скачать книгу бесплатно
Они решили пожениться и уехать в Барселону.
История была триумфальной и в то же время немножко грустной. Ведь если бы Джузеппе не уехал из Венеции, никому не нужно было бы оставлять эту уютную квартиру недалеко от моста Риальто.
Потом фотограф Карло, настоящий реалист и немножко нытик, перечислил моменты, которые ему не нравятся в браке старшего брата.
Джузеппе в его пожилом возрасте пришлось покинуть Италию и поселиться в Барселоне. Там у него нет ни родителей, ни брата, ни друзей, ни знакомых. Джузеппе может загрустить. Кроме того, несмотря на кучу денег Беаты, Джузеппе сексист и поэтому не хочет сидеть на шее у жены.
– Я его понимаю, – говорит Карло, – Джузеппе не дурак!
И вот все итальянское семейство ищет для старшего брата небольшой ресторанчик, где он будет работать официантом, теперь уже в Барселоне.
– Просто, чтобы он чувствовал себя хорошо и нашел новых друзей, – говорит Карло.
История закончена, Карло собирает пустые тарелки из-под спагетти и уносит в кухню, погружает в мойку и тут же возвращается с криком:
– Представляешь! Письмо! А в нем: «Я на самом деле люблю твоего брата!»
– Такая романтичная история, – вздыхает Вероника.
Тут я вспоминаю, как должен вести себя образцовый гость, подскакиваю и несусь в кухню, чтобы мыть тарелки после вкуснейших спагетти. Мощный напор воды! Горячая и чистая вода Венеции. Такая же горячая, чистая и напористая, как история, которую нам только что рассказал Карло.
Все сидят за столом довольные после спагетти. «Ван лав» напевает кто-то. Одна любовь. Любовь в жизни Джузеппе, старшего брата Карло. И сама Венеция тоже – одна любовь. Ван лав.
Today I will shine
Мы ехали с Марией из Харькова в Белгород. Там очень приятная пешеходная граница между Украиной и Россией. На такси до границы, пешком минут 15, маленькая очередь, а может, совсем не будет, опять пробежка-прогулка, и на втором такси до вокзала в Белгороде. В Харькове на вокзале Мария, дама в возрасте, бодрая и с красивыми волосами, попросила подержать для нее место: мы первыми пришли к пустой пока что маршрутке до границы. На ее белой футболке переливалась надпись: Today I will shine.
Мария пошла к водилам и сказала, что ужасно спешит, поэтому ехать надо уже, но водители пропустили ее слова мимо ушей:
– Места займут, и поедем, – отвечали они.
Мы тронулись минут через двадцать. В пути мы говорили про Одессу. Мария рассказала, что сын ее знакомых с девушкой переехал из Харькова в Одессу:
– Очень хороший мальчик-врач. Родители продали его квартиру в Харькове и на эти деньги купили ему квартиру в Одессе. Но что-то не складывается с девушкой, хотели пожениться, а теперь в Одессе все разваливается или развалилось.
– А почему? В чем дело? – спросила я.
– Она девочка из Киева, ей нравятся новые порядки. Он тоже совсем молодой, но у них родня в России, и вот стали ссориться из-за политики. Похоже, свадьбы не будет! Как жалко.
– Обычная история, люди меняются в других городах, – отвечала я, – может, к лучшему? Так ведь бывает?
– Все бывает, – ответила Мария, – может, найдет новую невесту. Глядишь, лучше прежней!
Так мы беседовали, не напрягаясь. У меня была масса времени до поезда. А Мария, наоборот, все повторяла, что она спешит, потому что должна сегодня же вернуться обратно в Харьков, на Украину. Надо успеть.
Два раза за день перейти через границу. Интересное дело. Обычно у пограничников мозг закипает, если они видят отметку «туда» с сегодняшней датой, когда им уже нужно поставить штамп «сюда». Лица их вытягиваются, они чешут репу под фуражкой и спрашивают:
– Вы что, сегодня въехали?
Хотя там стоит число – сегодня. Если въехали вчера – это их не удивляет. А «сегодня» вызывает некий, как говорят подростки, «разрыв шаблона». Но Мария почему-то не боялась вызвать подозрение. Почему?
Солнышко сияло над полем с желтыми подсолнухами. Мария уютно молчала рядом. Мелькали поля, деревушки, столбы с рекламой. Я стала думать: «Наверное, Мария – не просто Мария. Скорее всего она драгдилер, раз ей надо вернуться сегодня, и она все время об этом помнит».
Летя с ветерком в машине под палящим украинским солнцем, я почувствовала себя героиней фильма Тарантино, едущей рядом с душевной дамой-драгдилером. От этой мысли мне сделалось хорошо, как бывает, когда начинаешь смотреть фильм про Америку. Действие разворачивается, быстро увлекая зрителя. Она-то драгдилер. А мне-то – в любом случае ничего. Я же просто еду рядом, будто фильм смотрю.
На границе Мария убежала вперед, но перед пропускным пунктом мы снова встретились: у пограничников случилась пересменка.
– Ты знаешь английский? – спросила меня Мария, когда мы вместе с группой других пешеходов нашли место в теньке у шлагбаума.
– Знаю, – ответила я.
– Можешь перевести, что у меня написано? Я не все слова понимаю. Тут вроде бы «Сегодня я собираюсь»… а дальше что?
– Классный текст! «Сегодня я буду светить». Это слово «шайн» часто употребляется со словом «солнце». The sun is shining!
– Какая хорошая надпись! – заулыбалась Мария.
– Я сразу перевела, как только вас увидела.
Мы перешли через границу и снова побежали. На российской стороне Мария догнала меня, и оказалось, что она как раз вмещается четвертым пассажиром в «Волгу», которая готова стартовать в Белгород. Мы опять сидели вместе, и тут я решилась спросить:
– Мария, какая у вас профессия?
– Я инженер, но давно не работаю.
– Почему же вы так торопитесь в Белгород? Я думала, вы – курьер.
– Что ты! Куда в мои годы?! Еду в Россию за пенсией, а потом возвращаюсь домой, в село под Харьковом.
По дороге Мария несколько раз наотрез отказалась от заездов в аэропорт и еще куда-то, как предлагал таксист. Ей надо без проволочек оказаться на месте. Она попрощалась у вокзальной площади, и снова я увидела убегающую Марию.
Опять я подумала: вот было одно государство. И никакой границы. А теперь государства два, флаг и деньги разные. Люди лет двадцати пяти – тридцати иначе как две отдельные страны эти два огромных пространства не воспринимают. Люди постарше по-прежнему удивляются. А некоторые даже умудряются получать пенсию в соседней стране. Может быть, даже в двух этих странах Мария получает две – не думаю, что большие – пенсии. Вот же чудеса.
Выходит, что фильм я смотрю не про наркотики. Хотя наркотики тоже едут через все границы. Но про них ни слова, это совсем другой фильм.
Кувалда утром
Утром я замерзла и надела свитер. Кошка Кувалда тоже замерзла и залезла ко мне под одеяло. Скользнула, гладкая, как змея, и прижалась к ноге. И тут же стала выбираться, царапаясь и расталкивая одеяла: услышала, как в шкафу завопил ее спиногрыз. Помчалась к нему:
– Что случилось, сынок?
– Мама, я есть хочу. Что на завтрак?
«Что на завтрак? Что на завтрак?» – заметалась Кувалда.
– Вот тебе все мои восемь сисек, только не пищи!
Котенок схватил лапами и зубами конец молокопровода, уперся носом и лбом в материнский белый волосатый живот и начал громко на весь дом:
– Чаф-чаф! Чаф! Чаф! Чааааф!
Разбудили меня окончательно. «Вот и с людьми так же, – подумала я. – Кстати, а что на завтрак? Сейчас проснется народ и начнет требовать. Мне так легко не отделаться, как кошке Кувалде».
Еще раз про бороду
Меня спросили:
– Какая функция у бороды?
Я ответила:
– Борода только для красоты. С бородой мужчина напоминает собаку. А женщины любят животных!
Бритые яйца
Думаю, смешное обладает собственной ценностью, даже если смысла в нем маловато или даже вовсе нет. А если оно очень смешное, то ценно вдвойне, и стоит его записать.
Эти два эпизода мне рассказал один веселый художник. Он мастер рассказывать байки, помнит кучу неприличных анекдотов, я слушаю его, хохочу, и начинает казаться, что жизнь не такая уж тяжелая штука. Даже зимой.
Итак, две маленькие были – былинки – с физиологическими подробностями. Обе неприличные.
Однажды веселый художник посмотрел фильм про секс. В нем несколько парней готовят друга к свиданию и агитируют его побрить яйца. Свидание в полном разгаре. Главный герой говорит девушке: вообще-то у меня очень маленький сексуальный опыт… Она удивляется: как такое может быть?! Ведь у тебя бритые яйца!
– Получается, авторы намекают: девушкам нравятся бритые яйца, и надо зрителям тоже их побрить. В целом тупость, конечно, – говорит веселый художник.
– Тебе фильм-то понравился? – спрашиваю я.
– Нет, не понравился. Но яйца я побрил.
Однажды веселый художник пошел на нудистский пляж. И увидел там старика и его жену. У обоих лобки были совсем седые, а волосы на лобках длинные-предлинные. У обоих. Вздыхает:
– Вот так я сходил на нудистский! Это ли я хотел увидеть?
Старик на трассе
Иногда услышишь замечательную историю и сразу хочешь ее записать. Правда, не хватает каких-то подробностей, тогда просишь того, кто рассказал, еще раз повторить. Тут оказывается, что подробности не вписываются в тот образ, который уже возник в голове. Поэтому сначала опишу мой пастельный образ, а потом уточню подробности.
Эту историю мне рассказала Галя, очень крупная одесская поэтесса. Еще она пишет прозу, которую я страшно люблю, и ужасно жалко, что Галя не сбацала хоть какой-то, пусть бы даже плохой роман. Потому что даже плохой Галин роман был бы и тонким, и сладким, и мокрым, одним словом, таким, как я люблю. В тот день разговор пошел о похотливых стариках, ну такая уж выдалась тема. Галя закричала: «О, я знаю такого!»
И рассказала историю.
Жил-был старенький тоненький такой полупрозрачный старичок, и было ему 90 лет. Вдовец. Жил в квартире со своими родственниками. Дом стоял недалеко от начала некой трассы. Я давно уже слышу, что есть такая секс-магистраль в Одессе, по которой мчатся большие машины, а в них сидят промасленные, грубые дальнобойщики, а у начала этой трассы стоят специальные дальнобойные путаны. И вот многоэтажка, начало дороги и старичок, который изо дня в день наблюдает из окна за душераздирающими моментами жизни человечества: вот едет дальнобойщик один. А вот уже не один. И уже не едет. И дедушка понимает, что ему нужно срочно спуститься и принять участие в пламенных страстях.
Сказано – сделано! Нет, этот победный клич я прокричала слишком рано. Старик оказаться внизу не может: его не пускают. Дети каким-то образом прознали, что старик хочет выйти на путь порока и сойтись с дальнобойной профессионалкой. Старик сидит взаперти! Ужасно страдает.
Однажды я пересказывала эту историю очень воспитанному приятелю и остановилась в этом месте. Я сказала: «Они не отпускают его…», – дальше стушевалась. Мой товарищ, который говорит на пластичном и чистом русском языке, нашелся и добавил: «Они не отпускают его потрахаться! Дети не отпускают своего прародителя! А ведь он создал их своим трахом! Несправедливо».
И вот одним прекрасным вечером полупрозрачный и в то же время наполненный оптимизмом старичок сбежал через балкон. А дальше по крыше и покосившейся пристройке. Он жил на втором этаже. Быстро добрался до трассы, нашел путану на свой вкус и тут же в кустах соединился с ней. Он вернулся победителем на свой второй этаж. И в доказательство подвига показал невестке мандавошь, которой наградила его трасса. Награды бывают разными, в тот день награда была такой.
Я очень люблю эту историю, потому что в ней речь идет о победе чувства над разумом. И еще об освобождении и успехе!
Потом я встретила Галю и попросила рассказать мне подробности. Галя сказала: «Учти, что он герой войны и всегда носил колодки орденов. Он умер в 87, а это случилось за год до смерти. Почти как Лев Толстой!»
(Точно! Льва Толстого нам не хватало для полноты букета. И вот он здесь!)
Потом Галя сказала, что жил он на седьмом этаже. Он бежал не через балкон, а через дверь, когда родственники потеряли бдительность. «Он был тучный, представительный мужчина с авантюристическим характером. В молодости считался замечательным красавцем».
Так что соврала я не очень сильно. Этот тучный, тот прозрачный. Реальному 86, придуманному 90. Этот через дверь, тот через балкон и бегом на трассу. Конечно, в жизни все было вообще иначе. Совсем по-другому. Но литература тем и отличается от жизни, что тут и там по-разному.
Моя бомжиха, или Ладонь
У меня есть знакомая бомжиха на Шаболовке. Она как-то попросила у меня денег, я дала. Вдруг у меня образовался целый карман мелочи, ну, я зачерпнула и высыпала ей на ладонь. А настроение препоганое и ничего не получается, ничего не складывается.
Прихожу домой и вижу: письма прислали, работу предложили, уже пора куда-то бежать, нестись, звонить, включать и выключать, придумывать. А значит, происходит то, о чем я мечтала. Ради чего я здесь. Завертелось!
Ночью иду по Шаболовке. Бомжиха моя на лавочке, бычок докуривает в задумчивости. Маленький красный огонек. Наблюдаю за огоньком, откручиваю назад и понимаю, что на этом месте, когда мы встретились, ситуация переломилась. Отсыпала Матрене монет – и стало срастаться. Возвращаюсь к ней. Сигаретка догорела, сидит понуро. Я говорю: «Вот держи, не болей». А она мне в тон тихо на выдохе: «Спасибо».
И снова встречаю ее – сидит в новом пальто розовом. Ну, или не в новом, но в стираном, ярком.
– Может, и не бомжиха она вовсе? – думаю я.
И тут Матрена моя запускает ногти глубоко в прическу надо лбом и начинает яростно скрести. Заедают, видно.
– Нет уж… бомжиха она…
Прохожу. Домой иду.
А сейчас ливень. Где моя бомжиха?
Мане и Моне
Однажды Фотограф Оксана расхваливала своих друзей. Она говорила (а если быть совсем точной, она писала на ФБ), что друзья ее замечательные, добрые, отзывчивые, красивые люди. И еще – они легко отличают Моне от Мане.
Когда я прочла эту фразу, по мне проскочил электрический заряд. Его траектория была такой: из глаз в мозг, по позвоночнику и вылетел в самый хвост.
Я подумала: ну да, теоретически это возможно.
И вспомнила, что я ведь была на выставке Моне, видела большие полотна с заболоченными прудами и лилиями. Очень давно в Германии. И на выставку Мане тоже ходила! Устроили выставку в самой Венеции во дворце Дожей. Там я рассматривала голую Олимпию с черными служанкой и кошкой. Привезли во дворец и мальчика в ливрее, играющего на флейте. Причем «Флейтист» был на плакате выставки, а плакаты эти, как водится в любезной нам Венеции, висели кругом: на всех стенах, на остановках моторных трамвайчиков вапоретто, на самих вапоретто, а самые гигантские Флейтисты красовались на стенах венецианских дворцов. Тут я вывела свою формулу: МАльчик с флейтой – это МАне. Почему МАне – потому что МАльчик с флейтой, а с ним еще куча другого народа – среди которых Олимпия и ребята из «Завтрака на траве». Потому что Мане любил рисовать людей! А когда болотца, кувшинки и пестрые цветочки – это Моне. Помню, я смотрела еще фильм, где старенький художник Клод Моне в какой-то оранжерее рисует прудик. Париж в разное время суток – это тоже он. А людей там очень мало или совсем нет.
Этим разделением я осталась довольна и поняла, что вполне могу считать себя культурным другом Фотографа Оксаны.
Не тут-то было! Намедни я (Лягушка-Путешественница) поехала в Польшу в город Познань, где есть большой художественный музей. Среди всех картин на почетном месте обнаружилась картина с очень красивым зеленым, салатовым и голубым морем. Живописное, импрессионистское полотно – одно из лучших в собрании. Кто-то из настоящих знатоков тут бы и прикололся: уточнил, кто автор – Мане или Моне. Определил бы, уточнил и запомнил. Ну а я? Я люблю и того и другого. Оба художника прекрасны, известны в равной степени, жили в одно время и были хорошими товарищами. И оба рисовали море. В этот момент – когда можно было сосредоточиться, чтобы доискаться до истины, – я очень спешила, нужно было уезжать. Я сбежала по лестнице в сувенирную лавку и купила несколько открыток, в том числе открытку с морем. Мне выдали красивый белый конверт, я сложила в него мои открытки и помчалась в Одессу на автобусах и поездах. В пути я подписала несколько открыток, но открытка с зеленым морем осталась нетронутой. В Одессе я зашла на почту и отправила открытки адресатам.
Тут случилось неожиданное. Открытка с морским пейзажем исчезла. «Наверное, я оставила ее на почте, надо заехать и спросить» – решила я.
На следующий день снова еду на почту, качусь на велосипеде и репетирую. Сейчас я скажу так: «Вчера покупала у вас марки и где-то забыла конверт, а в нем морской пейзаж Моне». И вдруг почтальон в моем сознании – худосочная и неприятная дама – подмигивает зловеще и спрашивает: «Так там у вас был пейзаж Моне или Мане?» Ужаснее вопроса я не могу себе представить! Я чуть с велосипеда не свалилось, потому что резко уменьшилась, я превратилась в школьницу, которую после короткой беседы не приняли в лекторий Пушкинского музея, в самый престижный кружок времен СССР!!!
Кое-как восстановив взрослые размеры, я вошла на почту. Спрашиваю про конверт. А его никто нигде не видел. И никто меня не мучает, спрашивая, кто автор полотна.
