скачать книгу бесплатно
– Центурион Гай приказал нам молчать. – Громко сказала Алла. – Иначе он нас продаст в Александрии.
Виктория перестала хоть чего-то соображать. Она лежала и слушала стоны и хрипы Залкиндсона. Как потом выяснилось, они длились больше часа, а потом прекратились. И Виктория почему-то сразу поняла, что Яков Соломонович умер.
Римляне (римляне? неужели действительно римляне?) ещё какое-то время ходили по комнате, тихо переговариваясь, потом центурион Гай что-то сказал.
– Центурион Гай сказал, что после рассвета мы будем свободными.
Хлопнула дверь и наступила тишина.
Когда совсем посветлело, и на улице стали слышны голоса, Алла, встав с помощью Вики с тахты и зажав связанными руками табуретку, разбила окно и позвала на помощь.
Разные разговоры на рабочей неделе
– Я всё-таки не понимаю, Кондэ, зачем тебе лезть в сводку.
– Хочу пошарить, Виктор Дмитриевич, дело-то больно фантастическое. Вдруг найду что-то необычное.
– Да плевать нам на это дело, Юлий. Это проблема области, пусть у них голова болит.
– Так-то оно так, но взяли-то эту доцентшу у нас на земле. Чего накопаем, всё отделу в плюс пойдёт.
– Ишь, карьерист! – Доброжелательный смешок. – Давай, дерзай. Отношение подписываю.
***
– Я и сам могу сварить себе кофе, да и тебе тоже. Тебе надо беречься.
– Знаешь, милый, мне ведь теперь не один раз за предстоящие месяцы ложиться в больницу. Дай уж мне, пока могу, за тобой поухаживать.
– Ты не просто лиса, ты лиса-хлопотунья.
– А то! Ой, забыла тебе вчера сказать. Серёжка, кажется, влюбился! Вчера позвонил, затеял разговор о Булгакове, его, мол, читать и почитать модно, а Куприн и Бунин гораздо выше. И всё это для того, чтобы между делом вставить, что спас намедни на шоссе девицу-красавицу! Представляешь?
***
– Всё получилось даже лучше, чем планировали. А что с легионерами?
– Они же родились два тысячелетия назад. Вот и отправились в своё время.
***
– Сергей Георгиевич, извините, что выдернул. Сами понимаете, такие вещи по телефону …
– Конечно, Юл, я всё понимаю. По твоему лицу вижу, что всё в порядке.
– Ну да. Оставшиеся заявили, что них напали из псковского микроавтобуса. Номеров, само собой, не запомнили, только регион. Напали, избили, и ограбили на три штуки баксов!
– Оставшиеся?
– А вы, Сергей Георгиевич, себя не знаете? Два тяжёлых, один холодный. И не берите в голову, такие уроды!
– Да я и не беру. Трудно было?
– Вы же понимаете, моих звёздочек не на всё хватает. Приходится исхитряться. А тут событие – в одном садоводстве нападение на адвоката с любовницей. И знаете кто напал? Римские легионеры из времён примерно Рождества Христова! Они хотели вернуть деньги легиона из Палестины, которые этот адвокат украл!
– Я так и представляю, как ты хватаешь гладиум[10] и вступаешь с ними в бой!
– Смейтесь, смейтесь. Других данных нет.
– А к тебе-то область каким боком?
– Они прихватили для перевода доцента кафедры классической филологии, а она живёт на моей земле. Утверждает, её эти бойцы разбудили в ночь на субботу, объяснили задачу. Порвали рубашку и отвесили пару плюх, когда было задёргалась. На полу у неё оказалась окружность из порошка мела. Её поставили внутрь, и она оказалась вместе с ними у дверей домика в садоводстве. Причём в субботу вечером. Вот я и участвовал в осмотре её квартиры.
– И что нашли?
– Дверь заперта изнутри на накидной засов, мы с помощью пожарных входили в окна – седьмой этаж девятиэтажного дома. Внутри обстановка соответствует рассказу. В области на участке тоже, вроде бы, нашли фрагменты меловой окружности, но утром там побывало всё садоводство.
– Так ты теперь будешь заниматься её квартирой?
– Нет, все материалы ушли в область в рамках единого дела.
– Юл, ещё вопрос. Как говорится, в сторону. Когда ты будешь говорить нам с Мишкой ты? А то это становится уже неприличным.
– Сергей Георгиевич, я понимаю. Мне пока не переступить, пусть всё произойдёт само собой.
***
– Сергей?
Он узнал её голос сразу.
– Да, Александра, это я, здравствуйте.
– Здравствуйте. Вы просили позвонить в среду, вот я …
– Да-да, конечно. Дело вот в чём. У меня есть друг, обладающий некоторыми возможностями. И он посмотрел сводку за известное нам число. Так вот, на троих мирных граждан напали пассажиры микроавтобуса с псковским номерами. Отлупили бедолаг и отобрали три тысячи долларов. Представляете, что творится на дорогах? Разбой!
– Что ж, это, наверное, хорошо. Значит, можно обо всём забыть?
Он ответил утвердительно и вдруг понял, что не хочет прекращения разговора. Хочет слышать её голос, такой… ну, словом, такой. Он стал лихорадочно перебирать возможные темы разговора, но всё казалось глупым или пошлым. Молчание становилось тягостным. И тут она произнесла:
– Вы будете дома с субботу в одиннадцать утра? Я бы вам позвонила. Это не то чтобы важно, но…
– Теперь точно буду. И буду ждать вашего звонка.
***
– Я не могу рассматривать ваш рассказ как исповедь. Как вас, кстати, зовут?
– Виктория.
– Виктория, как я понимаю, вы в первый раз пришли в храм?
– Второй. – Несмелая улыбка. – Первый раз, когда бабушка меня крестила. Я училась в первом классе.
– Все грехи ваши, и блуд тоже, в принципе прощаемые. Но вы верите в магию, телепортацию и другое выдуманное волшебство. И в церковь вы пришли за, простите за выражение, контрволшебством. Таким же выдуманным. К христианству, к православию это не имеет никакого отношения. Что скажете?
– Я думала, что вера в Бога это вера в чудесное.
– Вера в Бога это вера в Бога. Мировоззрение, если хотите. Мораль и всё остальное. При наличии веры нет места суевериям, экстрасенсам, шаманам. Думая о том, что случилось с вами, вы должны предполагать хитрые замыслы подлых людей. А не пытаться бороться шаманством с шаманством. Вспоминайте, думайте.
– А знаете, батюшка… Мне можно вас так называть?
– Конечно.
– Вы больше, чем правы. Ведь саму телепортацию я не видела, а сейчас вспоминаются всякие нюансы … Пойду-ка я завтра к следователю. А как мне быть с исповедью? После нашего разговора у меня появилась в потребность. Такая сильная, сама удивляюсь. И причастие…
– Я завтра в храме до семи вечера. Приходите после следователя, побеседуем. Сразу предупреждаю, разговор будет долгий. А по результатам пойдёте с субботу на исповедь, а после службы причаститесь.
– Я приду, я обязательно приду. Если бы вы знали, как я вам благодарна. Во мне сейчас такое…
– Да вы плачете! Не надо, всё будет хорошо, вы же умница, и искренность ваша видна, и дорогого она стоит.
Суббота – воскресенье, 19-20 августа
Она позвонила ровно в одиннадцать, но не по телефону, а в дверь.
Она стояла на площадке с огромной сумкой у ног, и чуть улыбнулась, глядя на удивлённое лицо Сергея.
– Если вы думаете, что я на манер Васисуалия Лоханкина буду петь нечто вроде «я к вам пришла навеки поселиться», то вы заблуждаетесь. Всё гораздо прозаичнее.
– Ну, что вы. Тем более, я не вижу любимой книги, которую вам удалось спасти[11].
Может, соблаговолите зайти?
Он поднял сумку и галантно распахнул шире дверь.
– Теперь я объяснюсь. – Сказала она, останавливаясь в крошечной прихожей. Её весёлость исчезла, она очень волновалась, даже кончик носика побелел. Сергей именно этим словом и подумал – носика – и ужаснулся сам себе.
– Ровно неделю назад вы показали мне, что ещё не все мужчины перевелись. И что мой дед не последний из могикан. Я не имею ввиду, что вы дрались, это могло быть и что-то совсем другое. Но очень мужское. Мне не подобрать слов, но действия по программе пола, наверное, единственные правильные. Волк безоглядно бросается в бой за своих волчицу и волчат, а мужчина – не только за своих, а и просто за слабого и беззащитного. Я говорю путано, но вы ведь меня хотя бы немного понимаете?
– Думаю, что да.
– Так вот, у женщин тоже есть своя… нет… свои действия по программе пола, женственность. Сейчас под этим словом чаще понимают искусство, как говорит мой дед, ложить на рожу макияж, но это совсем другое. Вы мне показали, как действует мужчина, я хочу вам показать, как действует женщина. В сумке у меня рабочая одежда, порошки, мыло и так далее. Я прошу вас уйти на три часа. Я за это время постараюсь прибрать вашу квартиру. Если вы не придёте через три часа, я уйду, захлопнув дверь. Без всяких взаимных обид. Как?
Настроение Сергея неожиданно сделалось легкомысленным и бесшабашным.
– Принято. Но есть встречное предложение. Я вернусь через пять часов, и меня будет ждать обед. Деньги вон в той коробке в серванте. Ключ кладу рядом. Меню на ваше усмотрение. Если я приду через пять часов, и вас не будет, то что ж… Без всяких взаимных обид. Как?
Она серьёзно кивнула:
– Договорились. А что вы любите? Впрочем, не надо, сама соображу. Сверим часы?
Он подошёл к парадной за семь минут до назначенного срока, до четырёх часов. Он слушал себя и понимал, что больше всего боится, что квартира окажется пуста. Вытянул в несколько затяжек сигарету, поднялся по лестнице. Попытался через хлипкость двери принюхаться, но от волнения ничего не почувствовал. Неизвестно почему не стал доставать ключи, а нажал кнопку звонка.
– Кто там? – Настороженный голосок (голосок!) из-за двери.
– Топтыгин, хозяин сей берлоги.
Дверь распахнулась.
– Очень приятно, Маша! Разрешите, Михайло Потапыч, огласить меню. Жюльен из курицы с грибами под сырной шапкой, зелёные щи с яйцом, отбивная из нежирной свинины с фасолью. Не зелёной, естественно, а настоящей. И вот пепельница, вашу железную баночку из-под сайры я выбросила.
Она вдруг смутилась и покраснела.
– Вы не думайте, что я всё потратила. Я своих доложила.
Сергей только развёл руками, придав физиономии выражение бесконечного терпения.
– Ой, а я так боялась, что вы рассердитесь! Ну, и остальное. Сделано вдвое больше, чем предполагалось, но вдвое меньше, чем оказалось. Я ещё замочила рубашки и другое бельё, сейчас стирать нельзя, должны полежать.
– Да не говорите мне ничего об этом, сами же говорили про женскую роль. Как и что сделали, значит так и надо. Давайте о насущном. Когда вы, Александра, оглашали меню, я чуть слюной не захлебнулся. Прямо садизм какой-то. Может быть мы сейчас чинно, не торопясь, двинемся к столу? И кстати, я могу вас звать как-нибудь иначе, а то Александра звучит как-то излишне официально? Только не обижайтесь.
– За что? Конечно, можете. Всё, что угодно, кроме Шуры, Сани и производных. Дома меня зовут Сашей.
– Я как знал, что вы приготовите такой обед. Вот к нему соус. – Он торжественно достал из холодильника бутылку водки. – Как вы относитесь к такой приправе?
– Нейтрально. Пробовала два-три раза, невкусно. Да, Сергей, – она заметно напряглась, – если вы думаете о … приключении …
– Приключение у меня уже состоялось – очаровательная особа служит украшением моего скромного, пардон, теперь уж совсем не скромного, стола. Других приключений не жду. Ясно, сударыня?
Саша поставила на стол две вазочки с жюльеном. Сергей открыл бутылку.
– Теперь слушайте внимательно. Весь алкоголь мы употребляем сейчас гастрономически, оттеняя вкус еды. Вот водка. Наливаю вам полрюмки, учитываю пол, телосложение и отсутствие привычки. Забегая вперёд – пить будете залпом, до конца, не запивая, можно неглубоко выдохнуть ртом. Но при такой дозе последнего не надо. Теперь съешьте ложечку жюльена. Хорошо. Не горячий, можно есть сразу? Зачерпните ещё ложечку. Держите в левой руке. Как только выпьете, сразу закусываете. Потом ложечку в правую руку, и едите по желанию.
Он налил себе, поднял рюмку, взглядом предложил ей сделать то же самое.
– Ну, а теперь, Саша, за вас!
– Но я хотела… Я не такая…
– Кто в берлоге Топтыгин? И тост уже произнесён. Вы очень хорошая, и я счастлив, что познакомился с вами. (Боже, я ведь хотел сказать рад, а язык сам выдал счастлив! Или это подсознание?)
Выпили, Саша строго следовала инструкциям. Она торопливо дожевала жюльен, зачерпнула ещё ложечку и вдруг изумлённо округлила глаза:
– Слушайте, а ведь действительно вкусно! Так гораздо вкуснее! Но теперь тост мой!
Сергей счастливо (счастливо? я? Боже, да что же со мной происходит?) рассмеялся.
