Полная версия:
Чучело. Игра мотыльков. Последний парад
– А я – чучело! – Ленка вскочила. – И не боюсь этого! Я всем это докажу!.. – Она схватила ножницы и как начала кромсать свои волосы!
– Ты что, ненормальная?! – Тетя Клава бросилась к Ленке. – Остановись!..
Ленка бегала по парикмахерской, увиливая от тети Клавы, шмыгая между кресел, кромсала свои волосы и кричала:
– А я чу-че-ло!.. А я чу-че-ло!..
Наконец тетя Клава поймала Ленку, хотя было уже поздно: та успела выстричь несколько прядей волос.
– Что же ты наделала? – Тетя Клава прижала Ленку к себе и укачивала, как маленькую. – Лопушок ты несчастный… А рыженький мой был раньше добрым. Честное слово! Сердце душевное… А на тебя закричал: «Гадина!» Домой в тот день пришел взъерошенный, грубил. А потом, не поверишь, заплакал вдруг мой Толик, совсем как маленький.
– А я раньше не знала, что его Толиком зовут, – грустно сказала Ленка.
– Толиком… Толиком… – Тетя Клава подвела Ленку к креслу. – Садись, милая, я тебя остригу, как хочешь остригу.
Ленка села в кресло, и тетя Клава накрыла ее простыней.
А тем временем праздник у Димки Сомова приближался к концу. Часть ребят разошлась, и осталась только мироновская компания, самые близкие друзья.
– Давайте гулять до утра, – предложила Шмакова.
– Шмакова дело предлагает! – закричал Попов. – А, ребя?..
У Попова Шмакова всегда предлагала «дело».
– Лохматый, ты ночуешь у меня, – сказал Рыжий.
– Везуха! – ответил Лохматый. – Не надо тащиться в лесничество.
Валька подскочил к проигрывателю и врубил его на полную мощность.
– Чтобы у Бессольцевых стекла звенели! – хохотнул он. – Хорошо веселимся!..
Шмакова схватила за руку Димку, и они начали танцевать. Шмакова крутилась, извивалась – танцы были ее стихия.
И вот тут открылась дверь, и… явился новый, совершенно неожиданный гость. В комнату ворвалась Ленка.
Но какая!.. Неузнаваемая!..
Вязаная шапочка натянута до бровей, куртка нараспашку, а под нею знаменитое обгорелое платье.
Но дело было не в том, как она одета, а в том, какое у нее было необыкновенное лицо, преображенное до неузнаваемости ее смелым поступком. Раньше лицо у нее бывало добрым, милым, отчаянным, жалким, а теперь оно было вдохновенно-решительным.
И всем сразу стало ясно, что она пришла к ним затем, чтобы сделать то, что хочет. И помешать ей никто не сможет.
Они все это поняли и замерли. Только что смеялись, хохотали, танцевали, а тут окаменели. Ждали, что же будет дальше.
А Ленка не торопилась.
– Братцы, чего же вы не танцуете? – спросила Ленка. – Давайте!.. Прыгайте!.. – Она начала танцевать, кривляясь и паясничая.
Но тут пластинка кончилась, музыка оборвалась, и наступила тишина.
– Жалко, не потанцевали. – Ленка посмотрела на ребят и впервые, встречаясь с ними взглядом, не дрогнула. Она почувствовала в своей душе давно забытый покой. – Какие вы все красивые!.. – Прошлась по комнате, оглядывая каждого, как будто очень давно их не видела. – Не дети, а картинка!
Ленка остановилась посреди комнаты.
– А я – чучело! – Резко сдернула шапочку, открывая всему миру свою остриженную голову. – Чу-че-ло! – Ленка похлопала себя по голове. – Хороший кочанчик! И рот до ушей, хоть завязочки пришей. Правда, Шмакова?
Ленка улыбалась, и уголки губ у нее поползли вверх, а она старалась их разодрать посильнее, чтобы они как-нибудь достали до ушей. При этом она крутила головой, чтобы всем было видно, какое она настоящее страшное чучело!
Все по-прежнему молчали. Можно сказать, что они только безмолвно ахнули.
Ленка же поначалу в горячке вообще забыла про Димку, а тут она увидела, какой он стоял бледный и испуганный.
«Вот уж его перекосило так перекосило», – подумала она, плавно приближаясь к нему, и сказала:
– Извините-простите!.. Забыла вас поздравить с днем рождения. Вот дурочка! Пришла, можно сказать, за этим и забыла.
Димка стоял в какой-то неестественной позе, повернувшись к Ленке боком, изо всех сил стараясь не встретиться с нею глазами.
– А ты почему, Сомов, от меня отворачиваешься? – Ленка хлопнула Димку по плечу. – Что же ты так дрожишь, бедненький?.. Похудел. Неужели страдаешь, что я оказалась предателем? А?.. Конечно тяжело. Ты такой смелый и честный, а дружил с нехорошей девочкой, с которой никому не следует дружить! Она – ябеда!.. Доносчик!.. Гадина-а-а! – Она подошла к Рыжему. – Твои слова, Рыженький!
– А я и не отказываюсь, – сказал Рыжий. – Мои слова.
– Придет время, Толик, – откажешься, – ответила Ленка.
Но на эти Ленкины слова Рыжий ничего не ответил. Да Ленка и не ждала от него ответа. Она уже устремилась дальше, к Мироновой, заглянула ей в глаза и сказала:
– Привет, Железная Кнопка!
Ей хотелось с каждым столкнуться, на каждом проверить свою храбрость.
– Привет, если не шутишь, – ответила Миронова. – А что дальше?
– Удивляюсь я тебе, – вздохнула Ленка, – вот что.
– Чему же ты удивляешься, если не секрет?
Миронова была не Рыжий – она не сдавала своих позиций.
– Тому, что ты такая правильная, а водишься с Валькой. А он – живодер. Ай-ай-ай!.. По рублю сдает собак на живодерню. Вот так борец за справедливость!
– Ну ты, полегче! – встрепенулся Валька.
– Что это ты плетешь про Вальку? – спросил с угрозой Лохматый.
– А что, разве ты, мордастенький, перестал с бедных собак сдирать шкуры? – Ленка дернула Вальку за галстук и повернулась к Лохматому: – Ну садани меня, чтобы я замолчала! Ну докажи, что сила – это самое главное в жизни!
– И саданет! Саданет! – закричал Валька. – Наговариваешь на меня! Трепло! – замахнулся он на Ленку.
– Ой, боюсь! – Ленка засмеялась, но не дрогнула и не отступила.
А Валька побоялся ее стукнуть. Всегда бил метко, а тут струхнул.
– Ну, до свидания!.. – Ленка помахала всем рукой. – Что-то мне стало с вами скучно. Радуйтесь… Вы же добились своего! Вы – победители!.. Завтра я уезжаю. Так что давайте хором – раз, два, три: «В нашем клас-се больше не-ту Чу-че-ла!..» Ну!.. Милые!.. Ну чего же вы языки проглотили?
Ленка сорвала у Шмаковой цветок с платья и приколола себе на куртку. Медленно застегнулась. Натянула шапку до бровей, пряча свою стриженую голову. Помолчала. Потом серьезно и грустно сказала:
– Честно говоря, жалко мне вас. Бедные вы, бедные люди. – И ушла.
Исчезла, испарилась Ленка, будто ее здесь и не было. В комнате стояла жуткая, неправдоподобная тишина.
И вдруг Лохматый рванулся вперед и схватил Вальку за руку:
– Чего это Бессольцева про тебя тут плела?
– Да выдумала она все! – закричал, вырываясь, Валька. – Кому поверил? Змее?
– А это что? – Лохматый выдернул из Валькиного кармана поводок с ошейником. – А это что?! – Он потряс поводком перед носом насмерть перепуганного Вальки.
– Это?.. – Валька на всякий случай отступил под напором Лохматого. – Это?..
– Орудие живодера! Вот что это! – крикнул Рыжий.
Лохматый бросился к Вальке, а тот рванулся в сторону и заметался вокруг стола. Он бегал, швыряя под ноги Лохматому стулья, но еще не сдавался, а выкрикивал на ходу слова угрозы:
– Я Петьке скажу! У него дружки!.. Тебя скрутят! Можешь у своего отца спросить!.. Он тебе расскажет!..
– Лохматый, это они! – догадался Рыжий. – Ребята, это они!.. Значит, это Петькины дружки прострелили руку твоему отцу, когда он у них лося отбивал! Точно!..
– Так это вы! – взревел Лохматый и, сметая все на своем пути, бросился на Вальку.
Валька рванулся к двери, чтобы спастись бегством, но Рыжий подставил ему ножку – он упал, и Лохматый навалился на него.
Наконец Валька все же изловчился, вырвался, вскочил, чтобы бежать, но оказался… на поводке, на собственном поводке, на котором он водил собак на живодерню.
Ошейник плотным кольцом облегал Валькину шею, а конец поводка крепко держал в руке Лохматый, и лицо его было мрачным и беспощадным.
– Ты что?.. – Валька заплакал. – Ты что?.. Ребята, – взмолился он, – ребята! Лохматый меня удавит!..
– Выйдем отсюда, – сказал Лохматый и потянул поводок, не глядя на Вальку.
Валька больше всего боялся выйти куда-то с Лохматым, он упирался и лебезил, он хватал поводок и выкрикивал:
– Ребята, разве так можно? Ребята!.. Человек на поводке?!
Но никто не заступился за Вальку.
Тогда Валька взмолился.
– Лохматый, – умолял он, – я больше не буду! Это все Петька! Вот и Димку спроси!.. Он его знает, он скажет – Петька зверь!
– Кому говорят, выйдем! – Лохматый сильно потянул за поводок.
Валька не устоял. Он упал на колени и подполз к Мироновой:
– Миронова, что же ты молчишь? Заступись!.. Я больше не буду!
– Отпусти его, Лохматый, – сказала Миронова.
Лохматый помедлил секунду, а потом швырнул поводок Вальке в лицо.
– А ты встань! – брезгливо сказала Миронова Вальке. – Не ползай.
Валька вскочил и, снимая дрожащими руками ошейник, быстро проговорил:
– Ребята, все по закону… Собак беру бродячих…
– Уходи! – приказала Железная Кнопка. – Не годишься ты для нашего дела.
– Почему? – удивился Валька. – Разве я с вами не заодно? Разве я не гонял Чучело?
– Ты – заодно?.. – Железная Кнопка наступала на Вальку: – Ты, живодер, с нами заодно?!
Валька сложил поводок в карман, нахально ухмыльнулся и вышел из комнаты. Потом застучал в окно, крикнул притворно-ласковым голосом:
– Детишки, пора в кроватки! – Захохотал и исчез.
Лохматый стоял, низко опустив голову, крепко сжав кулаки, которые ему всегда помогали, а сейчас почему-то не помогли. Все остальные подавленно молчали.
– Не ожидала я такого от Чучела, – нарушила наконец тишину Железная Кнопка. – Всем врезала. Не каждый из вас на это способен. Жалко, что она оказалась предателем, а то бы я с ней подружилась… А вы все – хлюпики. Сами не знаете, что хотите. Вот так, ребятки. Ну, привет.
– А как же пирожные? – остановил ее Димка. – Мы же еще чай не попили.
– Пирожные? Сейчас самое время…
– Точно, – подхватил Димка, хотя вид у него при этом был неуверенный.
– Кушайте на здоровье, а мне и без сладкого тошно. – И Миронова ушла, ни на кого не глядя.
– Миронова, подожди! – крикнул ей вслед Лохматый. – Я с тобой.
– Ты же ко мне собирался? – остановил его Рыжий.
– Передумал, – на ходу ответил Лохматый, – домой охота.
– Тогда и я с вами, – сказал Рыжий и бросился следом за Мироновой и Лохматым.
Хлопнула дверь – они ушли.
В комнате остались только сам новорожденный да Шмакова с Поповым.
– Может, зря мы с тобой никому… ничего?.. – тихо спросил Попов у Шмаковой. – А?..
– Ты про что? – насторожился Димка.
Шмакова улыбнулась – она предчувствовала близкую развязку всей этой затянувшейся истории и поняла, что наконец настал ее победный час.
– Мы с Поповым, – радостно пропела Шмакова, – представляешь, Димочка… – хитро скосила глаза на Димку – ей нравилось наблюдать за ним: он то бледнел, то краснел. – Мы тогда с Поповым… – Она засмеялась и многозначительно замолчала, продолжая что-то мурлыкать себе под нос.
– Что вы… с Поповым? – спросил Димка.
Шмакова не торопилась с ответом – ведь ее ответ должен был потрясти Димку, и так хотелось его помучить, чтобы разом отомстить за все. Настроение у нее было прекрасным – кажется, ее план полностью удался: Димка уничтожен, а следовательно, вновь завоеван и покорен. Теперь она из него будет вить веревки, сделает своим верным рабом вместо Попова. А то ей этот верзила порядком надоел – скучный какой-то и зануда.
– Так что же вы с Поповым? – переспросил Димка.
– Мы? – Шмакова засияла. Она не отрывала глаз от Димкиного лица. – Мы под партой сидели. Вот что!
Димка глупо улыбнулся и спросил:
– Когда сидели? – хотя все уже понял.
– Когда ты с Маргаритой так мило беседовал, – рассмеялась Шмакова.
– Под партой? – Димку бросило в жар. – Вы?.. Когда Маргарита?..
– Под партой… Мы… Когда Маргарита! – особенно восторженно пропела Шмакова.
Эта новость раздавила Димку. Острый страх и тоска сжали его бедное сердце – оно у него затрепетало, забилось, как у несчастного мышонка, попавшего в лапы беспощадной кошки. Что ему было делать? Что?! То ли заплакать на манер Вальки и броситься перед Шмаковой и Поповым на колени и просить пощады. То ли сбежать из дому, немедленно уехать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы его никто и никогда не увидел из этих людей. И где-нибудь там зажить новой, достойной, храброй жизнью, о которой он всегда мечтал. У него и раньше мелькали подобные мысли. Но каждый раз они тут же обрывались, потому что он понимал, что ничего подобного сделать не сможет.
Димка представил на одно мгновение, что идет каким-то темным переулком в чужом городе. Холодно, пронзительный осенний ветер рвет на нем куртку, в лицо хлещет дождь… У него нет знакомых в этом городе, и никто его не позовет в дом, чтобы обогреть и накормить. Ему нестерпимо жалко стало себя…
– А почему же вы тогда молчали? – пролепетал Димка, как всегда в такие минуты до неузнаваемости меняясь в лице.
– А мы и дальше будем молчать, – ответила Шмакова. – Правда, Попик?
– Будем молчать?.. – Димка жалко улыбнулся, ничего не понимая, хотя уже на что-то надеясь.
– Ребя, надо все рассказать, – мрачно произнес Попов.
Шмакова взяла с тарелки пирожное и приказала Попову:
– Открой рот!
Попов послушно открыл рот.
Шмакова всунула ему в рот пирожное и сказала, отряхивая пальцы от крошек:
– Помолчи и прожуй, а то подавишься… Все так запуталось, что и не разберешь ничего. Если мы теперь откроемся, нас тоже по головке не погладят. Понимаешь, Попик? Так что мы теперь все трое одной веревочкой связаны. Должны крепко друг за дружку держаться. – Она подошла к проигрывателю и поставила пластинку. – Потанцуем, повеселимся в тесном кругу. Надо же догулять! Дни рождения бывают не каждый день. – Она улыбнулась Димке: – Димочка, дай мне мое любимое.
– «Корзиночку»? – заикаясь, спросил Димка, взял пирожное и торопливо отдал Шмаковой.
Попов шумно выдохнул:
– Все! – Он встал. – Ребя! Мочи моей больше нету! – И выбежал из комнаты, громыхая тяжелыми ботинками и натыкаясь по пути на опрокинутые стулья.
– Куда это он? – испугался Димка.
– Не боись. Он у меня верный человек. Видно, решил подышать свежим воздухом. – Шмакова откусила пирожное и пропела: – Пирожное – прелесть! Мать делала?
Димка понуро сел на диван.
Шмакова же, вполне довольная собой, своей окончательной победой над Димкой и Бессольцевой, упоенно танцевала, дожевывая «корзиночку» и таинственно улыбаясь.
Глава четырнадцатая
Николай Николаевич проснулся на рассвете, когда на горизонте уж появилась светло-серая полоска. Точнее, не проснулся, а встал, потому что не спал почти всю ночь.
Он умылся холодной водой, плеская ее большими пригоршнями в лицо, чтобы освежиться. Аккуратно побрился, автоматически надел свой костюм. Потом критически оглядел себя. Да, Ленка права! Какое же на нем все старое – совсем не смотрится. Надо бы переодеться.
Но так как его гардероб был скуден, то он вдруг решил надеть свою старую военную форму. Он достал ее из шкафа, вышел на балкончик, чтобы получше разглядеть. Форма оказалась в полном порядке. Он несколько раз встряхнул ее, почистил щеткой и не поленился пройтись по костюму утюгом.
Орденские планки, которые в три ряда украшали грудь кителя, ему не понравились – от времени они сильно потускнели и стерлись, и это было нехорошо. Он снял их и решил сегодня же купить новые.
Потом Николай Николаевич быстро переоделся; суровый и сосредоточенный, сел к столу и что-то долго писал и переписывал. Написанное сложил и спрятал в нагрудный карман.
Только после этого Николай Николаевич заглянул в комнату Ленки. Ее непривычная, стриженая и поэтому такая маленькая и беззащитная голова покойно лежала на белой подушке – она крепко спала.
Николай Николаевич посмотрел на часы: было уже восемь. Он решил, что Ленку будить не стоит, пусть поспит: катер уходит в одиннадцать.
Неужели он уедет отсюда, и неужели это все произойдет сегодня!.. Николай Николаевич вдруг заторопился, решительно накинул на плечи свое знаменитое пальто и, неслышно прикрыв двери, вышел из дома…
Через час старый дом Бессольцевых содрогался от сильного и тревожного стука, будто какой-то великан бил по нему огромной кувалдой.
Этот стук разбудил Ленку. Она рывком села на кровати; еще ничего не понимая, повернулась к окну и увидела, как чья-то рука приложила поперек ее окна доску. В комнате сразу стало меньше света. И снова раздался сильный, резко бьющий по голове стук.
Она поняла: дедушка заколачивал свой дом!
Происшествие, так поразившее Ленку, выбросило ее из кровати, и она, как была, в ночной рубахе, выскочила на улицу.
Ленка не почувствовала утреннего холода, пронзившего ее тело, и даже не ощутила, что босая ступает по мокрой осенней траве.
Она ничего этого не заметила, потому что глаза ее видели только Николая Николаевича, стоявшего к ней спиной на лестнице-стремянке и заколачивающего окна дома. Как завороженная следила Ленка за его неистовой рукой с топором, которая размеренно ходила туда-сюда и била наотмашь, вколачивая гвозди в старые бревна. Одна за другой доски неумолимо ложились поперек окон.
Ленка подняла голову вверх – все четыре ее любимых балкончика, которые выходили на четыре стороны света, были уже заколочены. Это особенно сильно ее опечалило.
– Дедушка, – крикнула Ленка, – что ты делаешь?
Николай Николаевич оглянулся, увидел испуганную стриженую Ленку в длинной белой рубахе, босую и какую-то легкую, летящую, в его возбужденном сознании мелькнуло: «Совсем как Машка!» – и крикнул ей:
– Еще гвоздей!
– Ты уезжаешь? Со мной? – спросила Ленка, не трогаясь с места. – Ты бросишь свой дом?!
– Кому говорят – еще гвоздей! – Он так повелительно крикнул, что ее как ветром сдуло. – И оденься! Сумасшедшая!
Когда Ленка одевалась, то у нее зуб на зуб не попадал. Нет, не от холода, а оттого, что дедушка решил все бросить и уехать с нею.
Решил бросить свой город!
Свой дом!!
Свои картины!!!
Ленка схватила ящик с гвоздями и поволокла его к дедушке. Николай Николаевич взял из ящика гвозди и заколотил два последних окна.
Дом Бессольцевых снова оглох и ослеп.
Николай Николаевич, тяжело ступая, слез со стремянки.
Ленка ткнулась ему в грудь и заревела.
Теперь, когда работа была закончена, он как-то протяжно вздохнул – он боялся, у него не будет сил взглянуть на свой заколоченный дом.
– Ну хватит! – сказал Николай Николаевич. – Что мы с тобой, как два дурачка, разревелись у всех на виду! Мы что, хороним кого-нибудь?.. Наоборот – мы живы! Мы живем на полную катушку! Мы совершим еще что-то замечательное!
Потом, наскоро позавтракав, отключили электричество и газ, перекрыли воду в садовой колонке и закрыли все двери на замки. Погрузили два чемодана и мешок яблок на садовую тележку. Сверху Николай Николаевич положил картину, аккуратно завернутую в старое полотенце, вышитое крестом еще бабушкой Колкиной, – это была их «Машка». И они пошли на пристань, подгоняемые внутренней тоской, которую оба старались скрыть друг от друга.
– Дедушка, – сказала Ленка, помогая Николаю Николаевичу везти тележку, – ты здорово придумал с «Машкой». – Она схватила картину: – Лучше я ее понесу. Повесим ее на самое видное место. И нам не будет скучно. Посмотрим на Машку и все картины вспомним. – Заглянула ему в глаза: – Правда, дедушка?..
– Правда, Елена! – ответил Николай Николаевич и чему-то рассмеялся.
– А чего ты смеешься? – не поняла Ленка. – Что радуешься?
– У меня для этого масса причин, – возбужденно ответил Николай Николаевич. – Сейчас сядем на катер, и я тебе их подробно изложу.
Вот тут-то они и услышали знакомые тревожные крики:
– Держи! Держи-и-и-и!
Следом раздался свист и улюлюканье погони.
Ленка привычно втянула голову в плечи.
Николай Николаевич заметил это и спросил:
– Ты что, опять испугалась? Забыла, какая ты храбрая?..
Ленка кивнула, прислушиваясь к приближающимся крикам.
– А ты не забывай, – строго сказал Николай Николаевич.
– Я стараюсь, – сказала Ленка.
Она приготовилась к встрече с несокрушимой Железной Кнопкой и ее дружками. А что, если они сейчас устроят ей «почетные проводы», будут кричать на нее «Чучело» на виду у всех пассажиров катера?.. Что тогда? Легкий озноб прошел по ее телу, но все же она собралась и твердо решила: если они это сделают, то она бросится драться. Она не отступит. Нет, не отступит!..
– Подержи, пожалуйста! – Ленка отдала Николаю Николаевичу сверток с картиной и медленно, как-то по-новому, откинув голову назад, пошла навстречу приближающимся крикам.
Но затем произошло нечто неожиданное – она увидела бежавшего Димку! А следом за ним, во главе с Мироновой и Лохматым, вылетел почти весь шестой класс – может быть, человек двадцать, – они гнали Димку! А она испугалась – вот смешно.
Димка бежал неловко, трусцой, как курица с подбитым крылом, прижимаясь к забору, чтобы его меньше было видно, и поминутно оглядывался назад с побелевшим от страха лицом. Зато у преследователей глаза горели яростным огнем, щеки пылали нервным румянцем людей, которые имели право на подлинный гнев.
Кто-то схватил Димку за руку, кто-то подставил ножку. Он упал, тут же вскочил, вырвался из цепких рук преследователей и побежал дальше, сверкая пятками.
Все шквалом пронеслись мимо Николая Николаевича и Ленки, не замечая их.
Они кричали:
– Держи его!..
– К школе! Гони к школе!..
– Попался, гад!..
Они исчезли так же быстро, как и появились.
– Дедушка, – одними губами произнесла Ленка, – значит, Димка все-таки сознался?
– Выходит, сознался, – ответил Николай Николаевич.
– А что теперь будет? – спросила Ленка, уставившись на Николая Николаевича испуганными глазами.
– Что будет? Теперь они из тебя сделают героя.
– Да?.. – Ленка откровенно засмеялась. – Что же мне делать?
– Ну, играй победу! – Николай Николаевич почему-то с грустью и удивлением посмотрел на Ленку. – Ну, торжествуй!
– Я сбегаю, – сказала Ленка, – посмотрю…
– Не надо, Елена! – попросил Николай Николаевич. – Лежачего не бьют.
– Но я торжествую! – почему-то с вызовом крикнула Ленка. – Я играю победу!
– Елена, подожди! – попытался остановить ее Николай Николаевич.
Но Ленка не послушала его и бросилась следом за ребятами к школе.
Николай же Николаевич неловко потянул тележку и перевернул ее – чемоданы, мешок с яблоками и картина упали. Он быстро поднял тележку, сложил все обратно, откатил ее в сторону, взял картину и заспешил за Ленкой.
Ленка вбежала в класс, когда Димка под натиском ребят, спасаясь от них, взобрался на подоконник.
– Бей его! – заорал Валька и схватил Димку за ногу, чтобы стащить с подоконника.
– Не примазывайся! – с презрением оборвала его Железная Кнопка. – Не суйся к нам со своими грязными руками!
Лохматый саданул Вальку, и тот отскочил в сторону.
А ребята стали медленно наступать на Димку, как когда-то наступали на Ленку.
– Пустите меня! – крикнул он. – А то я… – он беспомощно оглянулся в поисках спасения, – выпрыгну в окно!
– Не выпрыгнешь! – сказала Миронова. – Ножку сломаешь, а это больно.
Димка загнанными глазами посмотрел на Железную Кнопку, весь как-то в отчаянии вытянулся и распахнул окно…
Все: «Ах!» – и отпрянули.
Вот в это время в класс и вбежала Ленка. Никто ее не видел, потому что они все стояли к ней спиной. Все их внимание было приковано к Димке.
– Слезь с окна! – тихо и спокойно произнесла Ленка.
Димка резко оглянулся, увидел Ленку… и спрыгнул с подоконника.
– Наша красавица пришла! – пропела Шмакова, хотя в ее голосе чувствовалась какая-то неуверенность.
Ребята веселой гурьбой окружили Ленку:
– Привет, Чучело!
– Здорово!
– Наше вам!..
– Оказывается, ты молодец, Бессольцева! – Лохматый хлопнул Ленку по плечу.
– Разрешите пожать вашу лапку, – паясничал, как всегда, Рыжий, пожимая Ленкину руку.
– Вот хорошо, что ты еще не уехала. – Сама Железная Кнопка, улыбаясь, приближалась к Ленке. – Что же ты нам сразу все не сказала?.. Впрочем, это твое личное дело.
А Димка тем временем сообразил, что все про него забыли, проскользнул по стенке за спинами ребят к двери, взялся за ее ручку, осторожно нажал, чтобы открыть без скрипа и сбежать… Ах, как ему хотелось исчезнуть именно сейчас, пока Ленка не уехала, а потом, когда она уедет, когда он не будет видеть ее осуждающих глаз, он что-нибудь придумает, обязательно придумает… В последний момент он оглянулся, столкнулся взглядом с Ленкой и замер.
Он стоял один у стены, опустив глаза.
– Посмотри на него! – сказала Железная Кнопка Ленке. Голос у нее задрожал от негодования. – Даже глаз не может поднять!