Еще не август

скачать книгу бесплатно

– Не смей, держи себя в руках. Пора уже посмотреть правде в глаза и успокоиться.

«Когда ты впервые зашел в дом с охапкой разноцветных, ненавистных мне астр и театрально бросил их к ногам, мама в тебя влюбилась, произнеся сакраментальное: „яблоко от яблони…“, но тогда это в этой фразе заключался совсем другой, позитивный смысл. Вы с твоим отцом были в ее вкусе: цветы – корзинами, шампанское – рекой, клубника – ведрами. Умели пустить пыль в глаза. Было чем: красавцы, острые на язык. Папа – большой партийный начальник, сын – будущий журналист, денежки водятся. Про гнилую наследственность стало понятно потом, когда поперли твоего отца со всех постов за беспробудную пьянку. Поначалу у тебя к спиртному тяги не было, был кураж: гитару в руки, девчонки в глаза заглядывают, ну как не выпить, и поехало… Еле дотянул до диплома, пошел работать в третьесортную газету, полысел и накачал пивной живот. Очень скоро в материнских глазах появилось презрение. Она перестала кокетничать с тобой, а потом разговаривать. Семью спасло от разрушения появление на свет нашей Полинки. Все сбавили обороты и продолжили жить ради ребенка, напоминая друг другу об этом, когда уже никаких доводов не находилось. Так и дожили до серебряного юбилея. Тебе захотелось отметить это как-то необычно. Придумал поездку на Кубу. Онколог предупредил, что после перенесенной болезни мне вредны буквально все радости, за которыми туда едут: солнце, алкоголь, кофе и сигарный дым. Я согласилась с его доводами, но не стала объяснять, что человеку важно опять все это попробовать просто для того, чтобы захотеть жить.

То, что случилось с мной на Кубе, не объяснишь никому. Ты, который был рядом, все видел, слышал, так ничего и не понял. Правда, однажды спросил: „Так у тебя что-то было с тем кубинцем, который топчаны по пляжу таскал? Вы же в одном университете учились?“ Ох, Костенька, было, и как! Да и, прости меня, повторилось прямо у тебя под носом, пока ты убегал на „кубинский массаж“».

Марго аж подпрыгнула:

– Ты слышала? Кубинец, тот самый, помнишь? Красавец. Я же говорила, что она с ним спала. Ну Лер-ка, ну зараза, так их всех.

– Да тихо ты, – возмутилась Вера, – дай послушать!

«Звали его Педро. Дурацкое имя, словно из какой-то мыльной оперы, даже стыдно было произносить его вслух в окружении сокурсников. Очень быстро придумала ему прозвище Печкин за то, что был жаркий до умопомрачения и черный, как сковородка. Печкин любил все русское: математику, шахматы и меня. Познакомилась я с ним, еще когда в школе училась, а потом оказались в одном институте. Не ты лишил меня девственности, но и не Печкин. Это был репетитор, которого мама наняла подтянуть меня по истории. Он вполне тянул на роль потенциального жениха, но ни о чем другом, как о контрацепции, не заботился. Зачем нужен секс и что в нем хорошего, так и не поняла. Не поняла и с тобой в Болгарии, уж прости меня. Открытие произошло с Печкиным, но его забрал Фидель. Печкин звал с собой, умолял расписаться. Я представила лицо мамы и отказалась. Рыдала в подушку, бегала на почту за письмами до востребования и обцеловывала их сверху донизу. Он писал, что больше так не может, что приедет жениться: места у них в семье всем хватит, и для мамы тоже. Работу в кино он, конечно, ей не обещает, но и без этого можно прожить. Этого я боялась больше всего. Представить его разговор с мамой было выше моих сил. Помнишь, как на лестнице Центрального телеграфа мы с тобой, дорогой Костя, столкнулись лбами, когда оба пыталась налечь на тугую, тяжелую дверь? Это я бежала звонить любимому Педро, но так и не позвонила в тот день. Наверное, удар о твой железный лоб был такой силы, что я потеряла разум. Шел сильный дождь, ты распахнул зонтик и нежно подул на мою шишку, взбухшую под прядью мокрых волос. Теперь уже почти не помню, как все было, но осталось ощущение, что ты шел по пятам. Ты сказал, что не можешь забыть всего, что произошло между нами в Болгарии, а я, забыв об этом капитально, вдруг вспомнила, рассмотрев под дождем, твои синие глаза, твою смешную улыбку с щербинкой. Разговор с Педро я заказала почему-то на завтра, а ты ждал у входа и проводил меня к парадной моего дома, а потом и к двери квартиры. О чем говорили, не помню. На следующий день ты появился с букетом астр и бросил под ноги. До Педро я дозвонилась и, как мне тогда, казалось, наврала, что встретила другого человека, что не надо ни его Кубы, ни звонков, ни писем. Это все случилось больше четверти века назад. Все эти годы я вспоминала о Печкине только во время супружеского секса, чтобы дойти до оргазма или для того, чтобы себя ублажить, когда ты превратился в импотента. Кто мог подумать, что судьба вдруг решит побаловать меня под конец?

Печкин почти не изменился, только еще больше почернел, а вот меня не узнал, хотя всматривался, но не решался спросить. Я тоже сомневалась, он ли. Ведь не может так быть, чтобы умница, почти гений, чемпион, отличник и медалист перетаскивал с места на место топчаны на пляже в надежде получить лишний песо. Отворачиваясь от прилипавшего на жаре взгляда странного кубинца, я заходила в бирюзовую воду, скармливая прожорливым рыбкам банановую мякоть. Потом плыла, ныряла, лежала на воде, подставив лицо небу и солнцу. С каждой минутой ко мне возвращалась жизнь. Наконец решилась подойти к этому похожему на Педро кубинцу и спросила на русском, забыв, что нахожусь на Кубе:

– Вас не Педро зовут?“

Он схватился за голову:

– Лера, это ты! Я почувствовал это сразу! Не сразу узнал, но потом, когда ты провела рукой по волосам… Сколько лет тебя ждал…

– Печкин, ты совсем не изменился. А что ты тут делаешь? Почему этот пляж, топчаны? Ты же был легендой физмата!

Мы сели с ним рядом на песок, и жаркий кубинский воздух стал раскаленным до невозможности.

– Лерочка, это правда жизни: надо кормить семью, у меня двое детей. Видишь эту гору? Там пионерский лагерь. Туда не так просто попасть, но я смог их устроить. Эта работа – спасение. А ты-то как?

– Печкин, ты офигительно говоришь по-русски. Совсем без акцента.

– У меня жена русская – Катя. Она из-под Воронежа. Очень хорошая. Плохая давно бы уехала. Трудно ей тут. А твоему мужу, вижу, не сидится на месте. Ты счастлива?

– Знаешь, Печкин, еще пару лет назад я бы сказала, что нет, но теперь знаю нечто, превращающее каждый обычный день в счастливый.

– Это любовь?

– Ну, загнул. Как был романтиком, так и остался. Нет, не любовь, а болезнь, вернее, победа над ней.

– Ты победила?

– Не знаю, похоже.

– А я до сих пор не излечился…

Он прорыл в песке тропинку к моей ноге, и я поняла, что ждет нас в оставшиеся шесть дней. Потом были ночные вылазки по окрестностям на древнем розовом кабриолете, пыльная и роскошная в своем разрушении Гавана, катания на катамаране, лодке, лошадях и много любви. Где был ты, Костя, в это время, не помню. Знаю, что не скучал, получив в недельное пользование симпатичную кубинскую девчонку за небольшую плату. Наш серебряный юбилей мы отметили весело и необременительно друг для друга. Тогда было самое время умереть. Всего лишь занырнуть поглубже. Умирать надо вовремя, счастливой и любимой, если не получается так жить.

Вот теперь опять вовремя: боль затихла. Рукой могу шевельнуть. Колокольчик звякнул так жалобно, а надо бы весело. Вот, попробую еще. Слышно? Уже веселее. Танцуем… Печкина вспомнила, жаркий пляж, сальсу… Океан за окном шумит, а может, это ветер налетел и срывает последнюю листву с деревьев? Рано вроде еще… ведь только август…»

Наступила тишина. Ни слова, ни вздоха. Мертвая тишина. Вера и Марго молчали, боясь ее нарушить, не в силах пошевелиться. Вывел их из состояния ступора кот, который, тяжело запрыгнув на стол, перевернул чашку. Марго выругалась и запустила в него тапком. Потом надолго ушла в ванную, вернулась деловая и сосредоточенная.

– Так, хватит киснуть. Надо проанализировать. Ты уж прости, но первое, что приходит в голову, тебе сказочно повезло, подруга, что такой подарок, как Костя, достался Лере. А второе – еще в августе Полина была нормальной. Нигде ни слова про ее историю с языком, значит, все это произошло после Леркиной смерти. Похоже, не помирилась семейка, как Лере хотелось, а пошла вразнос: Костя спрятался, бабка наехала на внучку, та с диагнозом… В общем, кошмар. Нам надо искать Полину и Костю. Кого сначала? Да как получится. Когда ты, говоришь, первый раз заметила ее в переходе?

Казалось, что Вера не слышит, теребит браслет на руке и о чем-то думает.

– Марго, – она подняла испуганное лицо, – ты слышала на записи звон колокольчиков? Это звенел браслет на Лериной руке. Точь-в-точь как этот. Звук один в один, а вдруг он тот самый, что был на ней, когда умирала? Господи, только не это!

Марго оторопела, не находя слов, но уже через минуту принялась доказывать, что браслетов у Полины было несколько, что все они звенят одинаково и не надо нагонять страхов, их и так предостаточно. Вера ее не слышала, плаксиво бормоча под нос:

– Это Лерин, я чувствую… не снимается… все колокольчики одинаковые, какой-то из них застежка… Как же это работает?

– Перестань ныть и прекрати теребить эту железку, – строго скомандовала Марго. – Лучше вспомни, были браслеты на Полине в больнице или нет. Сколько?

– Были, но только на одной руке, а когда в первый раз ее встретила, на обеих, а сколько – не помню. Какое это имеет значение?

– А такое, что я хочу знать, она только тебе их подсовывала или всем. Если только тебе, то тогда действительно все не случайно.

– То есть ты хочешь сказать, что она узнала про нашу связь с Костей и нашла меня. Зачем?

– Не знаю, не думаю, что знала, но что-то ее к тебе привело. Слишком много случайных совпадений, так не бывает.

– Надо ее найти. Бедная девочка, как же это? Еще полгода назад она была в порядке.

– Во всем виноват твой Костя, уверена! Ему плевать на дочь, на ее беду. Он неизвестно куда удрал и пишет в соцсетях про свое горе и одиночество. Будем действовать на два фронта: ты займешься поисками Полинки, а я попытаюсь найти этого козла, уж прости. Говоришь, что видела ее в переходе, значит, надо туда регулярно наведываться, а еще ходить по помойкам, ловить бомжей, задабривать и пытаться разговорить. Наверняка кто-то где-то ее видел и запомнил. У нее внешность яркая – лысина, татуировки… и, наконец, эти браслеты. В конце концов, обратимся в полицию. Имя и фамилию знаем, даже год рождения. Если жива, найдем. А я раскину свою сеть в Интернете, поставлю фальшак с чужой фоткой помоложе, буду склонять этого дурака Костика к знакомству и встрече. Ребята наши знают его ник, подловим гада. Браслет не снимай, тем более если думаешь, что он Леркин. Может, она с того света нам сигнал подает – дочку спасите. Поняла?

Вера кивнула и сквозь слезы опять забормотала:

– Я-то всю жизнь ей завидовала: у нее Костик, ребенок, а у меня фига. Кто же знал, как оно на самом деле. Так рано умерла, несправедливо, а я все думала, что это со мной несправедливо, вот ведь дура…

Пока Вера рефлексировала вслух, Марго направилась к рюкзаку, чтобы удостовериться, нет ли там еще каких-нибудь «наводящих моментов». Зажимая нос, она опять все перетряхнула и нащупала в самом уголке кармана слежавшийся до плотности камня комочек бумаги. Осторожно развернув его, обнаружила, что это рецепт. На нем даже можно было рассмотреть адрес поликлиники и фамилию врача – зацепка!

Доктор Майская была психиатром с большим стажем. На ее лице с тяжелым неженским подбородком, ртом подковкой вниз и слезящимися глазами сидела маска недовольства и смертельной усталости. Да, Полину Мухину она помнила, вела ее много лет. Тот факт, что пациентка больше полугода не появлялась, абсолютно не удивил: обычное дело при таких диагнозах. Половина больных бросает пить лекарства, многие уходят в алкоголизм и наркоманию, бродяжничают, кончают жизнь самоубийством. Спасает только самоотверженность членов семьи, готовых положить свою жизнь на борьбу с тяжелой болезнью. Узнав от Веры и Марго о ситуации, в которой оказалась Полина, она преобразилась, сменив пренебрежительно профессиональный тон на человеческий, заодно скинув маску.

Последний раз Полина была на приеме прошлым летом. Состояние ее не вызывало тревоги, многолетняя ремиссия после первого психоза давала надежду, что острое состояние не повторится. У доктора сохранились короткие записи их беседы. В них значилось, что пациентка нашла дизайнерскую работу. Оформляет ресторан в азиатском стиле. Ей предстоит командировка в Таиланд. Негативной оценки будущего нет. Из отрицательных момент ов: сильные переживания по поводу болезни матери, тревожность и плохой аппетит, – но в целом состояние стабильное. Признаки депрессии или мании отсутствуют. Как всегда, ей были выписаны лекарства, стабилизирующие настроение.

– Очень сожалею, что Валерия Витальевна умерла, – сказала доктор, стараясь скрыть слезы. – Из всей семьи мне довелось общаться только с ней. Поверьте, это чудовищное испытание для матери, когда с ребенком такое происходит. И ведь никто не виноват – просто генетический сбой в биохимии головного мозга. Воспитание, социальная среда, атмосфера в семье, конечно, могут сыграть свою роль, но не определяющую. Девочка родилась с этим. По линии отца есть отягчающие факторы.

Доктор запнулась и замолчала, испугавшись, что перешла порог конфиденциальности.

– Мы в курсе, – успокоила ее Марго. – Учились с Лерой, то есть с Валерией Витальевной, на одном курсе, а с Костей, Полининым отцом, еще со школы знакомы.

– Тогда вы, наверное, должны знать бабушку Полины. Вы не проверяли? Возможно, девочка у нее, хотя маловероятно. У них были очень напряженные отношения. Плохо получилось: с отцом нет понимания, с бабушкой на ножах, а мать умерла. Полина всегда мечтала заработать достаточно денег, чтобы жить отдельно от родителей.

– Бабушка тоже умерла, – выдавила из себя Вера.

Доктор, покачав головой, закрыла журнал с записями.

– Подождите, – взмолилась Марго, – а нет ли у вас хоть каких-то имен, адресов или хотя бы названия ресторана, где собиралась работать Полина?

– К сожалению, ничего конкретного, – ответила доктор, но, вспомнив что-то, опять открыла журнал: – Вот адрес, по которому Полина проживала с родителями, можете расспросить соседей, вдруг кто-то видел ее возле дома после смерти матери… Правда, есть еще имя Павел. Оно как-то связано с ее работой. Вот все, чем могу помочь пока. А почему когда вы рассказывали о ней, то называли немой?

– У нее кончик языка отрезан, и она почти не выговаривает согласные, – ответила Марго, почему-то показав врачу свой язык и добавив, что это совсем небольшой кусочек.

Доктор разволновалась. Было видно, что она потрясена:

– Тут два варианта – либо она угодила в плохую историю и ее наказали, либо сама себе нанесла увечье. Причина? Да какая угодно, даже элементарный скандал в семье, после которого наступило обострение. Ей нужна помощь. Держите меня в курсе ваших поисков. Подключите полицию. Если найдете, то сразу звоните мне и прямиком в больницу. Я приеду, поговорю с врачами, знаю точно, какие ей лекарства подходят. Отца, конечно, тоже стоит поискать, но поможет ли это Полине? Хотя всякое бывает, может, и сойдутся. Его эскапизм тоже сродни бегству в никуда.

За то время, что они провели в кабинете доктора, погода испортилась окончательно. Повалил густой снег – беда автомобилиста и радость праздного пешехода. Летящий со всех сторон белый пух преображал до неузнаваемости скучный пейзаж, в котором постепенно не осталось ни одного темного пятна.

Марго принялась расчищать стекла машины, а Вера блаженно подставила лицо и руки под колючие снежинки. Вдруг, вспомнив о чем-то, нахмурилась, вытерла рукой лоб и щеки:

– Марго, представляешь, каково ей сейчас? Бедная девочка, раздетая, перепуганная, больная. Господи, как же ее найти?

– Не переживай, она уже не первый день в такой жопе. Наверняка где-то отлеживается. Обычно это городские коллекторы. У них, у этих бродяг, есть теплые места. Вопрос в другом, насколько она адекватна, может ли понимать, что опасно, а что нет. Завтра начнем искать. Заявление в полицию тоже не будет лишним.

– Нет, Марго, я сегодня пойду. Пройдусь по переходам, помойкам, поспрашиваю. Не смогу сидеть в тепле, пока она на улице.

– Во, Верка, накрыл тебя материнский инстинкт по полной! Понимаю. Знаешь, чего подумала… а давай-ка прямо сейчас заедем в дом, где Лерка и Костик жили, поговорим с соседями, может, чего узнаем.

– Спасибо, Маргоша.

– Да я сама та еще «аидишэ мама». Прыгай в машину!

Марго пришла в голову идея раздобыть еще один адресок квартиры бабушки Нины. И тут Веру осенило.

– Помнишь, Лера на записи говорила, что Нина Игнатьевна съехала в ту квартиру, которую ей Костин отец завещал. Когда-то Костя меня туда приводил знакомиться с родителями. Мать Кости умерла рано, а отец покончил с собой, но свою любовницу Нину обеспечил жильем.

– Богатенький Костик получается, – процедила сквозь зубы Марго. – Обе квартиры в центре. Вряд ли, конечно, от Нины Игнатьевны ему что-то перепало, но кто знает, может, он тоже по закону права имел. Но знаешь, не могу понять, как он допустил, что его родная дочь оказалась на улице без крыши над головой.

– Да, клубочек еще тот. Проверим оба адреса.

Припарковав машину, Марго уверенно направилась к подъезду, даже не глянув на бумажку с адресом. Вера еле поспевала, бубня ей в спину:

– Мы не знаем кода. Как войдем? А если войдем, что будет, если Костя откроет?

Та не отвечала и вдруг остановилась как вкопанная, посмотрела на адрес и пошла в другом направлении к угловой части дома.

– Тут ошибка, я помню, что окна выходили туда. – Она махнула рукой в пространство и добавила: – Не удивляйся, я пару раз к Лере заходила, пока ты в больнице отлеживалась после аборта. Даже не так, тут ее подстерегла. Мы мило побеседовали.

– Ты мне никогда об этом не говорила! Зачем ты это делала? – взвизгнула Вера.

– Хотела восстановить справедливость… Стоп, смотри. Это не он?

Вера всмотрелась в силуэт мужчины, выходящего из подъезда: модное пальто с пижонистым ярким шарфом, замотанным высоко вокруг шеи, перекрывающим пол лица. Человек был высокого роста, подтянутый и быстрый в движении. Действительно, его можно было принять за бывшего возлюбленного, но Вера знала, что Костя давно уже так не выглядит. Пару лет назад она случайно столкнулась с ним на улице. Он ее не узнал или сделал вид, что не узнает, а вот она тогда признала его с трудом – располневшего, обрюзгшего, почти лысого.

– Нет, о чем ты? Костя совсем другой.

– А ты откуда знаешь? Ладно, пошли. Видишь, дверь не захлопнулась. Быстрее!

Они проскользнули в парадное, поднялись на нужный этаж и остановились отдышаться у двери Лериной квартиры. Вере захотелось в ту же минуту развернуться и сбежать. Почувствовав это и не дав опомниться, Марго нажала кнопку звонка. Резкий звук, похожий на свисток, ударил по нервам. За дверью была тишина. Марго собиралась еще раз надавить на кнопку, как неожиданно дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой. В просвете показались два мутных глаза, которые принадлежали пожилой женщине, прикрывающей краем платка, повязанного на восточный манер, нижнюю часть лица.