Вино пророчеств

Мое решение взять ситуацию под свой контроль было связано с решением полностью изменить подход к жизни. Я решил, что должен исправить то, что можно исправить, освободиться от гнета вины за свои поступки. Я даже позвонил Ольге, чтобы извиниться за наш разрыв. Еще одним поводом для разговора с ней было желание получить разрешение на включение ее стихотворения в свой роман, в котором она независимо от меня использовала образ качелей, описывая историю нашего с ней знакомства. Ольга обрадовалась звонку, так словно бы давно его ждала. Несмотря на то, что с момента нашего последнего разговора прошло почти полтора года, она с жаром известила меня о том, что произошло ровно то, что она и предрекала. Ольга призналась, что действительно попала в автокатастрофу возвращаясь из театра на такси, в которой погиб водитель, а она попала в больницу. Ольга навела справки о Вере, ее семье, и на основе этой информации составила мнение, что наши с ней отношения не имеют перспективы. Меня удивил столь ревностный подход женщины к своей сопернице, поскольку на момент расставания, мы с ней были едва знакомы. Я был совершенно свободным человеком и имел полное право поступать так, как считал нужным.

– Ты ведь знаешь, какие у меня связи! – намекнула она на свои рабочие контакты со структурами в службе безопасности. – У меня есть даже фотографии твоей подруги, я могу тебе их выслать, если ты хочешь.

С ее слов, моральный портрет Веры рисовался далеко не в бирюзовых тонах, и эта неоправданная злость и досада не вязалась с тем благопристойным обликом, который Ольга пыталась поддерживать. Получить согласие на включение ее стихотворений в свой роман мне не удалось. После того, как Ольга ознакомилась с рабочей версией моего романа, она дала уничижительную рецензию на мое сочинение, не оставив камня на камне. «У романа нет ни завязки, ни развязки, сюжет условен и состоит из сцен порнографического содержания, нет ни живого чувства, ни души, ни сколько-нибудь внятного сюжета». Что ж, я получил сполна за свою бесцеремонную попытку использовать ее прототип в своей довольно непристойной повести, основанной на реальных событиях. Думаю, что самое неприятное для Ольги было читать сцены, в которых она узнавала себя, хотя, на мой взгляд, это были одни из самых романтических страниц во всем повествовании.

Женщина не подозревала, что судьба свела ее с человеком, обращавшим плоть и кровь человеческих судеб в пародийные формы литературного повествования, наделяя их театральными характерами и выставляя их в качестве героев пьесы на потеху публике. Я пытался защищаться, говорил, что моя повесть, подобно сочинениям Гоголя, выводит на сцену не реальных людей, а типажи южного курорта, в атмосфере которого они, освободившись от сковывающей их характеры рутины, проявляют себя в новом для себя качестве, и именно это обстоятельство должно заинтересовать читателя. Но Ольга была неумолима. Она настаивала на том, что атмосфера безнравственности, царящая в курортных городах, не представляет ничего нового и, что у всякого, сколько-нибудь взыскательного читателя, мое описание приключений сластолюбивого альфонса должно вызвать чувство гадливости и больше ничего. Классика жанра. Увы, я не Гоголь, не Грибоедов, но и меня постигла судьба писателей «разрушающих устои общества» и общественной морали.

Разговор с Ольгой оставил неприятный осадок. Я пожалел о том, что отправил ей роман и был с ней откровенен. И вовсе я не собирался отказываться от Веры, с чего она это решила? Жизнь бесстыдна. Попытки спрятаться за масками благопристойности, как правило, не приводят ни к каким результатам. Я и сам предельно откровенен со своими читателями, и это едва ли служит мне во благо, но я верю в то, что все тайное, действительно, рано или поздно, становится явным. Мне надоело врать всем и себе самому по поводу и без повода. Само это желание ставит человека на одну доску с безумцами, но почему бы не попробовать?

По возращению в Воронеж я рассказал Вере о своем разговоре с Ольгой. Что меня удивило – она не осудила меня за этот порыв. Она слишком хорошо знала во мне это свойство поднимать со дна человеческих душ осевшую муть, а я нуждался в покое и душевной ясности. Это было обязательным условием для того, чтобы сочинять свои бессмысленные, ни к чему доброму не зовущие порнографические тексты, которые все-таки поддерживали во мне интерес к жизни, вынуждая совершать поступки, побуждая меня к авантюрам. В таких состояниях я мог увлечь не только себя к действию, но и побудить действовать других людей.

Секс отвечает за мою витальность, это я много лет назад усвоил, пройдя сеанс психотерапии у знакомого специалиста, к которому однажды обратился за консультацией по поводу своей депрессии. Я жаловался на то, что меня ничего в жизни не радует.

– Однако, – обратил внимание психотерапевт, – когда ты рассказываешь о своих похождения на стороне, ты улыбаешься!

Не сразу, но я понял, какой смысл вкладывал в свои слова этот искушенный в человеческих судьбах человек. Я жив, пока не утратил этой способности улыбаться, кто бы что по этому поводу не говорил.

Я обожаю поезда

И рифму к поезду – звезда*

И, покоряя города,

Снует звезда* туда-сюда,

На юг, на запад, на восток,

Разбил свой лоб я об лобок.

Куда ни плюнь, звезда* везде,

Тот к звездам шел – нашли в звезде*.

Звездой* омыты все моря,

В звезду* бросают якоря,

В звезду* я свой спустил доход,

В звезде* наш Северный поток,

В звезду* свалился самосвал,

Туда ж Панамский впал канал.

Нас всех достали из звезды*,

С звездой* я говорю "на ты",

Звездой* я угощаться рад,

Звезде* я друг, товарищ, брат,

Я вровень с ней, мне до звезды*,

С неё напьюсь, коль нет воды.

В звезде* всегда найду приют,

Звезды* мне в глаз любой дадут,

В голодный год, и в час лихой

Звезда* за нас встает горой,

В звезде* я обрету покой,

Коль мир накроется звездой*!

Ночью шел дождь, и я даже слышал раскаты грома в конце февраля. Утром дождь сменился снегом, улицы замело, но я чувствовал себя совершенно выздоровевшим. Я буду делать то, что мне нравится, даже если это не нравится другим.

Когда бывшая супруга поняла, что я передумал возвращаться в Штаты, она отправила мне посылку с вещами, приложив к ней записку:

«В пизду, в Воронеж»

Глава 3. «В пизду, в Воронеж»

Когда кризис миновал, я почувствовал себя успокоенным. Неделя без Веры позволила мне оценить то, как мы оба дорожим нашими отношениями. Нам было физически плохо друг без друга, мы реально пережили расставание «навсегда», и когда разлука стала почти фатальной, я подумал, что совершенно нет никакого смысла так мучить ни ее, ни себя. Как только решение вернуться к Вере созрело, все тут же встало на свои места, все худшие опасения ушли, самое страшное миновало – разлука больше нам не грозила, будущее вновь оказалось в наших руках.

Мне вернулось мое хорошее настроение, и я больше не строил никаких мрачных прогнозов. Я почувствовал, что рядом со мной будет близкий человек, на которого я могу всегда положиться. Мы совершенно не ощущали течение времени над нами, мы переживали мгновения вечности, которым не вели счет. Я воспринимал это состояние как несомненный дар, как то, что не подлежит анализу или объяснению, но что несомненно присутствовало в моей жизни. Я почувствовал, что не в силах по собственной прихоти разорвать нашу связь, что она уже живет и развивается по собственным законам, и что убить ее, значило бы убить не только частицу себя, но и частицу другого человека, с которым мы срослись, переплелись чувствами, мыслями, надеждами, разговорами – всем тем, чем были наполнены эти пятнадцать месяцев жизни с Верой, в течении которых я ни минуты не чувствовал себя брошенным, одиноким или несчастным.

Не значило ли это, что я впервые в жизни был счастлив? И разве можно было пожертвовать этой надеждой, которую давала мне жизнь? Я прославлял окончание своего поста и праздновал свой выход на свободу. По какой-то неведомой мне причине моя мука прекратилась, а я все еще не мог поверить в случившуюся перемену от зимы к весне. И что за беда, что произошло это так поздно? Может быть, я еще буду способен дать что-то этому миру, вкусить от него счастья и радости, открыть ему себя? Найти своего человека, который принимал бы тебя таким, какой ты есть, – настоящая удача. Я почти убежден в том, что не смог бы встретить такого человека в Америке, а значит, возвращение не имеет никакого смысла.

Поезд пришел в Воронеж почти в полночь. Вера поставила греть борщ, вытащила холодную бутылку водки из морозилки. Хотелось наполнить организм теплотой и покоем, почувствовать себя путником, вернувшимся после трудной дороги домой. Я пил, закусывал и рассказывал Вере о соседе по вагону, с которым мы проговорили всю дорогу. Мужика звали Навид. Бизнесмен, микробиолог по образованию, пуштун по национальности – он прожил в Воронеже двадцать лет, оставшись здесь после окончания института.

– Переезжай к своей женщине – советовал он мне, – если Господь привел тебя сюда, не противься ему, ведь он дает тебе счастье, и ты это чувствуешь. Все ты делал правильно, ни о чем не жалей, ты просто пока не знаешь всего плана – убеждал он меня, и в его спокойных словах я чувствовал уверенность человека, который знает, что говорит.

Он рассказал мне о своем приятеле, который стал успешным консультантом, и к которому теперь не может попасть, потому что все его время расписано на приемы на год вперед.

– Ты тоже так можешь! – убеждал он меня улыбаясь.

Его слова очень походили на мой абсурдный сон накануне, в котором я читал проповедь в больнице, а пациенты так смеялись, что у них выскакивали капельницы и трубочки из всех отверстий.

– Аллилуйя! – восклицал я – Господь приводит вас к выздоровлению прямо на моих глазах! Он единственный лекарь, вы больше не нуждаетесь в медицинской помощи!

Люди просто хрюкали от смеха и смех заражал всю больницу. Я проснулся, когда за окном уже совсем рассвело, Вера собиралась на работу, утро было ясным и обещало солнечный весенний день. После ее ухода я снова уснул. Я чувствовал себя успокоившимся. Мне слишком тяжело даются дни без Веры, я болею без нее. Меня нет нигде. Я покинул все дома, все города, все квартиры. Вера единственный человек, с которым я связан, и который помогает мне удерживаться на плаву.

Длинные выходные, восьмое марта – я не выдерживаю и начинаю раздражаться. Я ненавижу праздники. И больше всего я ненавижу то, что они прикрывают бытовой ужас обреченности человека на исполнение бессмысленных ритуалов, которые лишь обнажают прорехи безумия в ткани бытия. Я всегда бежал этой зависимости, я люто ненавидел себя за то, что был обречен соглашаться с тем, что не имело для меня никакого смысла. Мне невыносимы прогулки, я чувствую, что не принадлежу месту, я кажусь сам себе приговоренным к жизни в изуродованном пространстве чужого мне города. Вера бесконечно долго разговаривает с дочерью по телефону. У девушки очередное обострение ее странных бесчисленных заболеваний – она все еще нуждается в материнской опеке.

– Ты меня не слышишь! – постоянно упрекает она свою мать.

Я напиваюсь третий вечер подряд и проваливаюсь в сон. Во сне я обливаюсь потом. Если накануне Вера пила наравне со мной, то мы оба мокрые от пота и пахнем как хлебная закваска. Я чувствовал свою чужеродность, и не желал ни примирения с действительностью, ни компромисса. По правде сказать, я скорее согласился бы умереть, чем жить прошлым или чей-то взятой на прокат жизнью только потому, что у меня не было ни своего плана, ни стратегии. В итоге вместо того, чтобы заняться со мной сексом, который обычно нас успокаивал и примирял, Вера рыдала у меня на груди и говорила, что прощается со мной, что будет всегда помнить обо мне.

Перед сном я опять обсуждал с ней свои планы. Мне не давала покоя мысль, что мне нужно возвращаться в Америку. У меня нет никакого плана жизни в России. Я чувствую свою отстраненность и равнодушие ко всему происходящему. Я бы хотел окончательно исчезнуть, раствориться, не слышать звуков, не вступать в коммуникации, не заниматься никаким делом. Мои контакты совершенно минимизированы, малейший выход за привычные рамки вызывает у меня стресс, я понимаю, что утрачиваю навыки, необходимые для жизни нормального человека в обществе.

– Я должен уехать. – говорил я Вере, словно в бреду – Я должен быть свободен, чтобы писать. Счастье не способствует концентрации, к сожалению. Мне достаточно знать, что оно возможно. Мне достаточно знать, что я способен к нему, и, что могу делать людей счастливыми, пусть и ненадолго.

– Я открою тебе секрет – утешала меня она – нормальных людей нет. Ты не производишь впечатление ненормального, и в этом твой плюс.

– Но разве ты не видишь, что я сильно отличаюсь от окружающих? Я ничего не хочу, мне ничто не интересно.

– Ты хочешь просто приехать к жене и сесть ей на шею? – спрашивает меня Вера саркастично – ее начинает раздражать этот разговор.

– Да, я хочу приехать и сесть ей на шею, ведь это мой дом, и я имею полное право в нем находиться. Я найду себе работу, не сразу, быть может, и не ту, что мне по душе, но найду.

– Ты хочешь там умереть? Ведь ты не выдержишь, сорвешься, начнешь пить, сядешь на наркоту. Хуже того, ты можешь в приступе агрессии наломать дров и сесть в тюрьму – ты этого не боишься?

– Мне уже кажется, что моя жизнь закончена. Психологи советуют в подобной ситуации начать помогать другим людям.

– Ты помогаешь, но не всем. Ты сам выбираешь кому помогать, а кому нет. Мне ты помог, во всяком случае.

– Может мне попробовать жизнь в монастыре? Что я, собственно, теряю? Ни профессии, ни работы, ни семьи?

–Ты просто заскучал. Ты способен увлечься. Когда у тебя есть тема, и ты пишешь, ты ничего не замечаешь вокруг.

– Все, что я пишу не имеет никакой ценности. Может быть, я и начал писать, чтобы в этом убедиться, теперь я освободился от иллюзий и должен приняться за какое-то дело. Поскольку я толком ничего не умею делать, то монастырь мог бы стать вполне разумной альтернативой. Буду делать, то, что мне скажут: убирать, готовить, ухаживать за растениями. Проблема только в том, что я быстро устаю.

– Тебе там быстро надоест. Ты там не задержишься. Ты обязательно устроишь какой-нибудь скандал и тебя выпрут с позором.

– Но там, я по крайней мере буду в обществе себе подобных социопатов, может быть, это меня успокоит, на их фоне я не буду ощущать себя изгоем.

– Тебя это не успокоит. Они там как пауки в банке сидят и ждут кого им закинут, чтобы сожрать. Ты не выдержишь.

– Думаешь я начну драться?

– Скорей всего. Я видела тебя в ситуации, когда ты терял контроль – тебя никто не мог остановить. Смирение – вот, что важно.

Когда я жалуюсь на отсутствие сил Вере, она лишь посмеивается.

– Ты пресмыкающееся, и как всякое пресмыкающееся собираешься с силами, погружаясь в тину. Там ты выжидаешь момент для мгновенного броска и вновь погружаешься в спячку. Так ты устроен, и с этим ничего не поделать!

Я и не заметил, как прошла зима, и меня постепенно отпустило настолько, что я решился на то, чтобы бросить курить, а затем и выпивать. Вера во всем меня поддерживала, и так нам удалось без труда вот уже полгода пребывать в трезвости, заполняя время общением друг с другом.

Ночью снилось, что я вернулся домой и супруга, потягиваясь в постели спрашивает меня, почему я ее не обнимаю и не целую? Я на секунду оторопел, но потом вспомнил, что мы уже в разводе и я не обязан проявлять к ней супружеские чувства. Я ушел в другую комнату и ко мне в гости пришла пышущая женственностью негритянка и принялась со мной заигрывать. Я не мог определить ее возраст, на вид ей можно было дать и шестнадцать, и шестьдесят. На ней было яркое выше колен платье, из которого во все стороны выпирала цветущая женская плоть.

– Когда мы переписывались в интернете – говорит мне она, – я сделала аватарку и отправила ее тебе. Ты помнишь, я на ней в этом же платье?

– Да, я помню, ты показалась мне в нем очень сексуальной.

– Знаешь почему? Потому что, когда фотографировалась, я представляла себе, как ты его с меня снимаешь.

Женщина подходит ко мне вплотную, я чувствую ее дыхание, как вздымается от желания ее большая грудь и непроизвольно начинаю ее ласкать, а затем действительно снимаю с нее платье, и мы ложимся обнаженными в постель.

– Я хочу тебя… – пытаюсь подобрать я подходящее сравнение, но никак не могу вспомнить ее имени. – Я хочу тебя как грейпфрут.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.