Волшебный код русских сказок

Средний пустил стрелу свою в полдень, и она на купеческий двор попала. Нашел он жену на купеческом дворе с русой косой до пояса, румяными щеками, которая хорошо знала, что и сколько стоит, одним словом всему счет знала, из богатой семьи была. Умела она и себя показать, и про людей сказать.

А вот младший Иванушка пустил стрелу не утром, не днем, не вечером, а ночью темной, в самое полнолуние. Когда на озере Луна-Луница лунную дорожку проложила. Загляделся Иван-царевич на красоту луны, и полетела его стрела за тридевять земель, за леса дремучие, до самого неба, до самой луны. Попала стрела его в лунный терем, туда, где жила Луна-Луница, ночная царица, со своею дочкою.

Протянула Луна свои лучи к царевичу и подняла его ввысь в свое царство лунное. Смотрит Иван, а земля под ногами светится. Цветы все подсолнухи золотые да крины из чистого серебра (лилии). Цветы вокруг как живые, то поклонятся, то в пляс пустятся.

Встал Иван-царевич, сорвал подсолнух золотой, а в нем, как в зеркале, отражение видно. Вокруг деревья, яблони и груши красоты невиданной, все в плодах. Сорвал одно яблоко, попробовал и понял, что такого вкусного яблока в жизни не ел на земле. Один плод будто солнце красное, другой – будто месяц золотой, третьи – как часты звездочки. Смотрит – река течет. Подошел ближе, а вода в ней белая. Попробовал, а в реке-то не вода, а молоко течет. Глянул на бережок, а бережок кисельный. Попил Иван-царевич, поел, дальше пошел. Видит лужок, а на лугу коровы пасутся. А у коровок меж рогов месяц блестит, а из вымечка молоко серебряное струится. Пригляделся, видит, девица-краса – длинная коса сидит на холме пироговом, коровку доит.

Повернула девица голову, а лицо у нее светится. И платье будто из серебра, все сияет.

– Здравствуй, Ванечка, – говорит девица. – Я Луна-Луница, ночная царица, Месяцу сестра, звездочкам подруга, солнышку невестушка. Ну, как тебе в моем чертоге? Все ли по нраву?

Благодарит Иван-царевич. А она ему и говорит:

– Вот, царевич, у меня есть дочка любимая, сокровище мое ненаглядное, да только заколдована она. Зовут ее Свет-Луною. Она твою стрелу в мое царство привела. И расколдует ее только чистый сердцем человек, который полюбит по-настоящему. Потому-то я тебя сюда и пустила. Ты не пугайся только ее вида, после узнаешь, какова она на самом деле. А пока общайтесь и друг друга узнавайте.

Пришла в терем Свет-Луна, глядит Иван-царевич, а она маленькая, сухонькая старушонка, против нее Луна-Луница, мать ее, – краса-девица. Не может Иван-царевич удивления скрыть своего. Волосы у Свет-Луны седые как лунь, кожа морщинами покрыта, словно яблоко печеное, а глаза ясные, чистые, молодые, как небо голубое, ясное.

– Ну, – говорит ему Свет-Луна, – пойдем, покажу тебе наше царство, где мы с маменькой живем.

Стали они вместе по луне ходить-бродить. Узнал Иван-царевич от Свет-Луны о лунных травах, цветах и деревьях, стали собирать они лунные каменья-самоцветы, научился играть Иван-царевич на рожке лунные песни, разучил песни лунных птиц. Так хорошо ему на луне было, как нигде на земле. Да только позвала их мать Луна-Луница и велела на землю отправляться. Вот они и пошли вниз на землю по лунной тропинке, за руки взявшись. А напоследок Луна-Луница сказала Ивану, что, если он не расколдует Свет-Луну, больше ее никогда не увидит и в лунное царство не вернется.

Вот дошли они до царства Ивана-царевича. И представил царский сын невесту отцу своему. Подивился царь, подивились братья, что невеста младшего брата старше самого царя-батюшки, посмеялись да и разошлись. Стоит старший брат со своею красой-женою боярыней, стоит средний брат со своею купчихою, и стоит наш Иванушка со своею старушонкою.

Велел царь всем невесткам сшить к утру ему по рубашке, которая царя достойна. Вот разошлись все по своим дворцам-покоям дело свое делать, царю рубашки шить. Старшие шили-шили, да ничего особенного не нашили. А старушка Свет-Луна полотно выткала, сшила рубашку не простую, а царскую, взяла серебряную иголку, вдела в нее нити лунного света да и расшила ту рубаху кринами белыми, месяцами серебряными, луницами бриллиантовыми. И такую красоту сшила, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Стали поутру невестки свои рубахи царю показывать, да только двум старшим и гордиться нечем. А вот Свет-Луна как рубаху свою показала, так все вокруг от нее засияло. Подивился царь-батюшка, надел рубаху и снимать не хочет. Все вокруг на такое налюбоваться не могут.

На другой день дал царь задание невесткам, чтобы они ему ковер выткали. Старшие невестки ткали ковры, ткали, да ничего особенного не наткали. А Свет-Луна решила соткать ковер, как у матушки ее в лунном царстве. Села за станок, подобрала нитей лунных серебряных и золотых солнечных и у звездочек частых бриллиантовых искр набрала. Все в станок заправила и давай ткать. Ткала-ткала и такую красоту наткала, что ни в сказке сказать, ни пером описать. На ковре небо синее, а по небу луна и звезды раскинулись, все светом сияют, крины белоснежные головки свои протянули, словно в саду Ирийском, и все узоры будто живые плывут. К утру Свет-Луна ковер и соткала.

Поутру пришли невестки во дворец. Царь посмотрел на их ковры и говорит:

– У старшей невестки ковер и на кухню не годится, у средней и того хуже, а вот Свет-Луна такой ковер соткала, что на него только глядеть не наглядеться.

Повесили ковер Свет-Луны в царских покоях.

На третий раз повелел царь невесткам испечь каравай праздничный. Старшие невестки тесто месили-месили, каравай лепили-пекли, да только ничего путного у них не вышло. У старшей подгорело, у младший не допеклось. Одним словом, похвастать нечем. А вот Свет-Луна времени даром не теряла. Подошла она к окошечку, глянула на свою матушку Луну. Насыпала муки белой, налила водицы ключевой, кинула дрожжей и говорит:

– Подымайся, тесто, да не простое, а волшебное, такое, как у моей матушки Луны-Луницы, на живой водице, на лунном свете, на доброй примете. Пекись, каравай, белый, мягкий, рыхлый, вкусный. Слово мое заговоренное, Луною-Луницей озаренное.

Украсила Свет-Луна каравай пшеничными косами, колосками, цветками, теремами узорчатыми, окошками створчатыми.

Поутру принесли невестки свои караваи к царю-батюшке. Глянул царь на караваи и сразу два первых от старших невесток на двор свиньям. А на каравай, что Свет-Луна испекла, не может налюбоваться, не может наесться. Задумались старшие братья и их жены, как такая старушонка могла столько красоты сделать – и рубаха у нее лучшая, и ковер лучший, и каравай ее на славу удался! Стали старшие Ивану и его жене завидовать, косо глядеть.

Решил царь пир собрать на весь мир и велел всем невесткам и сыновьям на пир тот приехать. Свет-Луна сказала своему мужу, что приедет позже, чтобы он не волновался. Братья с женами уж сидят на пиру, угощаются, а Иван все свою ненаглядную ждет.

Как часы пробили полночь, ко дворцу подъехала карета. И выходит из нее не старушка седовласая, а такая красавица, что всем на диво. Во лбу луна сияет, под косою месяц блестит. Платье на ней звездами вышито, кокошник бриллиантами горит. Идет она, будто лебедь белая плывет, все собою освещает. Все на нее дивятся. Никто понять не может, откуда такая красавица. А она к Ивану подходит и рядом садится. Говорит:

– Это я, Ваня, твоя молодая жена Свет-Луна.

Сидит Иван – не ест, не пьет, на свою жену глядит, глаз не отводит. Понял, что теперь не готов с ней ни на миг расстаться. Поплясали на пиру, поели, повеселились и домой отправились. А дома хотела Свет-Луна снова старушонкой обернуться, стала искать свою луницу серебряную, а Иван луницу в озеро забросил. Заплакала Свет-Луна, рассердилась и говорит:

– Мне, Иван, осталось совсем немного до молодого месяца дотерпеть, и колдовство бы закончилось, навеки осталась бы я с тобою, а теперь придется мне тебя оставить.

Ударилась Свет-Луна оземь, обернулась белою совою и улетела.

Пошел Иван-царевич по дорогам плутать, ненаглядную свою искать. Шел-шел, до дремучего леса дошел. В том лесу жила Баба-яга – костяная нога. Она его и спрашивает:

– Куда идешь, царевич, чего ищешь?

Рассказал ей Иванушка, что идет по белу свету, ищет свою жену-красавицу Свет-Луну. А Баба-яга и говорит ему, что не надо ее искать, так как сегодня ночью Свет-Луна сама прилетит. Накормила царевича Баба-яга, напоила и научила. Вот дождался Иван-царевич полночи и услышал, как поднялся шум и гам. Тысячи крыльев летели-хлопали. И вот среди всех увидел он белую сову. Была та сова огромная, самого орла больше, а в лунном свете сияла ярче серебра. Баба-яга велела ему ее схватить, да только легко сказать, да нелегко сделать. Сова его клювом ударила, крыльями с ног сбила, глазами ослепила. Не смог Иван белую сову удержать. Заплакал и поутру дальше пошел. Сказала ему Баба-яга, что живет теперь Свет-Луна в башне колдуна Позвизда, который ее заколдовал. Но только башня эта на самом краю света. Идти придется далече. А прежде надо ему у ее старшей сестры побывать и ума-разума набрать. И отправился Иван-царевич к старшей сестре Бабы-яги в дремучий лес. Шел он, шел и наконец добрался. В том лесу жила Баба-яга – костяная нога. Она его и спрашивает:

– Куда идешь, царевич, чего ищешь?

Рассказал ей Иванушка, что идет по белу свету, ищет свою жену-красавицу Свет-Луну. Ну, ему Баба-яга и говорит:

– Пока ума и сил не наберешься, Свет-Луны тебе не видать. Она девица не простая, дочка самой Луны-Луницы, колдуном Позвиздом околдованная. Хотел колдун на ней жениться, но Свет-Луна ему отказала, за что он ее в старуху превратил на три года, луницу ее заговорил. И расколдовать ее может только чистая любовь, когда срок колдовства истечет. Если же раньше времени луницу потерять, то чары и вовсе не снять. А ты ее луницу в озеро кинул. Иван-царевич, на меня не обижайся, но ты не готов ни с колдуном, дедом Позвиздом, тягаться, ни Свет-Луну спасать, уж больно слаб, мал и глуп. Надобно тебе прежде самому измениться. Вот тебе двенадцать бочек меду, двенадцать хлебов, двенадцать бочек солонины. Ешь, а как съешь, ляжешь на двенадцать месяцев спать-почивать.

Съел Иван, что мог, а что не мог, оставил. Говорит ему Баба-яга – костяная нога:

– Пойдем в самую чащобу лесную, во владенья лешего, будешь спать в лесу, сил набираться, от слабости избавляться.

Пришли они с Бабой-ягой к лешему, стали за Ивана просить, дары лешему оставили. Вот леший и расщедрился и медвежью берлогу Ивану подобрал пустую. Иван-царевич туда спать и завалился. Леший и Баба-яга его листьями засыпали, можжевельником завалили, заклятиями заговорили. Сказала ему Баба-яга, как год пройдет, так она его и разбудит, не раньше.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Двенадцать месяцев прошло-пролетело. Весна в лес пришла. А Баба-яга пришла в медвежью берлогу будить Ивана. Разбудила-растолкала, с собою увела. Весну и лето красное провел Иван во владениях лесной ведуньи. Он и стрелял-охотился, и лес валил, и огород городил, и волшбе учился, да чего он только не делал. А Баба-яга – костяная нога его наставляла, во всем ему помогала. Был Иван царевичем, а стал богатырем.

А как пришла осень златая, в месяц вересень-сентябрь говорит ему Яга:

– Вот тебе семь баранов, семь бочек меда, семь хлебов. Как все съешь и выпьешь, снова пойдешь в берлогу спать – сил набираться.

Как велела Баба-яга, так Иван-богатырь и сделал. Снова он в берлогу спать завалился на долгих семь месяцев. Пока в лес весна не пришла. А по весне снова его Баба-яга разбудила. Велела Яга ему для начала найти волшебную луницу жены его Свет-Луны. Без той луницы нельзя было ему к ней воротится. Ударился Иван оземь, обернулся лебедем и полетел к озеру, что возле его дворца раскинулось. Как долетел лебедь, так бросился в воды и обернулся щукою. Та щука по дну озера плавала-ныряла, пока луницу волшебную не нашла, не достала. А как нашла, снова стала лебедем, и в лесные угодья к Бабе-яге Иван вернулся богатырем. Как увидела Баба-яга, что нашел Иван богатырь луницу, так дала ему с собой острый меч – врагов головы с плеч и указала, куда идти, чтобы в терем колдуна Позвизда прийти. Шел-шел Иван-богатырь, много дорог исходил, пока не нашел терем колдуна Позвизда. Глядит, а терем на высокой горе. А вокруг сады раскинулись, озера горные, с чистой, как роса небесная, водой, а в садах птицы волшебные не только дивно поют, но и голосами человечьими разговаривают, в озерах русалки-мавки хохочут, плещутся, кувшинки рвут, из деревьев берегини-духи выходят, хороводы водят.

Стал Иван на гору взбираться. Говорят ему берегини деревьев:

– Не подымайся в гору, Иван-богатырь, не ходи в терем Позвиздов, оставайся с нами. Все у тебя будет, кроме жены Свет-Луны, счастлив будешь.

– Нет, – отвечает Иван, взбираясь все выше и выше. – Мне моя жена нужна, Свет-Луна!

Идет Иван дальше. А навстречу мавки-русалки. Говорят ему русалки-мавки:

– Не подымайся в гору, Иван-богатырь, не ходи в терем Позвиздов, оставайся с нами. Все у тебя будет, кроме жены Свет-Луны, счастлив будешь.

– Нет, – отвечает Иван, взбираясь все выше и выше. – Мне моя жена нужна, Свет-Луна!

Идет Иван дальше. А навстречу птицы волшебные. Говорят ему птицы ирийские:

– Не подымайся в гору, Иван-богатырь, не ходи в терем Позвиздов, оставайся с нами. Все у тебя будет, кроме жены Свет-Луны, счастлив будешь.

– Нет, – отвечает Иван, взбираясь все выше и выше. – Мне моя жена нужна, Свет-Луна!

Так дошел Иван-богатырь до самой вершины, туда, где стоял терем колдуна Позвизда, где его любимая жена была заколдована и спрятана. Поднял тогда Иван луницу вверх, стал жену свою призывать. Да только не Свет-Луна вышла на его зов, а злобный Позвизд. Стало Ивана ветром с горы сдувать. Он заклятия прошептал, которым его Баба-яга научила, и ветер заговорил-успокоил. Да не тут-то было. И без ветра накинулся на него Позвизд, стал его рубить-валить, в когти схватил, под самое небо унес. Долго Иван-богатырь бился с Позвиздом, от рассвета до заката боролись, пока волшебным мечом колдуну голову не отсек богатырь. Тогда пали они оба на землю: Иван как перышко, а Позвизд как мешок с костями. Иван кости его сжег, а пепел по ветру развеял. Так и пришел колдуну Позвизду конец. А в тереме его много всякого народу мучалось-страдало. Всех Иван освободил, на волю вольную отпустил. Все двери в тереме Иван отворил, все замки разрубил, а когда в самую высокую башенку зашел, там сидела его любимая жена. Увидел он ее седой сгорбленной старушечкой, в уголке сидящей у окошечка. Сразу ее обнял, луницу ее вернул волшебную. А как луницу ей вернул, стала она молодицей, красавицей писаной, каких свет не видывал. Так он ее и расколдовал. А как расколдовал Иван жену, решили они вдвоем в царство матушки Луны отправиться. На земле, в царстве Иванова отца, было кому оставаться, а там, на луне, им вдвоем было в былые времена до того хорошо, что они туда и вернулись. Говорят, до сих пор там живут. Молоко из молочных рек пьют, кисельные бережочки и пироговые холмы откусывают, с цветами разговаривают да на землю поглядывают.

О сказке «Свет-Луна», или Как попасть в царство грез наяву

Луна, или Луна-Луница, была для наших предков загадочной, таинственной и мистической планетой. Причем месяц и луна были самостоятельными персонажами. Лунные лучи могли как помочь, так и навредить. Однако луна всегда была символом магии и волшебства.

Славяне считали, что нельзя спать так, чтобы на тебя светил во время сна неполный угасающий месяц. Иначе будет болеть голова и все из рук будет валиться. А еще нельзя в месяц было тыкать пальцем. А то и палец мог отпасть. Убывающую луну называли гнилушей, ущербом, ущербной. И верили, что никаких важных дел в это время начинать нельзя, ничего не удастся, не получится, не выйдет.

Белорусы боялись, что такой убывающий месяц «засветит ребенка» и тот начнет болеть. Сербы и македонцы считали, что убывающий месяц пьет из людей жизненную силу.

А о том, жив ушедший на войну или отправившийся в путешествие родственник, узнавали, глядя на месяц. Если человек был жив, то его образ появлялся рядом, а если нет, то этот образ показывал убывающий месяц.

Бытовало поверье, что убывающий месяц протягивает умершим душам дорожку на небо. А вот исчезнувший в новолуние месяц, согласно верованиям славян, отправлялся прямо в мир Нави и освещал загробный мир. Поэтому часто в заговорах вопрошали: «Был ли ты, месяц, на том свете? Видел ли ты тех, кто ушел?»

Также в заговорах месяц часто упоминается как хозяин неба, князь ночи, иногда и мужем солнца. Также месяц величали ясным, золотым, рогатым, Месяцем Месяцовичем.

Свет месяца, по верованиям славян, поднимал из воды души утопленников и духов вод – русалок. И те и другие выходят из воды и сидят на прибрежных ветвях верб. Южнославянские и украинские ведьмы могли ворожбой своей месяц с неба сбрасывать на землю. Таких колдуний называли «месечарки». И даже молоко у чужих коров такой месяц колдуньям помогал выдаивать. А сам месяц мог превращаться в корову или быка. «Я – женщина, а ты – месячина, я внизу, а ты – наверху», – говорила ведьма.

Лунный цикл с глубокой древности был связан с женским началом. В то время как месяц ясный часто выступал как добрый молодец, удалой, красивый и сильный. Славянки носили украшения луницы – символы месяца-луны из металлов и камней, которые помогали настроить женскую энергию на правильный лад.

Итак, главный герой сказки, чтобы найти спутницу жизни, пускает стрелу, и… она долетает до самой луны. Что показывает, насколько высоко и далеко могут завести человека его мечты. Сама ночная царица Луна-Луница ловит его стрелу и по лунной дорожке приводит героя в свой чертог. Она не кто иная, как мать главной героини Свет-Луны. Свет-Луна – заколдованная царевна лунного царства, которая, будучи молодой красавицей, обречена проводить время в образе седоголовой старушонки. Конечно, этот образ удивляет. Откуда он мог взяться? Но все объясняют лунные фазы. Как мы знаем, Луна рождается, растет, стареет и умирает, становясь черной, то есть пропадая с неба. А потом все начинается заново. Старушонка с белыми волосами не кто иная, как старая луна.

И впервые Иван-царевич встречает свою возлюбленную именно в таком образе. Пироги печет волшебница Свет-Луна лучше земных жен, рубашки шьет такие, что не наглядеться, ковры ткет царские. Да и сама она, когда приняла свой настоящий образ, писаная красавица, каких свет не видывал.

Символ Свет-Луны – серебряная луница, которую Иван забрасывает в озеро, надеясь снять заклятие. Да только невозможно одолеть колдовство незнанием. Иван только все осложняет. Свет-Луна обращается в белую сову и улетает, а в жизни Ивана наступает новый переломный этап, когда ему приходится отправиться в путь-дорогу, чтобы исправить сделанное и вернуть свою любимую. И все это займет не один месяц.

Главным помощником героя, а точнее, главной помощницей становится Баба-яга. Хранительница волшебства, которая делает из царевича богатыря. Иван учится быть не только добрым, но мудрым и сильным. Так как без этих качеств злодея Позвизда никак не победить.

И одним из самых важных в сказке «Свет-Луна» является то, что Свет-Луна и Иван-царевич после своей встречи выбрали своим местом жительства вовсе не земное царство отца Ивана-царевича, а волшебное лунное царство грез. Полетели туда, где реки молочные, берега кисельные и цветы пляшут. То есть, как и в кощуне «Луна», герои предпочли волшебство реальности, грезы обыденности.

Солнцева сестра

В некотором царстве, далеком государстве жил-был царь с царицей, у них был сын Иван-царевич, с роду немой. Было ему лет двенадцать, и пошел он раз в конюшню к любимому своему конюху. Конюх этот сказывал ему всегда сказки, и теперь Иван-царевич пришел послушать от него сказочки, да не то услышал.

– Иван-царевич! – сказал конюх. – У твоей матери скоро родится дочь, а тебе сестра. Будет она страшная ведьма, съест и отца, и мать, и всех подначальных людей. Так ступай попроси у отца что ни на есть наилучшего коня – будто покататься – и поезжай отсюда куда глаза глядят, коли хочешь от беды избавиться.

Иван-царевич прибежал к отцу и сроду впервой заговорил с ним. Царь так этому возрадовался, что не стал и спрашивать, зачем ему добрый конь надобен. Тотчас приказал что ни на есть наилучшего коня из своих табунов оседлать для царевича. Иван-царевич сел и поехал куда глаза глядят.

Долго-долго он ехал. Наезжает на двух старых швей и просит, чтоб они взяли его с собой жить. Старухи сказали:

– Мы бы рады тебя взять, Иван-царевич, да нам уж немного жить. Вот доломаем сундук иголок да изошьем сундук ниток – тотчас и смерть придет!

Иван-царевич заплакал и поехал дальше. Долго-долго ехал. Подъезжает к Вертодубу и просит:

– Прими меня к себе!

– Рад бы тебя принять, Иван-царевич, да мне жить остается немного. Вот как повыдерну все эти дубы с кореньями – тотчас и смерть моя!

Пуще прежнего заплакал царевич и поехал все дальше да дальше. Подъезжает к Вертогору, стал его просить, а он в ответ:

– Рад бы принять тебя, Иван-царевич, да мне самому жить немного. Видишь, поставлен я горы ворочать: как справлюсь с этими последними – тут и смерть моя!

Залился Иван-царевич горькими слезами и поехал еще дальше.

Долго-долго ехал. Приезжает наконец к Солнцевой сестрице. Она его приняла к себе, кормила-поила, как за родным сыном ходила. Хорошо было жить царевичу, а все нет-нет да и взгрустнется: захочется узнать, что в родном дому деется. Взойдет, бывало, на высокую гору, посмотрит на свой дворец и видит, что все съедено, только стены осталися! Вздохнет и заплачет. Раз этак посмотрел да поплакал – воротился, а Солнцева сестра спрашивает:

– Отчего ты, Иван-царевич, нонче заплаканный?

Он говорит:

– Ветром в глаза надуло.

В другой раз опять то же. Солнцева сестра взяла да и запретила ветру дуть.

И в третий раз воротился Иван-царевич заплаканный, да уж делать нечего – пришлось во всем признаться, и стал он просить Солнцеву сестрицу, чтоб отпустила его, добра молодца, на родину понаведаться. Она его не пускает, а он ее упрашивает. Наконец упросил-таки, отпустила его на родину понаведаться и дала ему на дорогу щетку, гребенку да два моложавых яблочка: какой бы ни был стар человек, а съест яблочко – вмиг помолодеет!

Приехал Иван-царевич к Вертогору, всего одна гора осталась. Он взял свою щетку и бросил во чисто поле: откуда ни взялись – вдруг выросли из земли высокие-высокие горы, верхушками в небо упираются, и сколько тут их – видимо-невидимо! Вертогор обрадовался и весело принялся за работу.

Долго ли, коротко ли, приехал Иван-царевич к Вертодубу, всего три дуба осталося. Он взял гребенку и кинул во чисто поле: откуда что вдруг зашумели, поднялись из земли густые дубовые леса, дерево дерева толще! Вертодуб обрадовался, благодарствовал царевичу и пошел столетние дубы выворачивать. Долго ли, коротко ли, поехал Иван-царевич к старухам, дал им по яблочку. Они съели, вмиг помолодели и подарили ему платочек: как махнешь платочком – станет позади целое озеро!

Приезжает Иван-царевич домой. Сестра выбежала, встретила его, приголубила.

– Сядь, – говорит, – братец, поиграй на гуслях, а я пойду обед приготовлю.

Царевич сел и бренчит на гуслях. Выполз из норки мышонок и говорит ему человеческим голосом:

– Спасайся, царевич, беги скорее! Твоя сестра ушла зубы точить.

Иван-царевич вышел из горницы, сел на коня и поскакал назад, а мышонок по струнам бегает: гусли бренчат, а сестра и не ведает, что братец ушел. Наточила зубы, бросилась в горницу, глядь – нет ни души, только мышонок в нору скользнул. Разозлилась ведьма, так и скрипит зубами, и пустилась в погоню. Иван-царевич услыхал шум, оглянулся – вот-вот нагонит сестра. Махнул платочком – и стало глубокое озеро. Пока ведьма переплыла озеро, Иван-царевич далеко уехал.

Понеслась она еще быстрее… вот уж близко! Вертодуб угадал, что царевич от сестры спасается, и давай вырывать дубы да валить на дорогу целую гору накидал! Нет ведьме проходу! Стала она путь прочищать, грызла, грызла, насилу продралась, а Иван-царевич уж далеко. Бросилась догонять, гнала-гнала, еще немножко, и уйти нельзя. Вертогор увидал ведьму, ухватился за самую высокую гору и повернул ее как раз на дорогу, а на ту гору поставил другую. Пока ведьма карабкалась да лезла, Иван-царевич ехал да ехал и далеко очутился.

Перебралась ведьма через горы и опять погнала за братом… Завидела его и говорит:

– Теперь не уйдешь от меня.

Вот близко, вот нагонит! В то самое время подскакал Иван-царевич к теремам Солнцевой сестрицы и закричал:

– Солнце, солнце! Отвори оконце!

Солнцева сестрица отворила окно, и царевич вскочил в него вместе с конем.

Ведьма стала просить, чтоб ей выдали брата. Солнцева сестра не выдала. Тогда говорит ведьма:

– Пусть Иван-царевич идет со мной на весы, кто кого перевесит. Если я перевешу – так я его съем, а если он перевесит – пусть меня убьет!