Шкатулка с жемчугом

– Дева, почему молчишь? Не разыгрывай меня, я извелась, не могу без тебя, без твоих нежных рук и губ. Ты не один, признайся? У тебя женщина? Меня предупреждали, что ты бабник, ни одну юбку не пропустишь. Какая я несчастная, некому пожалеть…

– Приезжай, пожалею, – мягко ответил лейтенант.

– Ой, это не Лева, а кто тогда? – вскрикнула женщина.– Алик, это ты?

– Я, я, – повторил Валерий, но связь прервалась. Кравец быстро сориентировался – оставил трубку рядом с телефонным аппаратом и из соседней квартиры позвонил АТС. Через десять минут ему сообщили номер абонента, выходившего на связь с телефоном Хрусталева. Лейтенант проинформировал об этом Белозерцева, а тот Щеглова.

По телефонному справочнику, а затем в адресном бюро уточнили личность абонента – Панкратова Диана Аскеровна. Надо срочно навестить Панкратову, чтобы она, если располагает опасной информацией, не разделила участь сожителя, твердо решил они. Но, так, чтобы их визит не вызвал у нее подозрений. Вдруг она соучастница убийства. Некоторые женщины, если учесть, что Хрусталев забавлялся и с другими, на почве ревности способны на многое.

– Есть испытанный способ под видом проверки паспортного режима,– предложил Белозерцев. – Вспомни, как мы на заре туманной юности выявляли наркоманов, самогонщиков, изымали аппараты, закваску и готовый продукт.

– Да, веселее было время, особенно после горбачевского указа о борьбе с пьянством, когда из-за чиновничьей дури пострадали крымские виноградники, – улыбнулся следователь. – Займись, Василий, проверкой паспортного режима, а я попробую отыскать кооператив, в котором работал Хрусталев. Надо рационально распределять наши ограниченные средства и силы.

В тот же вечер Белозерцев вместе с представителем ЖЭКа в доме, где жила Панкратова, проверили прописку граждан в нескольких квартирах и поднялись на седьмой этаж. Хозяйка долго не открывала, очевидно, у ее знакомых был условный сигнал. Наконец послышались робкие шаги и настороженный женский голос:– У нас все дома, кого несет нелегкая?

– Милиция. Проверка паспортного режима, – строго произнес майор.

– Я вас не вызывала, приходите в другой раз, мне нездоровится, разболелась мигрень, – заупрямилась женщина.– Я принимаю ванну, пока дали горячую воду.

– Гражданка Панкратова, не ломайте комедию, открывайте! – потребовал представитель ЖЭКа. – Горячей воды в ближайшее время не предвидеться, поэтому соображайте, прежде чем сказать. Товарищ майор при исполнении, долго ждать не намерен. В противном случае вынуждены будем взломать дверь кувалдой. Ты в квартире одна или с ухажером? Где твой Лева потерялся?

– Не вторгайтесь в чужую жизнь, – ответила Диана Аскеровна, признав голос чиновника. – Прямо разогналась, бегу, аж спотыкаюсь, встречая дорогих гостей. Я не одета.

– Так, живо одевайтесь, а не устраивайте стриптиз, – сурово изрек Василий.

– Господи, до смерти надоели со своими глупыми проверками, – возмутилась она. – Как проходной двор, ни минуты покоя. То из милиции, то из ЖЭКа, то из теплосети… Косяком идут, словно у меня притон или ночлежка.

– Это нас не волнует, выполняйте инструкцию,– сухо сказал чиновник, военный отставник, внедривший армейские уставы в работу своей конторы. Тщательно сквозь «глазок», изучив гостей, Панкратова открыла дверь. В тесной прихожей однокомнатной квартиры Белозерцев в мягком свете настенного светильника увидел среднего роста стройную, привлекательную женщину с туго стянутым на затылке узлом черных волос. Они были сухими и Василий невольно улыбнулся по поводу «приема ванны». Диана выглядела лет на тридцать. Рядом с ней стояла, с любопытством взирая на вошедших, девочка-подросток лет четырнадцати-пятнадцати от роду.

– Кто проживает на данной жилплощади? – наступал на нее грузным телом жэковский чиновник.– Отвечайте по форме, Панкратова!

Майор мягко рукой отстранил ретивого чиновника и вежливо попросил:

– Принесите паспорт.

– Пожалуй, на этой квартире мы завершим проверку,– сказал он чиновнику.– Вы свободны, займитесь своими функциями в соответствии с должностной инструкцией.

Но отставник не торопился уходить, мялся у двери, бросал подозрительные взгляды на майора. Потом решился, подошел и шепнул на ухо: “Будьте с ней осторожны, она женщина легкого поведения. Это, конечно, ваше личное дело, но я посчитал долгом предупредить. Не советую сближаться, могу быть неприятности по службе. Жалуются на нее соседи, ведет аморальный образ жизни”.

– Вы свободны, – жестко повторил Белозерцев и чиновник с недоумением удалился. Панкратова принесла паспорт. Василий проверил штамп о прописки и, словно ненароком спросил:

– Диана Аскеровна, что вам известно о Льве Хрусталеве?

– О Льве? – опешила женщина и после паузы нехотя призналась.– Я знакома с ним, но в последние четыре дня мы не виделись. Что-нибудь случилось?

Майор раздумывал: сообщить сейчас или повременить? Эффект неожиданности, нередко, результативнее окольных бесед.

– Да, случилось. Хрусталев найден убитым в своей квартире, – спокойно, следя за реакцией женщины, сообщил он.

– Ой,– обмерла Диана, поднеся ладони к лицу.– Я чувствовала, что беды не миновать.

– Что у него с кем-то был конфликт? Вы кого-то подозреваете? Отвечайте, живо!

– Нет, ах, какая я невезучая. Он обещал на мне жениться, – сокрушалась Панкратова.– Собирался к свадьбе подарить бусы из натурального жемчуга. Теперь ни мужа, ни бус. Несчастная я женщина, как с молодости жизнь не заладилась, так пошло-поехало.

Заслышав причитания и всхлипывания матери, на кухню вбежала ее дочь, бросившая сердитый взгляд на Белозерцева, приняв его за обидчика.

– Ирочка, оставь нас одних,– попросила ее Панкратова и та, поджав капризные губки, удалилась, сообщив:

– Я пошла на дискотеку!

В подтверждение хлопнула входной дверью.

– Диана Аскеровна, ради безопасности своей и дочери будьте со мной откровенны,– потребовал майор, поняв по выражению ее лица, по тревоге в карих глазах, что она что-то скрывает.– У Хрусталева были враги? Кто они?

– Я не знаю их, лишь смутно…, – призналась женщина. – Однажды они пришли глубокой ночью, когда я была у Левы в гостях. Попросила его не открывать, позвонить в милицию, он ответил, что с милицией лучше не связываться. Свои проблемы он решает собственными силами.

Впустил их, я тогда находилась в спальне. Слышу шум, о каком-то сундуке говорят, назревает драка. Тогда я прямо в пеньюаре вышла, откуда, только смелость взялась. Вижу их двое в полумраке, прижали его к стене. Один руки заламывает, а другой вцепился пальцами в горле. Я закричал, как будто меня режут. Они от неожиданности опешили и отпустил Леву. Получается, что я его тогда спасла.

«Что орешь, дура, мы пошутили?» – прошипел один из них и выругался матом, а второй сказал: “Ты все понял?” Лева им что-то ответил и они ушли. Я спросила потом у него, что им надо? Десять тысяч баксов. Хрусталев подозревал Алика, который, наверное, проболтался о его состоятельности. Я боюсь их, у меня дочка, они на все способны, похитят и снасильничают девочку.

– Где в тот момент находился Джим?

– На балконе. Лева его запирал, когда я приходила, чтобы не мешал нашему общению,– ответила Панкратова.

– Как они выглядели, особые приметы?

– Одни высокий, а второй среднего роста, лет по двадцать пять или тридцать? Короткая стрижка. Оба широкоплечие, в темно-синих джинсовых куртках.

– Кто такой Алик?

– Его школьный друг. Часто заходил за деньгами на лекарства. Так он называл спиртные напитки. Спился, жена от него сбежала, вот Алик и шастал по чужим квартирам. А до этого, говорят, душевный человек был, муху не обидит.

– Назовите фамилию Алика?

– Она у него потешная. Мошкин.

– Вы знаете, где он живет?

– Не знаю.

– Ладно, это не сложно установить. Вы видели бусы из жемчуга?

– Да, бусы и другие драгоценности, – ее зрачки заблестели при напоминании о золоте и самоцветах. Это не ускользнуло от внимания майора.

– Где он их прятал?

–Не знаю. Он проявлял недоверчивость и скупость, когда это касалось валюты и материальных ценностей.

– Что вам известно о его финансовых делах?

– Лева меня не посвящал. Я не настаивала, чтобы раньше времени не поссориться. Вот, если бы официально расписались, тогда бы я его взяла в руки на правах законной жены.

– Были ли у него другие женщины?

– Возможно, при его капитале и шарме, но я не ревновала. Нервные клетки не восстанавливаются, поэтому решила поберечь здоровье. Мне с ним было хорошо, а остальное трын-трава.

– Что будет теперь с его имуществом, с машиной, дачей на берегу Азова?– неожиданно поинтересовалась она.

– Наследникам достанется.

– Нет у него наследников. Была мать, Роза Львовна, но богу душу отдала, – сообщила Диана.– А я, ему не чужая, полгода вместе прожили в гражданском браке. За одним столом ели и в одной постели спали. Нас часто соседи видели, могут подтвердить.

“Диана – женщина не промах, себе на уме, не прочь поживиться», – подумал майор.– Только шансов никаких. Хрусталев завещание не оставил, рассчитывал на долгую жизнь. А сожительство в отличии от официально зарегистрированного брака, не является основанием для претензий на наследство.” Но решил ее не расстраивать.

– Вам, как это ни прискорбно, придется вместе с нами посетить квартиру Хрусталева, – твердо, не допускающим возражений, тоном сказал Василий.– Выберем для этого удобное время. Вдруг обнаружите какую-нибудь пропажу. Вы ведь хотите, чтобы преступники были задержаны и наказаны по всей строгости закона?

– Хочу, но я боюсь, что они и до меня доберутся, у них длинные руки. Не впутывайте меня, пожалуйста, в это опасное дело. Я ничего не хочу знать, пропади они пропадом.

– Вы обязаны нам помочь,– настаивал Белозерцев. – О безопасности позаботимся. Никому ни слова об этой встрече и разговоре. Предупредите дочь, пусть проявляет осторожность, допоздна не гуляет. На квартиру Хрусталева поедем завтра утром.

Диана Аскеровна, испуганно озираясь, словно кто-то мог их подслушать, согласно кивнула головой.

Тем временем капитан милиции Владимир Щеглов наводил справки о предпринимательской деятельности Льва Натановича Хрусталева. Разговор с председателем кооператива “Грация” Степаном Ильичем Клуней его развеселил.

– Шалопутный этот Лев Хрусталев, – начал он издалека. – Не знал, что ему в жизни надо, метался, о большом бизнесе помышлял. Это он, прохиндей, подбил меня заняться выпуском «поясов верности». Убедился, что эти уникальные и дефицитные изделия будут пользоваться большим спросом.

– «Поясов верности»? – удивился следователь. – Ведь это же средневековье, совершенно другая эпоха и нравы?

– Не скажите. Я тоже поначалу рассмеялся, но Лева меня убедил.

– Чем же он убедил, каковы аргументы? – усмехнулся офицер.

– Целую лекцию мне по этому поводу прочитал, провел экскурс в историю, – серьезно произнес Клуня. – Суть заключается в том, что Хрусталев изучил конъюнктуру рынка и пришел к выводу, что некоторые ниши для бизнеса остаются открытыми, не занятыми. Если в юридических фондах и фирмах, таких, как «Правопорядок», «Фемида», «На страже закона» и прочих дефицита нет, то фирм, которые бы занимались охраной и укреплением семейных уз, то есть оберегали семейные очаги, ее величество Любовь. Тема и проблема весьма актуальны. В нашем городе почти треть населения в той или иной мере связаны с морской стихией, особенно, рыбаки.

– Да, рыбакам следует посочувствовать. Суровая романтика, – Щеглов.

– Конечно, те рыбаки, что промышляют на сейнерах СЧС в Черном и Азовском морях, добывая пиленгас, кефаль, хамсу, шпрот, кильку, тюльку, барабульку, ставриду и керченскую сельд, ненадолго оторваны от дома, семьи, жен и детей. А вот тем, кто добывает рыбу и другие морепродукты в Атлантическом и Индийском океанах на траулерах промышленных объединений «Керчьрыбпром» и «Югрыбпоиск», приходится очень туго.

Они ведут промысел за тысячи миль от родного берега и возвращают через полгода, а иногда и через девять месяцев. Каково их женам в разлуке? Им приходится усмирять свои чувства и терпеливо ждать. У рыбаков загранплавания невольно возникает тревога, что супруга может не выдержать, ведь гормоны бурлят и плоть требует разрядки. Возникает подозрение, а не завела ли благоверная себе друга на стороне для плотских утех? Никто их рыбаков не желает стать рогоносцем…

–Перспектива, мягко сказать, неприятная, – согласился следователь.

–Лева пытался отыскать статистику супружеских измен, но таковой не оказалось, – продолжил Степан Ильич. – Но, доверяя своей интуиции, он пришел к выводу, что в приморских городах измен значительно больше, чем в тех, что расположены вдали от морских берегов.

– Каковы аргументы?

–Во-первых, из-за того, что находятся вдали, многие женщины остаются неудовлетворенными. Во-вторых, в торговый и рыбный порт регулярно заходят иностранные суда. Члены их экипажей, сойдя на берег, ищут любовных приключений, приглашают местных красавиц в ресторан «Меридиан», соблазняют валютой и редко, кто устоит от напора сексуально озабоченных иностранцев. Поэтому в приморском городе лучше условия и выше потребности для случайных сексуальных связей.

– Убедительно.

– Хрусталев не пожалел на чиновников валюты и добился того, что в пику брачным агентствам, которым выгодно, чтобы было больше разводов, а значит и клиентов для создания новых пар, зарегистрировал МЧП «На страже Любви» . Оттыкал двоих специалистов-скорняков и те занялись изготовлением кожаных «поясов верности» на основе старинных эскизов, выпустили опытную партию. Лева разместил рекламу в городской газете и от рыбаков с синдромом ревнивого Отелло, поступили заказы. Женщины, которые ради спокойствия мужей согласились носить «пояса верности», приходили на примерку, так пояса изготовлялись по индивидуальным заказам с учетом физических параметров. Лева, гарантируя высокое качество, прочность изделия, брал предоплату. .

Он был уверен, что «пояса верности» пригодились бы не только женам рыбаков, но и супругам тех мужей, которые из-за специфики работы вынуждены часто находиться в командировках. Например, снабженцы, экспедиторы, экипажи тепловозов… Любая женщина, приобретя «пояс верности», могла бы обеспечить безопасность и неприкосновенность своего тела от насильников, маньяков. Рыбаки, оставляя своих жен на берегу без присмотра, чувствовали бы себя уверенно, отметали бы гнусные сплетни о их порочном поведении.

Идея неплохая и этот бизнес сулил прибыль. Таким способом, Лева пытался остановить упадок нравственности, противостоять накату сексуальной революции. Везде засилье порнографии: фильмы, книги, журналы, иллюстрации. Решили с этой заморской заразой побороться. Рассчитывали на спрос среди рыбаков, моряков и прочих путешественников и туристов.

– Пошел бизнес в гору? – усмехнулся Щеглов.

– Всего несколько штук купили, любопытства ради, – махнул рукой Степан.– По части маркетинга прокол вышел, не изучили спрос. А тут еще после распада Союза рыбацкий флот разграбили долбанные политики. Морякам теперь не на чем рыбу в морях и океанах тралить, сидят на суше под боком у своих жен и ждут у моря погоды, проедают ранее заработанную валюту. С одной стороны их женам повезло, не надо искать утех с любовниками, а с другой, семейные бюджеты отощали, чтот чревато скандалами, ссорами и разводами.

Теперь за тридевять земель и морей никто не ходит. Витрины в фирменном рыбном магазине «Волна», где прежде был богатый выбор экзотических рыб, оскудели и опустели. Остались лишь хамса, килька и тюлька, которые раньше стоили копейки, излишками кормили на фермах скот, а ныне эта мелюзга на вес золота…

– Да, были времена, когда во время путины из Керчи во все края шли поезда и фуру, пропахшие рыбой, – с грустью подтвердил Щеглов.

– Лишь несколько экипажей на старых сейнерах гоняются за хамсой, килькой и другой мелюзгой по Азовскому и Черному морях. На этом «тюлькином флоте» за тысячи миль от родного берега не уплывешь, поэтому и потребность в «поясах верности» отпала.

– Против сексуальной революции никакие «пояса верности» не устоят, – улыбнулся Владимир.– Несокрушим основной инстинкт. Прежде, чем заняться выпуском, следовало изучить труды Фрейда об интимных отношениях мужчины и женщины. Обанкротились?

– Срочно поменяли название МЧП и профиль,– ответил Клуня. – Шьем кожаные изделия – куртки, ветровки, юбки, кепки, перчатки, сумочки и прочую мелочь… А с Хрусталем расстались без грусти и печали. Он из тех, кого к рабочему станку не привяжешь, привык баклуши бить и сливки снимать. Года три до развала Союза он работал на тунцеловной базе «Красный луч». Было такое уникальное судно, но потом завязло на верфи в Югославии. Капитальный ремонт затянулся и сказывают, что расплавили на иголки.

Такова судьба многих рыбацких траулеров и сейнеров. Старые списали на металлолом, а те, что по новее, за бесценок продали за рубеж и лишили рыбаков удочки. Лева занялся куплей-продажей, то есть откровенной спекуляцией, за которую раньше давали срок, а сейчас, даже поощряют торгашей и барыг. Как и многие челноки оптом скупал барахло в Польше и Турции, сдавал бабушкам, и они за определенный процент торговали на рынке. Говорят, что он в этом деле преуспел.

– Да, слишком преуспел и приказал долго жить,– сухо сказал капитан. Он опросил еще несколько человек, знавших Хрусталева и пришел к выводу, что тот был типичным спекулянтом. Торговал всем, начиная от презервативов, прокладок, женского белья и бижутерии, фальшивых «французских» духов и кончая бельгийскими коврами. Все, что имело спрос, тащил на барахолку.

На следующий день после гибели Хрусталева прокурор дал санкцию на арест его вкладов в двух коммерческих банках. На одном счету значилось 36 тысяч, на другом 28 тысяч долларов США и 13 тысяч евро. Не хило для смутного времени.

5

Алика Мошкина они выследили в пивном баре «Погребок». Он был под “градусом”, едва держался на ногах.

– Ребята-а, угощаю-ю! Я кум королю-ю, – полез он с кружкой в руке обниматься. А вокруг в тесном , прокуренном погребке шумела захмелевшая публика. Табачный дым смешался с рыбным запахом.

– Молчи, козел,– прошептал Алику на ухо Койот. Двое других стали теснить его к крутой лестнице, ведущей к выходу.

– Што, што вы, братки? – всполошился Мошкин, – Щас пивко допью…

– Коньяк будешь пить, пять звездочек? – спросил его Койот. – Тебе по рангу полагается.

– Буду-у, даже с одной звездой, – радостно заблестели глаза Алика.– Давай, наливай!

– Не в этой же забегаловке,– презрительно сплюнул на ступеньку Койот. – Потерпи, хлебни свежего воздуха, а то вонючий, как бомж, того и гляди, в каталажку, или в психушку загремишь.

Они втроем подвели Мошкина к серым “Жигулям”, усадили на заднее сидение и резко тронули с места.

– Коньяка захотел аристократ. Сейчас напоим до жеребячьего ржания. Тебя удавить мало, – ткнул его в бок острым локтем Койот. – Что ты нам наплел насчет шкатулки с драгоценностями и жемчугом?

– Голову даю на отсечение,– вмиг протрезвел Алик.– Своими глазами видел, перстень на палец примерял. Много всяких цепочек, колец золотых, самоцветов браслетов свинцовых.

– Свинцовых, ха-ха-ха! – рассмеялся Койот.– Темнота ты, забитая, только сумасшедший может хранить свинец в шкатулке. По всем признакам, платина, столь же ценная, как и золото.

– Лева тоже говорил о какой-то платине, когда я попросил его отпилить или отрубить кусок на грузило для удочки,– вспомнил Мошкин и часто заморгал воспаленными веками.

– Слышь, Сундук, – обратился Койот к угрюмому верзиле.– У Мошки от алкоголя крыша поехала, он из платины вздумал грузила плавить.

– А что Хрусталь, зажилил шкатулку? – спросил Алик.

– Лева сыграл в коробок, а шкатулку куда-то спрятал, – с трудом разжал тяжелые челюсти Сундук.– Если будешь артачиться и тебе дурную кровь пущу.

У Алика от этой угрозы голос сел и нижняя челюсть отвисла. Он испуганно забился в угол машины. «Какая к черту платина, какое золото”, – с тоской подумал он.

– Что притих, как сурок? – вывел его из состояния прострации Койот.– Хрусталь из-за жадности поплатился. Не захотел по-братски поделиться. Может и для тебя жизнь-копейка? Сундук тебе быстро оформит путевку к архангелам.

– Где шкатулка? – прорычав, вцепился клешнями в тощую грудь Алика сидящий рядом Сундук.

– Ей бога, не знаю, – взмолился Мошкин. – Может ее кому-нибудь подарил или отдал?

– Держи карман шире, у Хрусталя среди зимы снега не выпросишь, за копейку удавится, чтобы он кому драгоценности подарил, – возразил Койот и, чуть подумав, продолжил. – А вот на хранение кому-то мог передать. Кому?

– Кому, говори? – глухо повторил Сундук и больно вцепился пальцами в подбородок Мошкина.– Раздавлю, как блоку. Ты знаешь всех его баб?

– Много их у него было,– захлебываясь слюной, прохрипел Алик.

– Последнюю кралю называй.

– Динку Панкратову, что ли?

– Давно у них шашни?

– Больше месяца. Она хвасталась, что Лева собирается на ней жениться.

– Это серьезная заявка, значит, доверял, очаровала она его, – подал голос Койот.– Хрусталь каждый месяц баб менял, а эта его приворожила. Шкатулка может быть у нее. В его квартире мы все перерыли, ведь это не иголка. Алик жизнь в твоих руках. Поможешь нам – не обидим, а если сжульничаешь, то пеняй на себя. Отправим тебя в последнюю командировку, следом за Хрусталем и устроим поминки,– утешил Сундук. – Хоть ты я мелкая гнида, но и от тебя может быть прок.

– Готов помочь, – вздохнул Мошкин.– Пропадать, так с музыкой.

– Это другой базар,– похлопал его широкой ладонью по узкому плечу Койот и подал початую бутылку коньяка.– На-ка, хлебни, гляжу озяб, еще какая зараза свалит с ног. Нам доходяга не нужен.

Мошкина с трудом оторвали от бутылка, словно телок от вымени.

– У этой Дианы на квартире еще кто-нибудь живет? – спросил Койот. Захмелевший Алик не сразу понял, о чем речь, его пришлось привести в чувство.

– Дочка Ира, в восьмом классе учится,– сообщил он.

– Ты поможешь нам ее найти.

– Нет, нет, без меня,– поняв их намерения, воспротивился Мошкин.

– Коньяк, значит, выпил и в кусты, – обозлился Койот. – От себя пайку оторвали. Сундук сделай ему иглоукалывание.

Широкоплечий верзила с явно садистскими наклонностями, только и ждал этой команды. Скаля желтые лошадиные зубы, он достал из кармана куртки большой тесак. В тусклом свете нажал на кнопку. Послышался щелчок, блеснуло стальное лезвие, Сундук с откровенным удовольствием потянулся к горлу Алика.

– Щас я тебя пощекочу, шелковым станешь…

– Не надо, не надо,– завопил тот, защищаясь растопыренной ладонью.– Я, я согласен…

– Оставь его, – сжалился Койот. Сундук с огорчением спрятал тесак.

– На квартире Панкратовой нам появляться опасно,– вслух рассуждал Койот. – Опера, наверняка, держат хату под наблюдением. А дочка у нее молодая, долго дома не усидит. Надо ее подстеречь и заманить. Это сделаешь ты, Алик. Она тебя знает. Пригласишь в машину, прокатиться с ветерком. Девки любят быструю езду, иномарки, крутые тачки им подавай. На загранице все помешались, а нам и дома хорошо, правда, Сундук?

– Угу, – отозвался тот.– Были бы «бабки», значит, будут и бабы, водка, сауна и другие удовольствия.

– Давай, позови девку, дальше мы сами разберемся. Понял?– Койот ткнул Мошкина в хилое плечо.

– Понял, – скривился Алик от тупой боли.

Не доезжая метров двести до здания, в котором находилась квартира Панкратовой, остановились, припарковав «Жигули» в полуосвещенном проулке. Мошкин с водителем-молчуном Богданом вышли на улицу, а Койот и Сундук остались в машине. Через час из темноты вынырнул Алик с рослой девушкой, а следом водитель.

– Ира, не бойся, это мои закадычные кореша, – сказал Мошкин, пригласив девушку в салон. – Сейчас с ветерком прокатим тебя по городу, а потом, как королеву, к самому порогу дома. За матушкой твоей никто так не ухаживает, так что гордись и знай себе цену. С пацанами, наверное, уже целуешься напропалую?

– Мамку дядя Лева на иномарке возит,– возразила она.

«Возил», – хотел поправить он, спохватился, чтобы девушка не заподозрила ловушки. Ирина села между Койотом и Аликом. Чтобы развеять гнетущую, как на похоронах, тишину, Богдан включил магнитолу. Поплутав по улицам, приехали в пригород, где на крутых склонах гнездились одно и двухэтажные дома в окружении хозяйственных построек, летних кухонь, бань, сараев, огороженных палисадников.

Наконец осознав, что ее заманили в ловушку, Ира потребовала, чтобы ее отвезли домой или отпустили.

– Дядь Алик, прикажите им,– со слезами на глазах умоляла она Мошкина. Он сидел, насупившись, втянув голову в плечи. Молчал, будто лишившись дара речи.

– Здесь я приказываю, – мрачно отозвался Койот. – Сиди смирно и выполняй мои команды, иначе никогда не увидишь свою мать.