скачать книгу бесплатно
– Ну большой, конечно.
– Давай большой, – легко решаю я.
– Хорошо. – Азамат начинает вбивать параметры нового проекта. – Три этажа?
– Ага, – киваю. – И лифт. И балконы на все стороны. И, если можно, отопление такое, чтобы рычажок повернул – и тепло.
– Да легко, – улыбается Азамат, стуча по клавишам.
Минут через пятнадцать домик свёрстан, а Алтонгирел чувствует себя обделённым нашим вниманием.
– Что ты с ней сделал? – спрашивает он у Азамата.
– Это не я, это мать. Никогда бы не подумал, что они так споются.
– Почему? – удивляюсь. – Она очень разумная женщина в отличие от этих дур из клуба.
– Обычно женщины настолько разного возраста не понимают друг друга, – объясняет он. Я никак не реагирую, и он обращается к духовнику: – А у вас тут что новенького?
– Да вот, Старейшина Унгуц ногу сломал.
– А что ж ты молчишь-то, зараза?! – взвиваюсь я. – Где он?
– Да в Доме Старейшин. Его-то дом рухнул вчера ночью.
– Что?! – подскакивает Азамат. – Как рухнул?!
– Да так, – пожимает плечами духовник. – У него дом ведь древний совсем был. А старику ремонтировать тяжело. Вчера тут дождь был, вот крыша и просела. Удивительно, как зиму продержалась.
Я стремительно одеваюсь, подхватываю из прихожей чемодан-аптечку и запрыгиваю в машину.
Старейшина сломал не просто ногу, а чёртову шейку проклятого бедра, язви её в душу. Лежит он в подсобной комнате, делает вид, что все в порядке. Парниша-духовник отчитывается, что дважды приносил еду.
– Что ж вы так неаккуратно, – причитаю я, наводя сканер на повреждённую кость. Перелом внекапсульный, надо штифт ставить, а потом нашему деду лежать и лежать, а тут и матрац нужен особый, и уход… – На три дня нельзя уехать! Больно?
– Ну так… – неопределённо отвечает он.
Ещё ведь хорохориться будет! Ну н-на тебе обезболивающего.
– А где целитель? – спрашиваю у подошедшего духовника.
– Занят.
– Что значит занят, если тут у человека травма?!
– Не кричи, Лиза, – просит Унгуц. – Ему звонили, он там жену чью-то лечит от заразной хвори. А у меня незаразное, я и подождать могу.
Ну да, давайте погеройствуем. И ведь главное, больницы-то нет. Есть дом целителя с комнатой для больных. И все. Ну ладно же…
Я решительными ломающими жестами раскладываю носилки и выхожу на крыльцо, у которого тусуется толпа любопытных.
– Мне нужна пара красивых мужиков, – объявляю.
Нужны-то мне, конечно, сильные, но сильные они тут все, а вот на красивых обязательно откликнутся. И правда, ко мне уже бегут пятеро. Выбираю двоих, что покрупнее, и с их помощью транспортирую дедулю в машину и располагаю поудобней. Дома уже Азамат с Алтонгирелом вносят его на верхний этаж во вторую спальню.
– Хоть бы мужа спросила, не возражает ли, – ворчит Алтонгирел.
– Что-то мне подсказывает, что не возражает.
Я вызваниваю Ориву, чтобы ассистировала, и в двух словах рассказываю Унгуцу, что я собираюсь с ним сделать и зачем.
– Хорошо, – покорно соглашается он. – Вот только дочка дочки моей… У неё же теперь крыши над головой нету. Азамат, уж ты придумай что-нибудь…
Мы переглядываемся.
– Тащи её тоже сюда, – говорю. – Потом разберёмся.
Он согласно кивает и растворяется в воздухе.
Глава 7 В которой слухами дом полнится
Мы с Оривой наконец-то покидаем импровизированную операционную, оставив пациента спать, пока обезболивающее работает. Внизу на кухне Азамат разделывает какую-то гигантскую птицу, а Алтонгирел, нависнув над столом, вещает что-то о нравственности и приличиях, как обычно. С другой стороны стола сидит маленькая девочка, такая маленькая, что я вижу только её макушку с хитрой причёской. Я устало падаю в кресло и без особого энтузиазма прислушиваюсь, что там опять не нравится зануде-духовнику.
– Азамат, но ты же не можешь допустить, чтобы в твоём доме жил посторонний мужчина! – возмущается Алтонгирел.
– Не посторонний мужчина, а Старейшина Унгуц. Он был моим Наставником, если помнишь, – невозмутимо и, видимо, не в первый раз отвечает Азамат, вытягивая из тушки потроха. – А, Лиза, ну как он там?
– Спит, как младенец. Ему теперь неделю надо полежать, потом можно будет ходить по дому. Через месяц будет как новенький.
Алтонгирел шёпотом уточняет у Азамата, сколько точно составляет неделя – никак не выучит, семь или восемь дней. Потом смотрит на меня как-то боязливо.
– Так где, по-твоему, Старейшина будет лежать эту неделю?
– А какие есть варианты? – спрашиваю на всякий случай, хотя уже примерно представляю ответ.
Вообще надо бы Азамату помочь, а то этот духовник из него уже все соки выпил, пока мы оперировали. Но меня хватает только на то, чтобы, не вставая, достать из холодильника корзинку подмёрзших фруктов и вгрызться в первое попавшееся эбеновое.
– В Доме Старейшин или на постоялом дворе, – пожимает плечами Алтонгирел, предостерегающе косясь на Азамата.
– Ага, – говорю, – а ухаживать за ним там шакал будет, что ли? Нетушки, пусть тут остаётся.
– Что?! – рявкает Алтоша, да так звонко, что девочка за столом пригибается. – И ты туда же?! Нет, я понимаю, у Азамата на радостях крыша поехала, но ты-то должна соображать! Вот так взять и разрешить кому-то жить в своём доме!
Я озадаченно смотрю на Азамата.
– А в чем проблема?
– Да ни в чем в общем-то, – улыбается он. – Я так и думал, что ты будешь не против, если Старейшина у нас поживёт, пока ему новый дом не построят.
Меня немедленно переполняет вопросами.
– А кто будет строить? И почему Алтонгирел считает, что я должна быть против? И на каких таких радостях у тебя могла поехать крыша, дорогой? – Последний момент меня особенно занимает. Уж не проговорился ли?
– На радостях, что ты наконец согласилась насчёт дома, – подмигивает мне Азамат. – Строить будут все, кто может, потому что помочь Старейшине – благое дело, вроде моцога. А что касается его проживания у нас…
– Это ни в какие рамки не лезет! – встревает Алтоша. – Ты понимаешь, что люди подумают?
– Нет, – честно говорю я.
Азамат только отмахивается.
– А то они сейчас обо мне хорошо думают. Ну решат, что Лизе Старейшина приглянулся. Это гораздо лучше, чем если они опять начнут на Тирбиша грешить. Старейшине, по крайней мере, в глаза никто не будет гадостей говорить.
Я давлюсь хурмой.
– Ты что, хочешь сказать, кто-то подозревает, что я изменяю тебе с Тирбишем?
– Ага, примерно полгорода, – снова усмехается Азамат. – Да ты не переживай так, людям ведь только дай повод почесать языки. А ты – такой хороший повод, всем же любопытно, что ты за зверёк. Да и трудно поверить, что ты со мной связалась без какой-нибудь корыстной цели. Так что про тебя все время будут болтать. Ну, может, лет через десять привыкнут. А Тирбишу только на пользу, что его подозревают. Обзываются, конечно, но больше от зависти. Никто ведь не станет тебя порицать за измену.
Ага, то есть я в очередной раз на полном ходу влетела в непреложную муданжскую истину, что чем человек красивее, тем он может быть безнравственнее. Ладно, хорошо хоть Азамат не расстраивается из-за этого. Хотя надо будет потом наедине с ним ещё раз все проговорить, чтобы точно никаких обид не было.
– Так что, теперь они будут думать, что я тебе со Старейшиной изменяю?
– Вряд ли у кого-нибудь хватит смелости это так сформулировать, – протягивает Азамат, сдерживая смех, – но что-то в этом духе, да.
Меня слегка размазывает такими новостями, я сижу над корзинкой, бессмысленно перебирая фрукты.
– Интересно, – говорит вдруг Орива. – А как целитель с этим справляется? У него ведь все время больные дома живут.
– Целитель – одинокий старик, – скрежещущим голосом поясняет Алтонгирел. – А Лиза – молодка. А ты вообще девка, а туда же. Ваше женское дело – шить, детей рожать да в обществе мужа украшать. А вы тут устраиваете бунт в муравейнике…
Твердолобая жизненная позиция Алтонгирела способна вывести меня из любого ступора и шока.
– А вот это уже дискриминация! – радостно объявляю я, подхватываясь с кресла. – А я все ещё гражданка Земли, так что смотри у меня, ещё под суд попадёшь с такими разговорчиками. Азамат, ножик мне подкинь, пожалуйста.
Алтоша отшатывается, а когда понимает, что нож мне был нужен сливы резать, заливается краской. Орива хохочет. Из-под стола слышится робкое хихиканье старейшинской внучки, про которую все благополучно забыли.
– А её ты тоже здесь оставишь? – тычет пальцем духовник, являя собой образчик праведного гнева.
– А что, думаешь, кто-то заподозрит Азамата в таком извращении?
Тут уже краснеют все, кроме меня и девочки, которая вряд ли что-то поняла.
– Ну и здорова же ты охальничать, – вздыхает Алтонгирел. Ну, я думаю, что он сказал примерно это.
Азамат только качает головой, а когда я подхожу помочь по хозяйству, тихо говорит:
– Так шутить женщина может только среди других женщин, а мужчина среди других мужчин. Я понимаю, что тебе трудно привыкнуть, но это важное правило вежливости.
– Ну конечно, – кривлюсь я. – Ребёнка на улицу выставить можно, а по делу высказаться при мужиках нельзя. Можно подумать, если я в клубе что-то такое ляпну, они оценят.
Алтонгирел внезапно хватается за голову.
– Ой, Лиза, а что скажут твои соседки! Это ж бабы, они язык за зубами держать не будут! Тем более ты там вроде как своя… Вот позорище, они ведь и про Старейшину не постесняются небылиц наплести…
В кои-то веки опасения Алтонгирела оказываются мне созвучны. Как представлю, что я услышу завтра вечером в клубе… ох.
– Ладно, с этим мы завтра будем разбираться. А пока надо организовать ночлег. Азамат, у тебя, кажется, в чулане ширмы были? Давай отгородим один диван в гостиной и там девочку устроим. Там как, из руин дома можно какие-то вещи извлечь или совсем труба?
– Можно, только все грязное, естественно, – отвечает Алтонгирел. – Завтра будут разбирать завал, что смогут – извлекут.
Азамат уходит расставлять и протирать от пыли старенькие ширмы, я набиваю птицу сливами, обкладываю чомой и отправляю в духовку. Сливы эти замечательные, их можно как уксус использовать, чтобы замачивать жёсткое мясо. Это меня Тирбиш научил. И при этом они почти не кислые на вкус! В общем, я их теперь закупаю ящиками и кладу во все подряд. Азамат вроде не жалуется.
Орива тем временем подсаживается к нашей маленькой гостье и затевает беседу. Я с ужасом понимаю, что не разбираю ничего, что говорит девочка. Я ведь с муданжскими детьми ещё не общалась, а они, заразы, так противоестественно лепечут… Однако надо все-таки и мне с ней познакомиться, раз уж она тут жить будет теперь.
Подхожу и присаживаюсь на корточки перед стулом.
– Привет, – говорю. – Меня зовут Лиза.
Девочка тёмненькая, большеголовая, с круглым лицом и узкими черными глазами; она немного похожа на Унгуца.
В ответ на моё приветствие она что-то тараторит, надо думать, своё имя, но я ничегошеньки не разбираю.
– Ты извини, – говорю, – но я пока плоховато понимаю по-муданжски. Ты хочешь сходить к Старейшине Унгуцу?
Она решительно мотает головой, потом произносит что-то вроде «спит, так пусть спит». Только сейчас я замечаю, что её неплохо бы помыть – яркое шерстяное платье и рейтузы по низу все перемазаны дорожной грязью, а на руки она явно опиралась, когда вставала.
– Давай-ка пойдём тебя искупаем, – предлагаю я приказным тоном. – А там как раз ужин сготовится.
Девочка, кажется, не против. Я предоставляю Ориве довести её до ванной, а сама тем временем добываю полотенца и свою футболку, что поменьше. Есть у меня соблазн выдать ей ту самую, с марихуаной, но она и мне велика была, а эта козявка сквозь вырез вся проскочит.
В ванной мы возимся ужасно долго, потому что все бутылочки невероятно интересные, а что в них, а зачем бывают разные мочалки, а как вода попадает в кран, а, ой, ПЕНА!!!
Когда я, вся мокрая и упревшая, выхожу из ванной в клубах пара, оказывается, что футболка была не нужна: приехал Тирбиш и привёз детскую одежду, одолженную его самой младшей сестрой. Всего у него сестёр и братьев девять, и сейчас мать на сносях. Трудолюбивый у Тирбиша отец, ничего не скажешь.
Девочка, оказывается, его хорошо знает и, как только мы садимся за стол, залезает к нему на колени. Тирбиш с ней воркует, как с родной, хотя у него это, наверное, в привычку вошло. Я уже почти сплю, день был какой-то уж очень длинный. Сквозь слипающиеся веки наблюдаю за дрессировкой мелкой и думаю, что знаю, кто будет нянькой у нашего с Азаматом чада. И правда, чего далеко ходить…
– Лиза! – Возмущённый голос Алтонгирела вырывает меня из приятных раздумий. – Зачем ты напихала в гуся слив?! Они же сладкие!
– Не хочешь, не ешь, я что ли тебя заставляю? – усмехаюсь я и, видимо, засыпаю прямо на столе.
Утро у меня на следующий день бурное. Азамат подорвался ни свет ни заря куда-то организовывать строительные работы. К счастью, гигантского гуся вчера даже с участием Тирбиша не всего съели, а то бы пришлось до завтрака на рынок топать, в доме-то шаром покати.
Я, впрочем, тоже просыпаюсь рано, от грохота внизу. Едва не скатившись со ступенек, обнаруживаю, что это старейшинская внучка уронила ширму, вероятно, пытаясь её отодвинуть. При виде меня она неожиданно прячется за диван.
– Ты не ушиблась? – спрашиваю.
– Уши-и-иблась, – слышится в ответ испуганное блеяние.
