Егорка и Булат

Лишь сосны, незаметно теряющие свои иглы и шишки, шелестят темно-зелеными кронами, давая приют белкам и птицам.

Едва на несколько метров углубился в урочище, как увидел собаку черной масти с полоской белой шерсти на груди и передних лапах. Внешне он похож на добермана, но, видимо помесь. Пес доверчиво подошел ко мне и в его голодных глазах я ощутил мольбу.

Но, увы, я вышел на прогулку на два-три часа и поэтому не взял с собой провиант, а то бы охотно поделился бутербродами. Развел руками, давая понять, что нечем угостить. Однако пес, ощутив доброжелательность, побрел за мной. На пути в сосновый бор, куда я вышел на разведку, чтобы узнать, не появились ли грибы «мышата», шампиньоны, повстречались с побуревшей листвой деревья грецкого ореха.

«Для голодного, будь то путника или животного, грецкий орех – первое лакомство. Не случайно воины Александра Македонского, отправляясь в дальние походы, запасались грецкими орехами», – подумал я.

Среди желтых, шуршащих золотистой фольгой листьев оттыкал несколько орехов. Охотничьим ножом расколол скорлупу и предложил ядро псу. Он прямо с ладони аккуратно съел янтарно-белое ядро. Понравилось и в ход пошли следующие орешки, около двух десятков. Благо их, кое-где подточенных мелкими грызунами, отыскалось немало – хватило и четвероногому другу и себе впрок.

Насытившись, пес прилег в траве, положив морду на передние лапы. В отличие от белок и тех же сообразительных ворон, давно оценивших питательность грецких орехов и лещины, орехи не входят в состав собачьего меню, иначе бы, бедняга не страдал от голода. Вороны за долгий свой век умудрились, взяв грецкий орех в клюв, бросать его с высоты на твердые предметы – камни, бетон, асфальт, пока не расколется скорлупа.

Урочище, сосновый бор собакам приглянулись из-за того, что с ранней весны и до поздней осени любители пикников оставляются после себя остатки пищи и, к сожалению, тару, мусор и непогашенные костры. Обожженные стволы сосен, обгоревшие кусты шиповника, терновника, боярышника и сухой травы вызывают тревогу и горечь от действий таких «ценителей» природы.

«Как же тебя назвать, ведь это не последняя встреча? – размышлял я, глядя на пса. – Может, Агатом? Нет, слишком барственно и холодно, эта кличка больше подходит породистым собакам. А вот Угольком в самый раз, просто и душевно».

– Уголек, Уголек! – окликнул я пса и он поднял голову, среагировал не столько на кличку, сколько на интонацию голоса. С этого момента он не отставал от меня ни на шаг, очевидно, верный инстинкту – быть рядом, служить, помогать человеку.

Мне припомнились великолепные есенинские стихи, посвященные, по его же меткому выражению ,«братьям нашим меньшим». Одно из них романтично и трогательно повествует о том, как в юности поэт писал записки своей возлюбленной, которые доставлял пес, но она их не читала и «мой почерк ей был незнаком». Спустя долгие годы, став знаменитым поэтом, он возвратился в родное село и повстречался с сыном той собаки, что служила ему почтальоном:

Мать честная! И как же схожи!

Снова выплыла боль души.

С этой болью я будто моложе,

И хоть снова записки пиши…

Да, четвероногие друзья способны оживить самые яркие и милые сердцу облики людей и события. Наверняка, в памяти многих людей сохранились милые, забавные эпизоды.

Уголек вывел меня на поляну, где среди сухой травы и островков изумрудно-зеленого мха я обнаружил колонию грибов «мышат» с пепельно-серыми шляпками на белоснежных ножках.

Невольно создалось впечатление, что пес в знак благодарности, привел в это грибное место. Ему, обладающему тонким чутьем, как хозяину территории, знаком здесь каждый укромный уголок.

Пока я собирал грибы, он резвился, вспугнул фазана, сверкнувшего на взлете радужным оперением и скрывшегося в глубине урочища.

Пес проводил меня до опушки и остановился, явно не испытывая желания посетить поселок. Конуре, ошейнику, хозяйской кормежке, цепи или поводку он предпочел урочище с его суровой в зимнюю пору, но вольной жизнью. Столь доверчив, а не агрессивен к людям, потому что никому не служит, а живет сам по себе.

– До новой встречи, Уголек! – произнес на прощание. Пес понял, завилял хвостом и долго еще глядел мне вослед.

Тренер для лягушек

Зимой огненно-рыжий кот Адонис с янтарными глазами, чаще всего обитая на подоконнике, с грустью взирал из окна на заснеженный двор. На ночлег устраивался вблизи радиатора отопления. По его поведению не трудно было догадаться, что томится, тоскует в ожидании весны, мечтает погулять на природе. Наверное, завидует псу Угольку, с которым я часто совершаю прогулки в окрестностях города.

И вот наступили погожие весенние дни. Я привел Адониса на лужайку. В ее низине протекает речка Джарджава, кое-где окаймленная зарослями сухого камыша. Вначале кот растерялся от обилия запахов свежей травы и цветов. Наклонив голову, подобно парфюмеру, оценивал запахи шелковисто-изумрудных стеблей, рассыпанных бисером мелких, едва различимых соцветий анютины глазки с белыми, сиреневыми, фиолетовыми и синими лепестками…

Вблизи русла Джарджавы виднелись посеребренные солью прогалины, островки с ржаво-медной порослью солончаков и готовые к цветению кусты тамарикса.      Адонис, пребывая в рыжей шубенке, подчиняясь инстинкту самосохранения, норовил спрятаться в редких кустах боярышника, терновника, в островках пожелтевшего сухостоя или в рытвинах.

Вскоре осмелев, он приблизился к реке, откуда доносилось хоровое пение, а иногда и сольные вкрапления неугомонного лягушачьего племени. Среди прошлогодних жестких стеблей камыша, журча на перекатах, в заторах текла речка, а на зеленом берегу, замаскировавшись в зеленой траве, грелись лягушки. Наверное, впервые завидев диковинного пушистого зверя с большими глазами и длинными усами, лягушки одна за другой попрыгали в воду.

Адонис важно, хвост трубою, повторяя изгибы русла, пошел у самой кромки воды, спугивая и заставляя очередных обитателей водоема совершать прыжки. Те, из аборигенов, что попрыгали в самом начале, когда кот удалился, снова заквакали и выбрались на берег. Однако Адонис степенно развернулся, смело прошествовал в обратном направлении и вновь раздались звонкие шлепки о поверхность воды.

– Ай, да, молодец Адонис! Словно тренер, взбодрил лягушек, – похвалил я его за смекалку. Раза три-четыре он устраивал старты ошалевшим от экстрима лягушкам. Однако эта процедура ему наскучила. Да и лягушки, выпучив глаза над поверхностью воды, затаились у противоположного берега. Я улыбнулся неожиданно возникшей мысли: если с котом позаниматься недельку-другую, то научится дирижировать этой пучеглазой капеллой. То-то будет забавное зрелище. Осознав, что лягушек не заставишь смирно сидеть и, глядя на пушистого, хвостатого дирижера, усердно квакать, отказался от этой затеи, Ведь при его появлении они сразу же утрачивают свои вокальные способности, прячутся в глубине.

Одну из квакух он попытался выловить когтистой лапой, но она резво ушла в глубину. Последовать за ней кот не отважился, ведь он не пловец. После знакомства с лягушками Адонис приметил в траве зеленовато-желтую ящерицу. Попытался ее поймать, но она выскользнула из его лап и спряталась под мшистым камнем. Тогда он нашел себе другое занятие – отыскивал в траве целебные растения, и жевал стебельки, восполнял дефицит витаминов.

Не претендуя на лавры знаменитого дрессировщика Куклачева, зная, что в отличие от собак, коты гуляют сами по себе, все же решил, что потешный номер с тренировкой лягушек Адонису удался. Мы оставили их в покое и вскоре неутомимые вокалисты-солисты огласили округу однообразным хоровым пением. Дома щедро я угостил «тренера» куриным крылышком и сметаной.

– Ешь, дружок, набирайся сил, заслужил, – нахваливал я его, гладя ладонью по густой шерсти. – Завтра снова наведаемся на берег Джарджавы к твоим зеленым пучеглазым ученикам.

Адонис поднял голову от лакомства, завилял хвостом и замурлыкал. По осмысленному выражению его глаз я сделал вывод, что он меня понял и готов продолжить свою тренерскую практику.

Боб и Каркуша

В саду росла старая высокая алыча. На ее верхушке в сплетении веток находилось сложенное из тонких прутьев гнездо. Летом, когда были собраны желтые плоды, а осенью опали листья, гнездо было похоже на черную шапку. Однажды бабушка Дарья Павловна с четырехлетней внучкой Дашей гуляли по саду и услышали жалобный писк. Внучка первой увидела в пожухлой траве и опавшей листве черного птенца.

– Птичка, птичка! – захлопала она в ладоши. – Бабушка, бабушка, хочу птичку.

– Наверное, первый полет для него оказался неудачным, – посетовала Дарья Павловна. – Выпал из гнезда, ушибся, поранил крылышко. Жаль вороненка.

Она подняла птенца. Выбившись из сил, он затих, затаился на ее ладонях с испугом в глазах-бусинках. Девочка бережно погладила по голове.

– Надо возвратить его в гнездо, – сказала бабушка. Взглянула вверх и поняла, что без высокой лестницы или ловкого мальчишки до него не добраться.

– Бабушка птичка больная, я буду ее лечить, – предложила Даша. – Возьмем ее в дом.

– Хорошо, Дашенька, пусть будет по-твоему. Накормим, напоим твою птичку. Придумай ей имя.

Это предложение озадачило внучку: «У собаки имя Бобик, хотя все для краткости и звучности зовут его Боб, у кошки – Ася, у попугая – Кеша. Как же назвать птичку? У нее должно быть необычное имя». Бабушка поспешила на помощь.

– Дашенька, запомни, что взрослые вороны каркают, сороки – стрекочут, а соловьи – поют, – сообщила она. – Поэтому предлагаю назвать его Каркушей.

– Каркуша, Каркуша! – воскликнула девочка и радостно запрыгала. Вороненка принесли в дом. Накормили пшенкой, крошками хлеба, напоили водичкой. У девочки прибавилось забот. Теперь она ухаживала не только за Бобом, Асей и Кешей, но и особенно, старательно за Каркушей. Даша решила их подружить, но Боб облаял, а Ася, выгнув спину, зашипела на птичку. Вскоре отец Егор, чтобы уберечь вороненка от острых зубов и когтей Боба и Аси, смастерил просторную клетку. Установил ее во дворе, недалеко от собачьей будки. Решил, что со временем их жильцы привыкнут друг к другу и подружатся. Потекли дни за днями. Вороненок подрос, а вот летать не мог, крыло не срослось, лишь подпрыгивал.

Однажды в полдень Даша вынесла Бобу миску с кашей. Тот запрыгал, завилял хвостом и принялся кушать кашу. Вдруг за спиной услышала лай. Обернулась, лай доносился из клетки с вороненком. Девочка удивилась, а потом побежала в дом.

– Бабушка, бабушка, Каркуша лает, – сообщила внучка Дарье Павловне. Та вышла во двор и убедилась, что птица точно имитирует лай Боба, признавшего в ней своего сородича. С того времени домашние питомцы поочередно несут вахту, встречают лаем незваных гостей. Когда же у ворот появляются несколько незнакомых людей, то напоминают о себе общим лаем.

– Не только попугай, но и ворона, очень способные ученики, – пояснила бабушка. – Точно имитируют разные звуки и даже слова. Вот и Каркуша в благодарность тебе за заботу проявил свои способности.

Вскоре Боб, Ася и Каркуша подружились и свободно гуляли по двору.

Фазан в урочище

С утра рыбалка на каменистом берегу залива, что в районе Бочарки, не заладилась. Оно и не удивительно, ведь нынче немало охотников не только на красную рыбу, кефаль и пиленгаса, но и на бычка. Если бы еще промышляли, как рыболовы-любители спиннингами и удочками, а то ведь тралами, сетями и драгами тонны живого серебра выгребают со дна Азовского моря и его заливов.

Рыбацкая удача от меня и приятеля Сергея с шестилетним сынишкой Мишей, явно отвернулась. К тому же со стороны крепости Еникале и пролива задул резкий норд-ост. Набежавшие крутые волны выбрасывали на камни зеленовато-бурые плети водорослей и разбивались на мириады сверкающих в ярких лучах осеннего солнца брызг. Бычки, если и водились на мелководье, то спрятались под камни в ожидании тихой погоды.

Мы собрали улочки и миновав старый полуразрушенный дождями и ветрами грот, поднялись по козьей тропке на холмы, кое-где со стороны залива обрушенные оползнями. По узкой тропинке, с левой стороны которой блистало море в белых гребешках, накатывающихся бочками волн, направились к темнеющему массиву сосново-дубового бора. Справа шелестела на ветру нетронутая косой высокая сухая трава, среди которой редкими островками догорали цветы: желтые, синие и фиолетовые.

В трехстах метрах начинался кустарник, переходящий в бор с высокими деревьями. Тропинка, вывела нас на старую дорогу, ведущую вдоль глубокого, заросшего колючими кустарниками шиповника и терновника рва, за которым таились невидимые отсюда казематы и подземные сооружения крепости – форта Тотлебена.

С кустов шиповника уже облетели листья и среди веток с острыми шипами поблескивали красные плоды. Столь же щедро уродил боярышник и серебристый лох, осыпанный кистями мелких плодов, словно бисером.

Мишка-непоседа с тросточкой в руке бежал впереди нас, радуясь простору и возможности порезвиться. Вдруг из густой травы выскочила вспугнутая им птица и через дорогу устремилась в заросли. Мальчишка остановился, с удивлением взирая на диковинную птицу.

– Глядите, смотрите, какая цветная курица! – с восторгом прозвучал его голос. Мы тоже успели, до того, как птица успела спрятаться, увидеть ее переливающееся цветами радуги оперение.

– Миша, это не та курица, что у бабушки в селе ходит по подворью, а фазан, – пояснил сынишке Сергей. – Это вольная птица, которая, как кот, гуляет сама по себе.       В этом урочище и его окрестностях мне и прежде доводилось встречать фазанов, зайцев и редких пернатых. Однажды увидел, как косарь, подсекая острым лезвием, тогда еще сочную траву, вспугнул целый выводок. Неказистая птица тревожно кричала и металась, оберегая своих беспомощных птенцов. Они живо разбежались в разные стороны, а она отвлекала на себя косаря, чтобы потом, когда опасность минует, призывным криком собрать свое семейство.

Косарь был без собаки и поэтому выводок не пострадал. Вот и сосновый бор, манящий своей таинственностью и прохладой, запахами хвои, трав и пожухлой слежавшейся листвы, иголок и истлевшей коры. Деревьям тесно: рядом с соснами растут дубы с молодой порослью. Среди резных продолговатых листочков свисают зеленовато-бурые желуди. Изредка, прошелестев листьями, они падают на землю, где уже отдыхают их собратья, поблескивая лакированной овальной поверхностью.

Первое лакомство для диких кабанов, но они здесь не обитают. Зато в древние времена из желудей мололи муку и пекли лепешки. Сейчас желуди, так и просятся на низку для бус или четок. Это, пожалуй, лучше, чем варварски переводит можжевельник, бук и другие ценные породы кустарников и деревьев крымских лесов на разные поделки. Держа на ладони приятно ощущать их теплоту и изящную форму, сотворенную природой. Поблизости разбросаны коричневые сосновые шишки, а среди зеленой хвои в смолистой окалине вызревают молодые.

– Эх, упустил ты фазана, Мишка, – пожурил мальчишку отец и велел, – Теперь собирай желуди и сосновые шишки. У них нет ни ног, ни крыльев, поэтому не убегут и не улетят.

Мальчишка с радостью собрал несколько шишек и горсть желудей, чтобы пополнить коллекцию домашних игрушек. И в эту чащу проник шиповник и боярышник с красными светляками своих плодов.

Мне нравятся, в отличие от окультуренных, такие естественные уголки природы, где в гармонии, в переплетении ветвей, принося плоды, живут разные деревья и кустарники, выдерживая испытания и холодом и зноем, дождями и ветрами…

В благодарность за стойкость в весеннюю пору цветения, в благодатное лето и щедрую осень, певчие птицы выводят в тишине свои волшебные мелодии.

К сожалению, и этот бор у мыса Ак-Бурун, где расположена крепость Керчь, не избежал набегов любителей пикников и развлечений, оставивших после себя следы от костров, бутылки из-под горячительных напитков и воды, консервные банки и пакеты. Эти чужеродные детали, явно нарушают красоту и величие сосново-дубового бора.

Терн и орех

В один из погожих дней поздней осени, прогуливаясь в сосновом бору, что вблизи поселка Аэрофлотское, я набрел на густые заросли терновника, Его кряжисто-колючие ветки сцепились, переплелись друг с другом, образовав непролазную чащу на дне и склонах оврага с растущими на верхних террасах соснами. Представил, как весной здесь все утопало в белопенном цветении, словно кудесница, мастерица развесила белоснежные кружева. Над изящными цветками хлопотали пчелы и золотисто-бархатистые шмели.

Ныне в золотую пору листопада, почти все листья облетели, лишь кое-где желтыми лепестками трепещут на ветру. Зато заросли обволокло дымчато-синим туманом от обилия созревших ягод. Среди них видны красные, словно раскаленные угли, плоды шиповника, взятого в плен колючим сородичем. А растущий на склоне боярышник, свесил вниз плети ветвей, густо усыпанных крупными и сладкими ягодами.

Хотя и существует присказка «терновый куст не бывает пуст», однако урожайность могу снизить холода во время цветения, поздние заморозки и засуха. Поэтому вольготно терну в пойме и на берегах рек, озер, прудов, где много влаги. А также в глубоких затененных крутыми склонами оврагах. Ветки с налетом желтизны на старой коре и острыми шипами сцеплены и через непролазную чащу нелегко пробраться к зарослям, унизанным бусами иссиня-черных плодов. Тогда ягоды вызревают крупные, соразмерные плодам вишни или черешни, а вот на суходоле мелкие, словно ягоды смородины или паслена.

Зная о пользе богатых витаминами плодов этих растений, я все же начал пробу с ягод терновника. Собрал горсть, вкусил несколько сладковато-терпких плодов. Из них приготовляют варенья, джемы, компоты, повидло, хмельной напиток – терновка и даже делают маринады и тогда плоды становятся подобны маслинам или оливам. Собирая ягоды в пакет, неожиданно увидел на земле грецкий орех в желтовато-кремовой скорлупе и несколько коричневых сосновых шишек.

«С шишками все понятно, скатились вниз от растущей вверху сосны. Но откуда здесь взяться ореху, ведь в радиусе трехсот метров, ни одного орехового дерева? – подумал я. – Если орех нечаянно обронил человек, то он бы его поднял».

Разгадка пришла неожиданно. Однажды я шел по набережной Салгира. Вдруг впереди меня, что-то упало на бетонные плиты. И тут же следом сверху метнулась черная ворона. Она недовольно каркнула и схватила клювом этот предмет, в котором я успел разглядеть грецкий орех. Взлетела повыше и снова обрушила его на бетон. Орех раскололся надвое, обнажив желтовато-белое ядро. Ворона с радостным криком опустилась рядом и принялась лакомиться. Тут же налетели ее неугомонные сородичи и быстро опустошили скорлупу. Вот тогда я и вспомнил об орехе, найденном в терновнике.

Очевидно, в пору, когда заросли были зелеными, непроницаемыми, нерасторопная ворона замешкалась и обронила орех. Потеряла его из вида и с досадой полетела дальше. Сказывают, что эти сообразительные птицы живут до ста лет, поддаются обучению и не хуже попугаев воспроизводят человеческую речь. Потому то и догадались, как добраться до вкусного и полезного орехового ядра. Жизнь, как говорится, всему научит. Я часто подмечал, что несозревшие орехи на ветках бывают, пока скорлупа не затвердела, продолблены клювом. Это все те же ушлые вороны потрудились.

Следует быть зорким, наблюдательным и тогда нам откроется многое интересное и удивительное в жизни «наших братьев меньших», в том числе и пернатых, восхищающих своей сообразительностью.

Как гора стала городом

Рядом с девятиэтажным домом развернулась новая стройка. На месте глубокого котлована и фундамента поднялся первый, затем второй и третий этажи. Пятилетний Алеша с лоджии пятого этажа, где в квартире жила семья, с интересом наблюдал, как к площадке один за другим подъезжали грузовики с большими белыми каменными кубами. Над ними, разворачиваясь в высоте, нависала стрела башенного крана, На тросах спускался вниз металлический зажим. Рабочий, находясь в кузове, закреплял его на камне и, подавая знак рукой, кричал:

– Майна, вира!

После этого крановщик поднимал белый камень на площадку четвертого этажа. Монтажники, скрепляя раствором бетона, устанавливали его на край. Несколько таких камней и стена готова.

– Скажи, где они берут такие большие и ровные камни? – спросил малыш у отца Дмитрия.

– Добывают в карьере, – ответил он. – Вся гора, поросшая сверху лесом и травой, – это огромный камень. Специальные машины со стальными фрезами распиливают ее на стеновые блоки. А из небольших кусков изготовляют облицовочную плитку. После разработок в горе образуются длинные штольни, похожие на пещеру. Зато в городе появляются новые дома, люди справляют новоселье.

– Я видел дома не только из камня, но стекла и железа, – сообщил Алеша.

– Ты прав, дома, здания для заводов, театров, школ, музеев, цирка, а также стадионы, мосты строят не только из камня, но железобетона, стали, стекла, – заметил отец. – Но почти все материалы для изготовления железа, стали, чугуна, цемента, стекла добываются в горных карьерах. Кроме белого камня и ракушечника скульпторы и архитекторы для создания памятников и украшения зданий используют мрамор, гранит, базальт и розовый туф. Вот так гора постепенно превращается в красивый белокаменный город.

– Что такое майна и вира? – спросил малыш.

– Для машиниста крана, чтобы он не ошибся, майна означает вниз, а вира – вверх, – ответил отец, довольный любознательностью подрастающего сына.

Яблоня и виноград

В палисаднике росла яблоня по имени Услада и виноград – душистый Мускат. Не удивляйтесь, у многих растений, как и у людей, есть свои имена, ведь они отличаются по плодам, цвету, аромату и вкусу. Яблоня своими ветвями стремилась вверх, к ласковым лучам солнца. В марте, как только наступила оттепель, сошел снег, зажурчали ручейки и запели птицы, на ветках проклюнулись почки, вскоре появились изумрудно-зеленые листья. А в апреле Услада зацвела бело-лиловыми лепестками, словно невеста под кружевной накидкой.

Мускат, согретый солнцем, тоже не дремал. На лозах появились ростки с бархатисто-зелеными листьями. Если яблоня растет вширь и ввысь, то винограду нужна жердь или какая-нибудь другая опора, чтобы лозы, цепляясь усиками, могли плестись. Огляделся Мускат, а рядом ни деревца, ни тростинки. И тогда он обратился к яблоне:

– Услада, помоги моим лозам подняться вверх.

– Хорошо, – согласилась она. – Пусть плетутся по моему стволу и веткам. Вдвоем нам будет расти веселее.

Обрадовался Мускат и направил лозы к яблоне. После щедрого дождя они быстро разрослись. Оплели ствол дерева, забрались на ветви, почти до самой верхушки. Осень, когда созрели фрукты и ягоды, глядя на яблоню, все удивлялись. Среди листвы пламенели красные яблоки, а рядом – золотисто-янтарные гроздья винограда. С тех пор Услада и Мускат стали неразлучными друзьями. А детишки и взрослые охотно лакомились их вкусными плодами.

Кто построил в небе мост?

Неожиданно разразилась гроза. Сверкали молнии, гремел гром, струи дождя щедро поливали деревья и цветы в палисаднике. Когда тучи разошлись, выглянуло яркое солнце, то между ними вспыхнула радуга.

– Дедушка, погляди, какой красивый мост! – с восторгом промолвила внучка Дина.

– Этот мост называется радугой, – ответил Василий Борисович.

– Кто его построил? Наверное, волшебник из Изумрудного города?

– Да, волшебник и не один, – усмехнулся старик. – Этих волшебников зовут Гроза и Солнце. Они и есть мастера радуги.

– Почему она цветная?

– После грозы в воздухе остались мельчайшие капельки воды. Солнечные лучи сквозь них преломились в разные цвета. Так и возникла радуга, – пояснил он.

– Без акварели, цветных фломастеров и карандашей? – удивилась Дина.

– Много потребовалось бы краски, фломастеров и карандашей, чтобы раскрасить такой большой мост. Лучше посчитай, сколько в нем цветов?

Глядя на арку чудесного моста, внучка загибала пальчики, сначала на одной, а потом другой руке.

– Семь цветов, – сообщила девочка.

– Чтобы их запомнить, надо выучить присказку: каждый охотник желает знать, где сидит фазан, – произнес Василий Борисович и пояснил. – Каждый, означает красный, охотник – оранжевый, желает – желтый, знать – зеленый, где – голубой, сидит – синий, фазан – фиолетовый цвета. Если поняла, то повторяй за мной: каждый охотник желает знать, где сидит фазан.

Дина нараспев повторила и вдруг замерла, взирая на поблекшую радугу.

– Дедушка, куда делся мост? – огорчилась она.

– Растворился, он ведь сказочный, – ответил старик и утешил. – Не грусти, Дина, после грозы и дождя радуга снова вспыхнет на небесах. А сейчас живо возьми чистый лист бумаги и цветные карандаши и нарисуй радугу.