скачать книгу бесплатно
Наметанный глаз Сильвии сразу упал на то самое место, которое Томас определил под картину.
Пустое пятно между высокими, в пол, окнами. Напротив барной стойки. Просматривалось со всех сторон. Картина на этом месте будет видна как посетителям, так и самому Томасу.
Хороший выбор. И свет падает как надо.
Даже когда приступила к этой картине, когда делала первые мазки, не знала, что там получится, что нарисуется. Так бывало с ней часто, но не всегда.
Как будто картина сама себя пишет, а ты – лишь инструмент, проводник света, отраженного цветом на холсте.
В таких случаях, главное – не сопротивляться. Отключить голову и следовать за сердцем.
В художке учили, что кисть руки, пальцы и ладони – это часть сердца, вынесенная у человека наружу. Рука с кистью может перенести на холст то, что идет из глубины.
Нужно лишь не мешать.
Тогда и получилась та самая «желтая картина», которую она подарила Томасу. Он плакал, обнимал Сильвию, обнимал картину, бормотал что-то, тряся кудрявой седой головой. Притащил стремянку, тут же забил в то самое пустое пятно на стене огромный кованый гвоздь, на таких же висели у него джезвы, и повесил картину.
Торопливо слез со стремянки, чуть не грохнулся, удержали, и отбежал к барной стойке – смотреть на результат.
Вдруг замер, застыл, как будто что-то увидел там, внутри картины, и снова заплакал. Сильвия сначала испугалась за него, но потом увидела, что это слезы радости. Значит, все хорошо.
– Желтая картина – твой рисунок?
Сильвия вернулась мыслями в мастерскую, к странному парню с красно-белой кружкой в руке.
– Кто дал вам этот адрес? – спросила она.
Сначала разберемся, что ты за птица, а потом уже будешь задавать свои вопросы.
– Хозяин того заведения. Где картина.
– Томас?
– Наверно, да. Наверно, Томас. Он дал.
Если адрес дал Томас, значит, у ее гостя должна быть и записка от него. Томас не мог направить к ней человека просто так, без объяснений. Тем более такого… необычного, одетого с ног до головы в мусорные мешки.
Гость непонимающе смотрел на ее протянутую руку. Потом встрепенулся и стал шарить по одежде, на которой не было карманов, откуда они там возьмутся.
Сильвия наблюдала за его бессмысленными потугами, медленно отпивала кофе из своей кружки. Что же с тобой делать, приятель?
– Как я не подумал, – незнакомец прекратил поиски и, кажется, пытался оправдаться. – Вломился. Напугал, наверно, да?
Сильвия коротко кивнула. Да, вломился. Да, напугал немного. По большей части своим видом. Продолжай.
И он продолжил.
Стал снимать штаны-мешки. Прямо перед Сильвией, действительно, что уж мелочиться.
Под мешковиной оказались джинсы. В джинсах карманы. В карманах нашлась и записка от Томаса. Расчехлившийся гость тут же протянул ее Сильвии, и стал зачехляться обратно.
Сильвия с искренним удивлением наблюдала за его манипуляциями, потом не выдержала, спросила:
– К чему эта маскировка?
Гость пожал плечами, потом ответил:
– По привычке. Прячусь.
– В бегах?
– Вроде того.
В центре шеи снова вынырнуло адамово яблоко. Кожа лица подозрительно меняла цвет. Неужели покраснеет?
Сильвия развернула записку.
Томас многословно извинялся и просил Сильвию «не быть к парнишке слишком строгой». Еще было написано, что о цели своего визита он сообщит ей сам.
«Парнишка» – усмехнулась про себя Сильвия. Последнее утверждение зачитала вслух и всем своим видом показала, что ждет объяснений.
Гость отпил кофе и сообщил:
– Мне нужно знать, как ты делаешь это.
– Делаю что?
– Рисуешь.
– Художественная академия. Пять лет.
– Нет, – рассмеялся он, замотал головой, – этому там не учат.
– Тогда не понимаю.
Он развел руками, пытаясь что-то показать, объяснить. Не получалось. Тогда огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на холстах, составленных на полу вдоль стены. Там было все подряд – законченные картины, только начатые, брошенные.
– Можно? – спросил он, показывая глазами на холсты.
– Валяй, – дала добро Сильвия.
Все равно от него так просто не избавишься, упертый.
Он тут же рванул к холстам, присел на корточки и начал рассматривать те, что стояли лицом. Сильвия допивала кофе, наблюдала за ним.
Форма головы – правильная, с высокой затылочной костью и ровными затылочными буграми. Шея пропорциональная. Прямая линия позвонков.
– Можно их двигать? Рисунки твои.
Что с тобой делать, двигай. Сильвия кивнула.
– Только не рисунки, а холсты, – поправила она.
Кофе в ее кружке закончился. Это была только половина ее обычной утренней дозы. Нужно сварить еще, иначе энергии на работу не хватит. Сильвия направилась за водой, в подсобку.
Когда вернулась, холсты у стены были все развернуты лицом, а незнакомец держал перед собой в руках одну из готовых картин, внимательно вглядывался в нее.
– Вот, оно. Это я имел ввиду.
– Наоборот, – сказала Сильвия.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Нужно перевернуть, – объяснила Сильвия.
– Наизнанку? На оборот?
Сильвия забрала у него холст. Перевернула. Поставила к стене, на пол.
– Этот эффект. Как ты это делаешь, не понимаю.
Эффект отраженного мира. Галеристы называли это «индивидуальным почерком» или «особой техникой», что-то вроде того.
Как будто получались в итоге не сами объекты, а их отражения – в водной глади, мокром асфальте, стекле витрин, струях дождя.
Отражения в воде. Стоит задеть пальцем поверхность и пойдет рябь, все смешается. А когда вода успокоится, в ней отразится что-то совсем иное. Никогда не знаешь что.
Изображенное у нее всегда шло легкой, почти неуловимой рябью, расслаивалось. Как будто картины были окнами в немного другой мир. Чуть-чуть отличный от Твердого мира. Его гибкая, текучая версия.
Но объяснить, каким образом она достигает такого эффекта, Сильвия и правда не могла.
Она всегда так писала. Всегда. По-другому не умела.
– Я так вижу.
– Ну да. Я так вижу, – повторил он. – Отличное объяснение.
– Послушайте, уважаемый. Вы уже достаточно испытывали мое терпение, – разозлилась Сильвия. – Допивайте кофе и будем прощаться.
– Какая же зануда. А с виду не скажешь. И рисуешь так.
Гость взял полосатую кружку и стал торопливо допивать кофе.
Понятно, что это была манипуляция, но все равно ей стало неловко. Захотелось сгладить.
– Понимаете, это не совсем привычная для меня ситуация. Незнакомый человек, в маскировочной одежде, пришел ко мне без приглашения и…
– Все-таки я прав, ты – зануда. Пойду. За кофе спасибо.
Он поставил кружку на подоконник, натянул на голову капюшон и направился к выходу.
Она выдохнула, когда дверь за ним закрылась. С потолка снова посыпалась штукатурка. Сильвия пошла в подсобку за щеткой и совком.
После того, как начали ремонтировать крышу старого промышленного здания, в котором размещалась ее мастерская, потолок стал осыпаться.
Каждое утро Сильвия разгребала завалы, хоронившие под собой ее холсты, мольберты, банки с красками и кистями. Сначала собирала куски осыпавшейся штукатурки в мешки и тащила их через весь задний двор к контейнерам. Потом подметала мастерскую, чистила кисти и холсты, передвигала мольберт и стол с инструментами туда, где потолок уже полностью обвалился.
Но и это не спасало. В следующий раз потолок обвалился на готовую картину, сломался подрамник, частично повредился холст. Не восстановить, придется делать все заново – она этого терпеть не могла.
Пошла к управляющему, тот сначала отпирался, оправдывался. Потом заверил, что скоро это безобразие прекратится, и ее потолок тоже отреставрируют. «Сделаем в лучшем виде, ага. А картина… ну, что я могу сделать. Почините как-нибудь, потом компенсируем».
Сильвия собрала в совок очередные куски потолка, отвалившиеся за время визита странного гостя.
Что это вообще было? Неужели она и правда – как он сказал… зануда?
За последнюю неделю она терпеливо вынесла из мастерской, наверное, уже тонну обвалившейся штукатурки.
А сегодня утром нашла в двери предписание от управляющего: «Немедленно вывезите с мусорной площадки свой строительный мусор». Как же, бегу и падаю.
В душе закипала обида на этого ряженого придурка. Надо же, зануда. Она – зануда. Бред какой-то. Чушь. Неправда.
В дверь стучали.
Кого на этот раз принесло? Не иначе сегодня день открытых дверей.
– Открыто, – крикнула Сильвия, не отрываясь от кофе.
Раздался повторный стук. Чтоб вас всех. Очень вовремя.
Сильвия закричала громче:
– Открыто, входите.
Дверь распахнулась, на пороге снова стоял он. Уже без маскировки. Без всех этих уродских мешков. В джинсах и забрызганной мелкими каплями серой футболке.
– Хочешь сказать, что видишь мир перевернутым?
– Когда работаю, да.
– А сейчас?
– Обычно вижу.
– То есть я сейчас у тебя не вверх ногами?
– Вниз ногами, вверх головой.
– Ну ладно, понятно.
