скачать книгу бесплатно
– Тиха, это, наряд двадцать минут назад мыл, это, чисто все было… – от волнения дежурный запинался через слово.
– Я тебя, мул, не спрашиваю, когда мыл наряд, я тебя спрашиваю – чё здесь валяется?
– Я и говорю, двадцать минут назад мыли только…
– Ты тупой, да? Чё тут валяется, я тебя спрашиваю? Пофиг мне на твой наряд!
– Так, это… Нитки это! – просиял, словно совершив открытие, дежурный.
– И чё?
– Ну, это… не знаю, чё.
– Не знаешь?
– Никак нет.
– Ты тупой?
– Никак нет.
– Точно не тупой?
– Никак нет.
– Кто написал полонез Огинского?
– Никак нет.
– Никакнет написал полонез Огинского?
– Никак нет.
– Никакнет так точно – или никакнет никак нет?
– Не знаю, это…
– Не знаешь, кто написал полонез Огинского?
– Нет.
Тихон скорчил свирепую рожу.
– Слышь ты, мул! Я через сутки хожу в наряд, сутки меня дрючат в наряде все, кому не лень, следующие сутки меня дрючит комбат за охреневших без меня солдат – а потом я снова иду в наряд… И тут ты мне совершаешь такой подгон, как мусор в моем расположении? Почему я тебе, дежурному, должен указывать на недоработки твоих дневальных?
Тишка перевел дух и продолжил:
– Сейчас ты отдашь повязку дежурного дневальному, снимешь китель и проползешь под всеми кроватями в моем расположении. И весь собранный мусор представишь мне. И не дай бог его будет меньше, чем две горсти. Выковыривай из щелей, заглядывай под тумбочки, от тапочек отскребай!
На лице дежурного заблестели слезы, губы его дрожали от обиды.
Тишина казармы взорвалась громогласным «смирно» и вслед за ним, уже заглушая тихое «вольно», по взлётке загрохотали десятки сапог. Это вернулась, вместе с ответственным офицером, с ужина батарея. Дежурный был спасен от унизительной расправы.
Построив и пересчитав свой взвод, Тишка рассадил всех на взлётке перед телевизором, разрешив подшиваться и писать письма, назначил старшего и пошел в каптерку. Через минуту в каптерке появился Виталик, старший сержант Тишкиного призыва, исполняющий обязанности старшины батареи.
– Здорово, Тиха. Ты чего на ужине не был?
– Да неохота было по такой жаре, я так чего-нибудь почифаню.
– А нет чифана, – заулыбался Виталик. – Пацаны с собой в караул забрали. Давай бойца в столовую пошлем? Там наш наряд, пусть картошки пожарят и банку тушняка выделят…
– Да ну, жара такая, – отмахнулся Тихон. – Кто ответственный сегодня из офицеров?
– «Железо», – ответил Виталик, – и он уже наетый по самое не могу.
– Ништяк. Я спать пойду, проведешь за меня проверку?
– Давай, вали. Я тоже сегодня с отбоем лягу, завтра в караул.
Казарма жила своей монотонной жизнью. Кто подшивал воротнички, кто писал письма, кто пялился в телевизор. Некоторые втихую полировали иголкой украденные на стрельбах патроны, изготавливая из них брелки, другие переписывали в блокнот идиотские армейские стишки типа:
Нас мяли как хлеб, нас вбивали в асфальт,
Кто учебку прошел, тот прошел Бухенвальд.
Отупелая эта атмосфера была напитана запахами ваксы, прелых портянок и копеечного одеколона «Доллар». Заканчивался еще один день, приближая своею смертью дембель.
Уже почти провалившись в сон, Тишка все-таки выпростался из дрёмы и позвал дежурного. Когда тот явился, настороженный и чуткий, Тихон поманил его пальцем.
Тот с опаской наклонился.
– Запомни, дежурный. Запомни и потомкам передай: полонез Огинского написал Огинский.
На цыпочках покидая расположение, дежурный не успел еще уместить в своем мозгу услышанное, как Тихон уже спал, улыбаясь во сне дурацкой ухмылкой.
4.
Это был обыкновенный серый почтовый конверт. В графе «Отправитель»значилось: США, Штат Чикаго, г. Галивут, Шэрон Стоун. Сверху, синей шариковой ручкой был нарисован корявый кругляш, обозначающий печать, в который не менее корявым почерком было втиснуто слово «почта». Хорошо еще, в самом слове ошибок не было.
Улыбаясь, Тихон разорвал конверт и извлек из него сложенный вдвое разлинованный листок с голубем в правом верхнем углу. Такие пошлые листки обычно идут в комплекте с конвертами и гордо именуются – почтовый набор.
Содержание письма полностью гармонировало с текстом в графе «Отправитель». Жорик и его компания стояли и скалились на Тихона, предвкушая потеху.
– Вслух, вслух читайте, товарищ старший сержант! – гоготали они.
– Я вам почитаю, – нахмурился Тихон, – вы у меня сейчас вслух будете устав читать! И учить статью про вынос боевого знамени. Давайте чешите отсюда! Не видите, мне тёлка из Америки письмо написала. Дайте своему командиру возможность хоть на минуту забыть про суровые будни службы…
Тишка всё больше входил в роль.
– Ишь ты, пишет, не забывает… Ждет меня, наверное. Ну, всё, – оборвал он сам себя, обращаясь к духам, – валите. Чапай рыдать будет.
Компания разочарованно поплелась прочь.
Письмо, написанное корявым Жориным почерком, содержало следующие нетленные строки:
«Здрастуй дорогой мой и любимый Тихон, пишит тибе твоя падруга Шэрон Стоун.
Што жэж ты мне совсем не пишиш и не шлеш свои весточки и армейские фотки?
Хочу я тибе написать мой любимый што очень я вся по тебе заскучавшая аш прямо вою и тоскую проливая по ночам в падужку свои девичьи слезы.
Здесь у нас на Галивуте все совсем неприятно и стремно. Скучно мне тут без тибя и я вся одинокая. На дискатеки и по кабакам я тут не хожу (хотя зовут миня туда часто твои кенты Столоне и Шварц) и тебе попрежнему верна. Недавно к мине на улице приставал ВанДам и разпускал свои грязные руки. Жду я недождусь када ты приедеш в отпуск и дашжэж по соплям этому доходу и негодяю чтоп он не пристовал к чесным девушкам.
Тиша я тибе здесь храню верность чесное слово. Я тибе верна попрежнему как и обищала тибе и тибя дождусь ты только не грузись и служи спакойно.
Тиша ты там не верь всяким про миня слухам бутто я снялась в кино, где паказывала свои нескромные прелести. Это все галимая не правда. Тиша ты мине поверь. В кино я снималася сама только в скромных сценах чтоп не замарать свою реноме чесной девушки и не отбросить тень на тибя и всю доблесную Росийскую Армию. А где в кино если ты ево видел показывают вульгарные сцены так это миня заменяла дублерша, твоя быфшая подруга Клавка Шифер. Не здумай миня бросать и к ней возвращацца. И што роль в фильме мине дали за интим с режиссером это тоже ж гонево! Роль мине дали за таланты и красату. И мои сахарные губки только для тибя мой милинький дурачок Тиша.
Што еще тибе написать? За роль ф кино я получила мильен баксов (а твоя быфшая Шифер только новые трусы недельку) и хочу отримонтировать на них твою виллу в Маямичтоп нам с тобой там потом жыть. Приежжай скорее я вся соскучилась.
Служи хорошо, слушайся старших, не обижай духоф и черпакоф. Особинно обрати внемание на твоих бойцов из Ростова на Жорика и Карена Карапетяна и ихних друзей. Мине про них розказывали уважаемые в Галивуте люди что они чоткие пацаны. Ты их не щеми и ваще.
Пока, целую.
Любящщяя тибя Шэрон Стоун».
Закрыв глаза, старший сержант Радкевич лежал на кровати в полудреме. Его не беспокоили ни команды, доносившиеся с тумбочки дневального, ни затевавшаяся в расположении взвода очередная свара, ни гогот и беготня сослуживцев.
Он смотрел куда-то вглубь себя – и перед его глазами рисовались картинки из другого мира. Там зеленая бахрома венчала стройные стволы пальм по обочинам шоссе, а мимо неслись красивые автомобили, полные беззаботных и счастливых людей. Бесшумные змеи железнодорожных экспрессов выползали в разные стороны из логова вокзалов, переваривая в своем чреве дельцов, студентов и путешествующих пенсионеров; крылатые сигары авиалайнеров высаживали на океанском берегу туристов, гангстеров и рок-звезд; огни реклам мотками цветных нитей опутывали казино, рестораны, театры, мюзик-холлы, бордели и бильярдные. Яркие вспышки фейерверков кромсали брюшину неба и вспыхивали слезами счастья на гладких щеках причудливых небоскребов.
Там, в том мире, ежесекундно создавались и рушились состояния, там спортивные клубы в драматической борьбе добывали трофеи, а никому доселе неизвестные игроки становились звездами и кумирами. Их именитые оппоненты низвергались с пьедесталов и уходили в неизвестность. Но и у тех, и у других были при этом одинаково беззаботные лица. Беззаботность царила вокруг и заполняла собой всё пространство – от бесконечных высот неба до самой малой щели под плинтусом номера дешевого мотеля.
Беззаботные нищие сидели на газетах и пили виски. Беззаботные миллиардеры в казино легко просаживали бюджеты слаборазвитых государств. Беззаботные гангстеры, улыбаясь, грабили банк, а банковские служащие с легким сердцем лежали под прицелами револьверов в холле и ждали шерифа.
Полиция лихо и весело мчалась на происшествие. Веселый хирург с огоньком занимался раковой опухолью очередного оптимистичного пациента.
Этот мир мелькал в Тишкином сознании, словно череда картинок огромного сферического калейдоскопа. Изображения зажигались, гасли, вспыхивали, мерцали…
Открыв глаза, он увидел серый потолок, тусклое окно и верх прямоугольной кривоватой колонны. Воздух был поражен, как ядом, ни с чем не сравнимым армейским запахом – смесью тоски, глупости, тревоги и дешевой зубной пасты.
Рядом и поодаль сновали потные и неприятные люди, озабоченные и злобные. За окном шел дождь, деля пространство на косые серые полосы. Низкое серое небо мелким наждаком обдирало крыши и верхушки деревьев. Набухшие от влаги стены зданий военного городка сливались в одинаковые прямоугольники, своим строгим расположением и формами напоминая ряды могильных плит.
Этот жуткий, громадных размеров некрополь опоясывала неровная лента бетонного забора с редкими, по выступам, караульными вышками. За забором стоял гнойно-желтый туман, будто желудочный сок, уже переваривший всё остальное.
И ясно было – этот клочок, этот паноптикум живых мертвецов и есть весь мир. Здесь и сейчас он вмещает в себя всю Тишкину жизнь, и за его пределы никогда не вырваться. Всё и всегда теперь будет также, как и сейчас.
5.
Гулкая команда вырвала Тихона из оцепенения.
Он медленно поднялся с кровати, привел в порядок форму и не торопясь пошел к тумбочке.
– Вас комбат вызывает, товарищ старший сержант, – доложил дневальный.
Тихон двинулся в канцелярию.
– Вызывали, товарищ майор?
– Игорь, ты в штаб когда заступаешь? – не предлагая сесть, спросил комбат.
Вероятно, у него был какой-то знакомый Игорь и Тишка его чем-то напоминал. Игорем комбат называл Тихона регулярно, и поначалу старший сержант поправлял майора, но потом перестал, резонно рассудив, что дурака учить – только портить.
– Сегодня вечером, товарищ майор, – ответил Тихон, уже лелея втайне мысль, что наряд накрывается, а его прямо сейчас отошлют со спецпоручением в город, где он на халяву и прошляется до ночи, а то и до утра.
– Да нет, Игорь, – комбат дебильно хихикнул, – в штаб ты заступаешь прямо сейчас. Там этот, с третьей батареи, Бородулин, залетел перед начштаба. В общем, его на губу, а тебя в наряд. Додежуришь за него, а после заступишь на свои сутки с новыми посыльными.
Только тут Тишка осознал, что крыса-комбат состроил ему очередную подставу.
– Товарищ майор, у меня парадка мятая, я не выгладил еще…
– Ничего, заступишь на полдня в полевой форме, сапоги только почисти. А парадку тебе дневальный погладит, я распоряжусь. Пришлем потом с нарядом.
Пересекая плац в направлении штаба, Тихон материл Женьку и гадал, что случилось. В голову ничего не приходило, кроме разве того, что Женька полез амурничать к телеграфисткам на «Свежак» и там спалился, либо прощелкал какие-нибудь важные документы. А может, с родственниками несчастье? Как в том году было у Ломотина из второй батареи. Того прямо с караула тогда сняли и прямо с подсумком на вокзал отвезли…
Тихон ускорился и в штаб влетел уже бегом. Затормозив в холле, сказал посыльному«ша», поправил форму, установил козырек на два пальца от бровей, глянул на себя в зеркало и, застегнув крючок на воротнике, зашел в комнату дежурного.
Бородулин сидел на стуле и выводил на листке бумаги резкие росчерки. Лист был весь испещрен какими-то надписями и в редкие белые промежутки между ними Женька яростно и обреченно вписывал свою роспись, словно заплетая бумагу синей мелкоячеистой паутиной.
– Жендос, здорово, что за дела? Что за косяки?
По виду сменщика Тихон сразу понял, что у того крупные неприятности.
Бородулин поднялся и взял со стола журнал приема-сдачи дежурства. Не бросив на Тишку даже взгляда, постучался в дверь к оперативному дежурному.
Подполковник Марконин открыл дверь, оглядел обоих и тяжело вздохнул.
– Товарищ полковник, разрешите сдать дежурство старшему сержанту Радкевичу, – промямлил Женька.
– Давай, младшой, меняйся, – подполковник расписался в поднесенном журнале. – Держись, сынок. И голову себе сильно всем этим не забивай, приказ для военного – первее родины даже.
Когда Женька, также молча, покинул штаб, Тихон начал допрос доставшихся ему по наследству посыльных. И, вкратце уяснив суть, ринулся на улицу. Там, в палисаднике, сиротливо торчал уже начавший подсыхать и клониться к земле шершавый полутораметровый стебель с серо-черной мордой, обрамленной грязно-желтой гривой лепестков.
Именно за этот загнувшийся цветок, втащенный накануне Тишкой в опись, начальник штаба части полковник Соскин и отправил младшего сержанта Бородулина под арест.
Прокляв Гоблина всеми темными силами, Тихон вернулся в каморку и набрал по телефону первый караул.
– Первый караул, рядовой Смирнов слушает, – пробулькал в трубке робкий голос.
– Смирно, Смирнов! – скаламбурил Тихон. – Это из штаба тебя беспокоят. Как служба, Смирнов?