Сашка. Мой. Герой

Благо, за день она научилась уставать так, что всё моральное уходило на задний план, а на слёзы тупо не оставалось сил.

13.09.2022-14.09.2022

Она очень полюбила суету и суматоху. Потому что с ними всё пролетает быстрее и незаметнее. Хотя, за эти два дня, несмотря на суету, она всё-таки пролила не один литр слёз.

Во вторник сотрудник ЩПЦ пробовал было перевезти Сашку. Но не получилось. Отложили на день. Она даже не знала отчего она сильнее плачет и чего она сильнее боится. Переезда, или что он не получится. Да и не требовалось особо никаких объяснений. Ей было страшно. Она плакала. Хотя и старалась, чтобы нет.

На следующий день была маленькая, но такая огромная и важная Сашкина победа. У него всё получилось. Он сначала потренировался быть в перевозном кювезе. Потом уехал. И благополучно доехал до ЩПЦ. Ей дали все контакты и она в тот же день полетела к сыну в его новые апартаменты. Предварительно, тепло по-домашнему попрощалась с сотрудниками роддома. Со слезами благодарности и обещаниями обязательно вернуться к ним с Сашкой на торжественную выписку.

Ах, какой же это был чудесный вечер! Она убедилась, что Сашке хорошо на новом месте, он под постоянным пристальным наблюдением. Она была вдохновлена Сашкиными достижениями. Она радовалась предстоящей встрече с мужем и старшим сыном. Она предвкушала душ дома и сон в своей кровати.

Она и представить не могла, что ничего ещё не закончилось. Что самый ад ждёт впереди.

Сегодня вечером ей было хорошо. Почти.

15.09.2022-18.09.2022

Теперь её утро начиналось со звонка в ординаторскую. Узнать, как прошла ночь. Услышать заветное «не хуже». Потом собраться, сцедиться, отвести старшего к бабуле, поехать к младшему. По дороге любоваться цветными листьями деревьев, чтобы рассказать об этом Сашке.

Вообще, к новому этапу жизни привыкать оказалось непросто. После маленького, такого уютного роддома, большой ЩПЦ казался необъятноогромным. Первые дни она даже боялась заблудиться. Новые правила. Новые порядки. Комната отдыха матерей со стерилизатором для молокоотсоса. Молоко, которым можно кормить ребёнка должно быть сцежено непосредственно в палате у ребёнка. Запрет гель-лака на ногтях. И постоянное мытьё рук с обязательной обработкой их антисептиком.

Было сложно. Но они привыкали.

Здесь у Сашки поначалу даже были соседи. В основном, крошечки недоношенные. Все подключенные к ИВЛ, к одинаковым мониторам. Мониторы то и дело подавали сигналы, и тотчас же почти из ниоткуда появлялись медсёстры или медбратья и отработанными движениями проводили все необходимые манипуляции.

Регулярно брали кровь. Из пятки. Благо у Сашки-то ступня знатная – было где разгуляться.

Она познакомилась с лечащим Сашкиным врачом и дежурными врачами. Уже от них услышала то, что слышала с Сашкиного рождения. Но настрой у них всех был вполне оптимистичный. Они в один голос заявляли, что нужно время. И она готова была ждать сколько понадобится и не уставала им повторять уже отрепетированное «Он сильный, он справится».

То, что Сашка хорошо перенёс переезд, её сильно расслабило. Её, конечно, предупреждали, что у него может случиться откат. Но почему-то ей казалось, что если он не случился сразу, то всё норм. И единственной неприятностью на её взгляд стал звонок из поликлиники про повышенное значение показателей муковисцидоза в неонатальном скрининге. Врач ЩПЦ успокоила, что такое бывает у тяжёлых деток и пока нечего переживать по этому поводу. И она отложила переживания по этому поводу. Тем более, появился более серьёзный повод для переживаний.

Случился жёсткий откат. Отрицательная динамика, если по-умному. Показатели рухнули. Перестали сходить отёки. На сына было страшно смотреть. А стало просто невыносимо. Потому что от отёков он казался таким надутым, что казалось будто он в любой момент может лопнуть. Как на животе у него не лопалась кожа – непонятно. К тому же Сашку перевели на высокочастотную ИВЛ. Это когда ребёнок постоянно вибрирует. Питание сцеженным грудным молоком ему отменили.

Она очень старалась держаться. Не реветь получалось не очень. Смотреть на мужа, который увидел своими глазами этот откат и теперь напоминал скорее свою тень, не получалось совсем.

19.09.2022

У неё в мессенджерах телефона, как и у многих, бесконечное количество чатов, каналов, бесед. Но есть один, который не похож ни на какие остальные. Он находится прямо сверху, в закреплённых, рядом с семейным чатом. Создавался он как канал единомышленников, увлечённых текстами, словами, буквами. Но постепенно стал чем-то большим, чатом с очень близкими людьми, хотя некоторых она даже не видела вживую. Этот канал стал глотком свежего воздуха, какая бы духота не окружала. Стал неким каналом силы, ведь слова могут исцелять. И тогда она решилась обратиться к этому каналу со своей болью.

«Моему сыну сегодня 2 недели. Большой человечище!

А я ещё ни разу не слышала его голос. Ни разу не держала его на руках. Не прикладывала к груди. Не целовала его в макушку.

Да я за руку-то его держала лишь однажды. И всего три раза видела его пронзительно синие глаза.

Я даже не знаю, есть ли у него мои ямочки на щёчках, потому что его лицо закрыто пластырем, фиксирующим паутину многочисленных трубочек, ведущих к аппаратам-препаратам-установкам.

Но я знаю теперь много новых страшных слов, знать которые я хотела бы меньше всего в жизни: лёгочная гипертензия, сепсис, листериоз. И слышу много знакомых, но ещё более страшных слов: пневмония, ИВЛ, муковисцидоз.

Ещё я знаю, как измерить бессилие, отчаяние и боль: сто шагов в час. От палаты до реанимации новорожденных. Такой короткий и одновременно бесконечный путь. Который за 10 дней превращается в ежедневные 13 км, 5 этажей и 10 заветных цифр ординаторской, бодрящих круче утреннего кофе.

А вот разная степень страха измеряется в секундах. Просто страх – 7 секунд, через которые папа выходит из реанимации. Чтобы попытаться как-то взять себя в руки. Потому что его несокрушимая мощь разбивается вдребезги от одного взгляда на сына. Животный страх – 2 секунды. Время, за которое тот же папа успевает отвернуться ото всех, чтобы попытаться спрятать упрямо накатывающие слёзы. Да, тот самый папа, который твёрдо убеждён, что мужчины не плачут. Никогда.

Но вместе с тем я знаю, как измеряется благодарность – количеством людей, растущим в геометрической прогрессии, которые борются за Сашку. И тех, кто просто искренне переживает и поддерживает. Просто молча. Потому что на фразу "всё будет хорошо" уже стойкая аллергия.

И ещё я знаю, как измеряется вера. Это постоянные молитвы. Мои очень неуклюжие, но от самого сердца. И более каноничные ещё огромного количества людей.

И знаю, как измерить надежду. Это преодоление Сашкой многочасового показателя сатурации 40 всего на второй день жизни. И это мобилизация всех своих силёнок за 10 прожитых дней для переезда из одной реанимации в другую.

Он очень сильный, мой маленький сын. Гораздо сильнее, чем его мама. Которая последние две недели живёт на каком-то автомате в какой-то прострации. Но мне никак нельзя подвести моего богатыря, поэтому я по-прежнему уверена, что всё будет хорошо. Потому что иначе быть не может. Никак».

Ей даже дышать легче стало. Девчонки обрушили на неё лавину поддержки, от которой она сначала разрыдалась, а потом начала согреваться.

Теперь количество друзей у Сашки выросло в геометрической прогрессии. И о каждом она рассказывала сыну, когда к нему приезжала.

20.09.2022-01.10.2022

Пока Сашка продолжал вибрировать в реанимации, она не известно почему, физически не могла при нём молиться – язык не поворачивался. Поэтому молилась она дома, в церкви или в машине по дороге к сыну. Но при нём – никогда. При этом она всегда очень верила в силу слов. Не только тех, которые в молитве. Всегда была уверена, что все слова обладают своей силой. Особенно – нужные. И эти слова она находила в песнях. В реанимации она пела. Тихонько, почти шепотом. Для сына и про сына.

Три песни были прям обязательной программой 2 раза в день – вместо привет и вместо пока. Это ветер перемен из Мэри Поппинс, утки Розенбаума про «снова осень» и «будем жить» и «цветочек аленький»  про мечту. Там есть такие слова: «может, там за седьмым перевалом вспыхнет свежий, как ветра глоток, самый сказочный и небывалый, самый волшебный цветок». Так вот. Она убедила себя, что «седьмой перевал» это седьмая неделя. И просто ждала. И продолжала петь. Ещё были песни про «Дыши» Многоточия, «Дыхание» Наутилуса, «Сыну» от трио Яблонька и другие. Ей лично очень помогла песня Трофима «Ты не бойся». И его же про «когда выхода нет».

02.10.2022

«Ну, снова привет, сын.

Ты знаешь? Сегодня ровно 4 недели как всё началось.

Я, похоже, не забуду их никогда. И тот день. Обычное воскресенье. 4 сентября. Только необычно начало тянуть живот. Сильно. Регулярно.

И мой страх. Что я не хочу. Что мне больно. В больницу ехать страшно. Не ехать – ещё страшнее. Панику усугублял муж, который с ужасом в глазах хотел мне чем-то помочь, но не знал чем. Потому что нечем. И значит единственный вариант – сплавить меня врачам.

Именно его слова: «Иди ты на …! Я не хочу потерять ребёнка! Поэтому я пошёл заводить машину!» – меня как будто отрезвили. А ещё я перестала тебя чувствовать, сын.

Потом всё будет почти очень быстро. Всего каких-то 5 часов как моя жизнь изменится. Совсем.

Слёзы. Страх. Бесконечные молитвы и аутотренинг: «Всё будет хорошо!» сейчас-то уже это привычное мое состояние. А ещё прострация. Я могу поймать себя на том, что уже 40 минут смотрю в одну точку и думаю примерно ни о чём. И это пугает.

Я периодически тупо на автомате. Я могу оказаться на встречной полосе. Или с удивлением обнаружить, что я не включила поворотники-сигналы-ближний свет, и уже выехала за город, а не на светофоре туплю.

Я почти никого не вижу. Не слышу. Не узнаю. Пока меня настойчиво не отвлечь, меня не вытащить из своих, одних и тех же, мыслей.

4 недели назад началась моя личная война. За счастье. За счастье быть мамой. Безоговорочное. За свободу. Бесспорную. За сына любимого. Очень.

Я не знаю зачем и для чего мне всё это. Пока не знаю. Знаю, что во благо. И по Божьей воле. Но для чего – пока не понимаю. Если для того, чтобы я поняла насколько всё относительно и что в нашей жизни важно, а что так, просто мишура? Так я это давно поняла. В твои 2 недели, когда тест сделала. И в 5 – когда все вокруг короной болели. И когда в 20 недель в больнице лежала. И когда в 30 на самом краю цивилизации испугалась, что воды отошли. Правда, поняла. Честное слово.

Муж считает, что мы ближе друг другу стали. Осторожнее. Бережнее. Возможно. Но этот урок из другой дисциплины.

Чтобы мы поняли, что мы в этой жизни ничего не контролируем? Так ещё в отпуске по этому предмету экзамен сдали.

Борьба со страхами, чтобы заглянуть им в глаза? Так я уже в упор смотрю и не отвожу взгляд. Да и моргать стараюсь через раз. Но, ссука, сложно. Очень сложно.

Но я всё равно вижу отчётливую картинку: я дома, рядом мои три богатыря. Здоровые, довольные и счастливые. Целые и невредимые. Без генетических всяких бяк. Я в кресле-качалке держу на руках Сашку. Папа читает Ване сказку и поёт колыбельную. Всё очень уютно. По-домашнему тепло. И по-настоящему счастливо.

И это будет очень скоро. Уже вот-вот. С Божьей помощью. По его милости и с его благословения. Я верю в это. Потому что Бог есть любовь. Иначе бессмысленно. А у нас всё по любви. Мы так чувствуем. И молимся, да. Может, не очень правильно, но очень искренне.

А знаешь, я ведь не сказала тебе самого главного. Я люблю тебя, сын. Ты мне очень нужен, Сашка. И я очень горжусь тобой, потому что ты настоящий боец! Чемпион! Но всё это не важно. Важно лишь то, что я очень сильно тебя люблю. Бесконечно. Так же бесконечно, как виню себя за то, что в твоём состоянии виновата я. Но мы вместе со всем справимся, правда ведь, сын? И да! В тебя я верю гораздо больше, чем в себя. Потому что ты гораздо сильнее меня.

Вряд ли ты бы перестал набирать номер ординаторской по утрам, потому что боишься услышать что-то неприятное. И по той же причине я сижу по полчаса в машине перед тем, как пойти к тебе.

Но я учусь у тебя, мой родной. И я буду очень стараться быть тебя достойной.

Спасибо тебе, что ты у меня есть. Спасибо, что ты выбрал меня, несмотря ни на что. Спасибо за то какой ты. Спасибо, что сделал меня счастливее. Потому что я очень, слышишь? очень! очень счастлива быть твоей мамой.

И я буду ждать тебя столько, сколько тебе это надо. Я терпеливая. Я дождусь.

А знаешь, сколько народу вместе со мной ждут твоего выздоровления? Ооочень много. И ждут они очень искренне. И очень искренне верят. Я обязательно тебе про каждого расскажу. Давай не будем их подводить?

Сегодня увидимся, мой родной. Люблю тебя. И не устану это повторять. Никогда. Потому что это навсегда».

03.10.2022-13.10.2022

Она узнала, что робкая надежда и крайнее отчаяние пахнут одинаково. Для неё у них пряно-сладковатый запах, несмываемый и незабываемый. Запах антибактериального спрея. Запах отделения реанимации и интенсивной терапии новорожденных.

Нет, она, конечно, продолжала верить в сына и в то, что всё будет хорошо. Но ей было хреново. Она не знала, как она держится. Но у неё не было другого выбора. Ей надо было пробираться сквозь боль и отчаяние. Да и она понимала, что бесконечно падать невозможно. Когда-нибудь случится дно. И вот тогда от него можно будет оттолкнуться. Но оно всё никак не случалось.

При этом, она с удивлением обнаружила, что сильнее, чем плохие новости из больницы, её могут выбить из колеи совсем какие-то банальные мелочи. Кассирша в «Пятёрочке», пожалевшая ребёнку лишнего прилипалу, хотя следующие покупатели в очереди заранее отказались от этих монстров, а Ванька с такой надеждой заглядывал ей в глаза. Или хам за рулём, проехавший под «кирпич», перегородивший ей дорогу и ещё и наоравший на неё за это. Всё это работало как спусковой крючок. Рыдания начинались мгновенно.

Хотя да, в больнице в это время всё было сложно. Очередной плохой анализ на муковисцидоз, не сходящие отёки, низкий гемоглобин и переливания плазмы, по-прежнему высокие показатели оксида и кислорода, которые с каждым днём наносят всё больший вред лёгким, не менее высокие показатели воспаления, хреновейшее КТ лёгких, отсутствие реакции на антибактериальную терапию и неумолимо тающий запас возможностей этой самой терапии. Время, на которое все так рассчитывали вот-вот собиралось в обратную сторону.

Сашке провели трахеостомию. Знаете, что это? Это трубочка, которую вставили Сашке прямо в горло, сделав там дырочку. И теперь ИВЛ подключали через эту трубку. Перед этой операцией она с мужем съездила к Матроне. Ей она буквально прорыдала свою боль. И стало легче.

Ровно до тех пор, пока она не приехала в ЩПЦ. Где лечащий врач Сашки рассказала им не только о предстоящей трахеостомии. Но и о перспективе консилиума для решения вопроса о присвоении Сашке статуса паллиативного больного. От истерики в тот момент её спасло только то, что она не совсем поняла, что это. Её накрыло чуть позже. Дома. Когда она прочитала, что это. Там преобладали слова «неизлечимое заболевание» и «хоспис».

14.10.2022

Тогда к Сашке с ней вызвалась ехать её мама. Она очень хотела узнать у врачей, почему нет улучшений и куда перевозить ребёнка, чтобы его наконец начали лечить. Сил спорить у неё не было, хотя она сама продолжала верить врачам ЩПЦ. Может, потому что видела, что для Сашки там делается всё возможное и необходимое. Может, потому что не верить врачам, которые спасают твоего ребёнка – прямой путь в дурку. Может и то, и другое. Поехали вместе. Поговорили. Удручённое состояние стало не только у неё, но ещё и у мамы. А она продолжила писать.

«Санька, тебе сегодня 40 дней. И вот не зря мне эта цифра не нравится. Сегодня я кучу страшностей наслушалась. И про неблагоприятный исход. И про другие страшные перспективы. И похоже, нам с тобой назначили судный день – понедельник. Что ж? Никто, слышишь, меня? Никто тебя не знает, так как я. Ты не поддаёшься никакой статистике. Ты чудо! И я в тебя верю! Всем смертям, диагнозам и врачам назло!

Я верю в тебя. В Бога. В нас. Во всю нашу большую семью. И друзей. И верю твоему старшему брату – он сказал, что всё будет хорошо. И значит непременно так и будет.

Доживём до понедельника».

15.10.2022

В выходные не так страшно, особенно если нет лечащего врача, а только дежурные. Тогда можно не сильно бояться плохих новостей. Можно продолжать петь Сашке их песни. И говорить, говорить, говорить. Рассказывать ему о том, какая красивая осень, такая же яркая, как его коляска. Рассказывать о том, как летом они все вместе поедут на море. И на рыбалку на Селигер. И на Медведицу. И как Ванька будет учить его кататься на самокате и велосипеде. И как Ванька его ждёт. И как по вечерам молится о его выздоровлении. Здесь её рассказ обычно прерывался, потому что она давилась рыданиями.

16.10.2022

«Всё началось ровно 6 недель назад.

6 недель назад моё сердце окутал своей липкой паутиной животный страх. А день, который должен был стать одним из самых счастливых в моей жизни, превратил мою жизнь в кошмар.

Теперь я знаю, какой звук самый страшный в мире. Это тишина. Когда рождается твой ребёнок, и тишина, потому что он не кричит. Когда ты в послеродовой палате, а там тишина. Потому что в колыбельке для новорожденных никто не плачет. Это очень страшно. Неожиданно, но я поняла, что не сойти с ума в таких случаях помогают самые простые обычные звуки. Например, тарахтение холодильника.

Хотя, я не могу быть уверена, что ещё не сошла с ума. Не понимаю, как я держусь. Я постоянно в какой-то прострации. На автомате. И с дикой усталостью. Я постоянно хочу спать. Хотя ещё сильнее хочу проснуться. А это всё сон. И не со мной. Периодически, мне кажется, что я на себя как будто со стороны смотрю. А смотреть больно. Потому что в глазах застряли слёзы. Они не выливаются до конца. И ещё они комом стоят в горле, вызывая тошноту. Вот прям буквально.

А сегодняшнюю ночь я вообще не знаю, как пережить. Слишком страшно, что будет завтра. Как будто у меня просто физически отнимут мою веру в чудо, веру в сына. Хотя никто из врачей не знает какой ты, мой сын. Как долго я тебя ждала. Какой счастливой ты меня сделал. Какой идеальной была моя беременность тобой. Как ты пробился сквозь мнение большинства о том, что я жду девчонку. Потому что ты изначально был наперекор и вопреки. Но по очень большой любви. Так вот и сейчас, вроде, всё то же самое. Но нет.

Реанимация. ИВЛ. Гипотермия и бронхолёгочная дисплазия. Трахеостомия. Ишемия мозга. Наркотики. Запредельные дозы кислорода и азота. Слишком. Овер дофига. Но пока есть хотя бы ничтожно-маленькая вероятность чуда, я буду верить в это чудо. Я хочу верить в это чудо. Я уже в каком-то исступлении снова и снова повторяю это заклинание. Я молюсь столько, сколько не молилась, наверно, за всю свою жизнь. И я понимаю, что на всё воля Божья. Я продолжаю верить. И продолжаю себя обвинять в том, что это сын страдает из-за меня. За мои грехи. Каюсь. Не всё могу исправить сразу. А что-то вообще не смогу. Но теперь я уже учусь задавать себе вопрос: «Для чего мне это?» и уже, мне кажется, у меня есть кое какие успехи. Например, я научилась гнать от себя традиционное: «Вон, у алкашей дети здоровые, хотя из них вряд ли кто-то серьёзно парится по этому поводу»… просто ответила себе на этот вопрос, что Сашка вряд ли бы выжил в другой семье.

Но как же больно хотя бы допустить мысль, что вместо того, чтобы бегать-прыгать-ходить в бассейн, хулиганить со старшим братом, Сашка будет мириться со всякими трубочками. И как-то пугающе часто начали звучать слова «хоспис» и «паллиативная медицина». Пугающе ещё и потому, что это звучит как приговор моему ребёнку на дожитие. А какое, к чертям, может быть дожитие, если Сашка только-только жить начал. Ему же 6 недель всего.

Продолжаю верить, несмотря ни на что. В Сашку. В Бога. В чудо. В любовь.

Люблю своего чемпиона любым. Буду с ним рядом. А ведь любовь – это же чудо. И мой Шурупчик – чудо. Что бы не считала медицина, врачи. Всей науке-скуке вопреки. И всем смертям назло.

Но Сашка же не зря выжил с сатурацией 40 в течении суток? Значит, для жизни и любви.

Но как же больно. Хочется выть. Ведь я совсем не такая сильная, как мой герой. Мой такой большой человечище. Мой малышок. Я уже писала, как его ждёт Ванька? Это тот случай, когда моё сердце разбивается второй раз. Вдребезги. Как солью в открытую рану. Потому что эта нежность вообще не понимает, где его брат. Почему он не с ним в одной комнате? И почему его к нему не пускают даже посмотреть хоть одним глазком? Он же его так ждал! Он один сразу знал, что у мамы в животике никакая не сестрёнка вовсе, а самый что ни на есть брат! Его друг! Его помощник в воспитании родителей. И вот он родился! В животике у мамы его нет. И дома его нет. И мама теперь часто – каждый день – куда-то уезжает. И очень часто плачет. Спасибо тебе, сын, за то, что ты такой настоящий старший брат!

Вообще, Саня удивительно выбрал себе семью. Ну, кроме мамы-истерички.

Папа. Папа у Сашки – это что-то такое настоящее, что аж прям пугает. Я, наверно, даже не знала, насколько. И то, что он говорит, что перестал верить в Бога – я не верю. Он просто запутался в своих невыплаканных отчаянии и боли. Всё он верит. И всё знает. Просто что-то очень не хочет принимать. Что-то, с чем очень не просто смириться. Вот он и не мирится. А верит в сына.

Бабуля с дедулей. Как они это всё вывозят – я даже представить не могу. Им гораздо тяжелее. Им же надо не только страх за внука преодолеть, но и страх за своего ребёнка, за меня то бишь. Понятно, что им было бы проще это всё вывезти, если бы получилось найти виноватых. Но виноватых нет. Поэтому, приходится жить.

Ко всему вдобавок у меня резко стало заканчиваться молоко».

17.10.2022

Она снова очень старалась держаться. Но плохо помнит это утро. Консилиум врачей видела сквозь пелену слёз. Помнит окно в конце коридора отделения. За окном дождь и разноцветные зонты прохожих. И муху, которая тщетно пыталась это окно разбить, чтобы вырваться на волю. Такой же мухой она и себя ощущала. Не в лучшем состоянии был муж. Раздавленные услышанным они не знали о чём говорить. Было только чёткое осознание, что так быть не должно. Без Сашки они не смогут никак. Но допустить его мучения они готовы ещё меньше.

Каким-то странным усилием воли ей удалось дожить до вечера, чтобы взять в руки ручку и дневник.

«3-4 месяца. Столько нам с Сашкой отмеряли врачи. Чтобы набыться. Налюбиться. На любовь и на счастье.

И неделю на принятие решения. Подписывать ли документы о паллиативном статусе. Без этого статуса нам, похоже, не справиться, но подписать эти документы, как будто предать своего ребёнка. Как будто согласиться с приговором.

Интересно, сколько ещё боли может выдержать человеческое сердце?

Мне паршиво. Я не знаю как держаться. Не понимаю, что происходит. Очень больно.

При самом благоприятном прогнозе – Сашка на какое-то время сможет приехать домой. Со всем своим многочисленным оборудованием. И это всё равно будет очень горько. Мы не сможем с ним гулять (с трахеостомой невозможно, если температура воздуха ниже -5 С), не пойдём плавать в бассейн. Я никогда не услышу его смех и плач. Не услышу, как он называет меня «Мама». Ваня никогда не сыграет с ним в футбол. И не научит Саню кататься на велике.

А как же я об этом мечтала. Похоже, я должна себе строго-настрого запретить мечтать. Вот прям навсегда. Чтобы от появляющихся «никогда» в моей жизни стало полегче. Потому что не будет никаких напрасных ожиданий.

Поделилась с Текстомаркетом. И неожиданно совсем девчонки начали меня поздравлять! Лариса первая спохватилась, что они так и не поздравили меня с рождением сына, потому что я раньше не разрешала. Не до того как-то было. А здесь это показалось таким органичным. Таким правильным. Потому что ведь быть и стать мамой – это огромное счастье».