Против Кармы (Ядовитая орхидея-3)

Жанна Никольская

Против Кармы (Ядовитая орхидея-3)

Пролог

…– Ты красавица, – нежно шепчет Бестужев мне на ухо. Его теплое дыхание касается моей шеи, его мягкие губы касаются моей кожи, и я невольно ощущаю, как по мне в очередной раз пробегают мурашки, а соски напрягаются. Моя рука тянется вниз и обхватывает его напряженный орган (обтянутый тонким полиуретаном импортной “резинки” – Бестужев исправно предохраняется), после чего я уверенно направляю его пенис в свою повлажневшую вагину.

Мне хорошо. Так хорошо мне не было очень давно. Я как иссушенная земля, на которую наконец пролился благодатный дождь…

Он начинает двигаться во мне, поначалу медленно, растягивая наслаждение и не переставая целовать мои эрогенные зоны (а в такие моменты все мое тело – сплошная эрогенная зона). Он не мелет любовной чепухи и ни в чем мне не клянется, в конце концов, мы люди взрослые и прекрасно сознаем, чего хотим, а в настоящий миг мы оба хотим одного – получать друг от друга удовольствие. Я включаюсь в заданный им ритм, мои пальцы впиваются в его спину, мы ускоряемся, в какой-то момент я уже не могу сдержать стона, зная – сейчас… сейчас-сейчас…еще секунда… и взрываюсь. Мое тело выгибается, по нему проходит короткая судорога, я теснее вжимаюсь в своего партнера, наши дыхания становятся тяжелее, учащеннее… и наконец, он кончает. И через несколько секунд выскальзывает из меня, поднимается с постели и уходит в ванную. Я перевожу дух. Он догадывается, что после законного супруга он у меня первый?

Хотя какая разница…

Гнусное Алисино предательство словно высвободило во мне глубинные, “животные” инстинкты. Мне было уже недостаточно галантных ухаживаний тридцативосьмилетнего мужчины, прогулок по Городу, вернисажей и кафе. Я сама (сама!) попросила его остаться. Не напрямую, не “ в лоб”, просто после ужина с хорошим вином в хорошем ресторане мы не расстались, как обычно, у дверей моей квартиры.

– Зайдете? – спросила я.

Он немного иронично улыбнулся.

– При условии, что мы наконец перейдем “на ты”.

Я возражать не стала. Первый поцелуй (настоящий поцелуй, глубокий) случился в прихожей… после чего мы переместились в гостиную, не отрываясь друг от друга и по пути срывая друг с друга одежду.

Никогда бы не подумала, что такой сдержанный и воспитанный мужчина может становиться настоящим хищником. Но хищником добродушным. Этаким “домашним” огромным котом.

Бестужев возвращается из ванной с обмотанными полотенцем бедрами, и я не могу не отметить, что у него отличная фигура – определенно частный сыщик держит себя в форме (при этом его мускулы не “перекачены”). Я в очередной раз усомнилась, что он всего лишь “канцелярская крыса” и в прокуратуре занимался исключительно “бумажной” работой (его подследственные – взяточники, мошенники, расхитители собственности, – не были ни дерзкими, ни агрессивными (в отличие от насильников и убийц) и в кабинете следователя, припертые к стенке уликами, “плыли” (выражение Бестужева) после первого же нажима).

– И все-таки ты из прокуратуры ушел? – осторожно спросила я, – Или…

– Меня “ушли”, – мягко и негромко (как и всегда) ответил Бестужев.

– В чем-то…

– Да, – он не дал мне закончить фразу, – И я даже не стану врать, что это была подстава. Я действительно серьезно накосячил.

– И даже не пытался оправдываться?

– Не захотел, – взгляд его серо-голубых глаз серьезен и спокоен, – К тому моменту я четко осознал, что не хочу всю оставшуюся жизнь копаться в цифрах и лизать начальственные задницы.

Я невольно улыбнулась. В чем-то Дмитрий с Сергеем были схожи. Мой “бывший” тоже терпеть не мог “лизать” чьи-то высокопоставленные задницы.

Впрочем, в данный момент воспоминания о Сергее (и его измене, эта мысль все еще сидит во мне занозой – почему ДРУГОЙ меня ласкает, говорит приятные слова, УДОВЛЕТВОРЯЕТ, черт возьми?!) это то, чем мне не хочется заморачиваться вообще. Я тоже поднимаюсь с постели и, наскоро набросив на себя халат (не байковый, конечно, а тонкий атласный), в свою очередь иду в душ.

– На Вас очень милое почти ничего, – иронично говорит Бестужев, когда я возвращаюсь в гостиную (сыщик успел надеть брюки, но не рубашку, и я отмечаю, что на груди у него почти нет волос (невольно (и с неудовольствием) опять вспоминая о “шерсти” на груди “бывшего”, в которую я когда-то любила запускать пальцы…).

Я невольно улыбаюсь в ответ на реплику сыщика.

– Намекаете, что мне нужно одеться?

– О, что вы, ради меня можете не утруждаться, – он улыбается еще шире и добавляет со смешинками в глазах, – Это же реплика Бонда из фильма “Бриллианты вечны”, неужели не видела?

Я, к своему стыду, краснею.

– Если честно…

– Тогда мне придется заняться твоим культурным просвещением, – приблизившись, Дмитрий тихонько обнимает меня за талию, – Как насчет кофе?

Я пожимаю плечами.

– Совсем не против, – и мы перемещаемся в кухню. Думаю, нам с ним есть о чем поболтать.

И неожиданно осознаю, что мысли о Сергее и Алисе больше не кажутся ни горькими, ни тяжелыми. Собственно, мне вообще не хочется о них думать.

В настоящую минуту мне на них глубоко плевать.

* * *

Глава 1

I.

Из дневника Дарьи Саврасовой (далее – просто Даши С.)

Вы удивитесь, но я до недавнего времени вообще не собиралась возвращаться к своему “любимому” дневнику. Собственно, вести его я начала, когда шесть лет назад не стало мамы. Или лучше – Мамы (с заглавной буквы). Моей прекрасной, замечательной, всё понимающей и прощающей Мамы.

Не беспокойтесь, слез лить не собираюсь, все стадии горя благополучно преодолены, остались светлая грусть и ощущение огромной потери, которую даже папа не может полностью восполнить.

Папа мой -отдельный вопрос. Представитель так называемой “старой интеллигенции”, профессор. Я для него – поздний ребенок (ему было сорок три, когда я родилась, мама моя была моложе него на пятнадцать лет), а поздние дети имеют куда больше психологических проблем, нежели дети относительно молодых родителей. Уже хотя бы потому, что я лет так с семи начала БОЯТЬСЯ за папу.

Другие дети периодически принимали его не за моего отца, а за моего дедушку (кстати, дедушек у меня нет вообще, а бабуля только одна). Но я отвлеклась.

Поздний ребенок (если он, конечно, не лишенный эмпатии конченый психопат) всегда опасается за здоровье родителей (родителя – в моем случае). Поздний ребенок панически боится остаться наедине с враждебным миром, в котором не будет надежной опоры.

И поздний ребенок выбирает себе партнера как правило много старше себя. По той же причине – ищет замену родителям. Бессознательно, конечно.

…Нет, я не учусь на психфаке, как может кому-то показаться после моих рассуждений. Я просто постоянно анализирую. Дурная привычка, но отделаться от нее нет никакой возможности.

… Так вот, почему я снова обратилась к своему дневнику – то бишь, толстой тетради в клеенчатой обложке и излюбленной гелевой ручке с черными чернилами.

Мне просто не с кем посоветоваться. И некому рассказать. Будь жива мама… но мамы нет. А говорить на “эти” темы с папой – только дополнительно его расстроить, а он уже перенес два микроинфаркта.

Остается писать.

* * *

2.

Из дневника Даши С.

Близкие называют меня “художницей”, но до настоящего Художника мне еще далеко. Я даже окончательно не определилась, чем больше хочу заниматься – живописью или графикой. Пробую себя в обеих областях. Творчество – моя “отдушина” и огромный резервуар эмоций – от самых негативных до эйфорических. Наверное, у меня все-таки МДП (в скрытой форме) или какое-то еще расстройство, слишком легко я перехожу от подъема – душевного и физического – к спаду, апатии и полной невозможности делать что-либо продуктивное.

…Опять скатываюсь в анализ. Надо собраться. Иначе не смогу более или менее складно изложить события – со СВОЕЙ точки зрения.

А КЕМ меня считают, мне прекрасно известно. Коварной и лицемерной маленькой “хищницей”, намеренно разрушившей чужую “идеальную” семью.

Вранье. Я не собиралась ничего разрушать.

Поначалу я даже его отталкивала.

Дура.

Стоп, меня опять заносит.

Делаю перерыв.

* * *

3.

Из дневника Даши С.

Заново начать вспоминать всё, что случилось на теплоходе?

Преуспевающий бизнесмен Сергей Николаевич Загорицкий умел произвести на девушку впечатление, этого у него не отнимешь. Хотя почему – умел? Он и сейчас умеет.

Вот только я больше не та наивная дуреха, какой была тогда.

Да, я в него влюбилась. Да, хотела быть с ним. По-настоящему, полноценно. Не встречаясь украдкой, не на правах любовницы. Я хотела его ЗАПОЛУЧИТЬ, что уж там себе врать, и тут присутствовал некоторый расчет (профессорская дочь в СССР и дочь доктора наук в нынешней стране – две слишком большие разницы, папа при всем желании не мог удовлетворять все мои прихоти, а вы, к примеру, в курсе, сколько стоит обучение в художественном лицее (ПОЛНОЦЕННОЕ обучение) и сколько нужно вбухивать в качественные художественные принадлежности?)

Впрочем, не надо думать, будто тут присутствовал только ГОЛЫЙ расчет. Я была увлечена Сергеем. Им очень сложно было не увлечься – при желании он умел быть настолько неотразимым, что вряд ли нашлась бы женщина, которая уверенно сказала бы ему “нет”.

И я не была исключением.

Точнее, как раз была. В отличие от прочих пассажирок роскошного теплохода, “Принц” удостоил меня вниманием.

…И понеслось. Да только недолго продолжалась моя эйфория.

Ровно до того момента, как Сергей объявил, что нам нужно расстаться, ибо его жена ждет ребенка.

Я знала, что ребенок Загорицких погиб в семилетнем возрасте. Сергей однажды рассказал, даже показал его фото. Удивительно симпатичный ясноглазый мальчуган. Когда такие слишком рано “уходят”, больно становится даже постороннему человеку.

Но мне стало по-настоящему больно, когда меня ОТВЕРГЛИ.

Нет, моя попытка самоубийства не была демонстративной. Мне действительно было плохо, отвратительно плохо. До этого я не спала минимум две недели. Не преувеличиваю – по ночам ревела и прокручивала в памяти все встречи с Загорицким, начиная с самой первой, когда мы стояли на палубе теплохода и он заговорил со мной первым. Своим обманчиво “бархатным” голосом. Когда обезоруживающе улыбнулся и я заметила в его глазах золотистые блики. Когда…

…когда он лишил меня девственности.

И я не просто мучилась бессонницей после того, как мы с Сергеем расстались. Мне было физически больно. Я постоянно задавалась вопросом – ЗА ЧТО? За что так погано мстят мне Высшие Силы? Чем я это заслужила?

И в какой-то момент мне захотелось просто ИСЧЕЗНУТЬ из этого мира. Может, переместиться в параллельную Вселенную, может, соединиться с мамой… может, просто уйти в темное НИЧТО.

Не случилось, меня откачали вовремя.

И произошло Чудо – Сергей вернулся. Ко мне.

А его жена лишилась ребенка. Снова. Просто на сей раз – нерожденного.

Я меньше всего ожидала прихода Загорицкого в мою больничную палату. Хорошую одноместную палату, оснащенную всем необходимым медицинским оборудованием. У врача были добрые усталые глаза. Медсестры мне улыбались и ставили капельницы так умело, что я почти не ощущала боли от игл.

Позднее до меня дошло, что весь этот комфорт мне обеспечил Сергей.

Вот только к тому времени он перестал быть для меня просто Сергеем, моим первым мужчиной, возлюбленным…

Я больше не боялась его потерять. Не потому, что была уверена – он от меня никуда не денется, нет. Я вообще об этом не думала.

Я думала, что могло случиться с папой, если б меня вовремя не спасли.

И что жизнь совсем не настолько отвратительна, чтобы легко с ней расставаться.

…А потом к нам домой явилась ЕГО ЖЕНА.

И вот тогда я по-настоящему осознала, какой же подонок мой первый мужчина.

Мы подспудно думаем, если мужчина изменяет жене, значит, она сама виновата. Сама спровоцировала. Не следит за собой, сварлива, глупа, скандальна…

Жена Сергея оказалась хрупкой “феей” с золотистыми волосами, тихим голосом и манерами истинной леди. Огромные беспомощные глаза на тонком лице, элегантный костюм, еле уловимый аромат изысканного парфюма.

Ненавидеть ее? Да я готова была в нее влюбиться.

Мне стало ее чертовски жаль.

Даже в какой-то миг захотелось ее обнять и тихонько погладить по волосам. Серьезно. Она казалась такой милой и беззащитной… и чем-то напомнила мне мою умершую маму.

Что-то нехорошо от этих воспоминаний.

Вернусь к дневнику потом. Мне ведь нужно рассказать главное.

Рассказать о Кирилле.

Но это позднее.

* * *

II.

И опять Ирина

– У тебя ведь есть Шенгенская виза? – как бы между делом, почти небрежно, поинтересовался Бестужев.

Мы снова находились в постели. Кажется, наш конфетно-букетный период сменился чем-то вроде медового месяца – не теряя времени на пустую болтовню, встречаясь, мы тут же валились в кровать. У Бестужева была просторная квартира с евроремонтом в “сталинском” доме, и в этой квартире помимо хозяина жил огромный серый кот с кисточками на ушах и умопомрачительно роскошным хвостом. Мне этот кот даже прикоснуться к себе не разрешил. Глаза у него были желтые и чрезвычайно строгие.

Я, разумеется, не могла не рассыпаться в комплиментах этой зверюге.

– Взятка, – коротко пояснил Бестужев.

– Кот? – не поняла я.

– Он не “простой” кот. Он мейн кун.

– А в чем разница?

– Сама не видишь? – и он по обыкновению иронично улыбнулся.

– Чрезвычайно породистый, – заметила я осторожно, – Выходит, ты взятки брал… породистыми котами?

Частный сыщик рассмеялся.

– Да я шучу. Ну преподнесли зверюгу еще котенком, вроде как в знак признательности. Хотел матушке своей его сплавить, она отказалась – слишком, говорит, огромный, боюсь, как бы меня не съел. Она вообще-то кошатница… но больше по беспородным. Дворовых прикармливает.

Я снова попыталась погладить кота, но тот, окатив меня презрительным взглядом, отошел к своей уютной лежаночке и устроился там.

– Никому не позволяет себя касаться, кроме меня, – спокойно пояснил Бестужев, – Самолюбивый.

Кот издал звук, ничуть не похожий на мяуканье. Словно бы произнес “Угу”.

– Он так разговаривает, – Бестужев приблизился к своему котяре и бесцеремонно взял его на руки. Мейн кун недовольно заворчал, но вырваться не пытался.

– А имя у него есть? – поинтересовалась я.

– У него есть даже “паспорт”, – Бестужев снова аккуратно опустил котяру на его лежанку, – По которому он Фред. Но я зову его Федькой.

Федька-Фред издал звук, определенно означающий согласие.

– А с кем ты его оставляешь, если уезжаешь? – спросила я.

– Приходится отвозить к матушке, – вздохнул Бестужев.

– Значит, не очень-то она его боится?

– Боится, но не очень, – Дмитрий по обыкновению обнял меня за талию и увлек в направлении столовой, где на столе уже находились бутылка вина, два бокала и легкая закуска.

Он готовился к моему приходу. Мне это было, врать не стану, чертовски приятно. Как и розы, которые сыщик мне преподнес при встрече.

…– Шенген? Разумеется, есть, – его вопрос мне показался несколько странным.

– Хочу сгонять в Словакию, – сказал Бестужев немного задумчиво, – Составишь компанию? Ты там, кстати, была? Очень живописная страна.

– Вообще-то, – я ощутила легкое замешательство, – У тебя там семья.

– И что?

– Ты ведь не собираешься меня знакомить со своей женой?

– Боюсь, она будет не в восторге, – вздохнул Бестужев (будто и впрямь собирался знакомить жену с любовницей), – Но это неважно. Наш брак давно существует исключительно формально. На бумаге.

– А твои сыновья? – спросила я осторожно. До этого он мне показывал фото двоих симпатичных мальчишек – одному двенадцать, другому – семь.

– Что сыновья? Я от отцовских обязанностей не уклоняюсь. Правда, видимся в последние три года редко… в основном общаемся по видеосвязи.

Я не нашлась, что ответить. Дмитрий приподнялся на локте, заглянул мне в лицо.

– Скажи честно, Ир, ты все еще ждешь его возвращения?

Ох, этот следовательский пронзительный взгляд… от него мне стало даже немного не по себе.

– Ничего я не жду, – буркнула я. Сама затронутая тема была неприятной.

– Понимаешь, если я для тебя лишь временный попутчик – это одно. Но если все несколько более серьезно…

– То что? – вяло спросила я. Не собирается ведь он делать мне предложение? Как-то преждевременно и вообще я не хотела никаких по-настоящему серьезных отношений. Меня вполне устраивали регулярные встречи без обязательств. Наверное, я просто боялась слишком сильно привязаться к еще одному мужчине. Сергей преподал мне наглядный урок, такое долго не забывается.

– Ладно, я понял, – вздохнул Дмитрий, – Наверное, я излишне тороплюсь. Но жене о тебе расскажу.

– Зачем? – вырвалось у меня непроизвольно.

– Чтобы мое требование о разводе не стало для нее полной неожиданностью, – пояснил он невозмутимо.

– А как же дети?

– Дети есть дети и от них я отказываться не собираюсь, – он тихонько провел ладонью по моим волосам, – Ни от нынешних, ни от будущих.

– По-моему, ты слишком спешишь, – меня охватила легкая досада.

Он коротко улыбнулся.

– Как знать…– и больше не продолжая щекотливый разговор, притянул меня к себе. В очередной раз.

* * *

Глава 2

1.

Из дневника Даши С.

Ну вот, заветное имя произнесено.

Нужно настроиться, чтобы заново всё вспомнить и заново пережить. Это совсем непросто. На короткое время просто “зависаю” над своей тетрадью. Машинально обвожу черной гелевой ручкой – Кирилл, Кир…

Познакомились мы по-дурацки, и все дальнейшее пошло наперекосяк. Но если б мне представилась возможность вернуться в тот самый день, я бы ничего не меняла. Пошла бы той же дорогой, свернула бы в ту же подворотню…

И рисковала бы огрести очень серьезные проблемы.

Лишь бы снова увидеть его появление.

Но по порядку.

Ситуация была банальной до тошноты, до омерзения. Желая срезать дорогу, пошла проходными дворами и предсказуемо нарвалась на пару поддатых гопников, которые, опять же предсказуемо, заступили мне дорогу и начали приставать.

Конечно, сердце у меня ушло в пятки – я ведь не героиня “женского” боевика, легко справляющаяся с тремя (или даже больше) бугаями. Стала прикидывать, как убежать, а через плечо перекинут этюдник, не так-то легко с ним развернуться. А ублюдки уже протягивали свои “грабли”, лапать начали, глумливо предлагали “составить им компанию”, я ведь такая “куколка”…

Не первый раз я пожалела, что “куколка”. Ростом сто шестьдесят шесть см и весом 47 кг.

Совершенно не приспособленная для драк. И неизменно вызывающая нездоровый интерес у лиц противоположного пола.

– Пустите или закричу, – да уж, насмешила гопников. Заржали нагло, один схватил за руку, начал заламывать мне ее за спину, тут я невольно вскрикнула.

В мозгу пронеслось паническое – ладно, если только изнасилуют и сумку отнимут, могут ведь и убить со всей дури, они же пьяны, с них станется… и народу – никого, дворик глухой…

Он (ОН) появился неожиданно. Просто чья-то высокая фигура в темной джинсовой куртке налетела на мерзавцев, меня с силой оттолкнули (еле удержалась на ногах), а дальше я уже со стороны наблюдала как оба подонка очень быстро были уложены на асфальт. После чего горячая ладонь незнакомого парня схватила меня за предплечье.

– Давай резче! – скомандовал мой спаситель и потащил в сторону более или менее оживленной улицы.

Я повиновалась, еще не придя в себя. Знала только одно – меня спасли самым неправдоподобным и чудесным образом.

Наконец его рука разжалась, и мы остановились, переводя дыхание.

Я наконец его рассмотрела. Высокий (на моем фоне – даже очень высокий) парень с виду лет двадцати трех-двадцати пяти. Черные волосы, короткая стрижка. Спортивная фигура.

Весьма симпатичное, даже смазливое лицо. Стоп, не смазливое. Ему не идет это определение. Открытое, чистое лицо. В чем-то своеобразное.

Тонкий длинный нос, четко очерченные скулы, в меру высокий лоб.

Глаза.

И тут мой взгляд споткнулся – таких глаз воочию я не видела ни разу. Такими бывают глаза разве что у апостолов на средневековых картинах – темно-темно карие, большие, слегка удлиненные… затягивающие в свою глубину.

Не бывает таких глаз ни у кого.

Тем не менее, они были. Смотрели на меня в упор. Спокойно смотрели.

– Ты в порядке?

– Что? – я с трудом стряхнула с себя нахлынувший морок.

– В порядке, спрашиваю? Не успели те уроды ничего сделать?

– Не успели, – откликаюсь эхом, потом заставляю себя растянуть губы в улыбке.

– Ты меня спас.

Он морщится.

– Не за что.

И снова пауза. Смотрим, изучаем друг друга.

Он кивком указывает на мой этюдник.

– Художница?

Я киваю.

– Понятно. Ну ты больше подворотнями одна не ходи, – он слегка улыбается. Нет, его лицо не хочется называть смазливым. Его лицо, пожалуй, красиво. Сдержанно, неброско.

Но вот глаза… лишний раз смотреть ему в глаза мне и страшно, и в то же время будто что-то притягивает. Что-то, скрывающееся в их глубине.

У него не пустые глаза. Ни разу.

Ненавижу пустые глаза.

* * *

Следующий эпизод заново прокручиваю в памяти.

Мы на пару идем по направлению к моему дому.

– Живешь далеко? – спрашивает он. Очень естественно спрашивает. Будто старший брат.

Когда-то в детстве я мечтала о старшем брате. Но не сейчас.

Отвечаю, что проживаю совсем близко, пройти половину квартала – и мой дом.

И мы идем половину квартала.

Он не спрашивает моего имени, не интересуется (игривым тоном), отчего такая хорошенькая девушка шляется по подворотням одна. Просто молча идет рядом.

С ним спокойно. С ним чертовски НЕспокойно.

Вот такой диссонанс.

– Скажи хоть свое имя, – я первой нарушаю затянувшуюся паузу.

– Кирилл, – его голос звучит немного глуховато. Не резкий, не высокий. Но и не слишком низкий. В самый раз, чтобы такой голос одновременно и волновал, и не раздражал.

И всё. Кирилл.

Отлично ему подходит.

– И все?

Он впервые выражает удивление легким поднятием бровей.

– Что-то еще хочешь знать?

Хочу. Хочу знать о тебе всё. И хочу еще раз утонуть в бездне твоих глаз.

Но, разумеется, вслух такой пошлятины не произношу.

– Кто ты? Каратист?

Опять по его лицу скользит мимолетная усмешка.

– Скорее дзюдоист. И то давно. Год работал охранной конторе.

– Значит, охранник, – невольно испытываю легкое разочарование. На примитивно-одноклеточного не похож, и однако…

– Айтишник, – невозмутимо поправляет меня Кирилл. И добавляет после короткой паузы, – Год как политех закончил.

Айтишник????

Я чуть рот не приоткрыла от изумления. Этот высокий кареглазый красавчик вообще ни разу не похож на того задрота, задохлика, ботана, какими обычно являются типичные айтишники (в представлении массовой культуры). Длинные сальные патлы, на лице следы прыщей, жидкие бороденки. И очки. Непременно очки.

– Врешь, – говорю неуверенно.

Он небрежно пожимает плечами спортсмена.

– Не хочешь – не верь.

И даже не спрашивает моего имени. Что обидно.

Еще обиднее то, что и в его спокойном взгляде нет ни малейшего признака того, что моя внешность его впечатлила.

По канонам жанра рыцарь, спасший принцессу, просто-таки обязан сорвать с ее нежных губок поцелуй.

Каноны ломаются. Рыцарь не горит желанием даже взять у “принцессы” номер телефона.

Останавливаемся у моего подъезда.

Он смотрит пристально.

– В следующий раз попроси своего парня тебя проводить. Раз уж так любишь ходить проходными дворами.

– У меня нет парня, – вырывается у меня непроизвольно, и в тот момент я очень четко осознаю – действительно, у меня НЕТ ПАРНЯ.

У меня есть только папик. И тот сейчас скорее всего выясняет отношения с законной женой.

Я совершенно свободна.

– Странно, – говорит айтишник-дзюдоист. – Красотка, а парня нет. Случайно не лесби?

Меня бросает в жар. Он еще и хамит. Какая привлекательная сволочь.

– Нет! – отвечаю резче, чем следовало.

– Ты хоть совершеннолетняя? Восемнадцать есть? – в его голосе мне мерещится снисходительность.

Нет, не мерещится. Он действительно проявляет СНИСХОЖДЕНИЕ.

И это снисхождение вызывает у меня волну досады. Почти злости.

– Двадцать есть, – отвечаю с вызовом.

– А-а, – вроде бы должно звучать уважительно, но звучит насмешливо, – Большая девочка. Должна знать, что в девять вечера по подворотням ходить небезопасно.