скачать книгу бесплатно
Когда совсем рассвело, я тщательно побрился, позавтракал и отправился в центр города, где находилась редакция городской газеты.
3. Диалог с редактором
Редактор Лазарь Яковлевич Лубок, пятидесяти лет от роду, среднего роста, с выпирающим из-под свитера округлым брюшком и не сходившей в лица самодовольной улыбкой, проводил планерку. В который раз он сетовал на то, как туго в условиях перехода к рынку живется коллегам в других редакциях. И какое благо, что нас содержит учредитель – местная власть, мэрия города и лично господин Бунчак. Сотрудники, по большей части женщины, уныло внимали, набившим оскомину изречениям, суть которых сводилась к тому, что мы должны холить руку дающую.
– Выходит так: кто платит, тот и заказывает музыку, – вставил я реплику. – Где же тогда принцип свободы печати, плюрализма мнений? К тому же дотация из госбюджета это деньги всех горожан – плательщиков налогов, и они вправе требовать, чтобы газета служила их интересам, а не двум-трем слишком ретивым чиновникам.
– Теоретически ты прав, – с нескрываемым раздражением произнес Лобко, быстро свернув планерку и предложив мне задержаться. После того, как сотрудники разошлись по кабинетам, он приоткрыл дверь и пригласил из приемной секретаря – стройную, очаровательную брюнетку.
–Ирина, завари нам пару чашечек кофе, – велел он и польстил. – У тебя это хорошо получается. Если редакция обанкротиться, без работы не останешься, пойдешь в кофейню.
– Лучше топ-моделью в салон красоты, – овеяв нежнейшими духами, одарила она своей магической улыбкой и легкой грацией возвратилась в приемную. От двери Лубок степенно прошел в дальний угол кабинета, где возвышался стальной сейф и, обернувшись ко мне, предложил:
– Евгений, давай для бодрости и моторности дернем граммов по сто армянского коньяка? Не пожалеешь, напиток богов.
– Неожиданная щедрость, по какому случаю, тем паче, что я не бог, а раб пера и бумаги.
– Все мы рабы. А для теплоты общения и взаимопонимания, иногда можно себе позволить расслабиться, – ответил он с ухмылкой, выжидающе взирая на меня.
– Благодарю, но я при исполнении, – сухо отказался я, понимая, что тем самым Лубок стремиться сделать меня покладистым, ручным.
– Я тоже не на отдыхе, читаю ваши «шедевры» от первой до последней строки, – хмуро произнес редактор. – Еще до пенсии, как крот, ослепну. А ведь некоторые из злопыхателей, завистников считают, что бью баклуши. Трудный, горький хлеб. Значит, коньяк не любишь, второй раз предлагать не буду?
– Обойдусь, невелика потеря. Вот, когда моя статья «Особняк у моря» увидит свет, тогда появится повод для пиршества, а пока воздержусь.
– Неволить не буду, хозяин-барин, – вздохнул редактор и барственно откинулся на спинку кресла. Выдержав паузу, зашел издалека:
– Пойми, Евгений Петрович, мы живем в далеко не идеальном мире, да и будет ли он когда-нибудь идеален в смысле справедливости? Поэтому надо трезво смотреть на вещи, соизмерять свои силы и возможности с реальной ситуацией. Ты догадываешься, куда я клоню?
– Да уж кое-что соображаю, – иронизировал я.
– Если соображаешь, то должен понять, что кнутом обуха не перешибешь. Тебе что, нужна сенсация? Дешевая слава, чтобы на выборах избрали депутатом крымского парламента или горсовета? Тщетные потуги. После эйфории наступит тяжелое похмелье, да и последствия могут быть непредсказуемы. Понимаешь, о чем речь? Власть предержащие чиновники обид не прощают. Всегда воспользуются ситуацией, чтобы жестоко отомстить. Не создавай себе и нам врагов и неприятности. Ты – не пророк и не можешь изменить порядок вещей.
– Советуешь отказаться от публикации статьи?
– Вот именно,– оживился Лубок, ошибочно решив, что я склонен к компромиссу. – Я всегда ценил в тебе способность к здравому компромиссу и деловому прагматизму. Так ли это сейчас важно для читателей, кто из начальников построил особняк, лодочный гараж или купил крутую иномарку или крейсерскую яхту? Нам что с того, что появится скандальная статья? Одни неприятности, лишняя нервотрепка, вызовы на "ковер" и снятие стружки. Стресс, депрессия, инфаркт! Я дорожу своим здоровьем и репутацией. Вот, когда займешь мое кресло, в чем я очень и очень сомневаюсь, то флаг тебе в руки. Твори, выдумывай, пробуй! А пока изволь подчиняться, строго соблюдать дисциплину.
– Для граждан важно, чтобы чиновники, в том числе мэр, если и возводили дворцы и особняки, то на законных основаниях, за счет личных сбережений, – прервав его пафосную тираду, возразил я. – Строят хоромы за казенный счет? В то время, когда тысячи семей ютятся в коммуналках, бараках, общагах, в аварийных домах, десятилетиями стоят в очередях. Не могут получить земельный участок и ссуду на индивидуальное строительство. Это что, нормальное положение? Конечно, нет.
– Евгений, охлади пыл, с подозрениями ты перегнул палку. Проблемы всегда есть и будут, – поучительно изрек редактор. – Социализм, коммунизм, равенство – это красивый миф, сказка для идеалистов и романтиков. Это мы уже испытали на себе в советский период. А все еще живешь иллюзиями, ностальгией о прошлом, необратимом времени. Одни всегда будут жить лучше, другие хуже, в зависимости от трудолюбия, предприимчивости и способностей. С этим ты хоть согласен? Или опять нужна революция, гражданская война с огромными жертвами, чтобы отнять имущество у богатых, поделить и раздать сирым и убогим?
– Не утрируйте, Лазарь Яковлевич. Да, равенство невозможно. Это чистейший идеализм, – согласился я. – Но я не приемлю того, что одни, не блистая трудолюбием, умом и талантом, живут исключительно за счет других, злоупотребляя своим служебным положением. Почему чиновники, бизнесмены, оседлавшие нефтяную или газовую трубу, в сотни, тысячи раз богаче простых тружеников, хотя недра, природные богатства страны в той же степени, что и олигархам, принадлежат всем гражданам страны. Но оказывается, что среди равных, по Конституции, есть еще ровнее, некие небожители. Но это там, на Олимпе власти. Глядя на них, не дремлют и местные «князьки», подминают под себя и городской бюджет и бизнес.
– Кого имеешь в виду? – насторожился Лубок. – Где факты и доказательства, где неопровержимые документы и свидетельские показания? Одним словом, улики.
– Они изложены в статье, я готов ответить за каждое ее слово.
– Да, аргументы в статье логически убедительны, – он выдержал паузу. – Но откуда у тебя эти факты, кто информатор? Как редактор, я обязан знать источник, конкретное лицо или группу лиц.
Я не поддался азарту спора и благоразумно промолчал. В кабинет вошла Ирина, а вместе с ней и запахи ароматного кофе. Она поставила чашечки, над которыми клубился пар, пожелала приятного аппетита. Мы благодарно улыбнулись. Глядя на Ирину, я вспомнил пришедшую ко мне во сне таинственную незнакомку. Попытался ее сравнить с нашей топ-моделью. Но та была блондинкой с ужасным финалом, а Ирина брюнеткой, изящной и женственной. Наверняка темпераментной, как принято говорить, жгучей. Откровенно признаюсь, я ей симпатизировал, тайно мечтая о взаимности. У других сотрудников в ее присутствии тоже учащенно бились сердца. Будучи замужем за участником войны в Афганистане, матерью малышки Марины, она пресекала все попытки закрутить с ней служебный роман. Когда Ирина вышла в приемную, мы пригубили горячий, бодрящий напиток.
– Напрасно отказался от коньяка, – посетовал Лазарь Яковлевич. – С кофе изумительный вкус, приток энергии, вдохновения. Нам для того, чтобы перья не заржавели, надо иногда взбадривать себя коньячком с кофе.
– Так дерни рюмашку-другую, – посоветовал я.
– Не годится в одиночку. Когда человек пьет с самим собою, то это явный признак алкоголизма, зависимости. К счастью, я еще не достиг такой стадии.
После паузы, Лубок продолжил прерванный разговор:
–Евгений, ты не вправе подменять собой следственные органы, милицию, прокуратуру, наконец, службу безопасности. Это их прерогатива – борьба с коррупцией, злоупотреблениями. Зачем тебе наживать врагов на ровном месте?
– Это мой гражданский и профессиональный долг.
–Уверен, что из-за этой статьи, будь она опубликована, пострадает газета, сотрудники, твои коллеги. Тебе устроят обструкцию, выживут из редакции.
– За что выживут?
– За то, что нам из-за твоего гонора урежут дотации, а может, и вовсе откажут в них. Некоторые издания уже потерпели фиаско. Бумага, полиграфические услуги, доставка газет – все подорожало, – стенал он. – Очень некстати ты со статьей сунулся. До выборов всего полгода. Компромат может очень повредить Оресту Адамовичу. Рейтинг, голоса избирателей. Давай повременим с публикацией. Я к его стилю и методам управления привык. Выберут мэром какого-нибудь неуча или деспота, натерпимся. Зачем менять коней на переправе?
– Конь не в дугу. Все под себя загребает, – заметил я.
– Где ты среди депутатов и чиновников видел праведников? – усмехнулся Лубок. – Власти жаждут ради обогащения, престижа, она развращает людей. Нередко, даже самые честные и стойкие отдаются соблазнам и искушениям. Только не истолкуй превратно. Для твоей же пользы стараюсь, еще благодарить будешь. Скажу только тебе по большому секрету, скоро намечается ряд вакансий. Орест Адамович решил потрясти свои кадры, разбавить свежей кровью. Соображай, у тебя есть прекрасная перспектива получить должность в аппарате горисполкома.
– Уж не пресс-секретарем ли он меня сватает на хлебное место госслужащего? – ухмыльнулся я.
–Не исключено, может и выше, главное, что государственная служба, – многозначительно произнес редактор. – Гарантированы карьера, высокая зарплата, льготы, привилегии и пенсия в старости. Не придется до последнего вздоха кропать бумагу ради жалких гонораров.
– Значит, Орест Адамович рекомендовал воздержаться? – спросил я Лубка в лоб, зная наверняка, что он ознакомил мэра с содержанием статьи. Лазарь Яковлевич беспокойно заерзал в кресле, подыскивая ответ, который бы развеял мои подозрения.
– Он не в курсе. Как ты мог подумать, – редактор обиженно поджал губы. – Есть редакционная тайна, которая для меня священное табу. Но я предвижу негативную реакцию Ореста Адамовича.
– Конечно, есть тайна и этика, – поддержал я его глубокомысленно, нисколько теперь не сомневаясь, откуда произошла утечка информации.
Вращаясь среди чиновников высокого ранга и пользуясь их благорасположением (не было случая, чтобы он конфликтовал), Лазарь Яковлевич, разумеется, не преминул засвидетельствовать Бунчаку свою личную преданность. Поэтому у меня не было оснований и желания доверять редактору. По характеру сугубо служебных отношений, возникшей между нами дистанции, он и сам давно понял это. Убедился в том, что увещеваниями меня не пронять и поставил вопрос ребром:
– Что предлагаешь?
– Публиковать без купюр. И чем быстрее, тем лучше, – твердо ответил я.
– Не круто ли? Подумай о последствиях. Я бы на твоем месте воздержался и не стал, как говорится, дразнить гусей.
– Оставайся на своем месте, – резко парировал я. – В противном случае прошу возвратить мне статью. На нашем издании свет клином не сошелся, есть и другие, более популярные, зубастые газеты.
– Не горячись, не теряй голову. Спешка нужна при ловле блох, – пустил он в ход свою снисходительную улыбку. – Я что, возражаю? Нет, но надо еще подумать. Не годится идти в лобовую атаку там, где полезнее маневр, гибкость. Тактика в нашей профессии не последнее дело. Знаешь, в чем твоя слабость и уязвимость? В неспособности и нежелании идти на компромиссы. При таком характере и поведении ты никогда не сделаешь карьеры. Трудно тебе живется, и будет еще трудней. Помяни мое слово, я на своем веку не один пуд соли съел.
"А ведь хоть в этом он прав, – подумал я. – Не знаю, как бы я повел себя, будь на его месте. Но дело в том, что это место не по мне. Такие, как я, если случайно и попадают на высокую должность, то из-за своей принципиальности, долго не задерживаются. Им никогда не светят награды, почетные звания и прочие блага и привилегии от власть предержащих. У кормушки всегда много заслуженных летописцев-лизоблюдов".
– Благодарю за откровенность, – прервал я его попытку увести от сути вопроса. – О карьере у меня голова не болит. Однако, пока суть, да дело, я хотел бы получить свою статью. Это мое авторское право. Я вправе ею распорядиться по своему усмотрению, если она вам не подходит.
– Я вам этого не говорил. Надо еще подумать, обсудить на планерке, выслушать мнение членов редколлегии, нельзя рубить с плеча, – наставлял Лазарь Яковлевич. – Такие статьи с кондачка не печатают. Следует все взвесить, рассчитать, предусмотреть контрмеры…
По интонации, с которой были произнесены эти наставления, я понял, что статью он печатать не намерен, тем более, что в редколлегии состояли его поклонники. Слишком упорно, используя протеже и интриги, он рвался в редакторское кресло, чтобы так легко с ним расстаться. Сейчас оттягивает время.
–Лазарь Яковлевич, я хотел бы внести поправку в статью, смягчить некоторые умозаключения, сместить акценты, – пошел на хитрость, надеясь таким способом выудить материал.
Лубок напрягся, потом засуетился, стал перебирать случайные бумаги на столе, и я понял, что в данный момент моей статьи у него нет.
– Утонул в бумагах. Целый день, как белка в колесе. Столько папок, не помню, куда положил? – неуклюже оправдывался он. – Может домой взял, чтобы в спокойной обстановке внимательно изучить и выявить слабые места. Понимаешь, ухо надо востро держать, все предусмотреть, чтоб потом не пришлось с досады локти кусать и голову пеплом посыпать. Слово, и особенно, печатное, не воробей.
Я и прежде замечал, что мои критические с политической окраской статьи стали где-то оседать. Думал, случайность, а потом возникли сомнения. Уж не в досье ли? В случае изменения политической ситуации можно пустить в ход в качестве компромата.
– Не утруждайте себя, – глядя на суетливые пальцы, перебиравшие кипы бумаг, пожалел я редактора. – У меня сохранилась рукопись статьи. Теперь сам решу, где и когда ее опубликовать.
– Смотри, не наломай дров, – предостерег он меня с заметным вздохом облегчения. – Жаль, что мы не поняли друг друга, не нашли общего языка. Трудно так работать, когда один в лес, а другой по дрова.
–Да, нелегко, когда вместо дров горят рукописи, – упрекнул я, направляясь через просторный кабинет к выходу. Эх, Лубок-голубок, мелкая твоя душонка, прячешь острые статьи под сукно, живешь в постоянном страхе, как бы чего не вышло.
Пока шел, чувствовал спиной долгий осуждающий и лукавый взгляд редактора. Для него мое решение означало: гора с плеч. Теперь он даже косвенно, не отвечал за мои действия и, тем паче за содержание статьи.
4. Попытка контакта
"Факты и доказательства ему подавай",– вернувшись в свой кабинет, я вновь и вновь вспоминал менторские наставления редактора. Наверняка он догадывается, что кроме самой статьи и ссылок на цифры, у меня есть копии документов, из которых эти цифры взяты. Не исключено, что он задался целью выведать, какими доказательствами я располагаю, кто мне их предоставил. Конечно, они ему нужны не для того, чтобы подстраховаться на случай публикации, а чтоб убедиться, насколько серьезны мои намерения и есть ли в запасе сильные козыри. Как бы он поступил, получи от меня фотокопии подлинных документов? Сообщил бы о них по инстанции Оресту Адамовичу? Об этом можно, обдумывая разные версии,только предполагать.
Не исключал и такой вариант. Ждал от Анчалова телефонного звонка, чтобы договориться о встрече. Вызывало беспокойство и долгое молчание неизвестного субъекта, говорившего со мной ночью по телефону. Когда он намерен встретиться со мной и каким образом? Осторожен и предусмотрителен. Подстраховался на тот случай, если я сообщу в полицию или прокуратуру.
Сейчас, поразмыслив спокойно, после сомнений, одолевавших меня весь день, пришел к выводу, что обращаться за помощью в правоохранительные органы было бы преждевременно. Допустим, возьмут они на контроль мой квартирный и служебный телефоны, а шантажист прибегнет к иному способу контакта. Ни времени, ни места встречи я не знаю, фраза "мы не торопим" могла означать и сутки и двое и…
Я ни на гран не ошибался, что звонивший по телефону всего лишь посредник. За ним стоят более влиятельные силы, заказ которых он исполняет. Поэтому надо держать ухо востро, чтобы не совершить ошибок и не запутаться в их силках. Действия должны быть расчетливы и хладнокровны, но и преступать грань допустимого было опасно.
Понимал и другое. Чем меньше людей будет посвящено в это дело, тем больше шансов выйти из него с честью, полагаясь на собственные силы, интеллект и интуицию. Но при этом могла подвести излишняя самоуверенность, недооценка коварного замысла и возможностей противника. На чашу весов были брошены два возможных варианта: искать защиту у блюстителей, которым я не очень доверял, или до поры до времени, пока дело не обретет опасный характер, действовать самостоятельно, на свой риск и страх. Для этого нужен надежный тыл.
Удерживало меня от заявления в прокуратуру и следующее обстоятельство: как смешно и глупо выглядел в глазах блюстителей закона, если бы мой прогноз по поводу ожидаемого телефонного звонка не подтвердился. Прослыть трусом и паникером у меня не было ни малейшего желания. Это сразу бы породило интриги, пересуды и насмешки в коллективе, что всегда вызывало во мне патологическое чувство отвращения, обезоруживало перед ядовито коварной молвой. Не хотелось еще и с этой стороны получить ощутимый удар. Наивно было бы рассчитывать на поддержку и понимание.
Взглянул на диктофон «Sony», который на всякий случай держал под рукой. За четверть часа до окончания рабочего дня раздался телефонный звонок. Поначалу я не придал ему значения. В течение дня прозвучали десятки звонков от авторов опубликованных и готовящихся к печати материалов. Поднял трубку и привычно ответил:
– Слушаю, Смоляков.
Длинная пауза. На том конце провода медлили, и когда я готов был бросить трубку на рычаг, услышал знакомый хрипловатый голос:
– Господин Смоляков, вы надумали?
Вместо ответа я мгновенно приставил к трубке, включенный диктофон и спросил:
– С кем имею честь? О чем вы?
– Не валяйте дурака. Вы умный человек, и подобные штучки только усугубляют ваше положение. Слишком примитивно, рассчитано на узколобую шпану. Или вы до сих пор не представляете, с кем имеете дело?
– С кем? Какое дело? – продолжал я игру, кося глаз на вращающуюся кассету и намереваясь вывести его из равновесия, спровоцировать своими вопросами на ошибку, к чему, казалось, предрасполагало его многословие. Пожалуй, он понял это и спокойным тоном продолжил:
– Короче, мое предложение остается в силе.
– Мне нужно время, чтобы все как следует обдумать, взвесить, – по–деловому ровно, намекая на положительный результат, попросил я. – Вы ведь обещали не торопить. Не в моем характере принимать мгновенные решения, а потом казнить себя за опрометчивость.
– Лады, – согласился невидимый собеседник. – Не вздумай только водить меня за нос. Это выйдет боком.
– Я не принимаю необдуманных решений.
–Может, тебе стимул нужен, чтобы мозги лучше соображали? – мягче и доверительнее предложил он.
– Что вы имеете в виду? – насторожился я.
– Задаток. Какой-нибудь импортный презент. Например, подарок к приезду жены?– перечислил он в ожидании произведенного эффекта.
– Нет, по частям я не беру. Или все сразу, или ничего. Дорогой подарок может вызвать у жены подозрения. Начнутся расспросы, где, когда и за какие шиши, – для пущей убедительности ввернул жаргон. – Я ее тряпками и цацками не балую. Так надежнее. На скромно одетую женщину без мехов и драгоценностей мало кто глаз положит, да и она не рискует оказаться ограбленной.
– Разумно, железная логика. Уважаю людей с ясным умом, – польстился он мне. И по интонациям в его голосе я почувствовал, что мне все-таки удалось расположить его к себе. Сказались многолетние навыки журналистского опыта, общения с людьми.
– Жгучие, красивые и ласковые девочки тебя интересуют? – перейдя на "ты", иронически спросил он. – Наверняка, голодаешь и испытываешь потребность в разрядке при отсутствии жены. Нельзя перечить потребностям плоти.
– Если жгучие, красивые и ласковые, то кто же откажется, – полушутя, подыгрывая ему, весело подхватил я. – Любой здоровый мужик не устоит перед соблазном.
– То, что ты не настучал в органы о нашем ночном разговоре, одобряю и ценю, – резко сменил он тон. – Иначе бы тебе головы не сносить. А насчет девочки, будь спокоен, обеспечим, я слов на ветер не бросаю. Гут бай, Евгений, будь здоров, не кашляй, дыши ров…
Разговор оборвался резко и неожиданно, на полуслове. Либо он что-то заподозрил, либо сделал это умышленно, давая понять, кто правит балом. Нажатием кнопки я остановил запись диктофона. Затем в целях предосторожности, опасаясь, что кто-то из сотрудников может заглянуть в кабинет, запер дверь на ключ, оставив его в замочной щели. Возвратился к столу, нажал на кнопку, воспроизводя запись. Звучание было отчетливым. Это меня вполне устраивало, хотя я не сомневался, что незнакомец изменил голос, наверное, использовал марлевую повязку, либо прикрыв рот ладонью. Но если дело дойдет до радиотехнической экспертизы, то по магнитофонной записи несложно будет установить личность обладателя голоса.
В тот момент, когда я прослушивал запись, в коридоре за дверью кабинета послышались чьи-то робкие шаги, приблизились и замерли. Я выключил запись, прислушался, было тихо. Неужели, кто-то из коллег, приближенных к редактору, следит за мной, усердно отрабатывая свой лакейский хлеб. Наверное, мне не следовало останавливать звучание, надо было под его шум подойти к двери и изобличить наглого осведомителя. Такая возможность была упущена, я отворил дверь. В полутемном и пустынном коридоре никого не было. Хлопнула входная дверь внизу. Возможно, курьер пошла в типографию, расположенную вблизи, через дорогу, за оттисками газетных полос, чтобы доставить их дежурному сотруднику. А может, дверь отворило сквозняком.
Прошел по коридору, выждал несколько минут. Тихо, никаких подозрительных звуков: будь то шагов или голосов. Возвратился в кабинет, оставив дверь приоткрытой, чтобы меня не застали врасплох. Одолевали сомнения, действительно ли кто-то стоял за дверью или мне показалось из-за слишком обостренной бдительности? Но если даже кто-то находился за дверью, он не мог увидеть, что происходило в кабинете – ключ торчал в замке. Это меня немного утешило.
Сбавив звучание, я дослушал запись. Расчетлив и осторожен. Главный козырь незнакомец выложил напоследок и тут же оборвал разговор. Он не столько похвалил меня за то, что я не сообщил в полицию или прокуратуру, сколько дал понять, что и там имеют своих людей и владеют оперативной информацией. Но я тоже не лыком щит. Запись будет очень кстати, когда того потребует ситуация. Это неопровержимое доказательство.
Сейфа в моем кабинете не было, поэтому я не рискнул оставлять диктофон в письменном столе. Еще две недели назад у меня возникло подозрение, что кто-то роется в моих бумагах. Чтобы убедиться в этом я в определенной последовательности сложил свои рукописи в папке, сознательно перепутав страницы. Спустя двое суток страницы в папке лежали по порядку. После этого случая материалы, документы и рукописи, представлявшие повышенный интерес конфиденциального характера, я предпочитал носить с собой.
Диктофон с записью я положил в "дипломат". Запер дверь кабинета на два оборота ключа и, спустившись вниз по лестнице, вышел на улицу. Состояние спокойствия и уверенности вдруг сменилось чувством смутной тревоги. Что-то не так, где-то я совершил ошибку. Поспешно прокручивал в голове весь телефонный разговор и не мог понять, где? Дома еще раз прослушаю запись, проанализирую каждую фразу и постараюсь докопаться до истины, понять причину, встревожившую меня. С этими мыслями я пришел на автобусную остановку.
5. Уход от слежки
Пока поджидал автобус, внимательно разглядел находившихся на остановке людей. Мое внимание привлек парень лет двадцати пяти – тридцати с крупной головой и короткой стрижкой. Он был одет в джинсы и черный с красными полосами свитер турецкого производства. На ногах кроссовки. Мне показалось, что его голова росла прямо из плеч: когда ему надо было повернуть голову, он оборачивался всем корпусом. Парень курил сигарету, равнодушно взирая на молоденьких девушек со смазливыми личиками. Один раз он взглянул на меня, и когда наши глаза встретились, мрачно отвернулся всем корпусом. Может, это последствия контузии. Мало ли парней покалечила война в Афганистане.
Подкатил оранжевого цвета сдвоенный "Икарус". Я помог женщине погрузить коляску с ребенком и при этом успел заметить, как парень ловко (какая к черту контузия) заскочил в заднюю дверь автобуса. Он демонстративно отвернулся, но я понял, что он наблюдает за мной через отражение в широком стекле. Возможно, это наблюдение неслучайно. Если это так, то вот и объяснение шороха за дверью моего кабинета.
Автобус двигался по центральной улице Кирова, минуя типографию, гостиницу, банк и, объезжая с тыла универмаг «Чайка», выехал на примыкающую к набережной улицу Свердлова. Я решил проверить свое предположение. Когда автобус остановился вблизи от храма Иоанна Предтечи, я быстро прошел к передней двери. Резко обернулся и увидел, как крупноголовый парень в растерянности заметался по салону. Ему проще было выйти в среднюю дверь, но он безотчетно повторил мой путь и вышел через переднюю дверь. Как только он оказался на остановке, я прошел вдоль автобуса и нырнул в заднюю дверь. Парень едва успел уже на ходу, разжав половинки дверей, вломился в среднюю. Способ проверки преследователя удался на "отлично".
Теперь не оставалось и тени сомнения, за мной слежка. Неприятное ощущение! Но вскоре я смирился с ним, подыскивая варианты, как бы оторваться от «хвоста». Недолго мудрствуя, вышел на следующей остановке. Пересек дорогу и через городской парк культуры и отдыха вышел на набережную. Переложив "дипломат" из одной руки в другую, оглянулся, моего преследователя не было. Не заметил я, чтобы он выходил из автобуса. Но полной уверенности, что меня оставили в покое, не было. Он мог передать меня по эстафете своему сообщнику, назвав ему приметы и прочие характерные признаки. Ведь наверняка, этот странный парень понял, что я его раскусил и осталось одно – ретироваться, если, конечно, ему не приказали вступить со мной в переговоры. Но такой вариант нарушал бы правила игры: ведь уже есть один посредник. Скорее всего, у них четко распределены роли и один человек не может быть всеяден, хотя бы из опасения оказаться изобличенным. Поэтому действует группа.
На мгновение отвлекся, ориентируясь в обстановке. Вечерело. Угасал солнечный день. На набережную, протянувшуюся от центра города, над которым возвышалась гора Митридат с обелиском Славы, до небольшой уютной бухты, где расположились причалы морского рыбного порта, доки судоремонтного завода, плавучая мастерская и портальные краны, высыпали на прогулку горожане, чтобы подышать морским воздухом, полюбоваться лазурной бухтой. Людей было не очень много. Это в летнюю пору, особенно в День рыбака, здесь яблоку негде упасть.
Внимательно изучал прохожих, пытаясь вычислить преследователя. Затем подошел к краю набережной. По заливу бежала мелкая зыбь, и от лучей заходящего за цепь горной гряды, солнца, на воду ложился красноватый и лилово-розоватый отсвет. Волны мягко накатывались на бетонную с прозеленью стенку набережной. Усердный нырок в поисках пищи то пропадал в глубине, то вновь появлялся на поверхности, заглатывая мелкую рыбешку. Какая жажда жизни, извечный труд в поисках пропитания! Усевшиеся в пяти метрах на парапете две белые чайки взирали на меня в ожидании подношения.
