько страниц, исписанных убористым витиеватым почерком:

– Наш первый выявленный случай – Надежда Клеппер-Добжецкая, «Орлеанская дева». Она славилась в театре своим меланхоличным характером с внезапными приступами ярости: к примеру, могла на репетиции своему партнеру по сцене пощечину отвесить, если что не по ней. Так вот, где-то за месяц до ее смерти тоже появился некий поклонник. Далее, напомню, во время премьеры спектакля в театре начался пожар. Из погибших – только Клеппер-Добжецкая. Дело постарались замять. Расследование, как я понял по докладу, провели очень поверхностно. Но в труппе говорят, что актриса по ходу пьесы крикнула кому-то в зале слова не по тексту – что-то вроде: «Нет воли отныне твоей надо мной, и позор мне мой ныне не страшен». Зрители это, конечно, посчитали частью монолога, но актеры слышали эти слова впервые. И на сцене внезапно вспыхнуло пламя, которое очень быстро перекинулось на декорации и опускающийся занавес. Из отчета неясно, что стало причиной пожара, но я предполагаю, что она могла поджечь себя и свой костюм: трико, накидку и все прочее.

– То есть, он чем-то шантажировал ее?

– Возможно, возможно…

– А остальные? В вашем списке, если не ошибаюсь, были еще Ундина и Джульетта?

– Да-да, верно! Вы запомнили? А говорили, что равнодушны к театру! Да, в прошлом году театр Шереметьевых был на гастролях в Крыму. Главную роль, Ундину, в опере с тем же названием исполняла актриса Дарья Баркова. Нрава она была прескверного: замкнутая, необщительная, постоянно недовольная всем и всеми. Гневливая: в приступе ярости могла бросить в оппонента не только гребешок или веер, но и бокал, бутылку, чайник с кипятком – все, что под руку подвернется.

– Ого!

– Да-да. У труппы были с ней довольно неприязненные отношения. Она безумно ревновала своих коллег к успеху у поклонников. И воздыхателей своих тоже ревновала без меры. Насколько раз даже пыталась наложить на себя руки, правда, неуспешно: или вовремя из петли вынимали, или порезы на руках оказывались недостаточно глубокими, или доктор успевал промыть ей от снотворного желудок. Но однажды все сложилось иначе. В одну из ночей якобы после ссоры с одним из своих обожателей Баркова, подобно своей героине, пошла на берег моря и утопилась. Ее тело нашли утром в воде у ялтинской набережной.

Мышецкий перевернул страницу:

– А вот балерина Клаудиа Вирарди из Санкт-Петербурга. Она исполняла роль шекспировской Джульетты. Тут у нас тоже характер сложный, итальянский, взрывной, склонный к истерикам. Тема самоубийства Вирарди, несомненно, впечатляла. На званых вечерах она могла внезапно на глазах у всех приставить к своему виску пистолет и потребовать у случайного поклонника поцелуя, угрожая в случае отказа нажать на курок. Из-за этого даже приключилась пара скандалов. Так что тут, видимо, наш искуситель быстро нашел свою жертву. Вела она себя если не вызывающе, то капризно – такие персоны в жизни более актрисы, чем на сцене. И опять же, за несколько недель до гибели – поклонник, с которым она нигде никого не знакомила. В день премьеры – кровать, засыпанная лепестками роз, белоснежное платье, как на театральной программке, и большая доза опиума.

– Похоже на недавний случай с Лозинской.

– Именно. Это обстоятельство и привлекло мое внимание. Я стал искать похожие случаи и, кажется, не промахнулся.

– Я бы посчитал Вирарди классической самоубийцей.

– Меня здесь смутило именно наличие таинственного поклонника. До этого Вирарди заводила романы открыто и, я бы сказал, напоказ, с пафосом.

– Но, возможно, ее избранник просто был женат?

– Такие романы у нее тоже были и ее это нисколько не смущало.

– Но тогда ее вряд ли можно было повергнуть в тяжелую меланхолию, отказавшись на ней жениться, как в случае с Лозинской.

– Вот именно. Здесь он брал чем-то другим. Видите, ему не интересен один и тот же сценарий. Он все время их меняет и усложняет. И типажи жертв, которых он выбирает, тоже разные.

– Непростая публика, – выдохнул Азаревич. – Ну и задачку вы мне поручаете, ваше превосходительство!

– Знаю! Все понимаю: сложно! Материал очень неверный, улик мало, география расследования обширна, а в основе – лишь догадки, теории, домыслы. Но скажите откровенно: ведь вы его чуете, правда? Как и я – ведь чуете же! Да, он хитер, ловок, изворотлив, да и изобретателен, должно быть! Но он есть!

– И вдобавок музыкален!

– О да! Этого не отнять! Достался же ценитель творениям господина Чайковского! Кто знает, возможно, это некая навязчивая идея… Или индивидуальный почерк, как у воров или взломщиков. А может, это и вовсе умышленная игра с судьбой! Вызов неизвестному ему охотнику – следователю, сыщику: разгляди меня за всеми этими событиями, услышь, почувствуй нюхом, кожей. Вычисли! Найди! Реши меня как математическую задачу! Докажи как теорему! Выиграй у меня эту партию, господин законник, поставь мне шах и мат! Поставил? Взял?! Вот то-то же! Накось, выкуси! Значит, я сильнее! Значит, я лучше! Значит, именно я право имею! Право не просто казнить и миловать, а убедить жертву добровольно принести на мой изуверский алтарь самый ценный дар, которым располагает человек – его жизнь! Я знаю, Петр Александрович, вы его обязательно найдете! Возьмете за горло или посадите на цепь, но докажете ему, что он просто подлая тварь и никакого такого права у него отродясь не бывало!