Повести

Оторопевший полковник машинально кивнул головой. Офицер направился к выходу. Два офицера службы внутренней безопасности, выскочив из-за стола, повисли у него на руках. Только сила силу ломит. Не стоило большого труда уложить обоих офицеров на пол. Однако защелкали предохранители и затворы ПМов.

Лейтенант повернулся и, без тени страха, глядя в черные отверстия стволов оружия, направленного на него, громко и уверенно сказал:

– Вы подумайте, что с вами будет, если хотя бы один из вас выстрелит в меня? Подумайте! Сами, наверное, подбирали боевиков и знаете потому, на что способен каждый офицер на корабле. Поберегите свои кости, товарищи офицеры, – он вышел из кабинета командира, где происходило судилище.

Не меньше минуты прошло в молчании.

– Спрячьте свои пушки, товарищи офицеры, а то перестреляете еще друг друга. Ну, а насчет того, что сказал вам в сердцах лейтенант, так доложу вам, что сказал-то он правильно. Дотянули мы до того, что скоро вообще все они будут посылать вас, да и меня в придачу, куда подальше. Послушался я вас, да сейчас жалею. Надо же было поставить под сомнение моральный дух наших офицеров. Ни о каких дезертирах рассуждать даже не следует. Ну, а если мы им не доверяем, как же мы воевать-то станем? Нужно сразу было, еще там, на берегу зачитать Боевой Приказ, да разъяснить молодежи, что мы идем на задание с риском для жизни. Да, я бы еще порекомендовал вам, ребятишки, реже хвататься за оружие, а лучше, вообще, не носить его. Контингент у нас сильный и гордый. Они не терпели поражений в единоборствах, не потерпят и сейчас любое насилие, перетрут любого обидчика.

Красные лица офицеров службы внутренней безопасности, их тяжелое дыхание и, мечущие молнии, глаза говорили о том, как горько они перенесли пилюлю от какого-то лейтенанта, четыре года назад оторвавшегося от мамкиной юбки.

– Нам нельзя оставлять этого выскочку безнаказанным, – упорно настаивал майор. – Необходимо сообщить об инциденте нашему шефу. Лейтенант должен быть наказан!

– Успокойтесь! В вас сейчас дерьмо закипело. Нужно признаться перед собой, что мы не правы, исправить положение можно лишь доведением Боевого Приказа и приступить к боевой подготовке в полную силу. Сообщив о происшествии своему шефу, да и какое же это происшествие, если путем разобраться, вы будете обязаны вскрыть и свои ошибки. Я думаю, вас за это по головке не погладят. Так что, давайте начнем все сначала, и впредь не будем допускать подобных ошибок. С Командой шутки не пройдут. Помните, что каждый из них идет на смерть и терять им совершенно нечего, – завершил полковник, при этом, подняв сжатую в кулак руку с торчащим вверх указательным пальцем.

Двое из службы внутренней безопасности неотрывно смотрели на этот, завораживающий их, палец. В душе все офицеры службы уже поняли, что допустили крамолу, и сознаваться в этом им так не хотелось, но пришлось. На этом и поладили.

Корабль, между тем, отошел от причала и, тяжело маневрируя, вышел в открытое море. Ну, а о том, куда взяло курс наше судно, пожалуй, не знал никто кроме командира – полковника Грохотова, да офицеров службы внутренней безопасности, которые знали все. По сигналу командира, Команда выстроилась.

Полковник заговорил:

– Товарищи офицеры! Сыны мои и друзья мои. Я собрал вас здесь для того, чтобы зачитать Боевой Приказ, выполнение которого, мы начали с погрузки техники. Поймите меня, мне, как вашему отцу, очень трудно было сказать там, еще на берегу, что мы идем на задание Родины, связанное с риском для жизни, и я сам веду вас на этот риск. Не всем офицерам достается такая доля, но нам ее придется испытать. Слушайте Боевой Приказ:…

Все, что было сказано в Приказе, касалось только части задания. Конечно же, мы и так догадывались, что предстоит совершить большой и длинный круиз, если только можно так назвать предстоящее плавание. Даже ходили слухи, что мы идем куда-то на юг, и они, подтвердились Приказом.

Доведение Боевого Приказа и разъяснение обстановки успокоило Команду и дало повод для размышления. Правда, и размышлять-то было совсем некогда. Тренировки с посадкой и высадкой экипажа в танк и отработка других нормативов приводили в исступление. Но нам, штатным военным, хорошо известно, что быстрота и точность выполнения нормативов нужна для того, чтобы экипаж боевой машины, действуя подсознательно и запрограммировано, как «зомби», в любой обстановке мог опередить реального противника и, подготовив себя и машину к сражению за жизнь, мог первым нанести удар, обеспечив себе победу. Если выразится коротко – кто быстрее, тот и победитель. Суворовские «быстрота и натиск» уже засели в печенках у всей Команды, но это надо, без этого нельзя.

Кроме того, дисциплина и порядок служили неотъемлемым атрибутом всех занятий нашей «трюмной» жизни. А трюмной потому, что там, наверху на палубе корабля могли находиться и нести службу люди только гражданские, попросту говоря – штатный экипаж.

Мы, члены Команды, не особо испытывали недостатка свежего воздуха или дневного света. Морской воздух нагнетался в трюм мощными насосами, а яркие светильники затопили почти солнечным светом всю емкость внутри корабля.

Конечно же, замкнутое пространство давило, но опыт экипажей наших подводных лодок, переносивших кругосветные путешествия, не выходя на поверхность и длившиеся несколько месяцев, вполне нас успокаивал. Тем более что здесь, в трюме корабля, у нас был свой спортивный зал, где постоянно в течение дня, на кожаных матах «кувыркались» полуголые офицеры, отрабатывая приемы боевых единоборств.

* * *

В новой форме, бойцы вовсе не были похожи на наших офицеров и, поэтому, в обиходе стали чаще звучать простые русские слова: «мужики», «парни» или звали друг друга по именам.

Кстати, одним из членов нашего экипажа был тот самый Руслан, который был и оставался занозой в мозгу моего друга Димы Астахова. По-моему – неплохой мужик. Встретил очень приветливо и добродушно, когда я, расстроенный расставанием с друзьями, впервые появился в этой каюте. Он дал мне право выбрать себе спальное место. Фамилия его была Шакиров. Другим членом экипажа был простой сибирский парень, родом из деревни, тракторист Иван Иванович, за ним так, почему-то, и закрепилось это полное русское имя, которое сначала звучало нелепо, но затем все привыкли, все встало на свои места. Наши коллеги из других экипажей, да и сам полковник, стали так же, как и мы, называть его, нашего добродушного увальня, Иваном Ивановичем. Фамилия его просто-напросто не называлась, оттого, со временем забылась.

Вот и Балтика осталась позади, дни летели незаметно. Из трюма корабля трудно представить себе, что происходит там, наверху. Находясь в трюме, легко сбиться со счета, сколько дней мы в пути, а поутру, даже, глядя на часы, не всегда и сообразишь, уже утро или еще только вечер.

Все, без исключения, ребята из Команды постройнели, стали подтянутыми. Как-то, встретив братьев Николаевых, я был удивлен их внешним видом. Пьяная опухоль спала с их лиц, а четко вырисованные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, стали бы завистью многих красавиц. Увидев меня, оба заулыбались, крепко пожали мне руку. Виталий, человек более сентиментальный, чем его брат, обнял меня и, похлопав по спине широкой теплой ладонью, спросил:

– Ну, что? Как дела, дружище? Осваиваешь бой.

Я отрицательно покачал головой, сказав:

– Я, ведь, не боец, так, немного знаю приемов и все. Подводник я.

– Так какого же черта они тебя сюда направили? Да! Слушай-ка. Так я здесь еще одного подводника видел. И, даже, он не один, а несколько. Пойдем, я вас сведу.

В каюте, где он встретил подводников, никого не оказалось. После недолгих поисков, Виталий все же нашел одного лейтенанта, лицо которого уже давно казалось мне немного знакомым. Такое бывает. Поживешь среди чужих людей немного, а, кажется, что знаешь их всю жизнь. Паренек представился нам Анатолием Деминым. Он был рыжим, ну, абсолютно рыжим: ярко рыжие волосы париком лежали на голове, рыжие ресницы обрамляли светло серые, с красноватым оттенком глаза. Веснушки, заполонив весь нос, расползлись до самых кончиков ушей. Я обратил внимание и на то, что рука, которую он протянул мне для знакомства, вся покрыта крупными рыжими пятнами.

Заметив мое удивление, он простодушно с улыбкой сказал:

– Они не мешают мне, эти веснушки.

Я немного смутился и перевел разговор:

– Слышал, что ты подводник. Где занимался?

– О! Я издалека. Из самого Владивостока. Но твое лицо мне кажется знакомым. Пару лет назад ты не был у нас на соревнованиях?

– Был же, был, черт тебя побери! А я-то думаю, где я такого рыжего еще мог видеть. Так вот оно что, значит и ты здесь?

Мы с ним потискали немного друг друга и окунулись в воспоминания. Виталий ткнул мне в плечо:

– Ну, давай, Виктор. Рад, что помог вам встретиться. Если что, не стесняйся, подходи. Да и вообще, чаще приходи, а то видимся только в столовой, или, как там ее по-флотски назвать, в кают-компании, что-ли.

Мы с Анатолием долго вспоминали те, счастливые для меня дни, когда мне удалось побить многие рекорды моих коллег в соревнованиях по подводному плаванию и ориентированию.

– Тогда ты был чемпионом. Конечно, тебе было не до меня, рыжего посредственника. Потому и вспомнил меня только благодаря моему рыжему окрасу, – сказал он, ткнув пальцем в рыжую копну на голове.

Вопрос, который интересовал нас обоих и волновал, неожиданно обострился сам по себе.

– Я понимаю, нужны крепкие, сильные парни, бойцы, будем так говорить, а для чего нужны мы, слабые люди, по сравнению с этими «качками». Что? На нас, как на живца, акул в Атлантике ловить собираются? – начал «закипать» Демин.

– Слушай. Эта мысль не покидает меня с тех пор, как я встретил в гостинице этих ребят – Астахова и братьев Николаевых. Мне стыдно было за себя, за свои мощи. Нам нужно, не откладывая ни минуты, обратиться к «шефу» за разъяснением. Пойдем, прямо сейчас, – предложил я.

Мы направились в сторону большой палатки. Внутри горел свет.

Полковник сидел в окружении четырех офицеров службы внутренней безопасности, лица которых, нам, всей Команде, достаточно набили оскомину. Они присутствовали буквально на всех мероприятиях, проводимых нами: занятиях, тренировках и, даже обедах. Их постоянный контроль действовал на нервы, давил, унижал.

Ну, каких врагов можно искать среди нас? Мы давно поняли смысл нашего дальнего похода и в душе, как маленькие дети, мечтали совершить подвиг.

Полковник, увидев нас, отложил дела, уделив внимание только нам. Раз пришли боевые офицеры, значит, это очень нужно для дела.

– Ну, какие проблемы появились? – спросил он, вставая.

Офицеры службы внутренней безопасности в это время, изобразив отсутствие интереса к нашим личностям и, сделав независимый вид, все же бросали редкие взгляды на нас, прощупывая и изучая. Ну, что же поделать, если без них не обойтись? Работа у них такая. Демин ткнул мне в бок, поручая дальнейший разговор с полковником.

– Да, – ответил я на вопрос полковника Грохотова. – Мы не находим себе места для нашего использования. Мы не силовики, мы подводники. Но если мы нужны в деле, значит, и нам нужны учеба и тренировки по назначению. Получается, что про нас просто забыли все. Бродим и бьем баклуши.

Полковник повернул голову и посмотрел на старшего из офицеров, майора по званию. Майор встал и заговорил:

– Вас, то есть, подводников, на корабле шестеро, и вам предстоит одна из самых ответственных задач, сберечь судно от диверсантов во время стоянок. Поэтому, ждите своего часа.

– Позвольте! – возразил мой коллега. – В то время, когда все тренируются, качают силу, мы остаемся в тени, всеми забытые. Я так понимаю, диверсию могут или будут совершать люди подготовленные и вооруженные. И, как я, позвольте спросить, человек не вооруженный и, можно сказать, ослабленный бездельем, должен буду противостоять им. Тут энтузиазм не пройдет.

Демин, распалившись, тяжело дышал и часто моргал рыжими ресницами.

Офицеры молчали, зато заговорил полковник:

– Нет у нас тренера для вас. Не продуман этот вопрос, но его срочно нужно решить. Время еще есть.

Майор почесал затылок и сказал:

– У нас есть на примете один человек. Он военный подводник и боец, ко всему.

– Ну, вот и хорошо, – перебил майора полковник Грохотов.

– Хорошо, да не очень. Человек этот не совсем благонадежен. Он однажды уже вступал в конфликт со службой.

– Какой конфликт? А-а! Понимаю. Это вы все муссируете случай с лейтенантом Фирсовым? Так, про него нужно давно забыть. Его нужно немедленно назначить тренером, а после, посмотреть, как он подготовит подводников. Это и будет самой главной оценкой его надежности, – быстро решил вопрос полковник Грохотов.

– Что же, посмотрим, на что способен ваш лейтенант Фирсов.

Наш разговор с полковником и майором не пропал даром. Вечером, после ужина, ко мне подошел опальный лейтенант Фирсов, и я собрал для разговора всех, имеющихся в Команде подводников по списку, который дал мне сам полковник. Разговаривали и решали все организационные вопросы в палатке полковника Грохотова.

– Вы тут все обдумайте. Как решите, так и будет. С вашим решением подойдете ко мне, я еще ознакомлюсь с ним, – предупредил нас полковник.

Мы с Деминым были счастливы оттого, что у нас все получилось. Хватка у полковника Грохотова завидная, появилась проблема, значит, она будет решена, кого бы не пришлось привлечь для этого. Никто еще не уходил от него с неразрешенным вопросом. Там, в порту, он показался нам слишком суровым.

Возможно, что сама обстановка заставила его быть таким внимательным, ведь весь этот «поход» оказался не так уж и подготовлен. Потому, по ходу дела, приходится полковнику что-то изменять, корректировать и даже прислушиваться к некоторым предложениям со стороны офицеров Команды. Умные мысли приходят в голову любому человеку, нужно только вовремя подхватить и материализовать их. Полковник не гнушался предложениями младших офицеров, но он же не давал и спуску, когда его приказ, основанный на этих предложениях, кем-то не выполнялся.

Со следующего дня начались и наши тренировки. Фирсов оказался неплохим тренером, но поскольку он себя не щадил на занятиях, с нас он тоже требовал много. С тренировок уходили мокрыми и вымотанными до изнеможения, но довольными тем, что начали осваивать приемы ведения боя под водой с холодным оружием.

– Качайте мышцы пресса, рук и ног. Сильный человек и под водой открутит голову любому противнику, а ловкость и сноровка, которая нужна для борьбы под водой не меньше, чем сила, придет к вам в процессе непрерывных и продолжительных тренировок. Короче говоря, хочешь жить, тренируй свое тело до такой степени, пока сам не поверишь, что нет равных тебе противников. И никакой жалости! Если ты не убьешь врага, он убьет тебя.

Мы крепко прочувствовали советы нашего же, но более опытного товарища. Мы ему верили.

– Сил моих больше нет, – жаловался Демин и, пошатываясь, шел в душевую.

Трое остальных ребят были более выносливы, они почти не роптали и не жаловались на судьбинушку, как это делал наш «рыжик». Правда, все его жалобы были только на языке. В овладении холодным оружием ему не было равных бойцов. Даже сам Фирсов считал, что его уже достаточно учить боевым приемам и ежедневно направлял Демина к снарядам, где тот качался, нагоняя мышечную массу.

За время тренировок он заметно поплотнел, раздался в плечах, а грудная клетка его играла не ребрами, а самыми настоящими бугристыми мышцами.

Тренировки сделали свое дело. Все ребята нашей группы стали значительно сильнее, просто, до начала тренировок, мы были не так худы, как Демин и, потому, сильно заметных изменений во внешнем виде каждого из нас не произошло.

* * *

C выходом в открытый океан, когда на горизонте не стало видно берегов и, даже чайки стали редкой птицей, нам, наконец-то, стал разрешен выход на палубу. Несмотря на то, что в трюм корабля подавался свежий морской воздух, дополнительно прошедший через фильтры, первые выходы на палубу привели нас в восторг. Соленый воздух рвал грудь, а бескрайние морские просторы без горизонта удивляли. Влажный прохладный ветер не позволял долго находиться на палубе. Мурашки на теле и дрожь быстро загоняли в трюм, в тепло и уют. Только в жаркие солнечные дни палубу заполняли молодые голые тела офицеров Команды, чтобы получить дозу ультрафиолета. В такие дни тревожные мысли улетали, как дым, думать ни о чем не хотелось. Жив, здоров, ну и, слава богу. Солнечные лучи не жгли, но некоторые из ребят, особенно со смуглой кожей, приобрели цвет молочного шоколада. Для загара они использовали каждую минутку своего свободного времени.

Мой рыжий друг Анатолий, успел обгореть и облезть. Его нежная кожа с рыжими пятнами отслаивалась целыми лопухами. Вдобавок, вся спина у него, облезая, очень чесалась. Он не мог равнодушно пройти возле любой металлической опоры либо угла. Демин подходил к нему, ждал пока пройдут мимо него люди, стесняясь смешков, и ожесточенно терся спиной, закатывая от наслаждения глаза, ничего не видя и не замечая. Вот за этим делом и застал его старший офицер службы внутренней безопасности майор Скуратов. Некоторое время он стоял рядом с трущимся изо всех сил об угол лейтенантом, молча, наблюдая за мимикой его лица с закаченными под лоб глазами и, слушая его нечеловеческие стоны в сладостном экстазе.

– Лейтенант, что с вами? – спросил майор, заставив Демина вздрогнуть от неожиданности и опуститься на землю.

Анатолий не растерялся и мгновенно нашел ответ:

– Блох давлю, товарищ майор.

– Каких блох? – удивился старший офицер.

– Таких вот: прыг-прыг, прыг-прыг. Показать?

Майор опасливо отошел в сторону, уточнив:

– И давно они у тебя?

– Да нет, на днях чайку мертвую на палубе поднял да за борт бросил, а они, эти блохи, с нее успели напрыгать на меня. Вот, теперь и мучаюсь, – очень изощренно врал Демин.

– Я вынужден доложить полковнику Грохотову об этом, – «обрадовал» лейтенанта майор. На этом и разошлись.

Не ожидал Демин, тех последствий, которые произойдут после этой встречи. Вечером последовала баня, где всех обработали какой-то остро пахнущей жидкостью, а одежду прожаривали в металлическом ящике. Ни один из офицеров не увильнул от этих процедур, перед началом которой, полковник обосновал свое решение об обработке всего личного состава Команды тем, что, якобы, у одного из офицеров завелись блохи. Жестко настроенные офицеры долго искали виновника всего переполоха, но тот, поняв, что его никто не продаст и не заложит, тоже, вместе со всеми искал «блохастого» офицера.

Об этой истории вскоре позабыли бы, но однажды на тренировке, употевший рыжий боец, у которого и так сердце болело и требовало признания в вине, взял да и сказал вслух перед нами:

– Соль новую шкуру щиплет, будто снова блохи завелись, – тут он осекся.

Но все ребята поняли, кто был виновником прошлого переполоха.

– Демин, ты помнишь анекдот, как звери сели играть в карты, а Лев и говорит: «Кто будет шельмовать, того будем бить по наглой рыжей морде». Так вот, надавать бы тебе по рыжим ушам за такое дело, – хмуро сказал Фирсов, но, увидев, как трясутся животы, давящихся от смеха друзей, засмеялся и сам.

Все реже и реже появлялся я в каюте моих друзей. Возвращаясь с тренировки, однажды, недалеко от их каюты, навстречу мне вышел Астахов, с которым я не общался несколько дней. Он так же, как и я обрадовался этой встрече и предложил мне зайти к ним в гости. Братья Николаевы отдыхали после тренировки, но не спали. Увидев меня, они дружненько поднялись и по дружески помяли гостя, будто проверяли мою силенку.

– Да ты ничего, справный стал, – улыбаясь во все лицо, шутливо сказал Владимир.

– Ну, с вами-то не сравнить. Мне, пожалуй, в течении всей жизни не накачать такие мышцы, как у вас. Одни плечи чего стоят, раньше говорили – «косая сажень».

– Да тебе, говоря между нами, такие плечи под водой мешать только будут. У тебя вполне нормальное тело дельфина, ты из-за этого, видимо, и плаваешь быстро, недаром всех своих, так сказать, братьев по оружию побил. А как с приемами под водой? – теперь продолжал пытать меня Виталий.

– С этим нормально. Тренер у нас, что надо, Витька Фирсов. Все, что знает и может сам, нас обучил.

– Рад за тебя, да и все мы рады. Конечно, дай бог, чтобы не пришлось в какой-либо катавасии участвовать. Но ведь…. Как говорят – « пути господни неисповедимы», кстати, а в танке-то ты кем? – это пытал меня уже Астахов Дима.

– Да стрелок, стрелок я.

– То есть?

– Наводчик. Люблю я, да и умею стрелять из вооружения танка. Почти всегда в училище «отлично» было, да и здесь, на электронных

тренажерах, все нормально идет. Редко, когда осечка.

Постепенно наш разговор свелся к воспоминаниям о соревнованиях, о «Вооруженке». Астахов, вдруг, слегка оживился, о чем-то вспомнив, и спросил меня:

– Как там твой командир поживает? Ничего не вспоминает?

– Нет. Мне кажется, напрасно ты его недолюбливаешь и сторонишься. Мировой он мужик. Я от него плохого слова не слышал.

– Ну, это до поры, до времени, – возразил Астахов.

– А я думаю, что он намял тебе бока, а ты и вбил себе в голову, что он злой очень. Заноза эта так и сидит в твоей голове до сих пор. Не верно это.

– Нет, – Астахов стал категоричен. – У меня ошибок не бывает. Вот встретил вас: тебя и вас обоих, – говорил он, тыча пальцем в меня и в обоих братьев, – и вижу, что аура у вас чистая. Ну, может глупые немного, но хорошие.

– Но, но! – возмутился Николаев Володя.

– Не обижайтесь, это я, любя, – сентиментально продолжил Астахов. – А вот в его сторону смотреть не могу, давит сразу. Сердце быстрее биться начинает. Сам не понимаю, что происходит. Объяснить не могу, но имейте в виду, что человек этот опасен.

– Да брось ты, – коротко высказал свое мнение Владимир. – Ну, если хочешь, давай морду ему набьем.

– Не шути, многим ты набил просто так?

– Пока, нет. Только тому, кто сам хотел. Но если надо будет – набью.

– Повода нет для этого. И хорошо, чтобы не было, – таким образом, я поставил точку на этом неприятном разговоре.

Виталий Николаев молча кивнул головой в знак согласия со мной.

Разговор сам по себе прекратился и я, чувствуя себя уже лишним здесь, извинился и, сославшись на кое-какие дела, ушел, унося с собой неприятный осадок на душе и обиду.

Немного ухудшившееся настроение было немедленно замечено моими коллегами. Иван Иванович наивно спросил:

– Что? Побили?

– Нет. С чего это ты взял?

– Да так, хмурый ты какой-то.

– Нет. Так, кое-что свое.

Руслан, заложив руки за голову, лежал и, полуприкрытыми глазами внимательно наблюдал за мной. Вскоре он встал, походил по каюте и заговорил, обращаясь ко мне:

– Я видел, как тебя потащил Астахов.

– Так ты его знаешь?

– Как не знать. Он по молодости был моим главным соперником. Ну, а сейчас я и не знаю, справлюсь ли с ним. Даже побаиваюсь его. Как там он?

– Не могу понять, хорошо знают друг друга, а делают вид, что совершенно незнакомы. Что вам мешает встретиться да поболтать?

– Сам не знаю. Я еще тогда, на соревнованиях, почувствовал, что этот молодой бычок будет всегда стоять на моем пути. Тогда я бой выиграл, но кто бы знал, во что он мне обошелся. Я выложился весь только для того, чтобы быть первым. Не люблю уступать. Всегда хочу быть первым. Потому я его и ненавижу, что боюсь. Стоит только немного расслабиться и заговорить с ним, начнется панибратство и неизбежно придется встретиться с ним в поединке на матах. А я боюсь, что уступлю.

Разговор этот испортил мне настроение окончательно, и я, чтобы не усугублять дело, решил больше его не продолжать. Отвернувшись к стенке, я притворился спящим. Мои друзья какое-то время молчали, но, слыша мое ровное и глубокое дыхание, разговорились. Первым заговорил Иван Иванович:

– У вас какие-то неприязни в душе по отношению друг к другу?

– Нет, нет! К Виктору я никакой неприязни не имею. Нет! Я его даже уважаю, очень уважаю и, если потребуется, сделаю для него все. Он, видишь, под водой себя чувствует лучше, чем я на ковре. Таких людей, как он, я сразу начинаю подсознательно исключать из толпы и уважать. И еще. Узнав его характер, я понял, что он по своей натуре, просто не в состоянии принести зло человеку. И за это уважаю. Ты, Иван Иванович, может быть, не понял, о ком мы говорили?

– Возможно, не понял.

– Мы говорили о его друге, Астахове. В принципе, мои взаимоотношения с любым из Команды – это мое личное дело. Но тут получилось так, что у Виктора есть еще одни друзья, это экипаж Астахова. И здесь не подходит то, что было сказано многими веками раньше: «Друг моего друга – мой друг». Видишь ведь какая незадача-то. Правильнее будет: «Друг моего друга, к сожалению, не мой друг».