скачать книгу бесплатно
Казимир Лыщинский: 330 лет загадок
Л. Дроздов
Д. Жуковский
Казимир Лыщинский стал знаменит в 1689 году. О нем писали во Франции, Италии, Германии, Польше и Литве. Он оказался в центре самого скандального судебного процесса в истории Беларуси. Его делом занимался папа римский. Философы всегда делали акцент на его атеизме, историки им мало интересовались. Кем на самом деле был человек, которого сожгли на костре? Солдат, монах, политик, судья, мыслитель? Обладатель несметных сокровищ? Белорус, который «убил» Бога? Закоренелый безбожник или скромный ученый?
Казимир Лыщинский: 330 лет загадок
Л. Дроздов
Д. Жуковский
Дизайнер обложки Г. Альтшулер
Редактор Н. Алексеева
Фотограф Л. Дроздов
© Л. Дроздов, 2021
© Д. Жуковский, 2021
© Г. Альтшулер, дизайн обложки, 2021
© Л. Дроздов, фотографии, 2021
ISBN 978-5-0055-1978-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Итак, вы готовы погрузиться в невероятнейшую историю, которая много лет назад произошла в реальной жизни?
Возможно, эта нарочито интригующая фраза вызвала на вашем лице ироничную улыбку или заставила вашу левую бровь изогнуться в удивлении. А может быть, вы даже захотели возразить, что немало видели собственными глазами и слышали собственными ушами, еще больше узнали из книг и фильмов, да и вообще, все заслуживающие внимания истории, приключившиеся на белорусской земле, давно рассказаны и положены на бумагу, Владимир Короткевич, Василь Быков, Кондрат Крапива и Иван Мележ в белорусской литературе уже случились, а равных им мастеров слова нет и не предвидится в ближайшие сто лет, так что и говорить не о чем.
Однако позвольте все же попросить вашего внимания. Хотите верьте, хотите нет, эта история не оставит вас равнодушными. Вы будете сопереживать и раздражаться, сострадать и возмущаться, сжимать кулаки от сознания собственного бессилия, от невозможности повернуть колесо истории вспять, содрогаться от ужасной несправедливости.
Эта история документальная, основанная на реальных событиях, которые даже изощреннейший писательский ум вряд ли смог бы смоделировать. Она сама жизнь во всех ее немыслимых хитросплетениях – с любовью до гробовой доски, научными исследованиями, способными перевернуть мир, тайными интригами, ночными похищениями, незаконным заключением, несметными сокровищами, войнами, несправедливым судом и жестокой казнью. В ней нет ничего придуманного, только факты – интересные и шокирующие. В некоторые из них невозможно поверить, но отрицание явления, увы, явления не отменяет.
Книга получилась полемической. Мы, конечно, не претендуем на истину в последней инстанции, несмотря на то, что с целью докопаться до этой самой истины вновь подняли и проанализировали немало документов. Как выяснилось, многие опубликованные материалы прошлых веков противоречат друг другу, особенно что касается дат, а каждый факт оброс несколькими толкованиями. Так что изложить все последовательно, логично и системно оказалось совсем непросто. Непросто было и понять, с чего начать. Зацепок в этой истории несколько, и каждая из них по-своему интересна.
Зацепка первая. Помните фразу Михаила Булгакова, которая стала идиомой, – «рукописи не горят». Три коротких слова, в которых заключается глубочайший смысл. Нельзя уничтожить человеческую мысль – ни запрещая, ни сжигая, ни даже убивая.
У белорусов подобные фразы тоже имеются. Я. Купала в знаменитой поэме «Курган» утверждал, что «не скуеш толькi дум ланцугамi». А драматург А. Петрашкевич назвал пьесу о Франциске Скорине «Напiсанае застаецца». Правда, это не находка автора, а всего лишь калька известного латинского выражения: verba volant, scripta manent – слова улетают, написанное остается.
К большому сожалению, в физическом смысле рукописи горят. Возьмем, к примеру, Полоцкую летопись, которая исчезла то ли в огне многочисленных войн, то ли в руках российских захватчиков. Все, что от нее осталось, – три небольших абзаца. Та же судьба, скорее всего, постигла «Рассказы о деяниях царя Дмитрия» (Opowiedzanie zdarzen Dymitra cara) за авторством сына Льва Сапеги Криштофа Николая.
Вот и трактат De non existentia Dei («О несуществовании Бога»), написанный нашим героем, по официальной версии, публично сожгли на Старой площади в Варшаве 30 марта 1689 года. Только его название было способно повергнуть в шок практически любого в то время живущего, ибо, как учит Библия, Бог создал и мир и все в нем. В трактате же доказывалось отсутствие Бога. Сама эта мысль считалась величайшей крамолой.
Трактат был главным научным трудом нашего героя, свидетельством его незаурядного ума и… главным доказательством в уголовном преследовании. Считается, что от этой работы сохранилось всего лишь пять небольших фрагментов объемом меньше чем полстранички текста. Но и того хватило, чтобы мысли пережили автора.
Зацепка вторая. Человеческая память избирательна. На первом плане у нее люди, которые пролили реки крови: полководцы, тираны, диктаторы. Люди-людоеды, люди – военные преступники. Если бы и следовало о них писать, то лишь с непременным осуждением, как о вселенском зле. Их-то, по большому счету, и людьми назвать нельзя. Это скорее нелюди, маньяки и убийцы. Александр Македонский, Чингизхан, Ганнибал, Юлий Цезарь, Тимур-Тамерлан, Атилла, Наполеон, Гитлер, Сталин… На их совести миллионы смертей ни в чем не повинных людей. Но именно они становятся кумирами, именно о них снимают фильмы, пишут романы и поэмы, слагают легенды. Похоже, человечество ничему не учится, и все в этом мире повторяется, трагедии в том числе.
На втором плане у человеческой памяти политики более мирного толка. В их ряду Черчилль, Рузвельт, генерал де Голль, премьер-министр Витте, канцлеры Бисмарк и Сапега, министры иностранных дел Талейран и Громыко, первые секретари компартий Брежнев и Машеров.
Третий эшелон – творческие работники: писатели, поэты, ученые, артисты, композиторы. Вряд ли стоит приводить примеры этих великих личностей, потому как наверняка каждый из вас сформировал их ранжир, исходя из собственного вкуса и предпочтений.
Задворки памяти отведены для жертв. Все, чего их удостоивают, – одна-две строчки (Жанна д’Арк не в счет, она немногочисленное исключение из правила). Удел жертв – сухая статистика. Немало людей ею даже владеют. Многим, например, известно, что во второй мировой войне только в одной Беларуси погибло от 2,5 до 3 миллионов человек. Эти цифры никого не оставляют равнодушным. Но лица среди них неразличимы – только океан преждевременных смертей. А ведь за каждой насильственной смертью стоит личная трагедия. Трагедия, которая уже, по сути, никому не интересна: был человек – нет человека. Трагедия, которая стала привычной, рядовой, обыденной.
Жизнь нашего героя тоже закончилась трагически. Он тоже пал безвинной жертвой, но оказался слишком яркой звездой, свет которой не могут скрыть плотные ряды великих. Уже к 1986 году о нем написали как минимум 600 раз, причем не только белорусы, но и поляки, литовцы, немцы, французы, русские, итальянцы.
Получается, наш герой не просто жертва, а жертва знаменитая. Во время сеймового суда поляки с пеной у рта требовали его казни и состязались в изобретении самых изощренных и чудовищных способов умерщвления, а немцы и французы невозмутимо описали события этой трагедии в своих хрониках, чтобы приспособить их для своих нужд. Среди поляков и этнических литовцев не нашлось ни одного, кто бы встал и открыто выступил в поддержку. Лишь три литвина-белоруса рискнули высказаться против большинства. Зато сейчас, спустя 300 лет, одни называют свою жертву «великим польским атеистом», другие – «основоположником литовского атеизма». Они зачислили эту жертву себе в актив, потому что трактат жертвы, даже изъятый и недоступный для чтения, оказался на удивление провидческой и чрезвычайно влиятельной работой, которая на сотню лет опережала достижения лучших умов человечества той поры.
Зацепка третья. Любите ли вы разгадывать исторические загадки? Желает ли кто-нибудь из вас почувствовать себя Антоном Космичем, главным героем знаменитого романа Владимира Короткевича «Черный замок Ольшанский»? Если да, тогда вы наш читатель. Вместе нам предстоит разобраться с одной из самых запутанных головоломок в судебной истории Беларуси, во всех ее подробностях и деталях, которые до сего дня вам точно не были известны. Вы, конечно, можете упрекнуть нас в самонадеянности, но, поверьте, исторические документы, которые нам посчастливилось держать в руках, дают право говорить так и позволяют углубить знания о главном герое самого скандального судебного процесса в истории Беларуси.
Эта история сплошь состоит из загадок. Проверке и перепроверке подлежит каждый факт. Делать сколько-нибудь вразумительные умозаключения, не сверив с первоисточником выводы предшественников, невозможно. Один неверный шаг – и вся концепция разваливается на глазах.
Главные герои этой головоломки – престарелый отец Гераним Казимир Лыщинский, бывший судья городской брестский и подстолий мельницкий, действующий подсудок брестский земский, его жена Софья Балынская и их четверо сыновей: Матвей, Казимир, Петр и Викентий.
Самый знаменитый из них – подсудок воеводства Брестского Казимир Лыщинский, жертва и герой.
Всех участников этой истории и не перечислить. Свой неизгладимый след в ней оставили король польский и великий князь литовский Ян III Собеский и все высшее католическое духовенство Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Королевства Польского. Через личного представителя Джакопо Кантельмо действовал папа римский. К ним присоединились сенаторы и депутаты обеих палат объединенного сейма Речи Посполитой, главный государственный обвинитель ВКЛ, маршалок Варшавского сейма, адвокаты и еще много-много заинтересованных лиц, большей частью завидующих чужому богатству и чужому успеху.
Три с лишком столетия множество людей пытались разобраться в этой исторической загадке. Однако и на сегодня все точки над «i» расставить не получилось. Так что, вооружившись представленной здесь информацией, вы сможете заняться расследованием самостоятельно.
Л. М. Дроздов
Слова ад суаyтара
Человека, человека давайте мне!
Гончаров. «Обломов»
У сумнай гiсторыi жыцця i смерцi Казiмiра Лышчынскага yсё проста i зразумела толькi на першы погляд: жыy-быy шляхцiч сярэдняе рукi, пазычыy грошы суседу, а той замест каб аддаць з падзякай, напiсаy данос, абвiнавацiyшы крэдытора y атэiзме. На двары канец XVII стагоддзя, абвiнавачаны трапляе y вязнiцу, а пасля – на вогнiшча разам са сваiм атэiстычным трактатам, ад якога толькi й засталося, што быy ён вельмi атэiстычны.
Чытаючы шматлiкiя, чаго тут хаваць, артыкулы, кнiгi i дакументы, датычныя Казiмiра Лышчынскага, немагчыма адпрэчыць адчуванне, што гэта сцэнар вострасюжэтнага серыяла «Юрыст, спалены на вогнiшчы» y стылi unreliable narrator, блiскуча рэалiзаваны Уiлкi Колiнзам у класiчным «Месячным каменi». Упэyненыя галасы ненадзейных або недасведчаных сведкаy ткуць супярэчлiвую i шмат у чым непераканаyчую гiсторыю. Што там казаць, гiсторыю, у якую амаль немагчыма паверыць, калi б не надавала ёй незваротную сапраyднасць жудасная сцэна смяротнага пакарання: чалавеку адсякаюць галаву, цела спальваюць, а попелам страляюць з гарматы.
Глыбейшае знаёмства з гiсторыяй Казiмiра Лышчынскага здзiyляе, з аднаго боку, колькасцю пытанняy, якiя дагэтуль застаюцца без адказу, а з другога – колькасцю дакументаy, якiя патэнцыйна могуць гэтыя адказы прапанаваць, але дзесяцiгоддзi ляжаць у архiвах некранутымi. Тым больш, што дзякуючы сучасным тэхналогiям шмат якiя рэдкiя выданнi i нават архiyныя матар’ялы можна атрымаць праз iнтэрнэт малым коштам i не злазячы з канапы.
Уражваюць, не заyсёды прыемна, яскравыя характары. Вось iнтэлектуал Лышчынскi, седзячы y сваiх Лышчыцах, выпiсвае y таемны сшытак «чалавек есть творцам Бога». Вось Пётр Станiслаy Грэк адчайна шукае шляхоy заняць добрую пасаду y берасцейскiм ваяводстве. Вось Людвiк Пацей баронiць на варшаyскiм сойме свайго калегу i земляка Лышчынскага, але y нейкi момант адыходзiць у цень – каб праз некалькi год зрабiць фантастычную кар’еру аж да найвышэйшай у Вялiкiм княстве пасады ваяводы вiленскага. А вось Анжэй Хрызастом Залускi, бiскуп, лацiнiст, палiтык i садыст у адной асобе, нават пасля смерцi Лышчынскага не можа супакоiцца i распiсвае на паперы тыя пакуты i здзекi, якiя, на шчасце, у самых варварскiх сваiх падрабязнасцях не адпавядаюць рэчаiснасцi. Вось i папскi нунцый Якуб Кантэльмi, якi шкадуе, што не атрымалася yжыць да абвiнавачанага «належныя» па стандартах iнквiзiцыi катаваннi.
З расправы над брэсцкiм падсудкам паyстала i паyстае дагэтуль шмат пытанняy. Часткаю – да ягоных сучаснiкаy, але немалая доля – да даследчыкаy двух апошнiх стагоддзяy. Можна зразумець, чаму савецкiх фiлосафаy (у большай ступенi) i гiсторыкаy (у значна меншай) надта ж цiкавiy атэiстычны трактат Лышчынскага, але падрабязнасцi жыцця прадстаyнiка паноyнага класу шляхты Рэчы Паспалiтай былi забароненай тэмай. Нашмат цяжэй уцямiць, чаму асоба Лышчынскага, гiсторыя яго роду, абставiны яго жыцця i дзейнасцi на нiве асветы, палiтыкi, правасуддзя, нарэшце, гiсторыя яго мiфа застаюцца y значнай ступенi па-за yвагаю сучасных беларускiх гiсторыкаy, нягледзячы на вiдавочную патрэбу y пераасэнсаваннi ранейшых ацэнак.
Прыкладам, даследчыкi дзесяцiгоддзямi прастадушна пiшуць пра пазыку y сто тысяч талераy – грошы, ад якiх не тое што y князя, але y караля вочы загарэлiся б. І гэта сярэдняе рукi шляхцiч пазычае суседу? Адкуль такiя капiталы i навошта яны Яну Казiмiру Бжоску, якi, мяркуючы па сцiплых пра яго звестках, не будаваy над Мухаyцом другi Вэрсаль i не ладзiy экспедыцыю для захопу Стамбула?
А ягоны крэдытор Лышчынскi, гэты прыхаваны граф Монтэ Крыста зямлi берасцейскай? Спачатку iезуiт-навiцый, пасля соймавы палiтык, паспяховы судовы чыноyнiк i, урэшце рэшт, выкрыты блюзнер i «забойца Бога», ён сапраyды пiсаy у вольны ад шматлiкiх заняткаy час лацiнскi трактат, якi па смеласцi пераyзыходзiy усё створанае на той час у хрысцiянскiм свеце? Хто ён – чалавек, якi паводле абвiнавачвання нi больш нi менш кiнуy выклiк Богу, або правiнцыйны дзiвак i ахвяра суседскае хцiвасцi?
Кнiга, якая прапануецца вашай увазе, не адказвае на yсе гэтыя пытаннi i не прэтэндуе на статус навуковае працы. Яе задача – сабраць i выкласцi перад чытачом як мага болей пра лёс чалавека з роду Лышчынскiх, ягоную асобу i атачэнне, у якiм ён жыy, працаваy i загiнуy, ды пра памяць, якую аб сабе пакiнуy. На першым плане не фiласофiя, а факты бiяграфii праз погляд юрыста – бо y працэсе Лышчынскага з выключнай яскравасцю адлюстравалiся асаблiвасцi дзяржавы Рэчы Паспалiтай i яе грамадства y эпоху Контррэфармацыi, сутыкненне iдэалаy хай сабе феадальнай, але прававой дзяржавы, шляхецкай вольнасцi i рэлiгiйнага фанатызму, адвечныя канфлiкты памiж асобай, прагнай iсцiны, грамадствам, прагным стабiльнасцi, i yладай, прагнай… абсалютнай улады.
Калi гiсторыя, выкладзеная на гэтых старонках, падштурхне кагосьцi працягнуць даследваннi y гэтым напрамку – цудоyна. Калi нехта з чытачоy вырашыць зрабiць тое ж сродкамi мастацтва – выдатна. Калi, нарэшце, нехта проста задумаецца над паралелямi памiж мiнулым трохсотгадовай даyнiны i нашай, не заyсёды прыyкраснай, рэчаiснасцю – таксама адна з мэтаy будзе дасягнутая.
* * *
У дадатак – некалькi заyваг асабiстага характару. Мне было, мусiць, гадоy шаснаццаць, калi да нас у школу завiтаy з лекцыяй па навуковым атэiзме Я. Н. Мараш. Калi б хто мне тады сказаy, што я якiм-небудзь чынам працягну ягоныя даследваннi, я быy бы моцна здзiyлены: навуковы атэiзм не выклiкаy у мяне энтузiязму. Але сталася так, што знаходкi Якава Навумавiча занялi y кнiзе пачэснае месца. Таму на завяршэнне гэтае прадмовы дазволю сабе выказаць падзяку yсiм, хто ахвяраваy свае сiлы i час разблытванню абставiнаy трагедыi Казiмiра Лышчынскага, вышукванню ацалелых фрагментаy ягонага трактату, а таксама Валянцiну Пятровiчу Грыцкевiчу, якi шчырымi натхнёнымi размовамi перадаy мне крыху свайго захаплення навукай i рамяством гiсторыi.
Д. А. Жукоyскi
Глава 1. Родословная
Эта глава не только дань традиции. Чтобы лучше понимать человека, важно знать, где находятся его исторические корни, на какой земле он вырос. Мы расскажем о прародителях нашего героя, о тех, кто непосредственно принимал участие в его воспитании и кто мог повлиять на него косвенно. Чувство принадлежности к роду, тем более к роду дворянскому, очень много значило в те времена.
Невдалеке от нынешней юго-западной границы Беларуси с Польшей и примерно в паре десятков километров к северо-западу от центра Бреста стоит небольшая деревенька Лыщицы. Фамилию нашего героя всегда напрямую связывали с родовым имением его семьи. На протяжении нескольких веков эта деревенька упоминалась в различных документах, которые хранятся в архивах Беларуси, Литвы, Польши и Украины. Долгое время Лыщицы были главными в этом регионе. Например, в 1913 году волость в Брест-Литовском повете, где располагались основные земельные владения Лыщинских, официально называлась Лыщинской.
Сегодня Лыщицы – это несколько десятков жилых домов, магазин да кладбище. Они входят в состав крупного сельхозпредприятия «Остромечево». Впрочем, кое-что напоминает о былом значении этого селения: одна из улиц вымощена бутовым камнем. Это, конечно, не тысячелетняя римская дорога, но все же показатель того, что Лыщицы знавали и лучшие времена.
Статистика утверждает, что в 2018 году в Лыщицах числилось чуть меньше 80 человек. Однако прежде народу там жило много. В 1878 году, например, раз в шесть больше.
Рядом с ныне захудалой деревенькой расположено крупное месторождение торфа. Однако знаменита она совершенно другим.
Здесь, как утверждают многие отечественные и зарубежные историки, 4 марта 1634 года появился на свет маленький шляхтич, который впоследствии проявлял большие способности к разным наукам, отличался свободомыслием, владел несметными богатствами. Звали его Казимир Лыщинский.
У белорусской шляхты в крови было желание возвысить свой род, да так, чтобы у соседей дух захватывало. Грешили этим и представители знаменитых магнатских фамилий, и те, кто оставались в тени. Сапеги, например, выводили свой род от великого князя Витеня, хотя никакого отношения к нему не имели, Винцент Дунин-Марцинкевич – от датчанина Петра Дунина, который якобы прибыл в Польшу в 1124 году и за свою жизнь построил там 30 монастырей и 77 костелов.
Не был оригинален в этом смысле и князь Лев Лыщинский-Троекуров. В 1907 году он опубликовал книгу «Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий». Он не только напечатал свое исследование на двух языках – русском и польском, но и написал поэму «На плаху» (1910), в которой создал поэтический образ Казимира Лыщинского. Этим исследованием Лев Лыщинский прославлял и свой род, и себя самого. Он публично демонстрировал, что является прямым потомком (в 12-м колене) Никиты Романовича Захарьина-Юрьева – основоположника царского рода Романовых. Правда, потомком он был «по кудели», а не «по мечу».
В общем, если верить Льву Лыщинскому-Троекурову, его род по древности не уступал царскому дому Романовых. На это прямо указывает родословная таблица, содержащаяся в книге[1 - Лыщинский Л. Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий. Спб., 1907. С. 157.]. В ней автор находится на одном уровне с наследником российского трона Алексеем Романовым, сыном императора Николая II.
История Лыщиц по документам прослеживается с начала XVI века. В 1522 году владельцами Лыщиц числятся Васко и Ивашко Лыщинские. В 1528 году некто Михно Дробишевич Лыщинский отписал свое имение в Лыщицах и Кустыне Александру Хадкевичу, берестейскому старосте и маршалку. Еще один из Лыщинских, Богдан Пронкевич, отметился судебным спором с брестским евреем Гошкой Кожчичем в январе 1542 года. Спор заключался в следующем. Лыщинский задолжал Кожчичу 10 коп литовских грошей, долг длительное время не возвращал. Не надеясь найти на него управу в ВКЛ Кожчич арестовал и упрятал должника в тюрьму с помощью властей королевства польского. Это было грубейшим нарушением законов ВКЛ. В порядке компенсации за бесчестье Лыщинскому присудили 20 рублев, то есть 20 коп грошей[2 - Документ №166 // Литовская метрика (1541—1542). 27-я книга записей. Вильнюс: изд-во Вильнюсского университета. 2016. С. 147.]. Столько же взыскали в казну. В итоге брестский еврей и долг не вернул, и потерял в 4 раза больше.
Первый известный по документам Лыщинский – Лев, полный тезка автора книги. Возможно, этот факт стал отправной точкой в генеалогическом исследовании. Несмотря на неправдоподобное описание глубокой древности, это исследование ценно тем, что в нем собрана и проанализирована информация по истории рода с начала ХVI века до начала ХХ.
Лыщинские были весьма целеустремленными людьми. В первой половине ХIХ века они проделали титаническую работу, собирая документы, относящиеся к своей родословной. Отчасти их действия были вынужденными, ибо российские власти после разделов Речи Посполитой и захвата ВКЛ требовали документально подтвердить принадлежность к дворянскому сословию. Белорусы делали для этого все, что могли: обивали пороги судов и архивов (благо архивы в ВКЛ велись с незапамятных времен и метрика ВКЛ (государственный архив) насчитывает сотни томов) и даже фабриковали недостающие документы. Но Лыщинским прибегать к фальсификации не было необходимости: они шляхтичи с вековыми корнями. А вот времени пришлось потратить немало.
Как утверждает Лев Лыщинский-Троекуров, основоположник рода был внуком или правнуком Юрия Дмитриевича, владевшего имением Мальчицы. Тот, в свою очередь, приходился сыном Дмитрию Дмитриевичу, канцлеру земель русских, и внуком Дмитрию Божидару. Юрия Дмитриевича предлагается считать родоначальником всех Лыщинских – выходцев из ВКЛ, а его братьев – родоначальниками польской ветви. Приводятся сведения и о некоем Чупе Корчаке, в качестве представителя ВКЛ подписавшем акт Городельской унии с Польшей в 1413 году[3 - Лыщинский Л. Указ соч. С. 150.].
Однако все вышеприведенные сведения относятся к разряду легенды, поэтому мы не станем дальше пересказывать исторические анекдоты. Желающие могут самостоятельно прочитать книгу Льва Лыщинского[4 - Там же. С. 9.], которая ныне доступна в интернете.
Нам точно известны прадед и прабабка, дед и бабка Казимира Лыщинского по отцовской линии, отец и мать. Его предков до 1506 года идентифицировать по документам невозможно.
Первым официально известным владельцем Лыщиц значится Лев Лыщинский герба «Корчак» (~1506 – ~1577)[5 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). Wydawnictwo Towarzystwa Krzewienia Kultury Swieckiej. Lodz. 1989, S. 6 (указаны две даты рождения Л. Лыщинского – 1506 и 1509 годы, вероятно, ошибка при наборе текста).]. Это прадед нашего героя. Годы его жизни мы можем указать только примерно («согласно семейной традиции»[6 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 14.]). Он владел Лыщицами как вотчиной («отчиной, отчизной»). То есть это имение досталось ему от отца по праву наследования, а не было получено им на службе у великого князя литовского.
Лев Лыщинский был женат на Барбаре Мысловской герба «Налеч», которая принесла ему в приданое имение Доброниж, расположенное невдалеке от Лыщиц. В работах белорусских историков и философов написание фамилии жены Льва несколько отличается от польского варианта – Варвара Мыславская[7 - Прокошина Е., Шалькевич В. Казимир Лыщинский. Мн.: Беларусь, 1986. С. 22.]. Мы придерживаемся версии, подтверждаемой документально, – «Барбара з Мыслова».
Доброниж на многие годы стал вторым родовым имением Лыщинских. При любом раскладе они всегда старались сохранить эти земли за собой: в период феодализма земля была главным богатством.
У Льва Лыщинского и Барбары Мысловской родились три сына: Константин, Станислав и Ян (Иван). Возможно, детей у них было больше, но выжили только эти. Именно о них сохранились сведения в письменных источниках.
Лев Лыщинский прожил более 70 лет, а его жена пережила мужа. Вероятно, она была значительно моложе. Браки взрослых самостоятельных мужей на юных девицах в ту пору были не в диковинку.
В истории он отметился двумя судебными тяжбами, которые подтверждаются документально. С первым иском обратился в Брестский городской суд 17 августа 1569 года, буквально спустя месяц после утверждения Люблинской унии королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом. Иск касался расхищения скирды хлеба[8 - Иск Л. Лыщинского от 17.08.1569 г. // NIAB_LA_319_2_1884_069—069b.]. Второй иск был подан в суд 9 мая 1577 года против пана Крупицкого. Этот шляхтич действовал как заправский разбойник с большой дороги. По пути из Лыщиц в Доброниж Крупицкий отнял у слуги Льва Лыщинского двух волов (гнедого и черного) и коня[9 - Иск Л. Лыщинского от 09.05.1577 г. // NIAB_LA_319_2_1884_068—068b.]. Мы не знаем, чем закончились оба эти дела, но хочется верить, что справедливость восторжествовала.
Незадолго до смерти Лев Лыщинский разделил свое имение Лыщицы поровну между тремя сыновьями.
После его смерти жена недолго вдовствовала и в скором времени вышла замуж за местного шляхтича Василия Горновского, родила ему двух сыновей (Петра и Андрея) и дочерей. Барбара была женщиной бережливой и с деньгами дружила, но в детях своих от первого брака души не чаяла. А потому в январе 1597 года выкупила у пана Петра Добронижского имение Доброниж за 110 коп литовских грошей и тоже разделила перед смертью между своими сыновьями от первого брака[10 - Дарственная Б. Мысловской от 29.01.1597 г. // NIAB_LA_319_2_1884_066—067b; Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.]. Лев и Барбара – прадед и прабабка Казимира Лыщинского.
Дедом нашего героя был их сын Константин. Он родился примерно в 1550 году и был практически ровесником знаменитого Льва Сапеги (разница в возрасте у них составляла семь лет). Константин женился на Анне Суходольской, и они произвели на свет двух сыновей – Геранима (старший) и Луку (младший).
Отцом Константин стал в зрелом возрасте – в 44 года. Он состоял на государственной службе, занимал должность ловчего. В его ведении была организация охоты для великого князя, когда тот находился в Брестском воеводстве.
В архиве Брестского городского суда сохранился подписанный Константином Лыщинским документ о разделе имения между сыновьями. Он датирован 22 октября 1639 года. В момент подписания дележного документа его внуку Казимиру уже шел шестой год от роду. А значит, дед вполне мог принимать посильное участие в воспитании мальчика. Этот документ – пример истинной отцовской любви и заботы. Начинается он с декларации целей: «Я, Константин Лыщинский, желая, чтобы братняя обоюдная любовь между сыновьями моими Иеронимом и Лукой была нерушима, постоянно в смирении соблюдаема, в предупреждение распрям и междуусобиям, которые нередко происходят и могут в отношении мыз (отдельно стоящие усадьбы. – Прим. авт.) встретиться, постановляю…»[11 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 150.]
В 1639 году Константину Лыщинскому было примерно 89 лет. Для той поры возраст уникальный. Впрочем, в семье Лыщинских это не было редкостью. Ум, поздние браки, богатырское здоровье и невероятное долголетие – приметы мужчин этого рода.
Но здоровье здоровьем, а песка в песочных часах становилось все меньше. Вот и позаботился он о сыновьях – составил дележный документ. Сам же остался жить у младшего, Луки, которому перешла усадьба в Лыщицах. Поскольку она была побогаче, старший, Гераним (отец Казимира Лыщинского), помимо новой собственной усадьбы, тоже в Лыщицах, в порядке компенсации получил дом в Доброниже, который стоял у самого пруда, но для равновесия должен был отдать Луке свою старую усадьбу в Лыщицах. В общем, каждому из сыновей Константина Лыщинского досталось по два дома с хозяйственными постройками, землями и прочим. Отец едва ли не с математической точностью разделил имущество поровну.
Дележный документ однозначно указывает: сыновья выросли, крепко стали на ноги, женились, а потому и хозяйствовать должны самостоятельно.
Константина Лыщинского похоронили в родовом поместье в Лыщицах вместе с женой, вероятнее всего, на территории местной церкви. В пользу церкви, а не костела говорят документы, в частности завещание младшего сына, в котором указано: «Прошу сыновей моих похоронить меня по христианскому обряду в нашей церкви в Лыщицах, где почивают тела предшественников и родителей наших»[12 - Духовная Л. Лыщинского // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 152.]. Обращает на себя внимание и тот факт, что Лука Лыщинский называет церковь нашей. Возможно, построили ее как раз Лыщинские.
Гераним Лыщинский – несомненный католик по вероисповеданию. Целую страницу в своем завещании он отводит перечислению пожертвований монастырям, костелам, церквям в Бресте и его окрестностях. При этом обычное пожертвование на костел составляет не менее 15 злотых, на церкви – по 10 злотых, а на Лыщинскую церковь – 20 злотых[13 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.]. Сверх денежного взноса Гераним Лыщинский жертвует Лыщинской церкви «черные камлетовые ризы». За этим загадочным подарком скрывается верхнее облачение священника, сшитое из черного сукна и надеваемое во время богослужения. По всему видно, что старший сын Константина тоже питал особую привязанность к этой церкви. Полагаем, потому, что там покоились его родители.
Говорит о церкви в Лыщицах в своем завещании и старший брат Казимира Лыщинского Матвей: «Тело мое грешное… должно быть похоронено в церкви Лыщинской»[14 - Завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 г. // NIAB_LA_319_2_1884_076.].
Эта церковь неоднократно упоминается в архивных документах. Например, зафиксированы вот такие истории. 13 сентября 1726 года с иском в Брестский городской суд обратился митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси Лев Кишка по факту убийства лыщицкого священника Фомы Крымского. Претензии в суде были заявлены предстоятелем униатской церкви[15 - Документ №102 //Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Том III. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1870. С. 152.]. 15 июня 1795 года в Брестский земский суд был представлен документ от местной помещицы Марианны Лыщинской, которым подтверждалось право на приход Лыщицкой церкви, данное ею священнику Хацкевичу[16 - Документ №53 //Акты, издаваемые археографической комиссией, высочайше учрежденной в Вильне. Том II. Акты Брестского земского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1867. С. 118.].
Исходя из этих пусть и косвенных фактов, можно с большой долей вероятности утверждать, что первые Лыщинские были православными (на это указывают и их одинарные имена: Лев, Петр, Ян (Иван), Лука, Константин, у католиков были приняты двойные), а после 1596 года они перешли в униатство.
Версия о том, что Лыщинские изначально конфессиально принадлежали православию, бытует и в сочинениях белорусских историков[17 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 21.]. Польские ученые эту тему особо не затрагивают, им она крайне невыгодна.
Нельзя не сказать несколько слов о гербе, которым многие столетия пользовались Лыщинские. Это герб «Корчак». В Польше он известен с 1142 года, в 1413 году упоминается в документе Городельской унии ВКЛ и Королевства Польского. По мнению Яна Длугоша (1415 – 1480), герб был создан королем Людовиком I[18 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.]. Полагаем, Чупа Корчак получил этот герб по Городельской унии.
Помимо Лыщинских, гербом «Корчак» пользовались более 270 шляхетских родов Беларуси, Украины, Литвы и Польши. Частновладельческий герб Лыщинских включает шлем и щит. Шлем венчает княжеская корона, поверх нее – золотая чаша, из которой смотрит влево собака с согнутыми передними лапами. На щите изображены три серебряные реки примерно одинаковой длины. Вверху щита – крупный крест, внизу – охотничий рог. Последние две детали характерны только для герба Лыщинских. Щит справа и слева поддерживают два льва, стоящие на задних лапах[19 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.].
Лыщинские в самом начале ХVI века облюбовали Брестское воеводство. ВКЛ – это их родина, они основательно обосновались здесь, занимали государственные должности, защищали свою страну с оружием в руках, представляли ее интересы на сеймах. Изначально Лыщинские исповедовали православие, затем – униатство и католичество, что типично для белорусской шляхты. Лыщицы и Доброниж стали их родовыми усадьбами. Тут рождались наследники. Именно здесь появился на свет Казимир Лыщинский – брестский шляхтич как минимум в четвертом поколении. По гражданству он стопроцентный литвин, в нынешнем понимании – белорус. Считать Казимира Лыщинского поляком нет никаких оснований. Об этом еще 100 лет назад однозначно заявили белорусские ученые[20 - Дружчыц В. Казiмiр Лышчынскi – беларускi бязбожнiк XVII веку // Полымя. 1927. № 2. С. 156.] и неоднократно подтверждали свою точку зрения[21 - Алексютовiч М. З глыбiнь стагоддзяy. Беларускi фiлосаф Казiмiр Лышчынскi // Полымя. 1966. №1. С. 142; Майхровiч С. Выдатны беларускi фiлосаф// Беларусь. 1968. № 11.].
Глава 2. Отец
Поводов написать эту главу было несколько, и каждый из них достойный.
Во-первых, отец Казимира Лыщинского никогда не становился объектом сколько-нибудь значительного самостоятельного исследования. Он всегда был в тени сына. Ему всегда уделялось непропорционально мало внимания.
Во-вторых, этот человек сыграл выдающуюся роль в воспитании Казимира и формировании его взглядов. Сын во многом шел по стопам отца. Рискнем заявить: имей он другого родителя, трактат «О несуществовании Бога» не был бы написан.
В-третьих, в книге о Казимире Лыщинском за авторством белорусских философов Прокошиной и Шалькевича обнаруживается целый ряд нестыковок относительно должностей и возраста отца. Пожалуй, с этих нестыковок и начнем. Однако сразу сделаем оговорку: мы не ставим цель уличить в чем-либо уважаемых авторов, нам просто важно докопаться до правды.
На странице 22 указанной книги, в самом конце «завещания», приводится подпись: «Иероним Казимир Лыщинский, подстолий мельницкий, судья гродский брестский»[22 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.]. Документ датируется 22 июня 1666 года. Через две страницы следует цитата уже из «духовного завещания»: «Я, подсудок Брестского воеводства, Иероним Казимир Лыщинский… проживши уже 89 лет…»[23 - Там же. С. 24.] Получается, он начинает текст завещания в качестве подсудка Брестского воеводства, то есть как помощник земского судьи, а подпись ставит в качестве подстолия мельницкого и судьи гродского брестского. На 30-й странице книги повтор: отец Лыщинского составил свое «завещание» 22 июня 1666 года. Далее утверждается, что в том же 1666 году документ внесли в городские актовые книги[24 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 30.]. А подобные действия означают только одно: наследодатель умер и его последняя воля обрела юридическую силу. Но! На этой же странице приведены годы жизни 1581 – 1670. И разница между ними как раз 89 лет. Здесь все сходится. Но указанный год смерти (1670) никоим образом не согласуется с годом внесения текста завещания в актовые книги городского суда Бреста (1666). Завещание составлялось перед смертью, заверялось, как правило, тремя свидетелями в момент составления и представлялось родственниками или адвокатами для внесения в актовые книги суда по месту жительства после смерти наследодателя. Таков был порядок, установленный Статутом ВКЛ 1588 года. А у наших уважаемых авторов, так уж выходит, отец Казимира Лыщинского умер дважды.
Теперь что касается должностей, указанных в завещании. Этот документ не историческая хроника, не роман с продолжением. Обычно он составляется в течение нескольких часов, максимум – в течение календарного дня. И как за это время завещатель может поменять несколько должностей?! Как эти должности соотносятся между собой, особенно судейские? Какая из них более значимая: судья гродский брестский или подсудок земский? В конце своей карьеры Гераним Лыщинский пошел на повышение или все же ввиду преклонного возраста был понижен в должности? Чем занимался подстолий? Кто мог претендовать на эти должности? Можно ли было одновременно занимать сразу несколько разных должностей, которые к тому же относились к двум разным государствам (ВКЛ и Королевству Польскому)?
